Полвека спустя: палеопсихология Поршнева и современная наука I
Издательство «Академический проект» взялось за переиздание книги Поршнева «О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)», вышедшей под моей редакцией в издательстве «Алетейя» (СПб) в 2007. Книга должна попасть на прилавки уже в этом году.
К этому новому изданию я, наконец, осуществил (хотя бы отчасти) свою давнюю мечту: сделать обзор соответствия проблематизации & концептуализации задачи, за которую взялся Поршнев в своей книге, наблюдениям и выводам современной науке (или наукам). Форматом реализации моей мечты я выбрал предисловие к книге…
Более полувека назад (1960) британский The Lancet, один из ведущих медицинских журналов мира, опубликовал описание симптомов необычной болезни, только-только начавшей проявляться в мировом научном сообществе. Проницательные британские клиницисты еще не знали тогда, что описанная ими болезнь к концу XX века примет масштабы пандемии…
Вот резюме их описания этой опасной болезни:
«Когда исследователь достигает стадии, на которой он перестает видеть за деревьями лес, он слишком охотно склоняется к разрешению этой трудности путем перехода к изучению отдельных листьев».
Поршневу повезло: он принадлежит к числу тех немногим, кого не поразил этот вирус. Повезло ли читателю? Положительный ответ уже не столь очевиден…
Задача настоящего предисловия - привлечь внимание к двум темам:
I. Палепсихология Поршнева теснейшим образом связана с современной наукой и, в некоторых важных пунктах все еще находится в ее первых рядах.
II. Звучащие порой утверждения, что многие важные для поршневской концептуализации положения опровергнуты современной наукой, основаны лишь на поверхностном знакомстве с содержанием темы, обозначенной в п. I.
I
Современный читатель, открывший настоящую книгу и бросивший свой взгляд на первые же строки авторского текста, должен иметь в виду важнейшие аспекты замысла автора, писавшего книгу полвека назад, т.е. для совершенно другого читателя и/или для читателя совершенно другой страны. Эти аспекты нуждаются в «хорошем переводе», иначе исследования Поршнева будут оставаться всего лишь историческим памятником, привлекающим внимание исключительно интеллектуальных туристов, но никак не исследователей.
Итак, что же вознамерился предложить читателю Поршнев, работая над подготовкой настоящей книги, жанр которой был определен им как философско-естественнонаучный трактат, если перевести его замысел на язык, понятный читателю современному:
(1) Революционный пересмотр общефилософской проблемы «что есть человек?»
(2) Однако, на базе (революционного же) пересмотра важнейших концепций психологии, относящихся, прежде всего, к филогенезу человеческой психики.
(3) Однако, на базе (едва ли менее революционного) пересмотра важнейших концепций биологии, а именно, относящегося к центральной - для понимания работы систем управления поведением - проблеме: как животному удается осуществлять определенное поведение, испытывая при этом великое множество стимулов, провоцирующих другие типы поведения?
Именно такой «трехэтажный замысел». Не больше, но и не меньше…
Начнем с нижнего «этажа», т.е. с пункта 3. Без понимания поршневской концептуализации названной этологической проблемы, лишаются научной опоры и все понятия, относящиеся к среднему, собственно психологическому, «этажу» поршневского замысла.
Приведу формулировки «центральной этологической проблемы», предложенные двумя этологами второй половины XX века, составившими обзоры (и переведенными на русский язык), Робертом Хайндом (1970) и Дэвидом МакФарлендом (1985):
«Большую часть времени животное подвержено воздействию разнообразных факторов, определяющих различные типы поведения, и часто между этими факторами поддерживается тонкое равновесие».<…> Не вызывает сомнений, что одновременное действие факторов, определяющих два или более типов поведения, чаще всего приводит к подавлению всех видов активности, кроме какой-то одной. О существовании такого торможения известно из многих наблюдений» (Хайнд).
«Если поведение животного отклоняется от строго шаблона, перед животным немедленно встает проблема выбора из нескольких поведенческих альтернатив. Это связано с тем, что он не может одновременно совершать несовместимые действия, либо с тем, что в каждый момент времени оно может обращать внимание только на один комплекс стимулов. Так или иначе, но животное должно осуществлять только одну деятельность в ситуации, где в принципе могло бы осуществляться много различных деятельностей»(МакФарленд).
