Размышления о размышлении.
Джорджа Пэттисона «Размышления о Боге в век технологий»
О Боге
Ну наконец то, сказала я, наконец то хоть один нашелся, который тоже удивился
«Философия, политика, экономический строй, теоретическая наука, сексуальность и культура воздали должное таким богословиям, но, как правило, технология если и фигурирует, то лишь маргинально в представлении этими сферами тех современных проблем и реальностей, которые богословию хотелось бы охватить. Как я полагаю, это явилось роковой ошибкой. Как раз потому, что такие богословия пытались переопределить религию и богословие в рамках анализа современной «новой» жизни, упущение из виду того, что оказывается центральным и наиболее динамичным элементом современной реальности, упущение из виду технологии означает, что их проект несбыточен в силу своих же собственных условий.
…
Следует немедленно исключить любое упрощение в поиске богословского ответа на этот вопрос»
(Введение. Технология как богословская проблема. стр. 7)
«Пожалуй, важный намек на совершенно иной подход можно усмотреть в утверждении Бультмана, что невозможно одновременно пользоваться электричеством и верить в новозаветный мир духов и демонов. В какую сторону указывает этот намек? Он показывает, что современность представляет собой богословскую проблему не столько из-за своей веры в автономию или научное мировоззрение, сколько потому, что она оформилась как технологическая цивилизация, в которой чудес больше не ждут, в которой чудеса больше не требуются - даже если допустить, что они теоретически возможны. Быть может, секуляризация и является всего лишь теорией, но секулярность, которую рассматривает эта теория, не есть ни теория современности, ни даже теоретические предпосылки самой современности - она есть опыт восприятия современной технологии»
(глава 1. Долгое прощание. Стр. 51)
Конечно, факт игнорирования большинством богословов реальности вещь более чем удивительная. Большинством, но не всеми. Замечательный обзор, выполненный Пэттисоном в первых двух главах показывает, что дела обстояли не столь уж плачевно, как можно судить по введению. На реальность все же богословы внимание тоже обращали, начиная с Тейяра и далее, например Хефнер
«Научный взгляд на происхождение космоса и человека принимается без оговорок. Тем не менее, считает Хефнер, в эволюции человеческой жизни биологическое развитие достигает такого уровня сложности, на котором биологические вид гомо сапиенс становится «сотворцом»
…
В отличие от подходов, скажем, Полкинхорна и Пикока, здесь богословие (которое строится на материале мифа и ритуала) не стремится дополнить научную картину мира собственным описанием реальности. Скорее она формирует культурные параметры, в рамках которых мы действуем как сотворцы, принимая решения, адекватные технологической цивилизации. Считать, что роль богословия состоит в этом, а не в критически-реалистической попытке объяснить устройство мира, представляет собой важный шаг»
(глава 2. Богословие технологии. Стр. 75)
И даже такой противник прогресса как Хайдеггер все же признавал науку истинной, то есть, перефразируя в христианском понимании, входящей в планы Господа Бога
«Эта сила обусловлена не просто грубостью технической воли к власти, но и тем фактом, что (если Хайдеггер прав) именно сама истина сделала возможными науку и технологию. Они сиьны лишь потому, что, при всей своей искаженности и неясности, являются «истинными»»
(глава 3. Хайдеггер и вопрос о технологии. Стр. 145)
И даже более того
«С 1920-х по 1980-е годы этот «субординационистский» подход к взаимоотношению между технологией и религией был более или менее стандартным для христианского богословия»
(глава 2. Богословие технологии. Стр. 75)
Но раз так, то казалось бы, развивая далее богословский подход хотя бы Хефнера, а главное доводя его до сознания христиан, начиная с богословов и церковной иерархии, будем ликвидировать более чем странный факт несоответствия богословия реальности. Что поможет, в том числе, и избежать пагубного влияния греховно используемых технологий. Однако сам Пэттисон с таким подходом не согласен
« …в обозримом будущем отказ от технологии нереален. Да почти никто и не захочет такого «преодоления». Но даже если понимать «преодоление» технологии как обретение богословием статуса, при котором оно сможет руководить развитием технологии, то реальные способности богословского сообщества столь неадекватны для подобной задачи, что перспектив здесь не больше, чем с отказом от технологии. Реалии политического, индустриального и коммерческого развития технологии и управления ею, с одной стороны, слишком мощные, а с другой стороны, слишком плюралистические, чтобы какая-то конкретная форма христианского богословия могла задавать установки всему процессу»
