Где твой ауфтакт? Фильм Юлии Бобковой об Олеге Каравайчуке
«Я ничего не потерял. Я насочинял тьму всего. А публика? А время? Подумайте, что вы сделали? Вы же меня не имели! Ну, что? Лучше стало?»
Из интервью Олега Каравайчука Ольге Андреевой, «Сноб», 13.06.16
Своей скромной суммой я помогла чудесному проекту, чему очень рада. Обрадовалась и тогда, когда обнаружила в почтовом ящике этот конверт - с диском и открыткой с благодарностью. И, действительно и искренне считая эту, в общем, откровенно говоря, прошедшую «вторым экраном» работу, которая, на мой взгляд, не афишируется ещё и вполне сознательно (кто только это делает сознательно - неведомо мне, да и бог с ними), лучшей, скажу о ней несколько слов.
В этом фильме ценны несколько вещей. Одна из них заключается в том, что героя никто не обслуживает. Пересматриваю сейчас набранные в своё время в YouTube и сохранённые на будущее ролики, нарезки, какие-то лекции и встречи. И почти везде в глаза лезет и просто напрочь выбивает вот это бесконечное обывательское присутствие рядом, обслуживание, которое создают люди, до мозга костей сотканные из обывательских своих затей. Из своих интересов чисто формально-материального свойства. В их действиях читается: «Мы позвали дедушку. Дедушка не слышит. Дедушку надо уговорить сыграть на рояле. Дедушка не хочет и упирается. Он может выкинуть какой-нибудь фортель, и с ним нужно держать ухо востро!» (видео об этом смотрите в конце)
Юлия - совсем молодой режиссёр - построила своё кино таким образом, чтобы никакого её «режиссёрского почерка», никакого её присутствия и, уж тем более, никакого её «дыхания», демонстрации заинтересованности, которая, в конечном счёте, сводит на нет и само присутствие героя - он неизбежно начинает теряться в этой искусственной обстановке, которая начинает его подавлять и раздражать - ничего этого не было. Есть ощущение, что делала она своё кино очень самоотверженно, что было очень сложно. Но она от принципа исключительного присутствия в своём кино только того, ради которого оно сделано, не отошла ни в чём.
В то же время. Центральной, на мой взгляд, в этом фильме является сцена, где бедный Олег Николаевич почти кричит, требуя, чтобы все ушли от сцены, с первого ряда. А никто и не думает уходить. Оператор выхватывает лица. И это сплошь обыватели. Их сонм. Их разнообразие и разномастность. Их полная бездумность, пустота, которые так и проступают на их лицах, когда они смотрят и слушают «вот такоэ и вот такого». Чо такое?! Но - сидят:) Или притворяются, что понимают. Или - что честней - не притворяются, а просто наставляют свои глаза то в одну точку, то в другую.
И есть эпизод, где показывают на большом экране, под аккомпанемент Олега Николаевича, Босха. «Босха покажем - и уйдём», - говорит он. А позади, когда он это говорит, сидит покойный Александр Шаталов. Который, быть может, единственный и понимает - про что всё это. Как всё пересекается. И все, кто необходим друг другу, пересекаются. Всё равно пересекаются.
Но Каравайчуку вот эти самые обывательские и, что хуже, агрессивно-обывательские проявления и были ненавистны больше всего. И ещё ему ненавистны были заборы. И колючие проволоки на заборах. И коттеджи, где не живут. Построенные на месте дубового и сосново-елового леса. И когда срубили его ель - его, на его участке стоящую, без всякого спроса, без всяких, там, церемоний - потому что, видите ли, соседу вот этому заборному показалось, что ель упадёт на его баню, - Каравайчук умирал. И даже не сожалел об этом, как сам говорит. Обыватель вновь заменит словами это «умирал» - ему ведь кажется, что лишь в словах дело. Ну, умирал и умирал, но ведь не умер же! А Каравайчук - человек, «материя» которого ничего общего с этим не имеет, объясняет это ясно и просто (услышьте!): «Понял, что это полный крах. Градация между «можно» и «нельзя» исчезла. Деньги есть - я могу всё. Вот это - современный ауфтакт. Не ауфтакт Вагнера - когда ты не можешь всё, а должен через сердце провести. Подскажет тебе, можно или нельзя. Через кровь, через шарики. Через вечность, через время. Что после тебя будет, если ты так сделаешь. И всё это в человеке продвигалось, и получался гениальный ауфтакт - сделать или не сделать. А сейчас - сделаю! Деньги есть! Дирижёров нет, потому что нет теперь этой градации в человеке!»
Каково!
