Порнография и боль А. Дворкин (перепост)
Originally posted by lucymf at Порнография и боль
Перевод главы "Порнография и боль" из книги А.Дворкин "Письма из зоны военных действий"
«Порнография и боль» была написана как речь для акции «Вернем себе ночь», которая была частью феминистской конференции, посвященной проблеме порнографии, проведенной в Соединенных Штатах в Сан-Франциско в ноябре 1978 года. В ней приняли участие более 5000 женщин из 30 штатов, собранных ныне несуществующей организацией «Женщины против насилия в порнографии и СМИ» (WAVPM), и мы перекрыли порнографический район Сан-Франциско на одну ночь. Мы захватили землю, но не смогли удержать ее.
Я собиралась сказать сегодня совсем не то, о чем буду говорить. Я хотела прийти сюда воинственной, гордой и злой как черт. Но чем дальше, тем яснее я понимаю, что эта злость - лишь бледная тень той боли, которую я испытываю. Если женщина наделена хоть каким-то чувством собственного достоинства, просмотр порнографии, даже в малых количествах и дозах, может может привести ее в состояние конструктивного гнева. Изучение же порнографии с той глубиной и основательностью, с какими я занималась этим на протяжении долгих месяцев, погрузит женщину в траур.
Порнография, по сути, мерзость. Чтобы характеризовать ее как-то иначе, придется врать. И даже огромное количество интеллектуализмов и софизмов, извергаемых мужчинами, не может изменить или скрыть этого простого факта. Жорж Батай (Georges Bataille), размышлявший о порнографии (которую он называл «эротизмом»), точно это сформулировал: «По существу, область эротизма - это область насилия». Мистер Батай, в отличии от его коллег, достаточно любезен, чтобы разъяснить нам, что основная идея порнографии - это насилие над женщиной. Пользуясь языком эвфемизмов, столь популярным среди мужчин-интеллектуалов, пишущих о порнографии, Батай сообщает нам, что «пассивная, женская сторона, по сути, является той, которая растворяется как отдельный субъект». Быть «растворенной» - всеми возможными способами - это и есть роль женщин в порнографии. Великие ученые и философы сексуальности, такие как Кинси (Kinsey), Хэвлок Эллис (Havelock Ellis), Вильгельм Райх (Wilhelm Reich) и Фрейд (Freud), поддерживают эту точку зрения о нашей функции и предназначении. Великие мужчины-писатели, используя более или менее красочные описания, фрагментарно воссоздают нас для собственного удовлетворения, в начале полурастворенными, а затем продолжают растворять нас любыми путями, всеми возможными способами. Биографы великих художников прославляют реальные зверства этих мужчин, направленные против нас, так, как будто эти зверства являются необходимыми для создания произведений искусства. И на протяжении всей истории мужчины растворяют нас всеми возможными способами. Разрывание нашей кожи и грохот наших костей - вот что подпитывает энергией определяемые мужчинами искусство и науку - поскольку они и есть основное содержание порнографии. Реальный опыт ненависти к женщинам, которая буквально не знает границ, выводит меня за пределы гнева и за пределы неистовства, я могу лишь говорить с вами о боли.
Все мы ожидали, что мир будет другим, не так ли? Какие бы материальные или эмоциональные лишения мы не претерпели в детстве или во взрослой жизни, что бы мы не узнали из истории или свидетельств живых людей о том, как люди страдали и почему, мы все равно продолжали верить, хотя бы про себя, в человеческие возможности. Некоторые из нас верили в искусство, или литературу, или музыку, или религию, или революцию, или в детей, или в искупающие возможности чувственности или близости. Что бы мы не знали о жестокости, мы все равно продолжали верить в доброту; что бы мы не знали о ненависти, мы все равно продолжали верить в дружбу и любовь. Ни одна из нас не могла представить или поверить простым жизненным фактам, с которыми мы столкнулись: ненасытность мужской жажды доминирования, опасность мужского превосходства, жестокое неуважение к женщинам являются основой культуры, в которой мы живем. Женское движение заставило нас всех посмотреть этим фактам в лицо, но какими бы отважными и проницательными мы ни были, как далеко бы мы не желали или оказывались вынужденными пойти в оценивании реальности без романтизации и иллюзий, нас просто потрясает мужская ненавистью к нам, ее болезненность, компульсивность, одержимость, самопрославление во всех сферах жизни и культуры. Нам кажется, что мы целиком постигли эту ненависть, увидели ее во всей впечатляющей жестокости, открыли все ее тайны, привыкли к ней или возвысились над ней, или организовались для защиты от ее крайних проявлений. Нам кажется, что мы знаем все, что только можно знать о том, что мужчины делают с женщинами, даже если мы не можем себе представить, почему они делают это, но когда они делают что-то, что сводит нас с ума, мы снова оказываемся запертыми, как звери в клетке, в парализующей реальности мужской власти, мужской мести не понятно за что, мужской ненависти к самому нашему существованию.