(глава 1. Долгое прощание. Стр. 54)
Тут невольно вспоминается анекдот про армянское радио, которое на вопрос, можно ли в Армении построить коммунизм отвечало - можно, но зачем? Можно ли мыслить о Боге в эпоху технологий? - ну наверно можно, но собственно зачем? Если все равно ничем помочь нельзя? Если все равно
«Что может быть сделано, то будет сделано, и технологические новшества постоянно опережают все усилия философов, моралистов и законников поспевать за ними»
(Введение. Технология как богословская проблема. стр. 14)
Однако Пэттисон расписавшись в неспособности христиан изменить ситуацию лаже в случае ее верного богословского понимания, далее все же настроен оптимистично
«Это не означает, что на рецепцию секулярного необходимо отвечать отказом от технологического. Если осознать серьезность проблемы, связанной с технологией, становится очевидно, что речь не может идти о «преодолении» технологии в каком-либо грубом смысле. Скорее, вопрос состоит в следующем: в ситуации, где технология составляет внешнюю и внутреннюю среду современного мышления, можно ли мыслить иначе, чем на технологический манер, и могут ли такие размышления иметь форму размышлений о Боге? Вообще, можно ли по преднему думать о Боге в такой ситуации?
(глава 1. Долгое прощание. Стр. 55)
Сегодня самый серьезный вызов, связанный с использованием технологии, заключается не в том, как решить тот или иной комплекс технологических проблем… а в том, чтобы принять и понять нашу ответственность за технологию как целостное явление и нашу свободу в осуществлении этой ответственности. Иными словами, чем бы ни была технология - является ли она продуктом тщательно разработанной стратегии или, так сказать, возникла на «голом месте» вследствие целого ряда исторических случайностей, - это явление, которое мы вольны отвергнуть, направить в нужное русло или перенаправить, знай мы, что нам нужнее. Как человеческая деятельность технология не может полностью избежать возможностей человеческого действия и решения, даже если в настоящее время ее все ускоряющееся развитие не позволяет нравственным, религиозным и политическим традициям и учреждениям справиться с ней
(глава 4. Мы свободны мыслить о Боге стр. 160)
Думаю, при устранении неверного богословского понимания реальности возможности появятся, их в настоящее время отсутствие есть прямое следствие отсутствия верных пониманий. Так что Пэттисон прав, о Боге в эпоху технологий мыслить не то что можно, а просто необходимо. Но не менее необходимо и мыслить о технологиях в эпоху Бога, которая никуда не исчезла, которая продолжается в любую эпоху, в том числе и технологий.
О себе
«Мы вполне можем представить себе, что когда-нибудь в ближайшем будущем будет разработана теория сознания, которая сможет объяснить даже само это ощущение - переживаемое качество существования, - и что будут созданы машины, способные воспроизводить это ощущение, однако даже в таком случае мое личное чувство, что моя жизнь, ваша жизнь, наша жизнь обладает значимостью, не ослабевает и не меняется. Мало того, даже если можно было бы убедительно доказать, что это ощущение «Я» - иллюзия, эпифеномен электрохимических функций или датчик гена эгоизма, тогда, по моемук собственному выражению, «я есть иллюзорное существо, но эта иллюзия - как раз то, что мне дороже всего, что я есть для себя самого и в себе самом». Или, говоря в категориях космических, мне нет особого дела до того, что «сознание» станет в будущем одной из отличительных характеристик вселенной: для меня важен конкретный личный мир тех, кого я знаю как людей в фактическом настоящем и с кем я делю этот мир. Они значат или - я не могу так не рассуждать - должны значить больше, чем сознание некой будущей сущности, которая придет на смену людям»
((глава 6. Видение тайны. Стр. 245)
Честно говоря, я совершенно не могу представить себе, что в ближайшем будущем будет разработана теория сознания. Ничто не дает оснований так считать. От начала существования человечества хоть и крайне медленно, но оно все же познавало материальный мир. И в наше время уже понятно, что естественные науки, как инструмент этого познания, имеют место быть. Чего совершенно нельзя сказать о сознании, мы не продвинулись тут и на йоту, у нас не только нет даже зачатков теории сознания, у нас нет вообще понимания о том, с чем мы имеем дело, говоря о сознании. Равно как и нет никакой возможности определять в эксперименте, имеем мы дело с сознанием или нет. О факте существования в мироздании сознания мы знаем лишь по внутреннему ощущению, и положение это не изменилось никак со времен неолита. Все, что написано со времен неолита - это извините не наука, это философские нарративы.