Судя по двум обзорам этологической мысли (две цитированные книги являются солидными университетскими учебниками; книга МакФарленда выдержала три издания - 1985, 1993, 1999), этологи выделяли в «центральной этологической проблеме» три важных вопроса, на которые искали ответы:
(1) как и почему определенное поведение в какой-то момент становится доминантным?
(2) как и почему доминантное поведение может оказаться прерванным - еще до его биологически оправданного завершения?
(3) как и почему в момент утраты доминантной активностью своего доминантного статуса на передний план нередко выходит «странная» активность, неадекватная ситуации, - так называемые «смещенные действия».
Поршнев уделял внимание всем трем вопросам (особенно, последнему), но в качестве главного он выдвинул четвертый вопрос, а именно: как вообще животному удается удерживать в течение биологически необходимого времени доминантный статус поведения в естественных условиях непрекращающихся «стимульных атак», способных в любую секунду выдвинуть на этот статус других претендентов.
Почему Поршнев «заметил» этот четвертый вопрос, а Западные этологи - нет, ответить не трудно. Работы выдающегося русского физиолога (ВРФ) Алексея Ухтомского (в отличие от работ ВРФ Ивана Павлова) на Западе до сих пор почти не известны…
Тормозная доминанта
Принцип работы систем управления поведением, разработанный Павловым, - приспособление безусловных рефлексов к меняющейся среде посредством образования условных рефлексов (посредством «научения», как принято говорить в западной литературе).
Ухтомский выдвинул альтернативный принцип работы систем управления поведением, названный им принципом доминанты: все поступающие в организм раздражения содействуют эффекту одного единственного поведения, в данный момент господствующего (доминантного). Именно принцип доминанты, по словам Поршнева, объясняет, почему «все поступающие раздражения, которые должны были бы вызывать одновременно множество всяческих рефлексов, не взрывают организм», а поддерживают и усиливают одно, необходимое в данный момент организму, поведение.
Однако принцип доминанты работал слишком принципиально, даже «фанатично», чтобы дать убедительный ответ на поставленный выше вопрос: как вообще животному удается удерживать доминантный статус того или иного поведения достаточное для выживания вида время?..
«Фанатизм» принципа доминанты состоял в том, что стремительно нарастающий поток раздражений, собираемых на дело доминантного поведения, быстро достигает порога, после которого возбуждение неотвратимо превращается в свою противоположность - в глубокое торможение. Ухтомский писал: «Доминанта как известная односторонность действия сама в себе носит свой конец». Он потратил немало сил на поиски выхода из тупика, но убедительного решения так и не нашел.
Поршнев предложил свой, если угодно, «третий», принцип работы систем управления поведением, который только и мог эффективно сочетать достоинства «принципа Павлова» с «принципом Ухтомского» и обеспечить тем самым успешное решение «центральной этологической проблемы». Согласно этому «третьему принципу», который можно назвать бидоминантной системой управления поведением, поведенческая реакция животного на сигналы среды, формируется по следующей модели.
Все раздражители, все стимулы, попадающие в сенсорную сферу животного, дифференцируются - по прежнему опыту - на две неравные группы: меньшинство, относящееся «к делу» (к данному поведению), и большинство, «к делу» не относящиеся. Первые оказываются в зоне действия принципа Павлова, вторые - в зоне действия принципа Ухтомского. В этой последней зоне неукротимый «фанатизм» принципа доминанты более чем уместен: все, что не относится «к делу», а потому может помешать «делу», глубоко тормозится, обеспечивая тем самым принципу Павлова возможность (в зоне своей ответственности) осуществлять деятельность, биологически необходимую животному в данный момент.
Самый яркий природный феномен, способный свидетельствовать в пользу бидоминантной модели управления поведением животного, есть не что иное, как хорошо известное биологам вообще и этологам, в особенности, смещенные действия (неадекватные рефлексы).
Смещенные действия (неадекватные рефлексы)
На протяжении последних 100 лет внимание физиологов и этологов привлекает необычный феномен: в некоторых «трудных» ситуациях в поведении животного появляются странные, причудливые, биологически нерациональные действия. По словам нидерландского этолога Нико Тинбергена (1952), «эти движения представляются абсолютно неуместными, поскольку они полностью выходят из контекста поведения, которое предшествует им или следует за ними».