Можно знать все и не представлять себе фильмы со сценами реального насилия. Можно знать все и быть шокированной и испытать ужас, когда мужчину, который пытался делать такие фильмы, освобождают, несмотря на свидетельства женщин, которых он хотел пытать, убивать и, конечно, снимать. Можно знать все и испытать потрясение и впасть в ступор, когда однажды встречаешь ребенка, которого постоянно насилует отец или какой-либо близкий родственник. Можно знать все и прийти в бешенство, когда женщину судят за попытку сделать себе аборт вязальными спицами или когда женщина попадает в тюрьму за убийство мужчины, который насиловал или пытал ее. Можно знать все и хотеть убить и умереть одновременно, когда однажды видишь глянцевую картинку с женщиной, пропущенной через мясорубку, на обложке национального журнала, каким бы мерзким этот журнал ни был. Можно знать все и все равно в глубине души отказываться поверить, что личное, общественное, культурно одобряемое насилие над женщиной безгранично, непредсказуемо, всепроникающе, постоянно, беспощадно и счастливо и беззастенчиво жестоко. Можно знать все и быть неспособной принять факт, что секс и убийство срослись в мужском сознании до такой степени, что первое без непосредственной угрозы второго кажется немыслимым и невозможным. Можно знать все и все равно в глубине души отказываться принять то, что уничтожение женщин является источником сути и личности мужчины. Можно знать все и отчаянно не хотеть ничего знать, потому что необходимость признать то, что мы знаем, означает неизбежный вопрос, имеет ли жизнь хоть какую-то ценность.
Порнографы, современные или старинные, изобразительные или литературные, вульгарные или аристократичные, единодушно утверждают следующее: эротическое удовольствие для мужчин проистекает и основывается на жестоком разрушении женщин. Так, например, самый известный в мире порнограф маркиз де Сад (называемый учеными мужами Божественный маркиз) писал в одном из своих наиболее сдержанных и культурных отрывков: «Нет на свете такой женщины, у которой были бы хоть какие-то причины пожаловаться на мои услуги, если бы только я был уверен, что смогу после этого убить ее». Эротизация убийства является сущностью порнографии, как и сущностью нашей жизни. Мучитель может быть полицейским, вырывающим ногти жертве в тюремной камере, или так называемым нормальным мужчиной, увлеченным попытками затрахать женщину до смерти. Факт в том, что процесс убийства, а также изнасилования и побоев, является основой сексуального акта для мужчин в реальной жизни или в их воображении. Женщины как класс должны находиться в подчинении, быть объектом сексуальных желаний мужчин, потому что ощущение царственного права на убийство, реализуется ли оно в в полном объеме или только отчасти, является необходимым для подпитывания сексуальных аппетитов и поведения мужчин. В отсутствие женщин как потенциальных или реальных жертв мужчины становятся, говоря современным стерилизованным языком, сексуально несостоятельными. Та же самая идея также распространена среди мужчин-гомосексуалов, когда посредством грубой силы и давления стереотипов некоторым из них отводят роль женщин или женственных. Пристрастие к цепям и коже среди мужчин гомосексуалов и новомодная защита организованной мужской проституции со стороны радикальных геев являются доказательством мужской одержимости насилием и разрушением, которые являются источником их сексуального удовольствия.
Самое ужасное в порнографии то, что она показывает мужскую истину. Наиболее коварное в порнографии то, что она показывает мужскую истину, как если бы она была общечеловеческой истиной. Эти изображения женщин, закованных в цепи и подвергаемых пыткам, выдаются за наши подсознательные эротические желания. И некоторые из нас верят этому, не правда ли? Наиболее важная вещь в порнографии это то, что ее ценности - это мужские ценности. Это тот ключевой момент, который как левые, так и правые мужчины хотят сохранить втайне от женщин при помощи разных, но ведущих к одной цели, методов. Правые мужчины хотят спрятать порнографию, левые хотят спрятать ее значение. И тем, и другим нужен доступ к порнографии, которая будет поощрять и заряжать энергией мужчин. Правые хотят секретного доступа, левые - публичного. Но, является ли порнография общедоступной или нет, заложенные в ней идеи являются идеями, выраженными в изнасиловании и избиении жен, в правовой системе, в религии, в искусстве и литературе, в постоянной экономической дискриминации женщин, в отживающих свой век академиях, и поддерживаются умными, и хорошими, и великодушными, и передовыми мужчинами во всех этих областях. Порнография это не жанр самовыражения, изолированный и отличный от реальной жизни. Это жанр самовыражения, который находится в полной гармонии с любой культурой, из которой он произрастает. И это верно вне зависимости от того, легальна она или нет. И в том, и в другом случае функция порнографии состоит в сохранении мужского превосходства и насильственных преступлений против женщин, потому что она воспитывает, тренирует, обучает и побуждает мужчин презирать женщин, использовать женщин, обижать женщин. Порнография существует, потому что мужчины презирают женщин, и мужчины презирают женщин, потому что порнография существует.
