(no subject)
Обещанное сведение счетов с "осенью" состоялось. :)
Поскольку, так получилось, что начальный стишок в этом маленьком цикле, несмотря на всю свою краткость и неуклюжесть, окончательно вызрел последним, запихну под кат вторую и третью часть - для тех, кто решится перечитать или прочитать "Колыбельщика" в целостном виде.
Чертовски хочется воскликнуть: прощай, оружие поэзия...
И ведь без какого бы то ни было лукавства и кокетства хочется. Во всяком случае, в данный момент...
Колыбельщик
1.
Не различишь - где явь, где видимость…
Всё лишь неведомость, всё дым…
Чем жив ловец неуловимостей? -
добытым воздухом одним.
Он по воде с ним аки посуху.
В хлябь обращенный Ярославль,
спасаясь, дышит тем же воздухом,
и слышит, как легко в слова,
пыльцу и ветреную музыку,
гуляющую в голове,
преображает жизнь неузнанный
неуловимостей ловец…
2.
Дом распахнет все ставни поутру -
непрошенная осень на постое.
Приходит время нежность из пустого
в порожнее, в перо, которым вру,
переливать, как будто ворожбой
неловких строк, их воздухом щербатым
возможно усмирить бессонный атом
сомнений, беспризорный разнобой
колоколов простуженных унять,
или хотя б упрямство их умерить…
А осень шепчет: каждому по вере
воздастся, и всё длится трескотня
в божбе лукавых рифм, но изначально
всё ересь, всё слова - сколь их ни трать,
что камни в омут, брошены в тетрадь
округлые созвучия… Молчанье
расходится кругами - тишь да гладь…
Свет будет холодать, сливаясь с тьмою,
но истово того, с чьей тишиною
сродниться можно, будет не хватать,
того, кто слышит робкий первый снег
и скрипочки сверчков за стылой печкой,
всю боль и вязкость ноты бесконечной,
какой отмечен маятника бег…
3.
Когда окликнет он издалека,
качающий пространства колыбельщик,
ты, несший крест свой, будешь обескрещен
в мгновенье хрупкой верой мотылька,
всё примирив религией смешной -
щекочущей, беспечной, невесомой…
И оклик вдруг на отчий зов из дома
отчаянно похожим станет, но
теперь уж тот, чье время истекло,
не выпросит свободы лишний часик,
мальчишке надо будет возвращаться -
он догулял своё. Хрустит стеклом
раздавленным лабораторный мир
весов и мер - посудина на случай
любого превращения сыпучих,
тягучих и бесплотных, как эфир,
сквозь пальцы ускользающих веществ…
Ты слишком этой химией потешной
был увлечен - пытлив и многогрешен,
чего ж страшиться перемены мест
слагаемых в себе? - ещё одна,
зато, какая светит перемена -
угла и неба, веры и вселенной.
Ты мотылек у желтого окна,
ты просто возвращаешься в покой,
не ведая, насколько путь недолог,
теперь ты дышишь не из чувства долга,
а потому что дышится легко.
И город свой из виду потеряв,
его пыльцу и каменные туши,
спешишь на оклик, на рожок пастуший
по сущим небесам прохладных трав -
куда-то за неведомый порог,
где бредит постояльцем дом молочный,
где слышно, как бранятся молоточки,
без устали сколачивая впрок
за белой колыбелью колыбель,
где рядом бьет родник со светом млечным,
где на ладонях ветра залепечет
тот, кто весь путь пройдет вослед тебе…
Авторское исполнение третьей части можно послушать
здесь
:)
Поскольку, так получилось, что начальный стишок в этом маленьком цикле, несмотря на всю свою краткость и неуклюжесть, окончательно вызрел последним, запихну под кат вторую и третью часть - для тех, кто решится перечитать или прочитать "Колыбельщика" в целостном виде.
Чертовски хочется воскликнуть: прощай, оружие поэзия...
И ведь без какого бы то ни было лукавства и кокетства хочется. Во всяком случае, в данный момент...
Колыбельщик
1.
Не различишь - где явь, где видимость…
Всё лишь неведомость, всё дым…
Чем жив ловец неуловимостей? -
добытым воздухом одним.
Он по воде с ним аки посуху.
В хлябь обращенный Ярославль,
спасаясь, дышит тем же воздухом,
и слышит, как легко в слова,
пыльцу и ветреную музыку,
гуляющую в голове,
преображает жизнь неузнанный
неуловимостей ловец…
2.
Дом распахнет все ставни поутру -
непрошенная осень на постое.
Приходит время нежность из пустого
в порожнее, в перо, которым вру,
переливать, как будто ворожбой
неловких строк, их воздухом щербатым
возможно усмирить бессонный атом
сомнений, беспризорный разнобой
колоколов простуженных унять,
или хотя б упрямство их умерить…
А осень шепчет: каждому по вере
воздастся, и всё длится трескотня
в божбе лукавых рифм, но изначально
всё ересь, всё слова - сколь их ни трать,
что камни в омут, брошены в тетрадь
округлые созвучия… Молчанье
расходится кругами - тишь да гладь…
Свет будет холодать, сливаясь с тьмою,
но истово того, с чьей тишиною
сродниться можно, будет не хватать,
того, кто слышит робкий первый снег
и скрипочки сверчков за стылой печкой,
всю боль и вязкость ноты бесконечной,
какой отмечен маятника бег…
3.
Когда окликнет он издалека,
качающий пространства колыбельщик,
ты, несший крест свой, будешь обескрещен
в мгновенье хрупкой верой мотылька,
всё примирив религией смешной -
щекочущей, беспечной, невесомой…
И оклик вдруг на отчий зов из дома
отчаянно похожим станет, но
теперь уж тот, чье время истекло,
не выпросит свободы лишний часик,
мальчишке надо будет возвращаться -
он догулял своё. Хрустит стеклом
раздавленным лабораторный мир
весов и мер - посудина на случай
любого превращения сыпучих,
тягучих и бесплотных, как эфир,
сквозь пальцы ускользающих веществ…
Ты слишком этой химией потешной
был увлечен - пытлив и многогрешен,
чего ж страшиться перемены мест
слагаемых в себе? - ещё одна,
зато, какая светит перемена -
угла и неба, веры и вселенной.
Ты мотылек у желтого окна,
ты просто возвращаешься в покой,
не ведая, насколько путь недолог,
теперь ты дышишь не из чувства долга,
а потому что дышится легко.
И город свой из виду потеряв,
его пыльцу и каменные туши,
спешишь на оклик, на рожок пастуший
по сущим небесам прохладных трав -
куда-то за неведомый порог,
где бредит постояльцем дом молочный,
где слышно, как бранятся молоточки,
без устали сколачивая впрок
за белой колыбелью колыбель,
где рядом бьет родник со светом млечным,
где на ладонях ветра залепечет
тот, кто весь путь пройдет вослед тебе…
Авторское исполнение третьей части можно послушать
здесь
:)