Я вполне допускаю, что будут созданы машины, внешне неотличимые от людей, это вопрос времени. Но мы никогда не сможем установить, сознает ли этот комп или нет. Но даже если предположить, что каким то чудом мы установим, что сознает, хлтя бы и интуитивно, как то имеет место в отношении животных, я такое вполне допускаю, но ведь возникнет тот же вопрос, что и для человека - что именно сознает в компе? железо? программа? То и другое вместе? Или что то еще, этим порождаемое? Или это вообще иллюзия, теперь уже не только человека, но и машины? или все же при высокой структурированности материи возможно считывание и осознание с нее информации нематериальным сознающим, независимо от того, какого происхождения эта материально-информационная структура? А почему, собственно, нет? С какого чуда мы вводим такое ограничение для Господа?
«Где же тогда мы могли бы найти такое место, чтобы мыслить о Боге, которое не вовлекало бы нас в территориализм того или иного толка? Пока я только намечаю вопрос, но предложу предварительный ответ в послесловии, которое я озоглавил «Город бездомных»»
((глава 6. Видение тайны. Стр. 276)
Думаю, избежать территориализма можно лишь одним путем - не превращая сотворцов Бога в странных бездомных туристов, а наоборот, расширяя территорию сотворчества до тех пределов, в которых человек и призван к сотворчеству, то есть до границ материального космоса
Последние три главы книги Пэттисона посвящены описанию ужастиков от технологий, которые порабощают, начиная с уровня университетов и далее. Ну что ж, думаю, самое время молиться, то есть согласно Пэттисону, благодарить
Благодарю тебя, Господи, что изобрел и послал мне этот удивительные совершенно не агрессивный телевизор, который за все время своей работы ни разу не попытался меня поработить. Но дал мне возможность увидеть все те места, которые я бы за всю жизнь не смогла посетить, даже если бы мне каждый год открывали по шенгенской визе
Благодарю тебя Господи, что изобрел и послал мне эту замечательную мобилку, которая не проявляет никакого желания лишить меня общения с родными и приятелями, но с помощью которой я смогла даже поехав в Польшу обмениваться с ними мыслями на расстоянии
Благодарю тебя Господи, что изобрел и послал мне этот замечательный компьютер, который никогда не стремился показывать мне никакой гадости, но с помощью которого я могу сейчас написать и возможно далее обсудить этот текст
Вот одного не пойму, почему послав мне все эти и еще многие другие замечательные вещи, Ты не послал подобные же Пэттисону?
А вот ответ на этот вопрос пожалуй я нашла в эпилоге - Город бездомных
«Разве размышление о том, что мы - всего лишь горстка элементов, пыль угасших звезд и память, живущая не дольше любви, не сообщает некоей меры, посредством коей мы могли бы оценивать те или иные буйные фантазии технологии?
…
Быть смертными, движущимися в космосе, заключенными в бесконечном пространстве и лишь тем самым способными, если только мы вообще способны, достигать озарений, понуждающих нас мыслить о Боге.»
(Постскриптум. Город бездомных)
Пытаюсь понять, нет, не понять, ощутить, как бы я воспринимала технологии, отождествив себя с химическими элементами. Но ведь технология - это инструмент владычества человечества над материей, и как таковой - действительно порабощает. Не материю, человека, отождествившего себя с материей. Ой…
Так что может быть, мышление о Боге в век технологий, равно как и о технологии в век Бога надо начать с мышления о себе?
