Опять об Ефремова
А я, пожалуй, ещё пару мыслей по мотивам творчестве Ефремова выскажу, а то что-то не дают они мне покоя.
Вот, например, тема семьи. Почему-то при разговоре о светлом ефремовском будущем как-то обычно ускользает тот факт, что в нём практически отсутствует институт семьи как таковой. Не совсем понятно, как образуются пары и рождаются дети в этом мире, похоже, Ефремов решил не писать об этом впрямую, чтобы не дразнить гусей, но похоже на то, что в мире коммунистического будущего царит полная сексуальная свобода. К сожалению, ни в «Туманности», ни в «Часе быка» не показано ни одной постоянной пары, все герои находятся в поиске своих «половинок», есть только упоминания о парах, например, о родителях Эрг Ноора. Но зато благодаря этому упоминанию мы знаем, что в мире Ефремова широко используется планирование семьи путём контрацепции (Эрг Ноор незапланированно родился в дальней экспедиции из-за того, что новый вид контрацептивов оказался ненадёжным).
Детей воспитывают в школах, о которых тоже не так много известно. В частности, очень бы хотелось знать, в каком возрасте детей отдают и общаются ли потом дети с родителями. Есть такое ощущение, что возраст начала общественного воспитания очень ранний. И, кстати, есть упоминание о матерях, в которых ещё остался атавистический материнский инстинкт и они не могут расстаться с детьми, для них существует специальный остров (что характерно, про отцов в этом описании даже и намёка нет). Опять же, упомянуто об этом вскользь, но чувствуется, что такая практика вызывает неодобрение именно из-за её устаревшего характера (да и потом, в символической географии Ефремова острова носят отрицательный характер, см. Остров Забвения).
Тут, кстати, можно порассуждать о повороте, случившемся за последние полвека в общественном мышлении. Для фантастики 60-70-х годов написать о том, что в светлом будущем никакой семьи не будет, а дети будут жить в специальных образовательных учреждениях - вполне нормально, мало того, это часть описания коммунистического общества. Вполне логичная, потому что ещё Энгельс доказал, что институт семьи в своё время поспособствовал установлению частной собственности и государства, иначе говоря, грехопадению человечества. И для установления идеального состояния общественного устройства семью безусловно необходимо ликвидировать.
Что называется, сравните с тем, как данная проблема воспринимается современной российской фантастикой, литературой, да и вообще тоном любых разговоров. Семья гибнет, долой ювенальную юстицию, не допустим вмешательства государства в семейные дела и так далее. Не то что детские учреждения, сейчас ведь и в детсад-то стараются детей отдавать как можно позже. И даже современные коммунисты стараются тему ликвидации семьи не затрагивать, равно как и тему сексуальной свободы. Впрочем, уже в СССР 60-70-х годов с пониманием коммунистического идеала ситуация была довольно сложной. Ефремов и его поклонники мыслили в категориях коммунизма 20-х годов, требовавшего кардинального переустройства общества, а официальный советский «коммунизм» всё больше склонялся к консерватизму, традиционным ценностям, патриотизму. Общество всё больше склонялось от левых ценностей к правому, или, вернее, к синтезу левых и правых идей, который потом Российская Федерация унаследовала от СССР, и который сейчас цветёт буйным цветом.
***
Или вот ещё одно соображение. Общество светлого будущего у Ефремова - абсолютно тоталитарно. В нём невозможно инакомыслие, и не потому, что существует репрессивная машина подавления инакомыслия (хотя в «Часе быка» есть проговорка о службе психологического контроля, но, к сожалению, опять лишь упоминание вскользь), а потому что все обитатели коммунистического рая мыслят одинаково и действуют одинаково. У них даже эстетические вкусы одинаковы, и они, естественно, такие же, как у самого Ефремова - строгий классицизм, преклонение перед идеалом, особенно перед идеальным человеческим телом. Тут, кстати, возникают интересные параллели с эстетикой фашистской Германии, и вообще тема фашистских мотивов в творчестве Ефремова - отдельный интересный вопрос, но тут, опять же, Ефремов такого рода взгляды старался маскировать и обнаружить их можно только по косвенным признакам.