В России феномен «абсолютно неуместных» движений, вначале получивший название «непроизвольных движений», позже стал именоваться «замещающими» или «сопутствующими» движениями (действиями). На рубеже 50-60-е годов прошлого века их стали именовать «неадекватными рефлексами» или «компенсаторными реакциями». За рубежом они вначале также получили название «замещающей активности» (replacement activity), но с конца 40-х годов прошлого века и до настоящего времени закрепился термин «смещенная активность» (displacement activity).
Книга Мак-Фарленда «Поведение животных» представляет особый интерес, поскольку автор провел немало собственных (и в соавторстве) экспериментальных исследований по изучению природы смещенных действий в 60-х, 70-х и 80-х годах прошлого века. «Такая явно бессмысленная активность, - пишет Мак-Фарленд о неадекватных рефлексах, - встречается у животных достаточно часто, и поэтому ранние этологи буквально ломали головы над разгадкой ее смысла. И сейчас исследователи поведения продолжают мучиться над этой проблемой».
Хотя и российские физиологи, и зарубежные этологи наблюдали один и тот же биологический феномен, исследовательский контекст этих наблюдений различался. Первые наблюдали неадекватные рефлексы, прежде всего, как побочный продукт исследования условных рефлексов, в частности, переводя неадекватные рефлексы в рефлексы условные. Вторые интересовались, в первую очередь (хотя и не только), особой группой смещенных действий, уже закрепленных отбором в качестве механизмов меж- и внутривидовой сигнализации, «брачных ритуалов» и т.п.
Сравнение эмпирических данных, полученных российскими физиологами и зарубежными этологами, убеждает, что условия, способствующие смещенной активности (неадекватным рефлексам), выявляются одни и те же. По словам Мак-Фарленда, смещенная активность появляется тогда, когда некое текущее поведение не может проявиться, поскольку «сдерживается либо физической преградой, либо недоступностью ожидаемого результата поведения, либо несовместимой активностью», т.е. «одновременной активацией несовместимых тенденций».
Исследованиями этологов было доказано, что смещенная активность проявляется не только в ситуации конфликта и помех для выполнения адекватной активности, но также «как часть обычной последовательности поведенческих актов». В экспериментах зарубежных этологов было выявлено и то, на чем, собственно, были построены все эксперименты российских физиологов, а именно - ключевая роль прекращения подкрепления со стороны экспериментатора. В терминах Павлова все перечисленные условия, вызывающие смещенную активность, могут быть охвачены словами «трудности дифференцировки».
Первые попытки объяснения природы смещенной активности (неадекватных рефлексов) со стороны российских физиологов и зарубежных этологов были тождественными: разрядка, разгрузка, освобождение организма от излишнего возбуждения или напряжения. Но уже с середины 50-х годов прошлого века объяснительный потенциал как энергетического подхода в целом, так и опирающегося на него понятия «разрядка» стал вызывать среди зарубежных этологов серьезные сомнения. На смену классической концепции разрядки приходила концепция растормаживания, получавшая в многочисленных эмпирических исследованиях более надежную биологическую опору.
Поршнев с первых своих работ по неадекватным рефлексам решительно отказывал термину «разрядка» в каком-либо реальном физиологическом содержании, однако с концепцией растормаживания, впервые сформулированной английским этологом Ричардом Эндрю в 1956 году, он, очевидно, не был знаком.
Суть концепции растормаживания смещенной активности Хайнд определяет так: «когда из-за взаимной несовместимости не возникают те виды активности, которые должны были бы появиться в первую очередь, возникают те акты поведения, которые иначе были бы подавлены». Как уже было сказано, смещенная активность возникает не только в ситуации конфликта двух несовместимых стимулов. Мак-Фарленд сводит все возможные ситуации растормаживания смещенной активности к двум.
Если обозначить адекватное поведение А (adequate), а неадекватное - InA (inadequate), то описание Мак-Фарленда можно передать так: (1) адекватное поведение А1 прерывается некоей внешней помехой, например, физической преградой, после чего восстанавливается (А1-InA1-А1) и (2) адекватное поведение А1 прерывается активизацией альтернативного ему, но столь же адекватного поведения A2 (А1-InA1-A2). В одном отношении обе ситуации тождественны: и в том, и в другом случае организм животного сталкивается - в терминах Павлова - с трудностями дифференцировки: продолжать начатое адекватное поведение А1 или нет? Именно в этих условиях растормаживаются смещенные действия (неадекватные рефлексы). Приведенные Мак-Фарлендом последовательности из трех звеньев указывают на то, что после завершения эпизода смещенной активности InA1 ей на смену всегда приходит либо прерванное адекватное поведение А1, либо иное адекватное поведение - А2.