О Боге
Ну наконец то, сказала я, наконец то хоть один нашелся, который тоже удивился
«Философия, политика, экономический строй, теоретическая наука, сексуальность и культура воздали должное таким богословиям, но, как правило, технология если и фигурирует, то лишь маргинально в представлении этими сферами тех современных проблем и реальностей, которые богословию хотелось бы охватить. Как я полагаю, это явилось роковой ошибкой. Как раз потому, что такие богословия пытались переопределить религию и богословие в рамках анализа современной «новой» жизни, упущение из виду того, что оказывается центральным и наиболее динамичным элементом современной реальности, упущение из виду технологии означает, что их проект несбыточен в силу своих же собственных условий.
…
Следует немедленно исключить любое упрощение в поиске богословского ответа на этот вопрос»
(Введение. Технология как богословская проблема. стр. 7)
«Пожалуй, важный намек на совершенно иной подход можно усмотреть в утверждении Бультмана, что невозможно одновременно пользоваться электричеством и верить в новозаветный мир духов и демонов. В какую сторону указывает этот намек? Он показывает, что современность представляет собой богословскую проблему не столько из-за своей веры в автономию или научное мировоззрение, сколько потому, что она оформилась как технологическая цивилизация, в которой чудес больше не ждут, в которой чудеса больше не требуются - даже если допустить, что они теоретически возможны. Быть может, секуляризация и является всего лишь теорией, но секулярность, которую рассматривает эта теория, не есть ни теория современности, ни даже теоретические предпосылки самой современности - она есть опыт восприятия современной технологии»
(глава 1. Долгое прощание. Стр. 51)
Конечно, факт игнорирования большинством богословов реальности вещь более чем удивительная. Большинством, но не всеми. Замечательный обзор, выполненный Пэттисоном в первых двух главах показывает, что дела обстояли не столь уж плачевно, как можно судить по введению. На реальность все же богословы внимание тоже обращали, начиная с Тейяра и далее, например Хефнер
«Научный взгляд на происхождение космоса и человека принимается без оговорок. Тем не менее, считает Хефнер, в эволюции человеческой жизни биологическое развитие достигает такого уровня сложности, на котором биологические вид гомо сапиенс становится «сотворцом»
…
В отличие от подходов, скажем, Полкинхорна и Пикока, здесь богословие (которое строится на материале мифа и ритуала) не стремится дополнить научную картину мира собственным описанием реальности. Скорее она формирует культурные параметры, в рамках которых мы действуем как сотворцы, принимая решения, адекватные технологической цивилизации. Считать, что роль богословия состоит в этом, а не в критически-реалистической попытке объяснить устройство мира, представляет собой важный шаг»
(глава 2. Богословие технологии. Стр. 75)
И даже такой противник прогресса как Хайдеггер все же признавал науку истинной, то есть, перефразируя в христианском понимании, входящей в планы Господа Бога
«Эта сила обусловлена не просто грубостью технической воли к власти, но и тем фактом, что (если Хайдеггер прав) именно сама истина сделала возможными науку и технологию. Они сиьны лишь потому, что, при всей своей искаженности и неясности, являются «истинными»»
(глава 3. Хайдеггер и вопрос о технологии. Стр. 145)
И даже более того
«С 1920-х по 1980-е годы этот «субординационистский» подход к взаимоотношению между технологией и религией был более или менее стандартным для христианского богословия»
(глава 2. Богословие технологии. Стр. 75)
Но раз так, то казалось бы, развивая далее богословский подход хотя бы Хефнера, а главное доводя его до сознания христиан, начиная с богословов и церковной иерархии, будем ликвидировать более чем странный факт несоответствия богословия реальности. Что поможет, в том числе, и избежать пагубного влияния греховно используемых технологий. Однако сам Пэттисон с таким подходом не согласен
« …в обозримом будущем отказ от технологии нереален. Да почти никто и не захочет такого «преодоления». Но даже если понимать «преодоление» технологии как обретение богословием статуса, при котором оно сможет руководить развитием технологии, то реальные способности богословского сообщества столь неадекватны для подобной задачи, что перспектив здесь не больше, чем с отказом от технологии. Реалии политического, индустриального и коммерческого развития технологии и управления ею, с одной стороны, слишком мощные, а с другой стороны, слишком плюралистические, чтобы какая-то конкретная форма христианского богословия могла задавать установки всему процессу»