Надо признать, Ефремов очень хорошо показывает эффективность такого рода общества. Оно фактически не нуждается в развитой государственной власти, потому что нет необходимости согласовывать противоположные интересы и мнения, ведь все мыслят одинаково и у всех одно стремление - покорить Вселенную. Кстати, тоже интересная тема - ефремовское общество крайне воинственно, но эта воинственность направлена не на других людей или пришельцев, а на покорение природы. Плюс к тому, это экспансионистское сообщество, настроенное на то, чтобы разведать всю нашу галактику и покорить её, а затем добраться и до других галактик. И эта атмосфера вечной войны, кстати, многое объясняет в устройстве ефремовского общества.
Понятно, что ефремовское общество не нуждается ни в полиции, ни в армии, ни в судебной системе. Механизм работает без конфликтов. Решения принимаются на Советах, причём, по всей видимости, по большей части единогласно или почти единогласно. В мире «Туманности» люди обладают невероятной по нашим меркам способностью к совместной деятельности, они буквально понимают друг друга с полуслова, а то и вовсе без слов, тут же приходят к согласию и начинают действовать. Да, и в немалой степени этому способствует как раз отсутствие семейный связей, землячеств и вообще какого-либо кумовства.
По части эффективности в распределении обязанностей ефремовское общество можно было сравнить с муравейником, но тут есть один важный нюанс. В отличие от миров Оруэлла и Хаксли (с которыми Ефремов вполне может быть поставлен в один ряд), мир Ефремова лишен иерархичности/кастовости. У Ефремова люди действительно равны практически по всем параметрам, различаются они только по своим способностям, да и то лишь когда речь заходит об отдельных работах вроде руководства Звёздной экспедицией. Во всех остальных работах люди взаимозаменяемы и свободно переходят с одной работы на другую.
Тут, кстати, есть хорошая возможность ещё раз подчеркнуть отличие ефремовского общества от современного. Как только заходит речь о должностях, на которых нельзя назначить любого, мы сразу думаем о том, что должен быть список таких должностей, кем-то разработанный и утверждённый, перечень условий для кандидатов, процедура утверждения. А у Ефремова ничего такого нет. Просто все знают, какая должность общедоступна, а какая нет, и все знают, какие качества требуются, и как согласовывают кандидатуры. И не требуется никаких бумаг, регламентов и так далее. Это просто такой социальный навык, выработанный с раннего детства и воспринимаемый как нечто естественное. Ну, примерно как для нас пользование деньгами. Нам же не нужна инструкция о том, что такое купюра, каких они бывают достоинств, что их нужно отдавать в обмен на товары и так далее (а это ведь не так-то всё просто и самоочевидно, если посмотреть отстранённо). Вот у ефремовских людей будущего примерно так же со сферой принятия решений, всё всем понятно, всё нормально работает, и не нужно никакой бюрократии.
Тут, понятно, в очередной раз всплывает вопрос: а откуда же взялось такое общество и такие люди? Ефремов об этом пишет довольно смутно, в том смысле, что, дескать, после серии разрушительных конфликтов немногие выжившие как-то вот так вот понемногу организовались. В «Часе быка» опять же есть смутная проговорка об использовании селекции, но по понятным причинам автор эту тему не развивает. А ведь без жёсткой селекции в данном случае действительно обойтись бы не удалось. Ну и вообще, при чтении «Туманности» меня лично постоянно мучил вопрос: сколько же надо было убить людей, чтобы построить такое общество?
И ещё один вопрос в связи с этим: а что в ефремовском обществе делают с теми, кто не подходит под стандарты? По здоровью - телесному или душевному, по мировоззрению и так далее. Что касается врождённых заболеваний, тут, понятно, тут напрашивается ответ, что медицина научилась лечить все болезни и что все дети рождаются здоровыми и пригодными для жизни в дивном новом мире. Но бывают же ведь генетические сбои и медицинские ошибки - что с такими детьми делают? Да, в романе упомянут Остров Забвения, на который попадают те, кто «регрессировал», но показаны примеры двух уже взрослых людей и, насколько можно понять, всё население Острова состоит из таких «ссыльных» и их потомства. Вряд ли туда отправляют неподходящих или непрошедших испытания детей.