Что касается меня, порнография победила меня, в той степени, в какой не смогла победить жизнь. Какие бы трудности и испытания не выпадали на мою долю, я всегда хотела иметь возможность продолжать жить, даже если не знала как, хотела прожить еще один день, узнать еще что-нибудь, пойти еще на одну прогулку, прочесть еще одну книгу, написать еще один параграф, увидеть еще одну подругу, полюбить еще один раз. Когда я читаю или смотрю порнографию, я хочу, чтобы это прекратилось. Почему, я спрашиваю, почему, черт возьми, они так жестоки и почему, черт возьми, они так гордятся этим? Некоторые моменты просто приводят меня в бешенство. В одном порнографическом фильме женщина разрезает свои груди ножом, размазывает собственную кровь по своему телу, вводит лезвие в свою вагину. И она улыбается. И эта улыбка приводит меня в бешенство. Вот огромная витрина магазина, полностью заклеенная обложкой музыкального альбома. Картинка на обложке - женские бедра в профиль. Промежность угадывается, потому что мы знаем, что она там, но она не показана. Название альбома - «Засади мне до смерти». И эти слова от первого лица приводят меня в бешенство. «Засади мне до смерти». Наглость. Невозмутимая наглость. И как такое только может существовать - абсолютная бесчувственность, бесчеловечность, бессмысленность, день за днем и год за годом, эти образы, идеи и ценности разливаются, упаковываются, покупаются и продаются, рекламируются, и все это продолжается до бесконечности, и никто не останавливает это, и наши дорогие мальчики-интеллектуалы защищают это, и элегантные радикальные адвокаты отстаивают это в судах, и мужчины всех сортов не могут и не хотят жить без этого. И жизнь, которая бесконечно важна для меня, теряет всякий смысл, потому что это восхваление жестокости разрушает мою способность чувствовать, любить, надеяться. Больше всего я ненавижу порнографов за то, что они отняли у меня надежду.
Физическое насилие в порнографии невыносимо само по себе. Ее воздействие подобно ударам дубины, молотящей до тех пор, пока твоя чувствительность не окажется раздробленной в пыль, а твое сердце не окаменеет. Ты теряешь способность чувствовать. Все останавливается и ты смотришь на страницу или фотографию и знаешь: это то, чего хотят мужчины , и это то, что они получают, и это то, от чего они не откажутся. Карла Джей (Karla Jay), лесбиянка и феминистка, написала в статье «Трава, порнуха и политика удовольствия» - «мужчины откажутся от винограда, салата, апельсинового сока, португальского вина и рыбы, но мужчины не откажутся от порнографии». И да, ты хочешь отнять ее у них, сжечь, порвать, взорвать, разрушить их театры и издательства до основания. Ты можешь плакать или можешь начать бороться. Наверное, я нашла истинную причину моей боли: мы все еще не стали революционным движением.
Этой ночью мы пройдем по улицам все вместе, чтобы вернуть себе ночь, как это делают женщины в городах по всему миру. Потому что ни одна из нас не может идти одна - во всех смыслах этого слова. Каждая женщина, идущая одна, становится мишенью. Каждая женщина, идущая одна, становится объектом охоты, преследования, раз за разом она подвергается психическому или физическому насилию. Только идя вместе, мы можем получить хоть какое-то ощущение защищенности, чувство собственного достоинства или свободы. Сегодня, пойдя вместе, мы объявим насильникам и порнографам и женоненавистникам, что их дни сочтены и что пришло наше время. А завтра, что мы будем делать завтра? Потому что, сестры, дело в том, что мы должны возвращать себе каждую ночь, или ночь никогда не будет нашей. И когда мы победим темноту, мы должны устремить наши взгляды к свету, вернуть себе день и сделать его своим. Это наш выбор и это наша необходимость. Это революционный выбор и это революционная необходимость. Эти понятия для нас неразделимы, как мы должны быть неразделимы в нашей борьбе за свободу. Многие из нас уже прошли много миль - славных и нелегких - но мы все еще недостаточно далеко зашли. Сегодня ночью, с каждым вздохом и каждым шагом, мы должны пообещать самим себе дойти до конца - до превращения земли, по которой мы идем, из тюрьмы и могилы в справедливый и счастливый дом. Это то, что мы должны и будем делать, ради нас самих и ради каждой женщины, когда-либо жившей на этом свете.