(глава 1. Долгое прощание. Стр. 54)
Тут невольно вспоминается анекдот про армянское радио, которое на вопрос, можно ли в Армении построить коммунизм отвечало - можно, но зачем? Можно ли мыслить о Боге в эпоху технологий? - ну наверно можно, но собственно зачем? Если все равно ничем помочь нельзя? Если все равно
«Что может быть сделано, то будет сделано, и технологические новшества постоянно опережают все усилия философов, моралистов и законников поспевать за ними»
(Введение. Технология как богословская проблема. стр. 14)
Однако Пэттисон расписавшись в неспособности христиан изменить ситуацию лаже в случае ее верного богословского понимания, далее все же настроен оптимистично
«Это не означает, что на рецепцию секулярного необходимо отвечать отказом от технологического. Если осознать серьезность проблемы, связанной с технологией, становится очевидно, что речь не может идти о «преодолении» технологии в каком-либо грубом смысле. Скорее, вопрос состоит в следующем: в ситуации, где технология составляет внешнюю и внутреннюю среду современного мышления, можно ли мыслить иначе, чем на технологический манер, и могут ли такие размышления иметь форму размышлений о Боге? Вообще, можно ли по преднему думать о Боге в такой ситуации?
(глава 1. Долгое прощание. Стр. 55)
Сегодня самый серьезный вызов, связанный с использованием технологии, заключается не в том, как решить тот или иной комплекс технологических проблем… а в том, чтобы принять и понять нашу ответственность за технологию как целостное явление и нашу свободу в осуществлении этой ответственности. Иными словами, чем бы ни была технология - является ли она продуктом тщательно разработанной стратегии или, так сказать, возникла на «голом месте» вследствие целого ряда исторических случайностей, - это явление, которое мы вольны отвергнуть, направить в нужное русло или перенаправить, знай мы, что нам нужнее. Как человеческая деятельность технология не может полностью избежать возможностей человеческого действия и решения, даже если в настоящее время ее все ускоряющееся развитие не позволяет нравственным, религиозным и политическим традициям и учреждениям справиться с ней
(глава 4. Мы свободны мыслить о Боге стр. 160)
Думаю, при устранении неверного богословского понимания реальности возможности появятся, их в настоящее время отсутствие есть прямое следствие отсутствия верных пониманий. Так что Пэттисон прав, о Боге в эпоху технологий мыслить не то что можно, а просто необходимо. Но не менее необходимо и мыслить о технологиях в эпоху Бога, которая никуда не исчезла, которая продолжается в любую эпоху, в том числе и технологий.
О себе
«Мы вполне можем представить себе, что когда-нибудь в ближайшем будущем будет разработана теория сознания, которая сможет объяснить даже само это ощущение - переживаемое качество существования, - и что будут созданы машины, способные воспроизводить это ощущение, однако даже в таком случае мое личное чувство, что моя жизнь, ваша жизнь, наша жизнь обладает значимостью, не ослабевает и не меняется. Мало того, даже если можно было бы убедительно доказать, что это ощущение «Я» - иллюзия, эпифеномен электрохимических функций или датчик гена эгоизма, тогда, по моемук собственному выражению, «я есть иллюзорное существо, но эта иллюзия - как раз то, что мне дороже всего, что я есть для себя самого и в себе самом». Или, говоря в категориях космических, мне нет особого дела до того, что «сознание» станет в будущем одной из отличительных характеристик вселенной: для меня важен конкретный личный мир тех, кого я знаю как людей в фактическом настоящем и с кем я делю этот мир. Они значат или - я не могу так не рассуждать - должны значить больше, чем сознание некой будущей сущности, которая придет на смену людям»
((глава 6. Видение тайны. Стр. 245)
Честно говоря, я совершенно не могу представить себе, что в ближайшем будущем будет разработана теория сознания. Ничто не дает оснований так считать. От начала существования человечества хоть и крайне медленно, но оно все же познавало материальный мир. И в наше время уже понятно, что естественные науки, как инструмент этого познания, имеют место быть. Чего совершенно нельзя сказать о сознании, мы не продвинулись тут и на йоту, у нас не только нет даже зачатков теории сознания, у нас нет вообще понимания о том, с чем мы имеем дело, говоря о сознании. Равно как и нет никакой возможности определять в эксперименте, имеем мы дело с сознанием или нет. О факте существования в мироздании сознания мы знаем лишь по внутреннему ощущению, и положение это не изменилось никак со времен неолита. Все, что написано со времен неолита - это извините не наука, это философские нарративы.
