Скотт и Зельда Фицджеральд
Возможно, что на месте Зельды другая женщина свила бы Скотту уютное гнездышко, нарожала бы ему кучу детишек и уж точно воспитала бы в них должное почтение к отцовским трудам. Не исключено, что эта жизнь была бы так хороша, что Фрэнсис Скотт Фицджеральд задержался бы в ней подольше, написал бы еще с десяток романов и умер в глубокой старости. А на его могиле, вместо казенного кладбищенского дерна, цвели бы пышные розовые куртины - свидетельство памяти благодарных потомков. Вот только были ли нужны ему эти нерожденные ребятишки, ненаписанные книжки и все то, что принято называть семейным счастьем? И не отдал ли бы он всю пышность траурных роз за одну единственную Розочку, что когда-то оплела его по рукам и ногам, одурманила сладким ароматом и всеми своими шипами навсегда вонзилась в его сердце? ...
В 1920 году они поженились...
Наступала эпоха джаза. Причем под этим словом в первую очередь понимались деньги, во вторую - секс, и только в третью - музыка. Удачливые игроки на бирже за пару часов сколачивали миллионные состояния. Это не открывало им двери в особняки старых богачей на Пятой авеню. Но, правду сказать, в Нью-Йорке были места и повеселее, где виски лилось рекой, где красивые девочки лихо отплясывали джаз и потешно курили сигары. Не было только подходящей трибуны для выражения духа новой эпохи, и не было толкового глашатая. И тут появился Фицджеральд со своей прекрасной Зельдой.
В отличие от старой богемы, что собиралась у Макса Боденхайма, эти ребята не заморачивались на «святом искусстве». Они говорили понятным языком, одевались по последней моде и могли запросто перепить любого гангстера. А как они танцевали чарльстон! И неважно, что на самом деле оба, и Скотт, и Зельда, знали о нью-йоркском обществе меньше, чем любой из неприкаянных юнцов, что вечно околачи¬вались в бальном зале отеля «Ритц». Важно, что это общество их признало.
...оба были молоды, любили подурачиться и понятия не имели, как им распорядиться всеми этими дарами судьбы, которые сыпались на них как из рога изобилия. Жизнь крутилась каруселью. Правда, через два года карусель ненадолго притормозила - у Фицджеральдов родилась дочь. Девочку назвали в честь отца - Фрэнсис Скотт, Скотти...
Роль мамы казалась ей скучной. Заботу о девочке она целиком возложила на прислугу с единственным пожеланием: «Хочу, чтобы Скотти выросла красивой и глупой». Забегая вперед, заметим, что девочка маминых ожиданий не обманула.
В середине 20-х ... хлынули нувориши - богема, у которой хватало средств, чтобы придать своим будням известное изящество. Какие-то художники, поэты, ищущие рифмы на дне бутылки, балетнолягие длинноволосые мальчики 50 лет, мечтательные бледные девы и их толстые мамаши, увешанные бриллиантами…
Вся эта публика до смерти надоела Скотту .... Зельда же охотно общалась со всеми, флиртовала напропалую и завела привычку частенько ночевать вне дома. Надо сказать, что увлеченный работой Фицджеральд заметил это не сразу. А заметив, постеснялся выговаривать жене - в конце концов, раз у него нет времени развлекать Зельду, пусть развлекается сама как может.
Единственное, о чем просил, - это поменьше пить. Но, несмотря на этот режим максимального благоприятствования, Зельда вдруг неожиданно заговорила о разводе. Она влюблена. Его зовут Эдуард Жозе. Француз, красавец, летчик. Она надеется, что Скотт не будет чинить им препятствий…
Бог весть, что там учинил Скотт. Он никогда не вспоминал об этой истории. Не говорил об этом даже с лучшим другом Хемингуэем. Известно только, что Эдуард Жозе бесследно исчез из жизни Зельды, а сама она, желая покончить жизнь самоубийством, напилась снотворного. Однако была спасена. И вскоре после того, как здоровье ее поправилось, супруги Фицджеральд переехали в Париж.
