ВСЕГО ЧЕТЫРНАДЦАТЬ СТРОК - 1
Ада Ольшевская
ВСЕГО ЧЕТЫРНАДЦАТЬ СТРОК... Часть 1.
(О переводах стихотворения Уистена Хью Одена «Блюз у Римской Стены» -
исследование, предпринятое для собственного интереса и удовольствия)
Wystan Hugh Auden (21 February 1907 - 29 September 1973)
Стихотворение это всего из семи двустиший:
Roman wall’s blues
Over the heather the wet wind blows,
I've lice in my tunic, a cold in my nose.
The rain comes pattering out of the sky,
I'm a Wall soldier, I don't know why.
The mist creeps over the hard grey stone,
My girl's in Tungria; I sleep alone.
Aulus goes hanging around her place,
I don't like his manners, I don't like his face.
Piso's a Christian, he worships a fish;
There'd be no kissing if he had his wish.
She gave me a ring but I diced it away;
I want my girl and I want my pay.
When I'm a veteran with only one eye
I shall do nothing but look at the sky.
Подстрочник
По вереску влажные удары ветра,
В тунике вши, в носу насморк (и нос простужен)
/A cold in my nose - насморк, sопли - snot/
Дождь идет, барабаня, с неба,
(patter - скороговорка, шум, стучать, тараторить)
Я - солдат у Стены, не знаю почему.
Туман ползет по твердому серому камню,
Моя девушка в Тангрии; я сплю одинокий.
Аулус ходит, крутится вокруг нее,
Мне не нравятся его повадки (манеры), мне не нравится его рожа (лицо).
Piso христианин, он поклоняется рыбе;
Будь его воля, поцелуев вообще не было бы.
Она дала мне колечко, а я проиграл его; (dice - играть в кости)
Я хочу свою девочку, и хочу свою плату.
Когда я стану ветераном с одним только глазом,
Ничего не буду делать, только в небо смотреть.
***
В Англии это стихотворение широко известно, относятся к нему с энтузиазмом и любовью, причем известно оно не только знатокам поэзии. Видимо, оно будит чувства, которые мы можем понять только чисто умозрительно.
Шотландский певец Алекс Харвей (Alex Harvey) в 1982 году выпустил альбом "The Soldier on the Wall" (Солдат на Стене), в котором есть и «Roman wall’s blues», причем, в отличие от наших слушателей и читателей, там никому не нужно объяснять, о какой Стене идет речь.
http://www.youtube.com/watch?v=fhxre5KLfaY - Алекс Харви
http://www.youtube.com/watch?v=y5VD0Dua0HQ&feature=relmfu - чтение
Между прочим, в Интернете бродит до 20 различных переводов «Блюза», выполненных с разной степенью смелости и мастерства, сетевыми графоманами и мэтрами. Но, прежде чем говорить о них, или даже просто читать, стоило бы освежить в памяти кое-какие факты. А именно.
1. Бродский настолько любил и почитал Одена, что почти отождествлял себя с ним. Он говорил, что у него такое ощущение, будто стихи Одена написаны им самим, Бродским. То есть, он мог бы написать именно так. И никакой шизофрении, просто полное соответствие поэтических миров. Так что Уистен Хью Оден интересен нам еще и поэтому.
2. Уистен Оден (1907-1973) жил в Англии до января 1939 года - до 32 лет, с периодическими наездами в Германию, Испанию и даже Китай, затем переехал в США. То есть половину жизни его окружали английские реалии.
3. Стихотворение «Блюз у Римской стены», написанное в 1937, за два года до отъезда, было, по всей вероятности, этими самыми реалиями и навеяно, ну, и английскими поэтами, конечно, тоже, в частности Киплингом (но об этом чуть позже), а также событиями своей собственной жизни. Вот об этом и поговорим.
4. «Блюз у Р и м с к о й стены». Китайская стена находится в Китае, а вот Римская стена - не в Риме и вообще не в Италии, как могло бы некоторым показаться, а в Англии, поскольку Англия была когда-то римлянами завоевана и вошла в состав Римской империи. Азы истории, которые из памяти ускользают.
5. Википедия: “Вал Адриана или же Римская стена - оборонительное укрепление длиною 120 км, построенное римлянами при императоре Адриане в 122-126 гг. для предотвращения набегов пиктов с севера”. Пересекает северную Англию поперек суши - от Ирландского до Северного морей. Метров 6 в высоту и метра 4 в ширину. На ее строительство у легионеров ушло 8 лет - по 15 км в год? Отдельные участки Стены сохранились, и очень неплохо, до наших дней.
6. Киплинг посвятил Адрианову валу прекрасное стихотворение «Песня римского центуриона»:
Я буду Риму здесь служить, пошли меня опять
Болота гатить, лес валить, иль пиктов усмирять,
Или в дозор водить отряд вдоль Северной Стены,
В разливы вереска, где спят империи сыны...
А также рассказ «Адрианов вал» (сборник «Пак с Волшебных холмов»)
7. Пикты - свирепые воины древней Шотландии, которых никак не удавалось покорить. Именно с ними многие годы враждовали и сражались римляне. Готовясь к бою, пикты разрисовывали лица синей краской, да и тела их, как говорят, покрывала сплошная татуировка, так что один их вид наводил на противника ужас. Они варили особый вересковый эль, секрет которого был утрачен. Именно ему посвящена баллада Стивенсона, шотландского писателя и поэта, «Вересковый мед», которую с детства помним в переводе Маршака:
Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.
В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.
В «Блюзе» пикты не упоминаются, они как бы за кулисами, но сама Римская стена, солдаты, стоящие здесь на дозоре, свидетельствуют об их присутствии.
8. Итак, вереск, итак, Римская стена и пикты. Это важно, хотя бы потому, что входило в круг знаний и образов Одена, а также чувств, которые они вызывали. О том, как выглядели пикты, нам известно. А вот вереск, о котором упоминается в первой же строчке, - должен ли переводчик знать о нем что-то еще, кроме того, что это растение? Представлять его во всей конкретности? Думается, должен.
9. Вереск - ползучий вечнозеленый кустарник (до метра высотой) с красно-коричневой корой и мелкими цветами розового и лилового цвета, которые кистями свешиваются с кончиков веток. В них копится темный, чуть горьковатый нектар. Вересковые пустоши занимали в тех краях огромные пространства. В лиловых «разливах вереска» с его медовым запахом любил бродить Оден, когда был мальчишкой. Значит и для него вереск - не пустое слово, а одно из глубоко личных впечатлений. Время над ним, над вереском, не властно - как и две тысячи лет назад, сегодня он по-прежнему покрывает пространства рядом с развалинами Стены. Самое распространенное женское имя в Англии, да и в Америке - это Хэзер, Вереск. Он давно стал символом. Да и у нас, русских читателей, одно упоминание о нем мгновенно воскрешает связь с н а ш е й Англией, которую мы, не видя, полюбили еще в детстве по романам Вальтер Скотта, сестер Бронте, балладам Стивенсона и даже рассказам Конан-Дойля. Но стоит ли так много внимания уделять одному только слову, всего одному маленькому штришку? Но в том-то и дело, что в «Блюзе» штрих этот значит немало. Heather- вереск, слово это задает тон всему стихотворению, в особенности в сочетании со словом mist, низкими ползущими, стелющимися туманами, столь характерными для туманного Альбиона. Серые по серым камням… Они сразу погружают нас в ту особую ауру, которая окружает семь скупых двустиший «Стены». Тоска, безвыходность, ощущение бессмысленно утекающего времени. Heather, mist, rain, grey stone… Кстати, вы обратили внимание на то, какие необыкновенно четкие рифмы у Одена?
10. Что же касается самой Стены, то она, напомним, была построена, чтобы сдержать набеги свирепых пиктов. Здесь, в Англии, врагами римлян были именно они, а не парфяне. 15 тысяч воинов стояло дозором по всей Стене и охраняли окраину империи от их набегов.