Классическая концепция разрядки создавала видимость (пусть и обманчивую) некоей особой биологически полезной для организма функции смещенной активности. Концепция растормаживания лишает исследователя такой иллюзии. В этом и состоит неустранимая уязвимость новой концепции. Мак-Фарленд обозначил эту проблему так: «идея конкуренции поведенческих тенденций за возможность своего открытого выражения подразумевает, что различные активности, которые мы наблюдаем, имеют равные статусы, поскольку каждая из них побеждает в процессе конкуренции. Однако явление смещенной активности заставляет сомневаться в этом предположении. Идея о том, что смещенная активность может быть результатом растормаживания, предполагает, что статус этой активности как-то отличается от статуса других видов поведения. Она не утверждает себя в соревновании с другими потенциальными деятельностями - ей “позволяют” проявиться в промежутках между видами поведения более высокого статуса» (там же, 420).
Пятнадцатью годами ранее Хайнд прямо указал на угрозу теоретическим основам исследования поведения, таящуюся в концепции растормаживания: «некоторые из этих объяснений, по крайней мере, в определенных случаях, вполне состоятельны, причем их использование не требует введения каких-либо новых принципов помимо тех, которые уже существуют для интерпретации поведения, не относящегося к категории смещенного. Что же в таком случае остается от категории смещенного поведения?<…> При полевых наблюдениях, которые состоят в описании поведения не изученного еще вида, это понятие, несомненно, сохраняет свое значение. При исследовании эволюции поведений, в частности эволюционных истоков смещенной активности, также имеет смысл пользоваться этим понятием. Однако при причинном анализе поведения этот термин не может использоваться, так как он подразумевает, что в основе соответствующих типов поведения лежат принципы, отличные от тех, на которых основаны другие виды активности».
Эта сохраняющаяся до сих пор «этологическая загадка» имеет приемлемое решение именно и только на базе бидоминантной модели управления поведением животного, разработанной Поршневым.
Согласно этой модели выдвижение адекватного поведения А1 на передний план является лишь видимой «половиной» системы управления поведения животных. В каждый момент времени в рабочем состоянии пребывает не одна «активность», но реципрокная пара «активностей»: одна из них доступна прямому наблюдению в качестве адекватного поведения А1, тогда как вторая невидима, скрыта, заторможена. В условиях трудной дифференцировки, вызывающей торможение адекватного поведения А1, именно эта вторая, скрытая, «половина» растормаживается и становится доступной наблюдению в качестве неадекватного рефлекса (смещенного поведения) InA1.
В этом и состоит «особый статус» смещенной активности: нет обособленной группы «странных» действий, функционирующих по своим особым законам; но у каждого (любого) адекватного действия Аn есть свой собственный, так сказать, «личный» скрытый противовес InAn, который лишь изредка становится доступным наблюдению. Легко видеть, что такой «особый статус» смещенной активности восстанавливает, пошатнувшуюся было, целостность теоретических основ изучения поведения, хотя и ценой их существенного преобразования.
Здесь, в предисловии, не место углубляться в подробности поршневской концептуализации проблематики управления поведением животных. Добавлю лишь два замечания, которые позволят заинтересованному читателю сопоставить выводы Поршнева с важными деталями наблюдений этологов.
Во-первых, Поршнев предлагает набросок классификации смещенных действий, которая позволяет объяснить многие другие отличия неадекватной активности от активности адекватной.
Во-вторых, важно иметь в виду, что смещенная активность - не просто некое действие, но широкий поведенческий комплекс, включающий в себя (в заторможенном состоянии) все потенциальные виды поведения, для которых во время осуществления данного адекватного действия имелись соответствующие раздражители среды - за исключением собственно адекватного действия. Поэтому расторможенный неадекватный рефлекс являет собой картину хаоса и лишь внимательное наблюдение позволяет увидеть в этой картине ее «ядро». Напротив, адекватное (в данной ситуации) поведение ничего кроме этого последнего не включает, что и «придает ему биологическую четкость, верность, эффективность»: такое поведение отчетливо, наблюдатель его ни с каким иным поведением не спутает.