В Париже Зельда поначалу принялась за старое, то есть пила, скандалила и пыталась привлечь к себе внимание любыми способами. Однажды, когда они ужинали в модном ресторане «Лафайет», в зал вошла Айседора Дункан. Взгляды публики устремились на известную танцовщицу, люди приветствовали ее, улыбались. С танцовщицей поздоровался и Скотт. И тогда Зельда выскочила из-за столика, взбежала по лестнице на второй этаж, вскочила на перила и бросилась вниз. Представьте, обошлось ушибами.
Говорят, Господь хранит юродивых и пьяных. А Зельда была пьяна и явно психически нездорова. Об этом Фицджеральду говорили многие, да он и сам замечал странности в ее поведении. Но странности эти проявлялись на фоне их странной жизни, а потому были неочевидны. Поди разбери, где там культурный жест, а где шизофрения!
Перед тем как Зельда в 1930 году попала на прием к самому Оскару Фаррелу, знаменитому психиатру того времени, Фицджеральду пришлось пережить ее безумное увлечение балетом - Зельда поставила перед собой нереальную, учитывая ее 28 лет, цель - получить ангажемент в дягилевской труппе и тренировалась каждый день по 5-6 часов; покушение на собственную жизнь - «милый, ОНИ все равно убьют тебя, лучше ты умрешь от моей руки», да много чего.
Но любовь сильнее здравого смысла. Фицджеральду никак не хотелось верить, что его возлюбленная - психически нездоровый человек. Может, ее организму просто не достает железа или витаминов. Нужно просто уговорить ее бросить эти диеты и тренировки, и все наладится.
Но ничего не налаживалось. Заключение доктора Фаррела растянулось на две страницы: «мания преследования», «кататония», «маниакально-депрессивный психоз». ...
Это продолжалось долго, почти десять лет. «Такая любовь бывает раз в столетие», - писал Фицджеральд в дневнике. Он продолжал любить свою бедную безумную Зельду и мучиться, думая, не он ли причина ее сумасшествия? Он не должен был позволять ей так много пить. Он должен был отпустить ее с этим французом, сукиным сыном Жозе. Наконец, он не должен был бесконечно множить ее личность в своих романах. Ведь он всегда описывал только ее, потому что ее одну он любил, ее одну считал достойной внимания. Может быть, она запуталась, читая его романы, не сумела найти, где кончается настоящая Зельда и начинается выдуманная Николь Дайвер, и оттого сошла с ума? Иногда он пытался убежать от этих вопросов - в запой или в объятия какой-нибудь другой женщины. Ведь ему еще не было сорока, он был хорош собой и нравился многим женщинам. В том числе и весьма достойным. Беатрис Дане, красивая, умная и богатая, сама сделала ему предложение. Предложила начать новую жизнь, в которой не будет хронического безденежья и хронического безумия. Она возьмет на себя все расходы на оплату лечения (предложение тем более ценное, что эпоху джаза сменила Великая американская депрессия), Фицджеральд сможет по-прежнему навещать Зельду. Он отказался. Ибо был уверен: он - единственная ниточка, которая еще как-то связывает Зельду с этим миром, и если ниточка оборвется, он перестанет считать себя достойным какой бы то ни было жизни, не то что новой и счастливой. Пусть уж все идет как есть.
Все так и шло до весны 1940-го, до сердечного приступа, который случился с ним прямо за рабочим столом над рукописью своего так и оставшегося неоконченным романа «Последний магнат». По иронии судьбы это произошло в квартире очередной любившей его женщины, кинокритика Шейлы Грэм...
Безумная Зельда пережила его на восемь лет и погибла во время пожара, случившегося в психиатрической клинике, где она содержалась. Все эти восемь лет она постоянно разговаривала с мужем, обращалась к «милому Скотти» так, будто он рядом. Ни врачи, ни родные не пытались разубедить ее. И вовсе не потому, что она была больна. Просто, как знать, может, он и впрямь был рядом? полный текст
еще по теме Зелда