11. О пиктах необходимо было рассказать, чтобы лучше понять, о чем писал поэт. А вот о парфянах - чтобы понять переводчика. Но кто же они такие? Тоже враги римлян. Они славились своими всадниками-лучниками, стрелявшими без промаха. А где же парфяне жили? В Парфянском, естественно, царстве. И где же оно находилось? Границы его простирались весьма широко. Здесь упоминаются и Армения, и Туркменистан, и пространства современных Ирана-Ирака. Во времена Адрианова вала, парфянская столица, Ктесифон, находилась неподалеку от Багдада. До этого она была в Туркмении и называлась Ниса, а одно время обосновалась в Сузах, тоже в Иране. Ну а граница парфян с римлянами проходила по реке Евфрат.
12. Делали ли парфяне набеги на Рим? Вроде бы никогда. Ну, один раз захватили Сирию с Палестиной, которые принадлежали Риму, но длилось это недолго. На самом же деле это римляне огромным войском (до 50 тысяч воинов) не раз вторгались к парфянам в надежде разгромить и завладеть их землями. Но терпели позорное поражение - во многом благодаря наводящим ужас парфянским стрелам.
13. Итак, парфянские стрелы. Что мы о них знаем? Какие-то чудеса. Они были невидимы в полете и летели с удивительной скоростью. Возможно, потому, что у них не было оперения! Поражала и дальность полета - до 800 метров (может ли быть такое?). Они без труда пробивали латы и вонзались в тело - на 400 метрах сила их была убойно-пробойной.
14. Какими приемами пользовались всадники с тугими луками? Прием практически был один и очень простой. Они делали вид, что спасаются бегством, и гнали своих коней во весь опор. Обрадованные римляне бросались в погоню, отрывались от основного войска, и вот тут-то наступал кульминационный момент. Лучники на скаку легко и привычно меняли позицию, поворачиваясь в седле на 180 градусов, и осыпали врагов дождем смертоносных стрел. Меткость их была удивительной. Понятное дело, что парфяне с их стрелами стали у римлян притчей во языцех. Они много говорили о них и даже в стихах писали о «стрелах лукавых парфян». Сильно, должно быть, впечатлила их эта “ сагитта партика”, как они называли парфянскую стрелу.
15. Так что еще раз отметим: пикты жили в Шотландии, Адриановым валом римляне отгородились именно от них. А парфяне обитали на Ближнем Востоке - Междуречье, теперешние Иран, Армения, Туркменистан и т.д. И речь о них во времена императора Адриана, именем которого назван Адрианов вал, вообще не шла, т.к. он отказался от Ассирии и Месопотамии и возвратил их парфянам, благодаря чему и наступило перемирие.
16. Но вернемся к Римской стене, которую охранял якобы римский гарнизон. В том-то и дело, что состоял он отнюдь не из римлян. И об этом можно прочитать не только у историков, но и у Киплинга:
«Учтите, между офицерами не было, пожалуй, ни одного… кто бы не попал сюда за какую-нибудь провинность или глупость. Один совершил убийство, другой - кражу, третий оскорбил магистрата или богохульствовал и был сослан на границу подальше, как говорится, от греха. Да и солдаты были под стать офицерам. Люди всех рас и племен, какие только жили в Империи. Не было двух соседних башен, говоривших на одном языке или поклонявшихся одним и тем же богам».
В пограничные гарнизоны все чаще стали набирать воинов из варварского населения.
17. Попробуем также разобраться с непонятными для нас именами из «Блюза» - Тангрия, Аулус, Пизо… В основном, стену сторожили, как мы уже выяснили, люди из близлежащих земель. И потому Тангрия, где осталась солдатская милка и откуда герой «Блюза», видимо, родом сам, находилась в римской провинции Белгика (ныне Бельгия), вблизи реки Моза (Маас) или, предположительно, в Голландии.
18. Теперь об именах Аулус и Пизо, которые упоминает солдат. Именно в этих местах долгое время стоял римский 9-й Испанский легион, сформированный еще Юлием Цезарем, и легата, между прочим, звали Аулус или же Авл Плавтий. По одной из исторических версий, гарнизон был разгромлен пиктами. Император Адриан сам приезжал сюда проверить, как идут дела. После его отъезда и началось строительство Римской стены. От солдат легиона местному населению остались в наследство древнеримские имена, которые и упоминает герой «Блюза». Для здешних племен они давно стали привычными, соседство-то продолжалось более ста лет.
19. Но вот спорный для переводчиков вопрос: как произносить это самое имя - Aulus? Только Авл, настаивают некоторые, так, мол, говорили в Древнем Риме, потому что -us в конце имени не произносилось. Это и в самом деле так. Но попробуйте-ка выговорить это Авл, да еще громко, да еще в стихотворении! Какое-то Мкртчян получается. Кроме того, существует русская традиция, по которой произносится и пишется именно Аулус. И Аулусов этих пруд пруди.
Корд Аулус Кремуций, римский историк
Аулус Корнелиус Цельсус, ученый
Аулус Юлий, первый потомок Рема
Именно так называют их историки.
А вот, что говорит по этому поводу английская Википедия: «Aulus (pronounced /ˈaʊləs/ or /ˈɔːləs/) is a Latin praenomen, or personal name, which was common throughout Roman history from the earliest times to the end of the Western Empire in the fifth century». То есть англичане считают, что произносить следует 'Аулэс.
20. И последнее. У Одена сказано: «Piso's a Christian, he worships a fish» - «Пизо христианин, он поклоняется рыбе», что для многих звучит тоже загадочно. С чего бы это ему поклоняться рыбе, не язычник же он? Но все очень просто, если знать то, что было само собой разумеющимся для Одена, родители которого были ревностными англиканами, а сам он воспитывался в школе, свято чтущей религиозные традиции, и, как говорят, до конца жизни любой псалом мог прочитать наизусть. Дело в том, что рыбы были символами ранних христиан. Кроме того, греческое слово «ихтус», т.е. рыба, - это аббревиатура фразы «Исус Христос Тео Уос Сотер» - Исус Христос Сын Божий, Спаситель. Так что не рыбе поклонялся Пизо, а Иисусу Христу. То есть ни единое слово в этом стихотворении не произнесено всуе, и прежде чем отмахнуться от какого-нибудь из них, стоит хорошенько подумать.
21. По поводу же написания и произношения имени Piso у переводчиков, а также у читателей, видимо, тоже возникали сомнения. А между тем, в Древнем Риме оно было хорошо известно. Например, Гай Кальпурний Пизон, участник заговора против Нерона. А также Луций Кальпурний Пизо (тесть Г.Ю. Цезаря по третьей жене). Имя это в одной из своих речей обессмертил Цицирон: «Все ненавидят тебя, Пизо… Сенат ненавидит тебя…, римские всадники не выносят твоего вида…, римский народ желает твоей гибели…, вся Италия проклинает тебя…»
В русских исторических источниках встречается написание, как Пизо, так и Пизон. И, кстати сказать, Оден в своем стихотворении (существует запись) произносил Пизо, а не Пизо. Говорим об этом, потому что среди переводчиков в этом вопросе никакого единодушия.
22. Ну, и о реалиях жизненных и литературных. Ко времени написания «Блюза» Англия стала Одену тесна, он любил ее, он был с ней наикрепчайшим образом связан, и в то же время тамошняя жизнь по разным причинам стала тяготить его. «Англия - как семья, - говорил он. - Ее нельзя не любить, но жить с ней невозможно». И потому он срывался то в более раскованный в те годы Берлин, то в сражающуюся Испанию, то даже в Китай. А потом опять возвращался. Жизнь Одена была сложной еще и потому, что он был гей.
