"Нам Европа не нужна!"
Утром сажусь в такси. Не успела пристегнуться, а водитель показывает на планшет, спрашивает, смотрела ли я фильм Аркадия Мамонтова "Содом". Наверное, он досматривал, пока ждал меня. Узнав, что фильма я не видела, водитель, пока мы выруливаем из дворов, в красках рассказывает, какой в Европе творится ужас. Однополые браки, их пропаганда в школах, слова "мама" и "папа" под запретом. Вообщем, разврат и падение нравов. "Нам Европа не нужна!" - заключает он.
В автомобиле "Форд" играет радио "Монте-Карло". Москва проплывает за окном под напев Синатры. Водитель проводит со мной внеплановую политинформацию. Сообщает, что он думает об Украине, Западе, бомбежках Югославии, американцах, нацистах, махновцах и бандеровцах. Фоном звучит композиция Рика Эстли "Together Forever". Примерно через полчаса (а путь у нас был неблизкий), когда мы выехали за город, и по сторонам замелькали березовые рощи в снеговых лужах, шофер взял паузу. Видимо, выговорился.
- У Вас кто-нибудь воевал из родных? - осторожно спрашиваю его.
- А как же! Четыре деда. То есть два деда и два бабушкиных брата.
- Вернулись или остались на полях?
- Один вернулся. Трое погибли.
Едем дальше. Спрашиваю, где воевали деды.
- Один погиб в Германии, в самом конце войны. В Дрездене похоронен. Его однополчане приходили к бабушке, показывали памятник с его фамилией.
- Вы там бывали, видели своими глазами памятник? - спрашиваю.
- Нет, к сожалению. Все думал выбраться, да никак не соберусь - отвечает водитель.
- В каких частях воевал дед, который вернулся с войны? Вы его знали? - снова расспрашиваю я.
- Нет не знал. Тяжелая ему выпала судьба. Воевал, потом попал в плен, бежал из плена, прорвался к нашим, снова воевал. А, когда вернулся домой, его через некоторое время взяли. Пришли люди и забрали, так бабушка рассказывала. Больше его никто не видел. Уже в 80-е годы к ней в деревню приехали начальники из области и вручили бумаги, что, он, мол, реабилитирован. При всех вручали, в сельсовете.
Спрашиваю, где находится лагерь, в котором погиб дед-герой. Водитель говорит, что никто не знает. Подсказываю, что достаточно сделать запрос в ФСБ. Собеседник признается, что ему и его семье такая мысль никогда не приходила в голову. Задумывается.
Выясняем судьбу двух других дедов. Один пропал без вести. Другой погиб, но никто из родственников не знает, где. Неясно, в какой братской могиле он похоронен, и есть ли его имя на мемориальной плите.
- Потерялось все, и однополчане перестали приходить - говорит в задумчивости водитель.
- Потерялось или Вы потеряли? - набираюсь смелости я.
- Да нет, я не терял, так само вышло - отвечает он.
Едем дальше. Я рассказываю про базы данных "Мемориал" и "Подвиг народа", говорю, что есть шанс узнать не только, где погиб боец, но и в какой части служил. То есть, выяснить боевой путь. Водитель слушает внимательно, записывает. Потом разговор снова выруливает на Европу и Украину. Я держу нейтралитет. Говорю, что нам бы лучше павших воинов захоронить через 70 лет после окончания войны, чем заниматься чужими однополыми браками. Он кивает.
- Видели бы вы, как они ухаживают за могилами наших воинов. Чистота, буквы сияют, цветы везде - вдруг говорит водитель, вспоминая виденную на фото могилу своего похороненного в Дрездене деда.
Мы приезжаем на место. "Стыдно мне, что я раньше не узнал про дедов" - говорит он. "Ничего, главное сделайте и передайте детям" - отвечаю я. На прощание мы машем друг другу руками, как хорошие знакомые.