Перевод главы "Порнография и боль" из книги А.Дворкин "Письма из зоны военных действий"
«Порнография и боль» была написана как речь для акции «Вернем себе ночь», которая была частью феминистской конференции, посвященной проблеме порнографии, проведенной в Соединенных Штатах в Сан-Франциско в ноябре 1978 года. В ней приняли участие более 5000 женщин из 30 штатов, собранных ныне несуществующей организацией «Женщины против насилия в порнографии и СМИ» (WAVPM), и мы перекрыли порнографический район Сан-Франциско на одну ночь. Мы захватили землю, но не смогли удержать ее.
Я собиралась сказать сегодня совсем не то, о чем буду говорить. Я хотела прийти сюда воинственной, гордой и злой как черт. Но чем дальше, тем яснее я понимаю, что эта злость - лишь бледная тень той боли, которую я испытываю. Если женщина наделена хоть каким-то чувством собственного достоинства, просмотр порнографии, даже в малых количествах и дозах, может может привести ее в состояние конструктивного гнева. Изучение же порнографии с той глубиной и основательностью, с какими я занималась этим на протяжении долгих месяцев, погрузит женщину в траур.
Порнография, по сути, мерзость. Чтобы характеризовать ее как-то иначе, придется врать. И даже огромное количество интеллектуализмов и софизмов, извергаемых мужчинами, не может изменить или скрыть этого простого факта. Жорж Батай (Georges Bataille), размышлявший о порнографии (которую он называл «эротизмом»), точно это сформулировал: «По существу, область эротизма - это область насилия». Мистер Батай, в отличии от его коллег, достаточно любезен, чтобы разъяснить нам, что основная идея порнографии - это насилие над женщиной. Пользуясь языком эвфемизмов, столь популярным среди мужчин-интеллектуалов, пишущих о порнографии, Батай сообщает нам, что «пассивная, женская сторона, по сути, является той, которая растворяется как отдельный субъект». Быть «растворенной» - всеми возможными способами - это и есть роль женщин в порнографии. Великие ученые и философы сексуальности, такие как Кинси (Kinsey), Хэвлок Эллис (Havelock Ellis), Вильгельм Райх (Wilhelm Reich) и Фрейд (Freud), поддерживают эту точку зрения о нашей функции и предназначении. Великие мужчины-писатели, используя более или менее красочные описания, фрагментарно воссоздают нас для собственного удовлетворения, в начале полурастворенными, а затем продолжают растворять нас любыми путями, всеми возможными способами. Биографы великих художников прославляют реальные зверства этих мужчин, направленные против нас, так, как будто эти зверства являются необходимыми для создания произведений искусства. И на протяжении всей истории мужчины растворяют нас всеми возможными способами. Разрывание нашей кожи и грохот наших костей - вот что подпитывает энергией определяемые мужчинами искусство и науку - поскольку они и есть основное содержание порнографии. Реальный опыт ненависти к женщинам, которая буквально не знает границ, выводит меня за пределы гнева и за пределы неистовства, я могу лишь говорить с вами о боли.
Все мы ожидали, что мир будет другим, не так ли? Какие бы материальные или эмоциональные лишения мы не претерпели в детстве или во взрослой жизни, что бы мы не узнали из истории или свидетельств живых людей о том, как люди страдали и почему, мы все равно продолжали верить, хотя бы про себя, в человеческие возможности. Некоторые из нас верили в искусство, или литературу, или музыку, или религию, или революцию, или в детей, или в искупающие возможности чувственности или близости. Что бы мы не знали о жестокости, мы все равно продолжали верить в доброту; что бы мы не знали о ненависти, мы все равно продолжали верить в дружбу и любовь. Ни одна из нас не могла представить или поверить простым жизненным фактам, с которыми мы столкнулись: ненасытность мужской жажды доминирования, опасность мужского превосходства, жестокое неуважение к женщинам являются основой культуры, в которой мы живем. Женское движение заставило нас всех посмотреть этим фактам в лицо, но какими бы отважными и проницательными мы ни были, как далеко бы мы не желали или оказывались вынужденными пойти в оценивании реальности без романтизации и иллюзий, нас просто потрясает мужская ненавистью к нам, ее болезненность, компульсивность, одержимость, самопрославление во всех сферах жизни и культуры. Нам кажется, что мы целиком постигли эту ненависть, увидели ее во всей впечатляющей жестокости, открыли все ее тайны, привыкли к ней или возвысились над ней, или организовались для защиты от ее крайних проявлений. Нам кажется, что мы знаем все, что только можно знать о том, что мужчины делают с женщинами, даже если мы не можем себе представить, почему они делают это, но когда они делают что-то, что сводит нас с ума, мы снова оказываемся запертыми, как звери в клетке, в парализующей реальности мужской власти, мужской мести не понятно за что, мужской ненависти к самому нашему существованию.