23. «Не смогу я оставить мои острова. Навсегда моя родина здесь», - говорит киплинговский центурион. Он командует центурией, сотней, но и сам подчиняется легату, во власти которого легион, 5 тысяч пехотинцев и несколько сот всадников. Так что, по сути, он такой же подневольный солдат, как и Оденовский, мечтающий ночью о своей девушке. Но разница между ними существенная. Центурион страдает от того, что надо оставить Стену, оставить Англию:
Легат, не скрыть мне слез - чуть свет уйдет когорта в Рим!
Я прослужил здесь сорок лет. Я буду там чужим!
Здесь сердце, память, жизнь моя, и нет родней земли.
Ну как ее покину я? Остаться мне вели!
(Перевод А.Глебовской)
Оденовский же солдат страдает, потому что в тунике его завелись вши, он простужен, а с неба сыплет дождь. Он так одинок, а девушка его далеко, и он не понимает, зачем торчит у этой унылой груды камней, у Стены. По большому счету ему нужны только его зазноба, которую того и гляди уведет гнусный Аулус, и плата за службу, деньги, без которых не прожить. Но как заполучить и то, и другое?
24. И киплинговский центурион, и солдат «у Римской стены» - это во многом сам Оден и есть, ему тут тоже давно все обрыдло, у его Музы здесь связаны крылья. И в то же самое время «здесь сердце, память, жизнь моя, и нет родней земли…» Но известный писатель, Кристофер Ишервуд, к которому Оден был сердечно привязан, хотел покинуть Англию во что бы то ни стало. И это перевесило... Они уехали в январе 1939 года, а 1 сентября началась Вторая мировая.
25. Раз уж речь зашла о киплинговской «Песне римского центуриона», то, наверное, есть смысл попутно рассказать о небольшом курьезе, с ней связанном. Обращаясь к легату, центурион спрашивает:
You'll go where laurel crowns are won, but--will you e'er forget
The scent of hawthorn in the sun, or bracken in the wet?
(Ты пойдешь туда, где лавровый венок завоеван тобой,
Но забудешь ли ты когда-нибудь запах боярышника на солнце
или влажного папоротника?)
То есть Киплинг говорит о прекрасных запахах, которые мгновенно воскрешают память о родной земле, наполняют сердце тоской.
Кто-нибудь помнит, как пахнет боярышник? Вот справка: «The flowers of hawthorn often has a pungent odor, similar to the smell of decomposing flesh. This scent attracts insects, especially carrion beetles, who then pollinate the flowers».
«У цветов боярышника часто имеется острый аромат, подобный запаху разлагающейся плоти. Этот аромат привлекает насекомых, особенно отвратительных жуков, которые тогда опыляют цветы». А некоторые даже пишут, что пахнет он гниющей рыбой.
Трудно сказать, почему из всех растений Англии Киплинг выбрал именно боярышник (наверное, что-то было такое, чего мы не знаем). И вот слово похвалы Александре Глебовской. В отличие от других переводчиков, она заменила боярышник хорошо знакомым нам дроком, пахнущим медом и сеном. Его еще называют утесником, так как он обычно покрывает каменные осыпи. Друиды употребляли его для своей магии. Дрок по-латински planta genista, и от этого имени произошло название династии английских королей - плантагенеты.
В Италии «Тебя лавровый ждет венок, но неужели ты
Забудешь там, как пахнет дрок и майские цветы?»
- задает центурион легату риторический вопрос.
Кто-то из любителей английской поэзии, прочитав перевод А. Глебовской, оставил любопытный комментарий: «И ведь прав был империалистический поэт Киплинг, забыть запах дрока невозможно! Он такой, такой… Голова от него кружится». Смешно… И насчет майских цветов вместо папоротника А. Глебовская тоже не ошиблась. «В канун Праздника мая каждая семья ставит перед дверью дома зеленый куст, усыпанный желтыми цветами, которые в изобилии растут на лугах». (Фрэзер) Эта майская ночь в древние времена считалась ночью любви без запретов.
Александра Глебовская (Санкт-Петербург)
26. В Берлин Оден отправился с известным писателем Кристофером Ишервудом, с которым долгие годы был связан тесными узами. Они поехали туда потому, что нравы там были гораздо свободней, чем в чопорной Англии. Но, к сожалению, и в Германии обстановка уже стремительно менялась, власть к рукам прибирали фашисты.
isherwood 1938 auden (справа)
27. С этой их поездкой связаны две интересные, хотя и не имеющие прямого отношения к «Блюзу», истории, но говорящие о неожиданных пересечениях судеб. По большому счету эта поездка имела значение и для нас с вами.
Ишервуд в результате написал роман «Прощай, Берлин!», по которому вначале был поставлен бродвейский мюзикл, а потом и замечательный фильм «Кабаре» с Лайзой Минелли в главной роли. Вы помните, какое впечатление он на нас произвел?!
А Оден женился на Эрике Манн, старшей дочке Томаса Манна, которая была лесби. И сделал это только для того, чтобы дать ей возможность вырваться из Берлина и буквально в последнюю минуту сбежать из Германии. Оставаясь добрыми друзьями, Оден и Эрика Манн никогда не жили вместе, хотя так никогда и не развелись. У нее своя трагическая история жизни.
Но сборник стихов “Оглянись, странник”, вышедший в 1936 г., Оден посвятил Эрике.
Эрика Манн
28. Уистен Оден и Кристофер Ишервуд навсегда покинули Англию и переехали в Штаты. Странная, конечно, параллель, но Оден, как и мы, был иммигрантом. Американский паспорт он получил, кажется, только лет через шесть. Об этой стране он высказался по существу: «Главная свобода, которую дарит Америка, не столько демократия, сколько свобода экспериментировать».
29. Англия же так и не простила Одену его отъезда, который тогда, перед войной, был воспринят как предательство. Когда отмечалось 100-летие со дня рождения поэта, королева не разрешила выпустить марку с его изображением, как это обычно было принято.
30. Когда Оден состарился, Оксфордский колледж (Англия) пригласил его на должность «поэта при колледже», и он принял предложение. В аэропорту он подошел
к стойке, и служащий авиакомпании, прочтя на билете его фамилию, почтительно встал и произнес: “Мистер Оден. Для нас - великая честь, что Вы жили в нашей стране! Да благословит Вас Бог!”
31. Кроме вышесказанного, нам следует также иметь четкое представление о стиле поэта, знать о его требованиях к языку, к мелодике стихотворения, к слову, к той нагрузке - семантической, фонетической и т.д., которую оно несет. Интересно, что к некоторым такое знание приходит как наитие, как чувство безошибочное, ну, а другим приходится над этим поразмыслить. Иначе - провал. В особенности, если переводишь Одена, который в англоязычной поэзии произвел нечто вроде революции. То есть предложил своему времени новую поэтику, новый подход к слову, новую стилистику.
32. Влияние его было необычайно велико. Поэтов, вошедших в литературу в 30-е годы, стали называть «поколением Одена» - это было поколение интеллектуалов. А у литературоведов в обиход вошел термин - audenesque, что значит «оденовский стиль». Так что, возможно, именно стиль, как субстанция неосязаемая и трудноуловимая, самая большая при переводе трудность.
33. Что же это за «оденовский стиль» такой?
О нем много написано - и в воспоминаниях, и в посвященных Одену исследованиях. Все в один голос говорят о поэтической интонации Одена - суховатой, избегающей - обратите внимание! - избегающей гиперболизации и патетики.
Говорят также о богатстве образов и значений, сквозящих за скупым словом. О нейтральности тона, об отстраненности в сочетании со скрытым лиризмом. О недосказанности и едва уловимом привкусе иронии. Именно это отмечал Бродский.
Мы и сами, читая Одена, не можем не ощутить эту емкую лаконичность, за которой угадывается огромное информационное поле, в особенности при «медленном чтении». Тут впору вспомнить Эндрю Уайета с декларативной скудостью сюжетов в его картинах. Видно, поветрие было тогда такое.
Кто из нас не помнит эту картину Уайета на обложке книги Сэлинджера? Они оба, и художник, и писатель, были «отшельниками».
А вот еще одна картина Уайета.