***
Или ещё такая тема. В мире Ефремова очень мало микросоциума. Связи между людьми возможны либо рабочие, либо дружеские, либо любовные. Нет родственных связей, нет связей национальных или каких-нибудь местных. Вообще, ничего «местного» нет, кстати. Это очень ясно показано в той сцене, где Дар Ветер упаковывает немногие личные вещи, сообщает диспетчеру, что освободил комнату и уезжает в другое полушарие. Ему не с кем прощаться, нечего оставлять, он нигде не укоренён. Для него дом - Земля, а человечество - и семья, и община, и кружок по интересам, и даже в каком-то смысле церковь. Ведь служение человечеству, выполнение миссии по завоеванию вселенной у Ефремова обретает характер едва ли не религиозный.
Конечно, за счёт этого человек ефремовского будущего оказывается куда более цельной натурой, чем мы, современные люди. Ему нет нужды носить разные «маски» - на работе я такой, дома - другой, а с друзьями за пивом и вовсе третий. У него меньше внутренних конфликтов и неврозов, и эти конфликты более осмысленны, потому что человек будущего с детства привык к самоанализу.
Но всё же для нас это действительно что-то странное и чуждое - жизнь без семьи, без «малой родины», без ощущения единства с какой-то небольшой группой (именно небольшой, человечество как-то слишком уж громадно, чтобы чувствовать к нему полноценную привязанность). Не иметь возможности переключиться с одной модели поведения на другую. Не иметь возможности спрятаться на время от всевидящего общества или хотя бы ощущать наличие самой такой возможности (честно говоря, то, что в мире Ефремов есть хотя бы Остров Матерей и Остров Забвения, дающие всё же какую-то альтернативность, уже воспринимается с немалым облегчением, иначе слишком уж страшной становится нарисованная им картина).
И опять же, удивительно то, что для шестидесятников этот мир представлялся идеалом, чем-то таким, к чему нужно стремиться (тут, кстати, поневоле задумываешься над тем, каким был мир вокруг этих людей, что им казалась раем жутковатая ефремовская утопия; впрочем, Ефремов сам же ответил на этот вопрос в «Часе Быка», да, по сравнению с Тормансом, ефремовская Земля - рай).
А впрочем, с другой стороны, «шестидесятники» - это ведь не только Ефремов, это ещё и огромный пласт т. н. «деревенской» прозы, которая выступала антагонистом ефремовским построениям по каждому пункту. Основной мотив «деревенщиков» - это страх именно перед вот таким дивным новым миром - без корней, без семьи, без родины… И «деревня» в этой прозе - не столько деревня как таковая, сколько привычный, уютный и понятный порядок, который заменяется на что-то чуждое - безличное, безжалостное, бесчеловечное. Другое дело, что «деревенщики» ничего, кроме плача по уходящей натуре, предложить не могли. А если предлагали, то от их предложений веяло такой безнадёжной архаикой, что всерьёз это рассматривать было невозможно.
***
Или вот ещё такое наблюдение. Сказать, что Ефремов повлиял на Стругацких всё равно, что ничего не сказать. Ефремовские темы у АБС лезут просто отовсюду, вплоть до мелочей. До меня только после перечитывания «Туманности» дошло, что регулярная смена профессий по случайному принципу в «Граде обреченном» - отсылка к Ефремову, причём довольно ёрническая. Да и вышедший из-под контроля эксперимент в «Далёкой радуге» опять же отсылает к «Туманности», ну уж там не говорю о «Полдне» или там о «ТББ», который развивает тему, начатую в «Часе Быка». Хорошо видно, что Ефремов для АБС двойственная фигура - они восхищаются устройством ефремовского общества и при этом постоянно, что называется, пробуют его на прочность. То поместят в него героя нашего времени Саула, то, наоборот, коммунистического персонажа поместят в условное средневековье, то наизобретают каких-то спецслужб всевозможных, то Странников (да, кстати, что характерно, никакого Великого Кольца, дарящего человечеству новые технологии, у Стругацких нет, и никакого галактического единства разумных существ тоже нет и в помине). И несколько раз ставят вопрос о том, а как вообще можно построить такое новое общество, причём доходят до совсем уж крайней мистики в «Отягощённых злом», более антиефремовской по духу книги даже и представить невозможно.