Продолжение см. здесь
К этому новому изданию я, наконец, осуществил (хотя бы отчасти) свою давнюю мечту: сделать обзор соответствия проблематизации & концептуализации задачи, за которую взялся Поршнев в своей книге, наблюдениям и выводам современной науке (или наукам). Форматом реализации моей мечты я выбрал предисловие к книге…
Более полувека назад (1960) британский The Lancet, один из ведущих медицинских журналов мира, опубликовал описание симптомов необычной болезни, только-только начавшей проявляться в мировом научном сообществе. Проницательные британские клиницисты еще не знали тогда, что описанная ими болезнь к концу XX века примет масштабы пандемии…
Вот резюме их описания этой опасной болезни:
«Когда исследователь достигает стадии, на которой он перестает видеть за деревьями лес, он слишком охотно склоняется к разрешению этой трудности путем перехода к изучению отдельных листьев».
Поршневу повезло: он принадлежит к числу тех немногим, кого не поразил этот вирус. Повезло ли читателю? Положительный ответ уже не столь очевиден…
Задача настоящего предисловия - привлечь внимание к двум темам:
I. Палепсихология Поршнева теснейшим образом связана с современной наукой и, в некоторых важных пунктах все еще находится в ее первых рядах.
II. Звучащие порой утверждения, что многие важные для поршневской концептуализации положения опровергнуты современной наукой, основаны лишь на поверхностном знакомстве с содержанием темы, обозначенной в п. I.
I
Современный читатель, открывший настоящую книгу и бросивший свой взгляд на первые же строки авторского текста, должен иметь в виду важнейшие аспекты замысла автора, писавшего книгу полвека назад, т.е. для совершенно другого читателя и/или для читателя совершенно другой страны. Эти аспекты нуждаются в «хорошем переводе», иначе исследования Поршнева будут оставаться всего лишь историческим памятником, привлекающим внимание исключительно интеллектуальных туристов, но никак не исследователей.
Итак, что же вознамерился предложить читателю Поршнев, работая над подготовкой настоящей книги, жанр которой был определен им как философско-естественнонаучный трактат, если перевести его замысел на язык, понятный читателю современному:
(1) Революционный пересмотр общефилософской проблемы «что есть человек?»
(2) Однако, на базе (революционного же) пересмотра важнейших концепций психологии, относящихся, прежде всего, к филогенезу человеческой психики.
(3) Однако, на базе (едва ли менее революционного) пересмотра важнейших концепций биологии, а именно, относящегося к центральной - для понимания работы систем управления поведением - проблеме: как животному удается осуществлять определенное поведение, испытывая при этом великое множество стимулов, провоцирующих другие типы поведения?
Именно такой «трехэтажный замысел». Не больше, но и не меньше…
Начнем с нижнего «этажа», т.е. с пункта 3. Без понимания поршневской концептуализации названной этологической проблемы, лишаются научной опоры и все понятия, относящиеся к среднему, собственно психологическому, «этажу» поршневского замысла.
Приведу формулировки «центральной этологической проблемы», предложенные двумя этологами второй половины XX века, составившими обзоры (и переведенными на русский язык), Робертом Хайндом (1970) и Дэвидом МакФарлендом (1985):
«Большую часть времени животное подвержено воздействию разнообразных факторов, определяющих различные типы поведения, и часто между этими факторами поддерживается тонкое равновесие».<…> Не вызывает сомнений, что одновременное действие факторов, определяющих два или более типов поведения, чаще всего приводит к подавлению всех видов активности, кроме какой-то одной. О существовании такого торможения известно из многих наблюдений» (Хайнд).
«Если поведение животного отклоняется от строго шаблона, перед животным немедленно встает проблема выбора из нескольких поведенческих альтернатив. Это связано с тем, что он не может одновременно совершать несовместимые действия, либо с тем, что в каждый момент времени оно может обращать внимание только на один комплекс стимулов. Так или иначе, но животное должно осуществлять только одну деятельность в ситуации, где в принципе могло бы осуществляться много различных деятельностей»(МакФарленд).