Критик Роберт Блум писал, что у Одена «…есть время и терпение только для самых важных слов”.
34. Между прочим, в стихотворении «Слова» Оден пишет:
«Words have no words for words that are not true» - у слов нет слов для тех слов, что неистинны.
То есть, в словаре вы не найдете слов лживых или неистинных, такими они становятся только по воле говорящего. А переводчику, как никому другому, грозит опасность выпустить в мир эти неистинные, искажающие первоначальный смысл слова - просто по небрежению, самоуверенности или недостатку мастерства.
35. И вот перед нами 7 двустиший «Блюза», 14 строк. Можно предположить, что именно небольшая его величина, а также кажущаяся простота лексики (на 90 слов два прилагательных) и привлекли к нему такое колоссальное внимание самых разных по степени мастерства переводчиков. Всего в Интернете бродит около 20 переводов, хотя на самом деле их, возможно, гораздо больше. Справедливости ради заметим, что и читатели относятся к нему с необычайным энтузиазмом. Все переводы читаются, обсуждаются, сравниваются, придирчиво оцениваются.
36. Давайте о них и поговорим. Утверждение, что нельзя слепо следовать оригиналу, давно стало общим местом и - добавим - тем самым одеялом, который зачастую каждый переводчик тянет с автора на себя, поскольку меру этого следования каждый для себя сам и устанавливает.
Помните двустишие, о котором мы говорили выше?
Piso's a Christian, he worships a fish;
There'd be no kissing if he had his wish.
(Пизо - христианин, поклоняется рыбе,
Дай ему волю, так никто бы вообще не целовался)
Один из переводчиков, помня о том, что Оден был геем, решил прояснить ситуацию:
Пизо - парнишка красивый, но всё о рыбе своей.
Он мне не даёт - спасенье души важней.
И дальше вообще постарался, как только мог, приблизить англичанина к русским реалиям:
Торчат из тумана груды мокрых камней.
Давай, Кулакова Дунька, по-быстрому сделай мне!
Да-да, не сомневайтесь, это и в самом деле подается как перевод Оденовского «Блюза»!
А вот комментарий восторженной читательницы к этому переводу: «Павел Логинов, творец…от его стихотворений слезы на глазах и в душе кто-то расправляет крылья».
Но это из области курьезов.
Фотографии Павла Логинова (Петербург) в Интернете не нашлось, зато обнаружился «Автопортрет»:
В белоснежных ботинках
и потёртой джинсе -
я красив как картинка-
позавидуют все.
37. Интересно отметить, какую большую роль играют при переводе не установки самого автора, не его стиль, не его темперамент, а темперамент самого переводчика, который, как горящий окурок, в карман не спрячешь. То есть от Оденовской сдержанности и лаконичности смело - к огрублению, гиперболизации, нажиму и даже искажению смысла.
38. А так как речь в «Блюзе» идет о солдате, в общепринятом представлении существе как бы изначально грубом, то это представление легко провоцирует переводчиков, направляя их воображение в клишированное русло. Они мгновенно влезают в его сапоги, то бишь в шкуру, при этом забывается, что Оден все-таки не историк, скрупулезно отражающий будни Римской империи более чем 18-вековой давности. Не о римском солдате он писал, а о себе самом.
39. Кроме того, за этим образом как-то упускается, что Оден назвал свое стихотворение «Блюзом». И можно предположить, что не случайно, так как у него есть еще и «Похоронный блюз», и «Блюз беженцев»:
Консул хватил кулаком о стол: «Вы
Без паспорта официально - мертвы»
Но мы с тобой все еще живы, мой милый, но мы с тобой все еще живы.(Slav)
(К сожалению, не удалось выяснить, кто спрятался за ником Slav)
40. А что такое блюз? Если коротко, то для человека отчаянно страдающего, находящегося в невыносимой ситуации, это возможность излить душу, облегчить свою боль в песне, но в песне особой, на разрыв. Расцвет блюза пришелся на 20-30-е годы двадцатого века, как раз тогда, когда Оден был молодым, а молодость восприимчива. Изначально это была музыка черных рабов, то есть музыка одиночества, грусти, отчаяния. И в каждом случае это была импровизация.
41. «Блюз у Римской стены» - импровизация человека, выросшего на англо-саксонской литературе, у которого «есть время и терпение только для самых важных слов». Это блюз, лишенный ярости, но полный боли, исполненный, так сказать, в англо-саксонской традиции или манере.
42. Блюзовый гитарист Альберт Коллинз сказал: «Простую музыку играть трудней всего, а блюз - простая музыка». Как и это стихотворение.
43. («Блюз» Одена - сплав личных чувств, впечатлений, ассоциаций, который опирается на огромный культурный пласт, и одновременно это осознание того, что самых простых, жизненно важных потребностей, без которых не прожить, - любимый человек рядом, деньги на самое необходимое, свобода - добиться невозможно ни тогда, две тысячи лет назад, ни сейчас)
44. И тем не менее клишированный образ грубого солдата именно у самых лучших переводчиков почему-то выходит на первый план и диктует лексику, тональность, несвойственные Одену.
Давайте прочитаем два перевода - Виктора Топорова и Григория Кружкова.
45. Вот Оден голосом Виктора Топорова (Санкт-Петербург):
Службу солдатскую здесь я несу.
В тунике вши и соплищи в носу.
С неба на голову сыплется град.
Службе солдатской я вовсе не рад.
Вечно здесь сырость, тоска и туман.
Спишь в одиночку не сыт и не пьян.
Девка осталась в родной стороне.
Может, тоскует уже не по мне.
Глуп мой напарник, он верит в Христа.
Все на земле, говорит, суета.
Свадьбу сыграем, сказала она.
Нет уж - и женка нужна, и мошна.
Выклюют глаз мне парфянской стрелой -
Сразу же в небо уставлю второй.
46. Ну, париться в дебрях ботаники, топонимики и ономастики переводчик не стал, сразу отбросив их, как балласт, без которого плыть легче - так что ни вереска вам, ни Авла-Аулюса, ни Пизо, ни Тангрии, забудьте. Как сказал в комментариях один из читателей: «Жалко, конечно, но что поделаешь… трудно переводить».
Кто его знает, может, Топоров и прав… Хотя все равно жалко. Что, как говорится, нам Гекуба? Что нам эти чужие имена? А вот мы рыдаем. (Тоже гиперболизация, да ведь собственная, никому не навязываем).
47. Но хуже всего вот эти соплищи в носу, уничтожающие образ, да и «девка» озадачивает. Современные словари (оставим Даля в покое) говорят: «Девкой грубо называют проститутку, развратную женщину. Уличная девка. Гулящая девка. Он пил и ездил к девкам». А если сказать правду, можно легко обойтись и без словарей, достаточно только вспомнить о своем собственном жизненном опыте. Но ведь в «Блюзе» речь идет о каких-то более сердечных отношениях. Вряд ли девка дала бы солдату при расставании колечко. Переводчик и сам это понимает, иначе не пристегнул бы сюда свадьбу, о которой у Одена ни слова.
48. Это солдатская девушка, подружка, милка, девчонка и даже дева - именно такие правильные слова нашли для нее другие, не столь квалифицированные переводчики.
Но темперамент переводчика, как грубый захватчик, берет свое. Соплищи, девка, вместо дождя с неба сыплется град, все по максимуму, и мечтает солдат не о том, чтобы получить, наконец, заработанное, а о мошне. Хотя слово это давно приобрело довольно-таки негативный оттенок.
А христианин Пизо, который, будь его воля, запретил бы поцелуи (видно, мешал когда-то солдату целоваться с девушкой), этот Пизо превращается почему-то в глупого напарника, причем глупого только потому, что верит в Христа. Да мог ли Оден написать такое? Из биографии: «В 1940-х… под влиянием Кьеркегора и Нибура, передового американского протестантского богослова, Оден вернулся к англиканскому вероисповеданию, к вере своей матери».