Я вполне допускаю, что будут созданы машины, внешне неотличимые от людей, это вопрос времени. Но мы никогда не сможем установить, сознает ли этот комп или нет. Но даже если предположить, что каким то чудом мы установим, что сознает, хлтя бы и интуитивно, как то имеет место в отношении животных, я такое вполне допускаю, но ведь возникнет тот же вопрос, что и для человека - что именно сознает в компе? железо? программа? То и другое вместе? Или что то еще, этим порождаемое? Или это вообще иллюзия, теперь уже не только человека, но и машины? или все же при высокой структурированности материи возможно считывание и осознание с нее информации нематериальным сознающим, независимо от того, какого происхождения эта материально-информационная структура? А почему, собственно, нет? С какого чуда мы вводим такое ограничение для Господа?
«Где же тогда мы могли бы найти такое место, чтобы мыслить о Боге, которое не вовлекало бы нас в территориализм того или иного толка? Пока я только намечаю вопрос, но предложу предварительный ответ в послесловии, которое я озоглавил «Город бездомных»»
((глава 6. Видение тайны. Стр. 276)
Думаю, избежать территориализма можно лишь одним путем - не превращая сотворцов Бога в странных бездомных туристов, а наоборот, расширяя территорию сотворчества до тех пределов, в которых человек и призван к сотворчеству, то есть до границ материального космоса
Последние три главы книги Пэттисона посвящены описанию ужастиков от технологий, которые порабощают, начиная с уровня университетов и далее. Ну что ж, думаю, самое время молиться, то есть согласно Пэттисону, благодарить
Благодарю тебя, Господи, что изобрел и послал мне этот удивительные совершенно не агрессивный телевизор, который за все время своей работы ни разу не попытался меня поработить. Но дал мне возможность увидеть все те места, которые я бы за всю жизнь не смогла посетить, даже если бы мне каждый год открывали по шенгенской визе
Благодарю тебя Господи, что изобрел и послал мне эту замечательную мобилку, которая не проявляет никакого желания лишить меня общения с родными и приятелями, но с помощью которой я смогла даже поехав в Польшу обмениваться с ними мыслями на расстоянии
Благодарю тебя Господи, что изобрел и послал мне этот замечательный компьютер, который никогда не стремился показывать мне никакой гадости, но с помощью которого я могу сейчас написать и возможно далее обсудить этот текст
Вот одного не пойму, почему послав мне все эти и еще многие другие замечательные вещи, Ты не послал подобные же Пэттисону?
А вот ответ на этот вопрос пожалуй я нашла в эпилоге - Город бездомных
«Разве размышление о том, что мы - всего лишь горстка элементов, пыль угасших звезд и память, живущая не дольше любви, не сообщает некоей меры, посредством коей мы могли бы оценивать те или иные буйные фантазии технологии?
…
Быть смертными, движущимися в космосе, заключенными в бесконечном пространстве и лишь тем самым способными, если только мы вообще способны, достигать озарений, понуждающих нас мыслить о Боге.»
(Постскриптум. Город бездомных)
Пытаюсь понять, нет, не понять, ощутить, как бы я воспринимала технологии, отождествив себя с химическими элементами. Но ведь технология - это инструмент владычества человечества над материей, и как таковой - действительно порабощает. Не материю, человека, отождествившего себя с материей. Ой…
Так что может быть, мышление о Боге в век технологий, равно как и о технологии в век Бога надо начать с мышления о себе?