Судя по двум обзорам этологической мысли (две цитированные книги являются солидными университетскими учебниками; книга МакФарленда выдержала три издания - 1985, 1993, 1999), этологи выделяли в «центральной этологической проблеме» три важных вопроса, на которые искали ответы:
(1) как и почему определенное поведение в какой-то момент становится доминантным?
(2) как и почему доминантное поведение может оказаться прерванным - еще до его биологически оправданного завершения?
(3) как и почему в момент утраты доминантной активностью своего доминантного статуса на передний план нередко выходит «странная» активность, неадекватная ситуации, - так называемые «смещенные действия».
Поршнев уделял внимание всем трем вопросам (особенно, последнему), но в качестве главного он выдвинул четвертый вопрос, а именно: как вообще животному удается удерживать в течение биологически необходимого времени доминантный статус поведения в естественных условиях непрекращающихся «стимульных атак», способных в любую секунду выдвинуть на этот статус других претендентов.
Почему Поршнев «заметил» этот четвертый вопрос, а Западные этологи - нет, ответить не трудно. Работы выдающегося русского физиолога (ВРФ) Алексея Ухтомского (в отличие от работ ВРФ Ивана Павлова) на Западе до сих пор почти не известны…
Тормозная доминанта
Принцип работы систем управления поведением, разработанный Павловым, - приспособление безусловных рефлексов к меняющейся среде посредством образования условных рефлексов (посредством «научения», как принято говорить в западной литературе).
Ухтомский выдвинул альтернативный принцип работы систем управления поведением, названный им принципом доминанты: все поступающие в организм раздражения содействуют эффекту одного единственного поведения, в данный момент господствующего (доминантного). Именно принцип доминанты, по словам Поршнева, объясняет, почему «все поступающие раздражения, которые должны были бы вызывать одновременно множество всяческих рефлексов, не взрывают организм», а поддерживают и усиливают одно, необходимое в данный момент организму, поведение.
Однако принцип доминанты работал слишком принципиально, даже «фанатично», чтобы дать убедительный ответ на поставленный выше вопрос: как вообще животному удается удерживать доминантный статус того или иного поведения достаточное для выживания вида время?..
«Фанатизм» принципа доминанты состоял в том, что стремительно нарастающий поток раздражений, собираемых на дело доминантного поведения, быстро достигает порога, после которого возбуждение неотвратимо превращается в свою противоположность - в глубокое торможение. Ухтомский писал: «Доминанта как известная односторонность действия сама в себе носит свой конец». Он потратил немало сил на поиски выхода из тупика, но убедительного решения так и не нашел.
Поршнев предложил свой, если угодно, «третий», принцип работы систем управления поведением, который только и мог эффективно сочетать достоинства «принципа Павлова» с «принципом Ухтомского» и обеспечить тем самым успешное решение «центральной этологической проблемы». Согласно этому «третьему принципу», который можно назвать бидоминантной системой управления поведением, поведенческая реакция животного на сигналы среды, формируется по следующей модели.
Все раздражители, все стимулы, попадающие в сенсорную сферу животного, дифференцируются - по прежнему опыту - на две неравные группы: меньшинство, относящееся «к делу» (к данному поведению), и большинство, «к делу» не относящиеся. Первые оказываются в зоне действия принципа Павлова, вторые - в зоне действия принципа Ухтомского. В этой последней зоне неукротимый «фанатизм» принципа доминанты более чем уместен: все, что не относится «к делу», а потому может помешать «делу», глубоко тормозится, обеспечивая тем самым принципу Павлова возможность (в зоне своей ответственности) осуществлять деятельность, биологически необходимую животному в данный момент.
Самый яркий природный феномен, способный свидетельствовать в пользу бидоминантной модели управления поведением животного, есть не что иное, как хорошо известное биологам вообще и этологам, в особенности, смещенные действия (неадекватные рефлексы).
Смещенные действия (неадекватные рефлексы)
На протяжении последних 100 лет внимание физиологов и этологов привлекает необычный феномен: в некоторых «трудных» ситуациях в поведении животного появляются странные, причудливые, биологически нерациональные действия. По словам нидерландского этолога Нико Тинбергена (1952), «эти движения представляются абсолютно неуместными, поскольку они полностью выходят из контекста поведения, которое предшествует им или следует за ними».