Его Комарово. Его дороги, по которым он не идёт - рассекает!:) Это «рассекание» («рассечение») - из того рода, о котором сказал Кришнамурти: «Вы идёте - и это уже медитация». Вообще, по-моему, Кришнамурти с его религиозным нигилизмом (беру эту ясную и гениальную мысль у Григория Померанца, из его работы «Джидду Кришнамурти и проблема современного религиозного нигилизма») и Каравайчук с его сознательным и трудным, мучительным и великим, простым как день, нигилизмом и отшельничеством, - сродни. Чтобы понять Каравайчука - откройте Кришнамурти. Любую его книжку. Не нужно подготавливать себя к медитации. Идите и всё. Это уже медитация. А заборы… «Сейчас - мания опасности. Деньги в своём кармане, а не в государстве. Это лабиринт тюрьмы. Это многослойная межзастенковая лабиринтность тюрьмы. И это конец. Дальше нет пути. И это то, что со мной произошло». Говорит о смертоносном урагане, который снесёт в один день всё это к чёртовой матери. Пд праведную мелодию Вагнера! Он, - говорит Каравайчук, - ещ когда показал, что это всё будет снесено. «Вселились. И своем вселением дали себе срок. Они себя вмертвили накрепко!»
И да, вот он идёт. Приходит куда-то. Сам останавливается (не останавливают, чтобы, с тонной демонстрации внимания и почтения спросить: «Олег Николаевич, а как вы думаете…»), сам что-то вспоминает, делится, показывает. Из этих, по сути, примитивных, однако логичных по атмосфере и по точности сцен и собран фильм.
И это - самый «каравайчуковский» фильм из всего, что о нём снято.
Сыграл. Выложился. Встал. «Бляди. Сволочи. Гады». Из зала - подхалимский аплодисмент: «Гениааально!»
Этой же съёмочной группе выпало его хоронить. Жирномордые чиновники и охранники. Любопытные. Исполнители ритуалов. Могильщики. И совсем немногие - понимающие. Их безошибочно можно распознать просто за секунду.
А потом - финал, полёт над Комарово. Отчётливый крест на крыше его дома. Ели и сосны. Кладбище. Дома, дворы, и снова вверх. Он где не хочет исчезнуть - там никогда не исчезнет.
Страница проекта:
https://planeta.ru/campaigns/cinema2016
Где, собственно, посмотреть картину, не знаю.
Юлия, спасибо большое!
Обещанное видео. Как не надо разговаривать и обращаться с Каравайчуком:
Из интервью Олега Каравайчука Ольге Андреевой, «Сноб», 13.06.16
Своей скромной суммой я помогла чудесному проекту, чему очень рада. Обрадовалась и тогда, когда обнаружила в почтовом ящике этот конверт - с диском и открыткой с благодарностью. И, действительно и искренне считая эту, в общем, откровенно говоря, прошедшую «вторым экраном» работу, которая, на мой взгляд, не афишируется ещё и вполне сознательно (кто только это делает сознательно - неведомо мне, да и бог с ними), лучшей, скажу о ней несколько слов.
В этом фильме ценны несколько вещей. Одна из них заключается в том, что героя никто не обслуживает. Пересматриваю сейчас набранные в своё время в YouTube и сохранённые на будущее ролики, нарезки, какие-то лекции и встречи. И почти везде в глаза лезет и просто напрочь выбивает вот это бесконечное обывательское присутствие рядом, обслуживание, которое создают люди, до мозга костей сотканные из обывательских своих затей. Из своих интересов чисто формально-материального свойства. В их действиях читается: «Мы позвали дедушку. Дедушка не слышит. Дедушку надо уговорить сыграть на рояле. Дедушка не хочет и упирается. Он может выкинуть какой-нибудь фортель, и с ним нужно держать ухо востро!» (видео об этом смотрите в конце)
Юлия - совсем молодой режиссёр - построила своё кино таким образом, чтобы никакого её «режиссёрского почерка», никакого её присутствия и, уж тем более, никакого её «дыхания», демонстрации заинтересованности, которая, в конечном счёте, сводит на нет и само присутствие героя - он неизбежно начинает теряться в этой искусственной обстановке, которая начинает его подавлять и раздражать - ничего этого не было. Есть ощущение, что делала она своё кино очень самоотверженно, что было очень сложно. Но она от принципа исключительного присутствия в своём кино только того, ради которого оно сделано, не отошла ни в чём.