И, кстати сказать, почему тУника? А?
Продолжение здесь.
ВСЕГО ЧЕТЫРНАДЦАТЬ СТРОК... Часть 1.
(О переводах стихотворения Уистена Хью Одена «Блюз у Римской Стены» -
исследование, предпринятое для собственного интереса и удовольствия)
Wystan Hugh Auden (21 February 1907 - 29 September 1973)
Стихотворение это всего из семи двустиший:
Roman wall’s blues
Over the heather the wet wind blows,
I've lice in my tunic, a cold in my nose.
The rain comes pattering out of the sky,
I'm a Wall soldier, I don't know why.
The mist creeps over the hard grey stone,
My girl's in Tungria; I sleep alone.
Aulus goes hanging around her place,
I don't like his manners, I don't like his face.
Piso's a Christian, he worships a fish;
There'd be no kissing if he had his wish.
She gave me a ring but I diced it away;
I want my girl and I want my pay.
When I'm a veteran with only one eye
I shall do nothing but look at the sky.
Подстрочник
По вереску влажные удары ветра,
В тунике вши, в носу насморк (и нос простужен)
/A cold in my nose - насморк, sопли - snot/
Дождь идет, барабаня, с неба,
(patter - скороговорка, шум, стучать, тараторить)
Я - солдат у Стены, не знаю почему.
Туман ползет по твердому серому камню,
Моя девушка в Тангрии; я сплю одинокий.
Аулус ходит, крутится вокруг нее,
Мне не нравятся его повадки (манеры), мне не нравится его рожа (лицо).
Piso христианин, он поклоняется рыбе;
Будь его воля, поцелуев вообще не было бы.
Она дала мне колечко, а я проиграл его; (dice - играть в кости)
Я хочу свою девочку, и хочу свою плату.
Когда я стану ветераном с одним только глазом,
Ничего не буду делать, только в небо смотреть.
***
В Англии это стихотворение широко известно, относятся к нему с энтузиазмом и любовью, причем известно оно не только знатокам поэзии. Видимо, оно будит чувства, которые мы можем понять только чисто умозрительно.
Шотландский певец Алекс Харвей (Alex Harvey) в 1982 году выпустил альбом "The Soldier on the Wall" (Солдат на Стене), в котором есть и «Roman wall’s blues», причем, в отличие от наших слушателей и читателей, там никому не нужно объяснять, о какой Стене идет речь.
http://www.youtube.com/watch?v=fhxre5KLfaY - Алекс Харви
http://www.youtube.com/watch?v=y5VD0Dua0HQ&feature=relmfu - чтение
Между прочим, в Интернете бродит до 20 различных переводов «Блюза», выполненных с разной степенью смелости и мастерства, сетевыми графоманами и мэтрами. Но, прежде чем говорить о них, или даже просто читать, стоило бы освежить в памяти кое-какие факты. А именно.
1. Бродский настолько любил и почитал Одена, что почти отождествлял себя с ним. Он говорил, что у него такое ощущение, будто стихи Одена написаны им самим, Бродским. То есть, он мог бы написать именно так. И никакой шизофрении, просто полное соответствие поэтических миров. Так что Уистен Хью Оден интересен нам еще и поэтому.
2. Уистен Оден (1907-1973) жил в Англии до января 1939 года - до 32 лет, с периодическими наездами в Германию, Испанию и даже Китай, затем переехал в США. То есть половину жизни его окружали английские реалии.
3. Стихотворение «Блюз у Римской стены», написанное в 1937, за два года до отъезда, было, по всей вероятности, этими самыми реалиями и навеяно, ну, и английскими поэтами, конечно, тоже, в частности Киплингом (но об этом чуть позже), а также событиями своей собственной жизни. Вот об этом и поговорим.
4. «Блюз у Р и м с к о й стены». Китайская стена находится в Китае, а вот Римская стена - не в Риме и вообще не в Италии, как могло бы некоторым показаться, а в Англии, поскольку Англия была когда-то римлянами завоевана и вошла в состав Римской империи. Азы истории, которые из памяти ускользают.
5. Википедия: “Вал Адриана или же Римская стена - оборонительное укрепление длиною 120 км, построенное римлянами при императоре Адриане в 122-126 гг. для предотвращения набегов пиктов с севера”. Пересекает северную Англию поперек суши - от Ирландского до Северного морей. Метров 6 в высоту и метра 4 в ширину. На ее строительство у легионеров ушло 8 лет - по 15 км в год? Отдельные участки Стены сохранились, и очень неплохо, до наших дней.
6. Киплинг посвятил Адрианову валу прекрасное стихотворение «Песня римского центуриона»:
Я буду Риму здесь служить, пошли меня опять
Болота гатить, лес валить, иль пиктов усмирять,
Или в дозор водить отряд вдоль Северной Стены,
В разливы вереска, где спят империи сыны...
А также рассказ «Адрианов вал» (сборник «Пак с Волшебных холмов»)
7. Пикты - свирепые воины древней Шотландии, которых никак не удавалось покорить. Именно с ними многие годы враждовали и сражались римляне. Готовясь к бою, пикты разрисовывали лица синей краской, да и тела их, как говорят, покрывала сплошная татуировка, так что один их вид наводил на противника ужас. Они варили особый вересковый эль, секрет которого был утрачен. Именно ему посвящена баллада Стивенсона, шотландского писателя и поэта, «Вересковый мед», которую с детства помним в переводе Маршака:
Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.
В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.
В «Блюзе» пикты не упоминаются, они как бы за кулисами, но сама Римская стена, солдаты, стоящие здесь на дозоре, свидетельствуют об их присутствии.
8. Итак, вереск, итак, Римская стена и пикты. Это важно, хотя бы потому, что входило в круг знаний и образов Одена, а также чувств, которые они вызывали. О том, как выглядели пикты, нам известно. А вот вереск, о котором упоминается в первой же строчке, - должен ли переводчик знать о нем что-то еще, кроме того, что это растение? Представлять его во всей конкретности? Думается, должен.
9. Вереск - ползучий вечнозеленый кустарник (до метра высотой) с красно-коричневой корой и мелкими цветами розового и лилового цвета, которые кистями свешиваются с кончиков веток. В них копится темный, чуть горьковатый нектар. Вересковые пустоши занимали в тех краях огромные пространства. В лиловых «разливах вереска» с его медовым запахом любил бродить Оден, когда был мальчишкой. Значит и для него вереск - не пустое слово, а одно из глубоко личных впечатлений. Время над ним, над вереском, не властно - как и две тысячи лет назад, сегодня он по-прежнему покрывает пространства рядом с развалинами Стены. Самое распространенное женское имя в Англии, да и в Америке - это Хэзер, Вереск. Он давно стал символом. Да и у нас, русских читателей, одно упоминание о нем мгновенно воскрешает связь с н а ш е й Англией, которую мы, не видя, полюбили еще в детстве по романам Вальтер Скотта, сестер Бронте, балладам Стивенсона и даже рассказам Конан-Дойля. Но стоит ли так много внимания уделять одному только слову, всего одному маленькому штришку? Но в том-то и дело, что в «Блюзе» штрих этот значит немало. Heather- вереск, слово это задает тон всему стихотворению, в особенности в сочетании со словом mist, низкими ползущими, стелющимися туманами, столь характерными для туманного Альбиона. Серые по серым камням… Они сразу погружают нас в ту особую ауру, которая окружает семь скупых двустиший «Стены». Тоска, безвыходность, ощущение бессмысленно утекающего времени. Heather, mist, rain, grey stone… Кстати, вы обратили внимание на то, какие необыкновенно четкие рифмы у Одена?
10. Что же касается самой Стены, то она, напомним, была построена, чтобы сдержать набеги свирепых пиктов. Здесь, в Англии, врагами римлян были именно они, а не парфяне. 15 тысяч воинов стояло дозором по всей Стене и охраняли окраину империи от их набегов.