В России феномен «абсолютно неуместных» движений, вначале получивший название «непроизвольных движений», позже стал именоваться «замещающими» или «сопутствующими» движениями (действиями). На рубеже 50-60-е годов прошлого века их стали именовать «неадекватными рефлексами» или «компенсаторными реакциями». За рубежом они вначале также получили название «замещающей активности» (replacement activity), но с конца 40-х годов прошлого века и до настоящего времени закрепился термин «смещенная активность» (displacement activity).
Книга Мак-Фарленда «Поведение животных» представляет особый интерес, поскольку автор провел немало собственных (и в соавторстве) экспериментальных исследований по изучению природы смещенных действий в 60-х, 70-х и 80-х годах прошлого века. «Такая явно бессмысленная активность, - пишет Мак-Фарленд о неадекватных рефлексах, - встречается у животных достаточно часто, и поэтому ранние этологи буквально ломали головы над разгадкой ее смысла. И сейчас исследователи поведения продолжают мучиться над этой проблемой».
Хотя и российские физиологи, и зарубежные этологи наблюдали один и тот же биологический феномен, исследовательский контекст этих наблюдений различался. Первые наблюдали неадекватные рефлексы, прежде всего, как побочный продукт исследования условных рефлексов, в частности, переводя неадекватные рефлексы в рефлексы условные. Вторые интересовались, в первую очередь (хотя и не только), особой группой смещенных действий, уже закрепленных отбором в качестве механизмов меж- и внутривидовой сигнализации, «брачных ритуалов» и т.п.
Сравнение эмпирических данных, полученных российскими физиологами и зарубежными этологами, убеждает, что условия, способствующие смещенной активности (неадекватным рефлексам), выявляются одни и те же. По словам Мак-Фарленда, смещенная активность появляется тогда, когда некое текущее поведение не может проявиться, поскольку «сдерживается либо физической преградой, либо недоступностью ожидаемого результата поведения, либо несовместимой активностью», т.е. «одновременной активацией несовместимых тенденций».
Исследованиями этологов было доказано, что смещенная активность проявляется не только в ситуации конфликта и помех для выполнения адекватной активности, но также «как часть обычной последовательности поведенческих актов». В экспериментах зарубежных этологов было выявлено и то, на чем, собственно, были построены все эксперименты российских физиологов, а именно - ключевая роль прекращения подкрепления со стороны экспериментатора. В терминах Павлова все перечисленные условия, вызывающие смещенную активность, могут быть охвачены словами «трудности дифференцировки».
Первые попытки объяснения природы смещенной активности (неадекватных рефлексов) со стороны российских физиологов и зарубежных этологов были тождественными: разрядка, разгрузка, освобождение организма от излишнего возбуждения или напряжения. Но уже с середины 50-х годов прошлого века объяснительный потенциал как энергетического подхода в целом, так и опирающегося на него понятия «разрядка» стал вызывать среди зарубежных этологов серьезные сомнения. На смену классической концепции разрядки приходила концепция растормаживания, получавшая в многочисленных эмпирических исследованиях более надежную биологическую опору.
Поршнев с первых своих работ по неадекватным рефлексам решительно отказывал термину «разрядка» в каком-либо реальном физиологическом содержании, однако с концепцией растормаживания, впервые сформулированной английским этологом Ричардом Эндрю в 1956 году, он, очевидно, не был знаком.
Суть концепции растормаживания смещенной активности Хайнд определяет так: «когда из-за взаимной несовместимости не возникают те виды активности, которые должны были бы появиться в первую очередь, возникают те акты поведения, которые иначе были бы подавлены». Как уже было сказано, смещенная активность возникает не только в ситуации конфликта двух несовместимых стимулов. Мак-Фарленд сводит все возможные ситуации растормаживания смещенной активности к двум.
Если обозначить адекватное поведение А (adequate), а неадекватное - InA (inadequate), то описание Мак-Фарленда можно передать так: (1) адекватное поведение А1 прерывается некоей внешней помехой, например, физической преградой, после чего восстанавливается (А1-InA1-А1) и (2) адекватное поведение А1 прерывается активизацией альтернативного ему, но столь же адекватного поведения A2 (А1-InA1-A2). В одном отношении обе ситуации тождественны: и в том, и в другом случае организм животного сталкивается - в терминах Павлова - с трудностями дифференцировки: продолжать начатое адекватное поведение А1 или нет? Именно в этих условиях растормаживаются смещенные действия (неадекватные рефлексы). Приведенные Мак-Фарлендом последовательности из трех звеньев указывают на то, что после завершения эпизода смещенной активности InA1 ей на смену всегда приходит либо прерванное адекватное поведение А1, либо иное адекватное поведение - А2.