В то же время. Центральной, на мой взгляд, в этом фильме является сцена, где бедный Олег Николаевич почти кричит, требуя, чтобы все ушли от сцены, с первого ряда. А никто и не думает уходить. Оператор выхватывает лица. И это сплошь обыватели. Их сонм. Их разнообразие и разномастность. Их полная бездумность, пустота, которые так и проступают на их лицах, когда они смотрят и слушают «вот такоэ и вот такого». Чо такое?! Но - сидят:) Или притворяются, что понимают. Или - что честней - не притворяются, а просто наставляют свои глаза то в одну точку, то в другую.
И есть эпизод, где показывают на большом экране, под аккомпанемент Олега Николаевича, Босха. «Босха покажем - и уйдём», - говорит он. А позади, когда он это говорит, сидит покойный Александр Шаталов. Который, быть может, единственный и понимает - про что всё это. Как всё пересекается. И все, кто необходим друг другу, пересекаются. Всё равно пересекаются.
Но Каравайчуку вот эти самые обывательские и, что хуже, агрессивно-обывательские проявления и были ненавистны больше всего. И ещё ему ненавистны были заборы. И колючие проволоки на заборах. И коттеджи, где не живут. Построенные на месте дубового и сосново-елового леса. И когда срубили его ель - его, на его участке стоящую, без всякого спроса, без всяких, там, церемоний - потому что, видите ли, соседу вот этому заборному показалось, что ель упадёт на его баню, - Каравайчук умирал. И даже не сожалел об этом, как сам говорит. Обыватель вновь заменит словами это «умирал» - ему ведь кажется, что лишь в словах дело. Ну, умирал и умирал, но ведь не умер же! А Каравайчук - человек, «материя» которого ничего общего с этим не имеет, объясняет это ясно и просто (услышьте!): «Понял, что это полный крах. Градация между «можно» и «нельзя» исчезла. Деньги есть - я могу всё. Вот это - современный ауфтакт. Не ауфтакт Вагнера - когда ты не можешь всё, а должен через сердце провести. Подскажет тебе, можно или нельзя. Через кровь, через шарики. Через вечность, через время. Что после тебя будет, если ты так сделаешь. И всё это в человеке продвигалось, и получался гениальный ауфтакт - сделать или не сделать. А сейчас - сделаю! Деньги есть! Дирижёров нет, потому что нет теперь этой градации в человеке!»
Каково!
Его Комарово. Его дороги, по которым он не идёт - рассекает!:) Это «рассекание» («рассечение») - из того рода, о котором сказал Кришнамурти: «Вы идёте - и это уже медитация». Вообще, по-моему, Кришнамурти с его религиозным нигилизмом (беру эту ясную и гениальную мысль у Григория Померанца, из его работы «Джидду Кришнамурти и проблема современного религиозного нигилизма») и Каравайчук с его сознательным и трудным, мучительным и великим, простым как день, нигилизмом и отшельничеством, - сродни. Чтобы понять Каравайчука - откройте Кришнамурти. Любую его книжку. Не нужно подготавливать себя к медитации. Идите и всё. Это уже медитация. А заборы… «Сейчас - мания опасности. Деньги в своём кармане, а не в государстве. Это лабиринт тюрьмы. Это многослойная межзастенковая лабиринтность тюрьмы. И это конец. Дальше нет пути. И это то, что со мной произошло». Говорит о смертоносном урагане, который снесёт в один день всё это к чёртовой матери. Пд праведную мелодию Вагнера! Он, - говорит Каравайчук, - ещ когда показал, что это всё будет снесено. «Вселились. И своем вселением дали себе срок. Они себя вмертвили накрепко!»
И да, вот он идёт. Приходит куда-то. Сам останавливается (не останавливают, чтобы, с тонной демонстрации внимания и почтения спросить: «Олег Николаевич, а как вы думаете…»), сам что-то вспоминает, делится, показывает. Из этих, по сути, примитивных, однако логичных по атмосфере и по точности сцен и собран фильм.
И это - самый «каравайчуковский» фильм из всего, что о нём снято.
Сыграл. Выложился. Встал. «Бляди. Сволочи. Гады». Из зала - подхалимский аплодисмент: «Гениааально!»
Этой же съёмочной группе выпало его хоронить. Жирномордые чиновники и охранники. Любопытные. Исполнители ритуалов. Могильщики. И совсем немногие - понимающие. Их безошибочно можно распознать просто за секунду.
А потом - финал, полёт над Комарово. Отчётливый крест на крыше его дома. Ели и сосны. Кладбище. Дома, дворы, и снова вверх. Он где не хочет исчезнуть - там никогда не исчезнет.
Страница проекта:
https://planeta.ru/campaigns/cinema2016
Где, собственно, посмотреть картину, не знаю.
Юлия, спасибо большое!
Обещанное видео. Как не надо разговаривать и обращаться с Каравайчуком:
Click to view