11. О пиктах необходимо было рассказать, чтобы лучше понять, о чем писал поэт. А вот о парфянах - чтобы понять переводчика. Но кто же они такие? Тоже враги римлян. Они славились своими всадниками-лучниками, стрелявшими без промаха. А где же парфяне жили? В Парфянском, естественно, царстве. И где же оно находилось? Границы его простирались весьма широко. Здесь упоминаются и Армения, и Туркменистан, и пространства современных Ирана-Ирака. Во времена Адрианова вала, парфянская столица, Ктесифон, находилась неподалеку от Багдада. До этого она была в Туркмении и называлась Ниса, а одно время обосновалась в Сузах, тоже в Иране. Ну а граница парфян с римлянами проходила по реке Евфрат.
12. Делали ли парфяне набеги на Рим? Вроде бы никогда. Ну, один раз захватили Сирию с Палестиной, которые принадлежали Риму, но длилось это недолго. На самом же деле это римляне огромным войском (до 50 тысяч воинов) не раз вторгались к парфянам в надежде разгромить и завладеть их землями. Но терпели позорное поражение - во многом благодаря наводящим ужас парфянским стрелам.
13. Итак, парфянские стрелы. Что мы о них знаем? Какие-то чудеса. Они были невидимы в полете и летели с удивительной скоростью. Возможно, потому, что у них не было оперения! Поражала и дальность полета - до 800 метров (может ли быть такое?). Они без труда пробивали латы и вонзались в тело - на 400 метрах сила их была убойно-пробойной.
14. Какими приемами пользовались всадники с тугими луками? Прием практически был один и очень простой. Они делали вид, что спасаются бегством, и гнали своих коней во весь опор. Обрадованные римляне бросались в погоню, отрывались от основного войска, и вот тут-то наступал кульминационный момент. Лучники на скаку легко и привычно меняли позицию, поворачиваясь в седле на 180 градусов, и осыпали врагов дождем смертоносных стрел. Меткость их была удивительной. Понятное дело, что парфяне с их стрелами стали у римлян притчей во языцех. Они много говорили о них и даже в стихах писали о «стрелах лукавых парфян». Сильно, должно быть, впечатлила их эта “ сагитта партика”, как они называли парфянскую стрелу.
15. Так что еще раз отметим: пикты жили в Шотландии, Адриановым валом римляне отгородились именно от них. А парфяне обитали на Ближнем Востоке - Междуречье, теперешние Иран, Армения, Туркменистан и т.д. И речь о них во времена императора Адриана, именем которого назван Адрианов вал, вообще не шла, т.к. он отказался от Ассирии и Месопотамии и возвратил их парфянам, благодаря чему и наступило перемирие.
16. Но вернемся к Римской стене, которую охранял якобы римский гарнизон. В том-то и дело, что состоял он отнюдь не из римлян. И об этом можно прочитать не только у историков, но и у Киплинга:
«Учтите, между офицерами не было, пожалуй, ни одного… кто бы не попал сюда за какую-нибудь провинность или глупость. Один совершил убийство, другой - кражу, третий оскорбил магистрата или богохульствовал и был сослан на границу подальше, как говорится, от греха. Да и солдаты были под стать офицерам. Люди всех рас и племен, какие только жили в Империи. Не было двух соседних башен, говоривших на одном языке или поклонявшихся одним и тем же богам».
В пограничные гарнизоны все чаще стали набирать воинов из варварского населения.
17. Попробуем также разобраться с непонятными для нас именами из «Блюза» - Тангрия, Аулус, Пизо… В основном, стену сторожили, как мы уже выяснили, люди из близлежащих земель. И потому Тангрия, где осталась солдатская милка и откуда герой «Блюза», видимо, родом сам, находилась в римской провинции Белгика (ныне Бельгия), вблизи реки Моза (Маас) или, предположительно, в Голландии.
18. Теперь об именах Аулус и Пизо, которые упоминает солдат. Именно в этих местах долгое время стоял римский 9-й Испанский легион, сформированный еще Юлием Цезарем, и легата, между прочим, звали Аулус или же Авл Плавтий. По одной из исторических версий, гарнизон был разгромлен пиктами. Император Адриан сам приезжал сюда проверить, как идут дела. После его отъезда и началось строительство Римской стены. От солдат легиона местному населению остались в наследство древнеримские имена, которые и упоминает герой «Блюза». Для здешних племен они давно стали привычными, соседство-то продолжалось более ста лет.
19. Но вот спорный для переводчиков вопрос: как произносить это самое имя - Aulus? Только Авл, настаивают некоторые, так, мол, говорили в Древнем Риме, потому что -us в конце имени не произносилось. Это и в самом деле так. Но попробуйте-ка выговорить это Авл, да еще громко, да еще в стихотворении! Какое-то Мкртчян получается. Кроме того, существует русская традиция, по которой произносится и пишется именно Аулус. И Аулусов этих пруд пруди.
Корд Аулус Кремуций, римский историк
Аулус Корнелиус Цельсус, ученый
Аулус Юлий, первый потомок Рема
Именно так называют их историки.
А вот, что говорит по этому поводу английская Википедия: «Aulus (pronounced /ˈaʊləs/ or /ˈɔːləs/) is a Latin praenomen, or personal name, which was common throughout Roman history from the earliest times to the end of the Western Empire in the fifth century». То есть англичане считают, что произносить следует 'Аулэс.
20. И последнее. У Одена сказано: «Piso's a Christian, he worships a fish» - «Пизо христианин, он поклоняется рыбе», что для многих звучит тоже загадочно. С чего бы это ему поклоняться рыбе, не язычник же он? Но все очень просто, если знать то, что было само собой разумеющимся для Одена, родители которого были ревностными англиканами, а сам он воспитывался в школе, свято чтущей религиозные традиции, и, как говорят, до конца жизни любой псалом мог прочитать наизусть. Дело в том, что рыбы были символами ранних христиан. Кроме того, греческое слово «ихтус», т.е. рыба, - это аббревиатура фразы «Исус Христос Тео Уос Сотер» - Исус Христос Сын Божий, Спаситель. Так что не рыбе поклонялся Пизо, а Иисусу Христу. То есть ни единое слово в этом стихотворении не произнесено всуе, и прежде чем отмахнуться от какого-нибудь из них, стоит хорошенько подумать.
21. По поводу же написания и произношения имени Piso у переводчиков, а также у читателей, видимо, тоже возникали сомнения. А между тем, в Древнем Риме оно было хорошо известно. Например, Гай Кальпурний Пизон, участник заговора против Нерона. А также Луций Кальпурний Пизо (тесть Г.Ю. Цезаря по третьей жене). Имя это в одной из своих речей обессмертил Цицирон: «Все ненавидят тебя, Пизо… Сенат ненавидит тебя…, римские всадники не выносят твоего вида…, римский народ желает твоей гибели…, вся Италия проклинает тебя…»
В русских исторических источниках встречается написание, как Пизо, так и Пизон. И, кстати сказать, Оден в своем стихотворении (существует запись) произносил Пизо, а не Пизо. Говорим об этом, потому что среди переводчиков в этом вопросе никакого единодушия.
22. Ну, и о реалиях жизненных и литературных. Ко времени написания «Блюза» Англия стала Одену тесна, он любил ее, он был с ней наикрепчайшим образом связан, и в то же время тамошняя жизнь по разным причинам стала тяготить его. «Англия - как семья, - говорил он. - Ее нельзя не любить, но жить с ней невозможно». И потому он срывался то в более раскованный в те годы Берлин, то в сражающуюся Испанию, то даже в Китай. А потом опять возвращался. Жизнь Одена была сложной еще и потому, что он был гей.
23. «Не смогу я оставить мои острова. Навсегда моя родина здесь», - говорит киплинговский центурион. Он командует центурией, сотней, но и сам подчиняется легату, во власти которого легион, 5 тысяч пехотинцев и несколько сот всадников. Так что, по сути, он такой же подневольный солдат, как и Оденовский, мечтающий ночью о своей девушке. Но разница между ними существенная. Центурион страдает от того, что надо оставить Стену, оставить Англию:
Легат, не скрыть мне слез - чуть свет уйдет когорта в Рим!