P.S. Грустная статистика. Из четверых воевавших дедов только у одного, похороненого в Европе, есть ухоженная могила. За ней следят "не заслуживающие уважения" местные граждане. Родные туда не ездят. Второй сгинул в лагере за "измену" - плен. Третий пропал без вести. Четвертый погиб. Судьбой троих последних родные не интересовались. Узнать, где они воевали, за какие метры родной земли проливали кровь, не приходило в голову.
В автомобиле "Форд" играет радио "Монте-Карло". Москва проплывает за окном под напев Синатры. Водитель проводит со мной внеплановую политинформацию. Сообщает, что он думает об Украине, Западе, бомбежках Югославии, американцах, нацистах, махновцах и бандеровцах. Фоном звучит композиция Рика Эстли "Together Forever". Примерно через полчаса (а путь у нас был неблизкий), когда мы выехали за город, и по сторонам замелькали березовые рощи в снеговых лужах, шофер взял паузу. Видимо, выговорился.
- У Вас кто-нибудь воевал из родных? - осторожно спрашиваю его.
- А как же! Четыре деда. То есть два деда и два бабушкиных брата.
- Вернулись или остались на полях?
- Один вернулся. Трое погибли.
Едем дальше. Спрашиваю, где воевали деды.
- Один погиб в Германии, в самом конце войны. В Дрездене похоронен. Его однополчане приходили к бабушке, показывали памятник с его фамилией.
- Вы там бывали, видели своими глазами памятник? - спрашиваю.
- Нет, к сожалению. Все думал выбраться, да никак не соберусь - отвечает водитель.
- В каких частях воевал дед, который вернулся с войны? Вы его знали? - снова расспрашиваю я.
- Нет не знал. Тяжелая ему выпала судьба. Воевал, потом попал в плен, бежал из плена, прорвался к нашим, снова воевал. А, когда вернулся домой, его через некоторое время взяли. Пришли люди и забрали, так бабушка рассказывала. Больше его никто не видел. Уже в 80-е годы к ней в деревню приехали начальники из области и вручили бумаги, что, он, мол, реабилитирован. При всех вручали, в сельсовете.
Спрашиваю, где находится лагерь, в котором погиб дед-герой. Водитель говорит, что никто не знает. Подсказываю, что достаточно сделать запрос в ФСБ. Собеседник признается, что ему и его семье такая мысль никогда не приходила в голову. Задумывается.
Выясняем судьбу двух других дедов. Один пропал без вести. Другой погиб, но никто из родственников не знает, где. Неясно, в какой братской могиле он похоронен, и есть ли его имя на мемориальной плите.
- Потерялось все, и однополчане перестали приходить - говорит в задумчивости водитель.
- Потерялось или Вы потеряли? - набираюсь смелости я.
- Да нет, я не терял, так само вышло - отвечает он.
Едем дальше. Я рассказываю про базы данных "Мемориал" и "Подвиг народа", говорю, что есть шанс узнать не только, где погиб боец, но и в какой части служил. То есть, выяснить боевой путь. Водитель слушает внимательно, записывает. Потом разговор снова выруливает на Европу и Украину. Я держу нейтралитет. Говорю, что нам бы лучше павших воинов захоронить через 70 лет после окончания войны, чем заниматься чужими однополыми браками. Он кивает.
- Видели бы вы, как они ухаживают за могилами наших воинов. Чистота, буквы сияют, цветы везде - вдруг говорит водитель, вспоминая виденную на фото могилу своего похороненного в Дрездене деда.
Мы приезжаем на место. "Стыдно мне, что я раньше не узнал про дедов" - говорит он. "Ничего, главное сделайте и передайте детям" - отвечаю я. На прощание мы машем друг другу руками, как хорошие знакомые.
P.S. Грустная статистика. Из четверых воевавших дедов только у одного, похороненого в Европе, есть ухоженная могила. За ней следят "не заслуживающие уважения" местные граждане. Родные туда не ездят. Второй сгинул в лагере за "измену" - плен. Третий пропал без вести. Четвертый погиб. Судьбой троих последних родные не интересовались. Узнать, где они воевали, за какие метры родной земли проливали кровь, не приходило в голову.