Но что важно отметить - сколько бы Стругацкие ни деконструировали Ефремова, сколько бы ни терзали творение своего учителя, они остаются в той же парадигме. Единое коммунистическое человечество, общественное воспитание детей, космическая экспансия как высшая цель развития, прославление научно-технического прогресса. Базовая схожесть мировоззрений Ефремова и АБС стала особенно заметна в наше время, когда фантастика с презрением отвергла дух шестидесятничества и резко свернула с левых позиций на правые, от наследия Ефремова и АБС оставила только стилистические формы и некоторые сюжеты, а суть и идеи выбросила на помойку.
Кстати, Ефремов и АБС в чём-то напоминают классическую для античной и европейской традицию Великого Учителя и его Лучшего Ученика, который сначала развивает идеи учителя, а затем постепенно от них всё дальше и дальше отходит, всё больше противоречит Учителю, а затем создаёт свою собственную систему, которая, тем не менее, остаётся в том кругу идей, который был задан Учителем. Список таких пар известен: Платон и Аристотель, Кант и Гегель, Фрейд и Юнг. Ефремов и АБС оказались в хорошей компании. Правда, обычно после таких пар мыслителей оставались школы последователей, развивающие идеи основателей или противоречащие им. А в российской фантастике наследие Ефромова и АБС прогуляли очень быстро, после чего устроили соревнования в том, кто быстрее достигнет дна и начнёт его копать.
Впрочем, тут определённая доля ответственности лежит и на Стругацких, на их постоянном пребывании в каком-то промежуточном состоянии. Они прекрасно понимали, что возвращаться в прошлое, в доиндустриальную архаику - бессмысленно. Идти в новое будущее страшились, потому что хорошо представляли скольким и сколькими придётся пожертвовать на этом пути. И то, что такая ситуация отказа от выбора сама по себе есть выбор и выбор не лучший, тоже прекрасно понимали. Вот и метались между разными вариантами решения, находя везде свои недостатки, отчаянно призывая своих читателей думать и сохранять в себе человечность. Поэтому и не смогли оставить после себя чёткой и ясной схемы правильного/неправильного, должного/недолжного, представления об идеальном устройстве общества, личности и всего остального. А без этой ясной и однозначной догматической системы школа Стругацких быстро посыпалась.
Вот, например, тема семьи. Почему-то при разговоре о светлом ефремовском будущем как-то обычно ускользает тот факт, что в нём практически отсутствует институт семьи как таковой. Не совсем понятно, как образуются пары и рождаются дети в этом мире, похоже, Ефремов решил не писать об этом впрямую, чтобы не дразнить гусей, но похоже на то, что в мире коммунистического будущего царит полная сексуальная свобода. К сожалению, ни в «Туманности», ни в «Часе быка» не показано ни одной постоянной пары, все герои находятся в поиске своих «половинок», есть только упоминания о парах, например, о родителях Эрг Ноора. Но зато благодаря этому упоминанию мы знаем, что в мире Ефремова широко используется планирование семьи путём контрацепции (Эрг Ноор незапланированно родился в дальней экспедиции из-за того, что новый вид контрацептивов оказался ненадёжным).
Детей воспитывают в школах, о которых тоже не так много известно. В частности, очень бы хотелось знать, в каком возрасте детей отдают и общаются ли потом дети с родителями. Есть такое ощущение, что возраст начала общественного воспитания очень ранний. И, кстати, есть упоминание о матерях, в которых ещё остался атавистический материнский инстинкт и они не могут расстаться с детьми, для них существует специальный остров (что характерно, про отцов в этом описании даже и намёка нет). Опять же, упомянуто об этом вскользь, но чувствуется, что такая практика вызывает неодобрение именно из-за её устаревшего характера (да и потом, в символической географии Ефремова острова носят отрицательный характер, см. Остров Забвения).
Тут, кстати, можно порассуждать о повороте, случившемся за последние полвека в общественном мышлении. Для фантастики 60-70-х годов написать о том, что в светлом будущем никакой семьи не будет, а дети будут жить в специальных образовательных учреждениях - вполне нормально, мало того, это часть описания коммунистического общества. Вполне логичная, потому что ещё Энгельс доказал, что институт семьи в своё время поспособствовал установлению частной собственности и государства, иначе говоря, грехопадению человечества. И для установления идеального состояния общественного устройства семью безусловно необходимо ликвидировать.