Я прослужил здесь сорок лет. Я буду там чужим!
Здесь сердце, память, жизнь моя, и нет родней земли.
Ну как ее покину я? Остаться мне вели!
(Перевод А.Глебовской)
Оденовский же солдат страдает, потому что в тунике его завелись вши, он простужен, а с неба сыплет дождь. Он так одинок, а девушка его далеко, и он не понимает, зачем торчит у этой унылой груды камней, у Стены. По большому счету ему нужны только его зазноба, которую того и гляди уведет гнусный Аулус, и плата за службу, деньги, без которых не прожить. Но как заполучить и то, и другое?
24. И киплинговский центурион, и солдат «у Римской стены» - это во многом сам Оден и есть, ему тут тоже давно все обрыдло, у его Музы здесь связаны крылья. И в то же самое время «здесь сердце, память, жизнь моя, и нет родней земли…» Но известный писатель, Кристофер Ишервуд, к которому Оден был сердечно привязан, хотел покинуть Англию во что бы то ни стало. И это перевесило... Они уехали в январе 1939 года, а 1 сентября началась Вторая мировая.
25. Раз уж речь зашла о киплинговской «Песне римского центуриона», то, наверное, есть смысл попутно рассказать о небольшом курьезе, с ней связанном. Обращаясь к легату, центурион спрашивает:
You'll go where laurel crowns are won, but--will you e'er forget
The scent of hawthorn in the sun, or bracken in the wet?
(Ты пойдешь туда, где лавровый венок завоеван тобой,
Но забудешь ли ты когда-нибудь запах боярышника на солнце
или влажного папоротника?)
То есть Киплинг говорит о прекрасных запахах, которые мгновенно воскрешают память о родной земле, наполняют сердце тоской.
Кто-нибудь помнит, как пахнет боярышник? Вот справка: «The flowers of hawthorn often has a pungent odor, similar to the smell of decomposing flesh. This scent attracts insects, especially carrion beetles, who then pollinate the flowers».
«У цветов боярышника часто имеется острый аромат, подобный запаху разлагающейся плоти. Этот аромат привлекает насекомых, особенно отвратительных жуков, которые тогда опыляют цветы». А некоторые даже пишут, что пахнет он гниющей рыбой.
Трудно сказать, почему из всех растений Англии Киплинг выбрал именно боярышник (наверное, что-то было такое, чего мы не знаем). И вот слово похвалы Александре Глебовской. В отличие от других переводчиков, она заменила боярышник хорошо знакомым нам дроком, пахнущим медом и сеном. Его еще называют утесником, так как он обычно покрывает каменные осыпи. Друиды употребляли его для своей магии. Дрок по-латински planta genista, и от этого имени произошло название династии английских королей - плантагенеты.
В Италии «Тебя лавровый ждет венок, но неужели ты
Забудешь там, как пахнет дрок и майские цветы?»
- задает центурион легату риторический вопрос.
Кто-то из любителей английской поэзии, прочитав перевод А. Глебовской, оставил любопытный комментарий: «И ведь прав был империалистический поэт Киплинг, забыть запах дрока невозможно! Он такой, такой… Голова от него кружится». Смешно… И насчет майских цветов вместо папоротника А. Глебовская тоже не ошиблась. «В канун Праздника мая каждая семья ставит перед дверью дома зеленый куст, усыпанный желтыми цветами, которые в изобилии растут на лугах». (Фрэзер) Эта майская ночь в древние времена считалась ночью любви без запретов.
Александра Глебовская (Санкт-Петербург)
26. В Берлин Оден отправился с известным писателем Кристофером Ишервудом, с которым долгие годы был связан тесными узами. Они поехали туда потому, что нравы там были гораздо свободней, чем в чопорной Англии. Но, к сожалению, и в Германии обстановка уже стремительно менялась, власть к рукам прибирали фашисты.
isherwood 1938 auden (справа)
27. С этой их поездкой связаны две интересные, хотя и не имеющие прямого отношения к «Блюзу», истории, но говорящие о неожиданных пересечениях судеб. По большому счету эта поездка имела значение и для нас с вами.
Ишервуд в результате написал роман «Прощай, Берлин!», по которому вначале был поставлен бродвейский мюзикл, а потом и замечательный фильм «Кабаре» с Лайзой Минелли в главной роли. Вы помните, какое впечатление он на нас произвел?!
А Оден женился на Эрике Манн, старшей дочке Томаса Манна, которая была лесби. И сделал это только для того, чтобы дать ей возможность вырваться из Берлина и буквально в последнюю минуту сбежать из Германии. Оставаясь добрыми друзьями, Оден и Эрика Манн никогда не жили вместе, хотя так никогда и не развелись. У нее своя трагическая история жизни.
Но сборник стихов “Оглянись, странник”, вышедший в 1936 г., Оден посвятил Эрике.
Эрика Манн
28. Уистен Оден и Кристофер Ишервуд навсегда покинули Англию и переехали в Штаты. Странная, конечно, параллель, но Оден, как и мы, был иммигрантом. Американский паспорт он получил, кажется, только лет через шесть. Об этой стране он высказался по существу: «Главная свобода, которую дарит Америка, не столько демократия, сколько свобода экспериментировать».
29. Англия же так и не простила Одену его отъезда, который тогда, перед войной, был воспринят как предательство. Когда отмечалось 100-летие со дня рождения поэта, королева не разрешила выпустить марку с его изображением, как это обычно было принято.
30. Когда Оден состарился, Оксфордский колледж (Англия) пригласил его на должность «поэта при колледже», и он принял предложение. В аэропорту он подошел
к стойке, и служащий авиакомпании, прочтя на билете его фамилию, почтительно встал и произнес: “Мистер Оден. Для нас - великая честь, что Вы жили в нашей стране! Да благословит Вас Бог!”
31. Кроме вышесказанного, нам следует также иметь четкое представление о стиле поэта, знать о его требованиях к языку, к мелодике стихотворения, к слову, к той нагрузке - семантической, фонетической и т.д., которую оно несет. Интересно, что к некоторым такое знание приходит как наитие, как чувство безошибочное, ну, а другим приходится над этим поразмыслить. Иначе - провал. В особенности, если переводишь Одена, который в англоязычной поэзии произвел нечто вроде революции. То есть предложил своему времени новую поэтику, новый подход к слову, новую стилистику.
32. Влияние его было необычайно велико. Поэтов, вошедших в литературу в 30-е годы, стали называть «поколением Одена» - это было поколение интеллектуалов. А у литературоведов в обиход вошел термин - audenesque, что значит «оденовский стиль». Так что, возможно, именно стиль, как субстанция неосязаемая и трудноуловимая, самая большая при переводе трудность.
33. Что же это за «оденовский стиль» такой?
О нем много написано - и в воспоминаниях, и в посвященных Одену исследованиях. Все в один голос говорят о поэтической интонации Одена - суховатой, избегающей - обратите внимание! - избегающей гиперболизации и патетики.
Говорят также о богатстве образов и значений, сквозящих за скупым словом. О нейтральности тона, об отстраненности в сочетании со скрытым лиризмом. О недосказанности и едва уловимом привкусе иронии. Именно это отмечал Бродский.
Мы и сами, читая Одена, не можем не ощутить эту емкую лаконичность, за которой угадывается огромное информационное поле, в особенности при «медленном чтении». Тут впору вспомнить Эндрю Уайета с декларативной скудостью сюжетов в его картинах. Видно, поветрие было тогда такое.
Кто из нас не помнит эту картину Уайета на обложке книги Сэлинджера? Они оба, и художник, и писатель, были «отшельниками».
А вот еще одна картина Уайета.
Критик Роберт Блум писал, что у Одена «…есть время и терпение только для самых важных слов”.