Классическая концепция разрядки создавала видимость (пусть и обманчивую) некоей особой биологически полезной для организма функции смещенной активности. Концепция растормаживания лишает исследователя такой иллюзии. В этом и состоит неустранимая уязвимость новой концепции. Мак-Фарленд обозначил эту проблему так: «идея конкуренции поведенческих тенденций за возможность своего открытого выражения подразумевает, что различные активности, которые мы наблюдаем, имеют равные статусы, поскольку каждая из них побеждает в процессе конкуренции. Однако явление смещенной активности заставляет сомневаться в этом предположении. Идея о том, что смещенная активность может быть результатом растормаживания, предполагает, что статус этой активности как-то отличается от статуса других видов поведения. Она не утверждает себя в соревновании с другими потенциальными деятельностями - ей “позволяют” проявиться в промежутках между видами поведения более высокого статуса» (там же, 420).
Пятнадцатью годами ранее Хайнд прямо указал на угрозу теоретическим основам исследования поведения, таящуюся в концепции растормаживания: «некоторые из этих объяснений, по крайней мере, в определенных случаях, вполне состоятельны, причем их использование не требует введения каких-либо новых принципов помимо тех, которые уже существуют для интерпретации поведения, не относящегося к категории смещенного. Что же в таком случае остается от категории смещенного поведения?<…> При полевых наблюдениях, которые состоят в описании поведения не изученного еще вида, это понятие, несомненно, сохраняет свое значение. При исследовании эволюции поведений, в частности эволюционных истоков смещенной активности, также имеет смысл пользоваться этим понятием. Однако при причинном анализе поведения этот термин не может использоваться, так как он подразумевает, что в основе соответствующих типов поведения лежат принципы, отличные от тех, на которых основаны другие виды активности».
Эта сохраняющаяся до сих пор «этологическая загадка» имеет приемлемое решение именно и только на базе бидоминантной модели управления поведением животного, разработанной Поршневым.
Согласно этой модели выдвижение адекватного поведения А1 на передний план является лишь видимой «половиной» системы управления поведения животных. В каждый момент времени в рабочем состоянии пребывает не одна «активность», но реципрокная пара «активностей»: одна из них доступна прямому наблюдению в качестве адекватного поведения А1, тогда как вторая невидима, скрыта, заторможена. В условиях трудной дифференцировки, вызывающей торможение адекватного поведения А1, именно эта вторая, скрытая, «половина» растормаживается и становится доступной наблюдению в качестве неадекватного рефлекса (смещенного поведения) InA1.
В этом и состоит «особый статус» смещенной активности: нет обособленной группы «странных» действий, функционирующих по своим особым законам; но у каждого (любого) адекватного действия Аn есть свой собственный, так сказать, «личный» скрытый противовес InAn, который лишь изредка становится доступным наблюдению. Легко видеть, что такой «особый статус» смещенной активности восстанавливает, пошатнувшуюся было, целостность теоретических основ изучения поведения, хотя и ценой их существенного преобразования.
Здесь, в предисловии, не место углубляться в подробности поршневской концептуализации проблематики управления поведением животных. Добавлю лишь два замечания, которые позволят заинтересованному читателю сопоставить выводы Поршнева с важными деталями наблюдений этологов.
Во-первых, Поршнев предлагает набросок классификации смещенных действий, которая позволяет объяснить многие другие отличия неадекватной активности от активности адекватной.
Во-вторых, важно иметь в виду, что смещенная активность - не просто некое действие, но широкий поведенческий комплекс, включающий в себя (в заторможенном состоянии) все потенциальные виды поведения, для которых во время осуществления данного адекватного действия имелись соответствующие раздражители среды - за исключением собственно адекватного действия. Поэтому расторможенный неадекватный рефлекс являет собой картину хаоса и лишь внимательное наблюдение позволяет увидеть в этой картине ее «ядро». Напротив, адекватное (в данной ситуации) поведение ничего кроме этого последнего не включает, что и «придает ему биологическую четкость, верность, эффективность»: такое поведение отчетливо, наблюдатель его ни с каким иным поведением не спутает.
Продолжение см. здесь