Что называется, сравните с тем, как данная проблема воспринимается современной российской фантастикой, литературой, да и вообще тоном любых разговоров. Семья гибнет, долой ювенальную юстицию, не допустим вмешательства государства в семейные дела и так далее. Не то что детские учреждения, сейчас ведь и в детсад-то стараются детей отдавать как можно позже. И даже современные коммунисты стараются тему ликвидации семьи не затрагивать, равно как и тему сексуальной свободы. Впрочем, уже в СССР 60-70-х годов с пониманием коммунистического идеала ситуация была довольно сложной. Ефремов и его поклонники мыслили в категориях коммунизма 20-х годов, требовавшего кардинального переустройства общества, а официальный советский «коммунизм» всё больше склонялся к консерватизму, традиционным ценностям, патриотизму. Общество всё больше склонялось от левых ценностей к правому, или, вернее, к синтезу левых и правых идей, который потом Российская Федерация унаследовала от СССР, и который сейчас цветёт буйным цветом.
***
Или вот ещё одно соображение. Общество светлого будущего у Ефремова - абсолютно тоталитарно. В нём невозможно инакомыслие, и не потому, что существует репрессивная машина подавления инакомыслия (хотя в «Часе быка» есть проговорка о службе психологического контроля, но, к сожалению, опять лишь упоминание вскользь), а потому что все обитатели коммунистического рая мыслят одинаково и действуют одинаково. У них даже эстетические вкусы одинаковы, и они, естественно, такие же, как у самого Ефремова - строгий классицизм, преклонение перед идеалом, особенно перед идеальным человеческим телом. Тут, кстати, возникают интересные параллели с эстетикой фашистской Германии, и вообще тема фашистских мотивов в творчестве Ефремова - отдельный интересный вопрос, но тут, опять же, Ефремов такого рода взгляды старался маскировать и обнаружить их можно только по косвенным признакам.
Надо признать, Ефремов очень хорошо показывает эффективность такого рода общества. Оно фактически не нуждается в развитой государственной власти, потому что нет необходимости согласовывать противоположные интересы и мнения, ведь все мыслят одинаково и у всех одно стремление - покорить Вселенную. Кстати, тоже интересная тема - ефремовское общество крайне воинственно, но эта воинственность направлена не на других людей или пришельцев, а на покорение природы. Плюс к тому, это экспансионистское сообщество, настроенное на то, чтобы разведать всю нашу галактику и покорить её, а затем добраться и до других галактик. И эта атмосфера вечной войны, кстати, многое объясняет в устройстве ефремовского общества.
Понятно, что ефремовское общество не нуждается ни в полиции, ни в армии, ни в судебной системе. Механизм работает без конфликтов. Решения принимаются на Советах, причём, по всей видимости, по большей части единогласно или почти единогласно. В мире «Туманности» люди обладают невероятной по нашим меркам способностью к совместной деятельности, они буквально понимают друг друга с полуслова, а то и вовсе без слов, тут же приходят к согласию и начинают действовать. Да, и в немалой степени этому способствует как раз отсутствие семейный связей, землячеств и вообще какого-либо кумовства.
По части эффективности в распределении обязанностей ефремовское общество можно было сравнить с муравейником, но тут есть один важный нюанс. В отличие от миров Оруэлла и Хаксли (с которыми Ефремов вполне может быть поставлен в один ряд), мир Ефремова лишен иерархичности/кастовости. У Ефремова люди действительно равны практически по всем параметрам, различаются они только по своим способностям, да и то лишь когда речь заходит об отдельных работах вроде руководства Звёздной экспедицией. Во всех остальных работах люди взаимозаменяемы и свободно переходят с одной работы на другую.