34. Между прочим, в стихотворении «Слова» Оден пишет:
«Words have no words for words that are not true» - у слов нет слов для тех слов, что неистинны.
То есть, в словаре вы не найдете слов лживых или неистинных, такими они становятся только по воле говорящего. А переводчику, как никому другому, грозит опасность выпустить в мир эти неистинные, искажающие первоначальный смысл слова - просто по небрежению, самоуверенности или недостатку мастерства.
35. И вот перед нами 7 двустиший «Блюза», 14 строк. Можно предположить, что именно небольшая его величина, а также кажущаяся простота лексики (на 90 слов два прилагательных) и привлекли к нему такое колоссальное внимание самых разных по степени мастерства переводчиков. Всего в Интернете бродит около 20 переводов, хотя на самом деле их, возможно, гораздо больше. Справедливости ради заметим, что и читатели относятся к нему с необычайным энтузиазмом. Все переводы читаются, обсуждаются, сравниваются, придирчиво оцениваются.
36. Давайте о них и поговорим. Утверждение, что нельзя слепо следовать оригиналу, давно стало общим местом и - добавим - тем самым одеялом, который зачастую каждый переводчик тянет с автора на себя, поскольку меру этого следования каждый для себя сам и устанавливает.
Помните двустишие, о котором мы говорили выше?
Piso's a Christian, he worships a fish;
There'd be no kissing if he had his wish.
(Пизо - христианин, поклоняется рыбе,
Дай ему волю, так никто бы вообще не целовался)
Один из переводчиков, помня о том, что Оден был геем, решил прояснить ситуацию:
Пизо - парнишка красивый, но всё о рыбе своей.
Он мне не даёт - спасенье души важней.
И дальше вообще постарался, как только мог, приблизить англичанина к русским реалиям:
Торчат из тумана груды мокрых камней.
Давай, Кулакова Дунька, по-быстрому сделай мне!
Да-да, не сомневайтесь, это и в самом деле подается как перевод Оденовского «Блюза»!
А вот комментарий восторженной читательницы к этому переводу: «Павел Логинов, творец…от его стихотворений слезы на глазах и в душе кто-то расправляет крылья».
Но это из области курьезов.
Фотографии Павла Логинова (Петербург) в Интернете не нашлось, зато обнаружился «Автопортрет»:
В белоснежных ботинках
и потёртой джинсе -
я красив как картинка-
позавидуют все.
37. Интересно отметить, какую большую роль играют при переводе не установки самого автора, не его стиль, не его темперамент, а темперамент самого переводчика, который, как горящий окурок, в карман не спрячешь. То есть от Оденовской сдержанности и лаконичности смело - к огрублению, гиперболизации, нажиму и даже искажению смысла.
38. А так как речь в «Блюзе» идет о солдате, в общепринятом представлении существе как бы изначально грубом, то это представление легко провоцирует переводчиков, направляя их воображение в клишированное русло. Они мгновенно влезают в его сапоги, то бишь в шкуру, при этом забывается, что Оден все-таки не историк, скрупулезно отражающий будни Римской империи более чем 18-вековой давности. Не о римском солдате он писал, а о себе самом.
39. Кроме того, за этим образом как-то упускается, что Оден назвал свое стихотворение «Блюзом». И можно предположить, что не случайно, так как у него есть еще и «Похоронный блюз», и «Блюз беженцев»:
Консул хватил кулаком о стол: «Вы
Без паспорта официально - мертвы»
Но мы с тобой все еще живы, мой милый, но мы с тобой все еще живы.(Slav)
(К сожалению, не удалось выяснить, кто спрятался за ником Slav)
40. А что такое блюз? Если коротко, то для человека отчаянно страдающего, находящегося в невыносимой ситуации, это возможность излить душу, облегчить свою боль в песне, но в песне особой, на разрыв. Расцвет блюза пришелся на 20-30-е годы двадцатого века, как раз тогда, когда Оден был молодым, а молодость восприимчива. Изначально это была музыка черных рабов, то есть музыка одиночества, грусти, отчаяния. И в каждом случае это была импровизация.
41. «Блюз у Римской стены» - импровизация человека, выросшего на англо-саксонской литературе, у которого «есть время и терпение только для самых важных слов». Это блюз, лишенный ярости, но полный боли, исполненный, так сказать, в англо-саксонской традиции или манере.
42. Блюзовый гитарист Альберт Коллинз сказал: «Простую музыку играть трудней всего, а блюз - простая музыка». Как и это стихотворение.
43. («Блюз» Одена - сплав личных чувств, впечатлений, ассоциаций, который опирается на огромный культурный пласт, и одновременно это осознание того, что самых простых, жизненно важных потребностей, без которых не прожить, - любимый человек рядом, деньги на самое необходимое, свобода - добиться невозможно ни тогда, две тысячи лет назад, ни сейчас)
44. И тем не менее клишированный образ грубого солдата именно у самых лучших переводчиков почему-то выходит на первый план и диктует лексику, тональность, несвойственные Одену.
Давайте прочитаем два перевода - Виктора Топорова и Григория Кружкова.
45. Вот Оден голосом Виктора Топорова (Санкт-Петербург):
Службу солдатскую здесь я несу.
В тунике вши и соплищи в носу.
С неба на голову сыплется град.
Службе солдатской я вовсе не рад.
Вечно здесь сырость, тоска и туман.
Спишь в одиночку не сыт и не пьян.
Девка осталась в родной стороне.
Может, тоскует уже не по мне.
Глуп мой напарник, он верит в Христа.
Все на земле, говорит, суета.
Свадьбу сыграем, сказала она.
Нет уж - и женка нужна, и мошна.
Выклюют глаз мне парфянской стрелой -
Сразу же в небо уставлю второй.
46. Ну, париться в дебрях ботаники, топонимики и ономастики переводчик не стал, сразу отбросив их, как балласт, без которого плыть легче - так что ни вереска вам, ни Авла-Аулюса, ни Пизо, ни Тангрии, забудьте. Как сказал в комментариях один из читателей: «Жалко, конечно, но что поделаешь… трудно переводить».
Кто его знает, может, Топоров и прав… Хотя все равно жалко. Что, как говорится, нам Гекуба? Что нам эти чужие имена? А вот мы рыдаем. (Тоже гиперболизация, да ведь собственная, никому не навязываем).
47. Но хуже всего вот эти соплищи в носу, уничтожающие образ, да и «девка» озадачивает. Современные словари (оставим Даля в покое) говорят: «Девкой грубо называют проститутку, развратную женщину. Уличная девка. Гулящая девка. Он пил и ездил к девкам». А если сказать правду, можно легко обойтись и без словарей, достаточно только вспомнить о своем собственном жизненном опыте. Но ведь в «Блюзе» речь идет о каких-то более сердечных отношениях. Вряд ли девка дала бы солдату при расставании колечко. Переводчик и сам это понимает, иначе не пристегнул бы сюда свадьбу, о которой у Одена ни слова.
48. Это солдатская девушка, подружка, милка, девчонка и даже дева - именно такие правильные слова нашли для нее другие, не столь квалифицированные переводчики.
Но темперамент переводчика, как грубый захватчик, берет свое. Соплищи, девка, вместо дождя с неба сыплется град, все по максимуму, и мечтает солдат не о том, чтобы получить, наконец, заработанное, а о мошне. Хотя слово это давно приобрело довольно-таки негативный оттенок.
А христианин Пизо, который, будь его воля, запретил бы поцелуи (видно, мешал когда-то солдату целоваться с девушкой), этот Пизо превращается почему-то в глупого напарника, причем глупого только потому, что верит в Христа. Да мог ли Оден написать такое? Из биографии: «В 1940-х… под влиянием Кьеркегора и Нибура, передового американского протестантского богослова, Оден вернулся к англиканскому вероисповеданию, к вере своей матери».
И, кстати сказать, почему тУника? А?
Продолжение здесь.