Тут, кстати, есть хорошая возможность ещё раз подчеркнуть отличие ефремовского общества от современного. Как только заходит речь о должностях, на которых нельзя назначить любого, мы сразу думаем о том, что должен быть список таких должностей, кем-то разработанный и утверждённый, перечень условий для кандидатов, процедура утверждения. А у Ефремова ничего такого нет. Просто все знают, какая должность общедоступна, а какая нет, и все знают, какие качества требуются, и как согласовывают кандидатуры. И не требуется никаких бумаг, регламентов и так далее. Это просто такой социальный навык, выработанный с раннего детства и воспринимаемый как нечто естественное. Ну, примерно как для нас пользование деньгами. Нам же не нужна инструкция о том, что такое купюра, каких они бывают достоинств, что их нужно отдавать в обмен на товары и так далее (а это ведь не так-то всё просто и самоочевидно, если посмотреть отстранённо). Вот у ефремовских людей будущего примерно так же со сферой принятия решений, всё всем понятно, всё нормально работает, и не нужно никакой бюрократии.
Тут, понятно, в очередной раз всплывает вопрос: а откуда же взялось такое общество и такие люди? Ефремов об этом пишет довольно смутно, в том смысле, что, дескать, после серии разрушительных конфликтов немногие выжившие как-то вот так вот понемногу организовались. В «Часе быка» опять же есть смутная проговорка об использовании селекции, но по понятным причинам автор эту тему не развивает. А ведь без жёсткой селекции в данном случае действительно обойтись бы не удалось. Ну и вообще, при чтении «Туманности» меня лично постоянно мучил вопрос: сколько же надо было убить людей, чтобы построить такое общество?
И ещё один вопрос в связи с этим: а что в ефремовском обществе делают с теми, кто не подходит под стандарты? По здоровью - телесному или душевному, по мировоззрению и так далее. Что касается врождённых заболеваний, тут, понятно, тут напрашивается ответ, что медицина научилась лечить все болезни и что все дети рождаются здоровыми и пригодными для жизни в дивном новом мире. Но бывают же ведь генетические сбои и медицинские ошибки - что с такими детьми делают? Да, в романе упомянут Остров Забвения, на который попадают те, кто «регрессировал», но показаны примеры двух уже взрослых людей и, насколько можно понять, всё население Острова состоит из таких «ссыльных» и их потомства. Вряд ли туда отправляют неподходящих или непрошедших испытания детей.
***
Или ещё такая тема. В мире Ефремова очень мало микросоциума. Связи между людьми возможны либо рабочие, либо дружеские, либо любовные. Нет родственных связей, нет связей национальных или каких-нибудь местных. Вообще, ничего «местного» нет, кстати. Это очень ясно показано в той сцене, где Дар Ветер упаковывает немногие личные вещи, сообщает диспетчеру, что освободил комнату и уезжает в другое полушарие. Ему не с кем прощаться, нечего оставлять, он нигде не укоренён. Для него дом - Земля, а человечество - и семья, и община, и кружок по интересам, и даже в каком-то смысле церковь. Ведь служение человечеству, выполнение миссии по завоеванию вселенной у Ефремова обретает характер едва ли не религиозный.
Конечно, за счёт этого человек ефремовского будущего оказывается куда более цельной натурой, чем мы, современные люди. Ему нет нужды носить разные «маски» - на работе я такой, дома - другой, а с друзьями за пивом и вовсе третий. У него меньше внутренних конфликтов и неврозов, и эти конфликты более осмысленны, потому что человек будущего с детства привык к самоанализу.
Но всё же для нас это действительно что-то странное и чуждое - жизнь без семьи, без «малой родины», без ощущения единства с какой-то небольшой группой (именно небольшой, человечество как-то слишком уж громадно, чтобы чувствовать к нему полноценную привязанность). Не иметь возможности переключиться с одной модели поведения на другую. Не иметь возможности спрятаться на время от всевидящего общества или хотя бы ощущать наличие самой такой возможности (честно говоря, то, что в мире Ефремов есть хотя бы Остров Матерей и Остров Забвения, дающие всё же какую-то альтернативность, уже воспринимается с немалым облегчением, иначе слишком уж страшной становится нарисованная им картина).
И опять же, удивительно то, что для шестидесятников этот мир представлялся идеалом, чем-то таким, к чему нужно стремиться (тут, кстати, поневоле задумываешься над тем, каким был мир вокруг этих людей, что им казалась раем жутковатая ефремовская утопия; впрочем, Ефремов сам же ответил на этот вопрос в «Часе Быка», да, по сравнению с Тормансом, ефремовская Земля - рай).
А впрочем, с другой стороны, «шестидесятники» - это ведь не только Ефремов, это ещё и огромный пласт т. н. «деревенской» прозы, которая выступала антагонистом ефремовским построениям по каждому пункту. Основной мотив «деревенщиков» - это страх именно перед вот таким дивным новым миром - без корней, без семьи, без родины… И «деревня» в этой прозе - не столько деревня как таковая, сколько привычный, уютный и понятный порядок, который заменяется на что-то чуждое - безличное, безжалостное, бесчеловечное. Другое дело, что «деревенщики» ничего, кроме плача по уходящей натуре, предложить не могли. А если предлагали, то от их предложений веяло такой безнадёжной архаикой, что всерьёз это рассматривать было невозможно.
***
Или вот ещё такое наблюдение. Сказать, что Ефремов повлиял на Стругацких всё равно, что ничего не сказать. Ефремовские темы у АБС лезут просто отовсюду, вплоть до мелочей. До меня только после перечитывания «Туманности» дошло, что регулярная смена профессий по случайному принципу в «Граде обреченном» - отсылка к Ефремову, причём довольно ёрническая. Да и вышедший из-под контроля эксперимент в «Далёкой радуге» опять же отсылает к «Туманности», ну уж там не говорю о «Полдне» или там о «ТББ», который развивает тему, начатую в «Часе Быка». Хорошо видно, что Ефремов для АБС двойственная фигура - они восхищаются устройством ефремовского общества и при этом постоянно, что называется, пробуют его на прочность. То поместят в него героя нашего времени Саула, то, наоборот, коммунистического персонажа поместят в условное средневековье, то наизобретают каких-то спецслужб всевозможных, то Странников (да, кстати, что характерно, никакого Великого Кольца, дарящего человечеству новые технологии, у Стругацких нет, и никакого галактического единства разумных существ тоже нет и в помине). И несколько раз ставят вопрос о том, а как вообще можно построить такое новое общество, причём доходят до совсем уж крайней мистики в «Отягощённых злом», более антиефремовской по духу книги даже и представить невозможно.
Но что важно отметить - сколько бы Стругацкие ни деконструировали Ефремова, сколько бы ни терзали творение своего учителя, они остаются в той же парадигме. Единое коммунистическое человечество, общественное воспитание детей, космическая экспансия как высшая цель развития, прославление научно-технического прогресса. Базовая схожесть мировоззрений Ефремова и АБС стала особенно заметна в наше время, когда фантастика с презрением отвергла дух шестидесятничества и резко свернула с левых позиций на правые, от наследия Ефремова и АБС оставила только стилистические формы и некоторые сюжеты, а суть и идеи выбросила на помойку.
Кстати, Ефремов и АБС в чём-то напоминают классическую для античной и европейской традицию Великого Учителя и его Лучшего Ученика, который сначала развивает идеи учителя, а затем постепенно от них всё дальше и дальше отходит, всё больше противоречит Учителю, а затем создаёт свою собственную систему, которая, тем не менее, остаётся в том кругу идей, который был задан Учителем. Список таких пар известен: Платон и Аристотель, Кант и Гегель, Фрейд и Юнг. Ефремов и АБС оказались в хорошей компании. Правда, обычно после таких пар мыслителей оставались школы последователей, развивающие идеи основателей или противоречащие им. А в российской фантастике наследие Ефромова и АБС прогуляли очень быстро, после чего устроили соревнования в том, кто быстрее достигнет дна и начнёт его копать.
Впрочем, тут определённая доля ответственности лежит и на Стругацких, на их постоянном пребывании в каком-то промежуточном состоянии. Они прекрасно понимали, что возвращаться в прошлое, в доиндустриальную архаику - бессмысленно. Идти в новое будущее страшились, потому что хорошо представляли скольким и сколькими придётся пожертвовать на этом пути. И то, что такая ситуация отказа от выбора сама по себе есть выбор и выбор не лучший, тоже прекрасно понимали. Вот и метались между разными вариантами решения, находя везде свои недостатки, отчаянно призывая своих читателей думать и сохранять в себе человечность. Поэтому и не смогли оставить после себя чёткой и ясной схемы правильного/неправильного, должного/недолжного, представления об идеальном устройстве общества, личности и всего остального. А без этой ясной и однозначной догматической системы школа Стругацких быстро посыпалась.