Можно знать все и не представлять себе фильмы со сценами реального насилия. Можно знать все и быть шокированной и испытать ужас, когда мужчину, который пытался делать такие фильмы, освобождают, несмотря на свидетельства женщин, которых он хотел пытать, убивать и, конечно, снимать. Можно знать все и испытать потрясение и впасть в ступор, когда однажды встречаешь ребенка, которого постоянно насилует отец или какой-либо близкий родственник. Можно знать все и прийти в бешенство, когда женщину судят за попытку сделать себе аборт вязальными спицами или когда женщина попадает в тюрьму за убийство мужчины, который насиловал или пытал ее. Можно знать все и хотеть убить и умереть одновременно, когда однажды видишь глянцевую картинку с женщиной, пропущенной через мясорубку, на обложке национального журнала, каким бы мерзким этот журнал ни был. Можно знать все и все равно в глубине души отказываться поверить, что личное, общественное, культурно одобряемое насилие над женщиной безгранично, непредсказуемо, всепроникающе, постоянно, беспощадно и счастливо и беззастенчиво жестоко. Можно знать все и быть неспособной принять факт, что секс и убийство срослись в мужском сознании до такой степени, что первое без непосредственной угрозы второго кажется немыслимым и невозможным. Можно знать все и все равно в глубине души отказываться принять то, что уничтожение женщин является источником сути и личности мужчины. Можно знать все и отчаянно не хотеть ничего знать, потому что необходимость признать то, что мы знаем, означает неизбежный вопрос, имеет ли жизнь хоть какую-то ценность.
Порнографы, современные или старинные, изобразительные или литературные, вульгарные или аристократичные, единодушно утверждают следующее: эротическое удовольствие для мужчин проистекает и основывается на жестоком разрушении женщин. Так, например, самый известный в мире порнограф маркиз де Сад (называемый учеными мужами Божественный маркиз) писал в одном из своих наиболее сдержанных и культурных отрывков: «Нет на свете такой женщины, у которой были бы хоть какие-то причины пожаловаться на мои услуги, если бы только я был уверен, что смогу после этого убить ее». Эротизация убийства является сущностью порнографии, как и сущностью нашей жизни. Мучитель может быть полицейским, вырывающим ногти жертве в тюремной камере, или так называемым нормальным мужчиной, увлеченным попытками затрахать женщину до смерти. Факт в том, что процесс убийства, а также изнасилования и побоев, является основой сексуального акта для мужчин в реальной жизни или в их воображении. Женщины как класс должны находиться в подчинении, быть объектом сексуальных желаний мужчин, потому что ощущение царственного права на убийство, реализуется ли оно в в полном объеме или только отчасти, является необходимым для подпитывания сексуальных аппетитов и поведения мужчин. В отсутствие женщин как потенциальных или реальных жертв мужчины становятся, говоря современным стерилизованным языком, сексуально несостоятельными. Та же самая идея также распространена среди мужчин-гомосексуалов, когда посредством грубой силы и давления стереотипов некоторым из них отводят роль женщин или женственных. Пристрастие к цепям и коже среди мужчин гомосексуалов и новомодная защита организованной мужской проституции со стороны радикальных геев являются доказательством мужской одержимости насилием и разрушением, которые являются источником их сексуального удовольствия.
Самое ужасное в порнографии то, что она показывает мужскую истину. Наиболее коварное в порнографии то, что она показывает мужскую истину, как если бы она была общечеловеческой истиной. Эти изображения женщин, закованных в цепи и подвергаемых пыткам, выдаются за наши подсознательные эротические желания. И некоторые из нас верят этому, не правда ли? Наиболее важная вещь в порнографии это то, что ее ценности - это мужские ценности. Это тот ключевой момент, который как левые, так и правые мужчины хотят сохранить втайне от женщин при помощи разных, но ведущих к одной цели, методов. Правые мужчины хотят спрятать порнографию, левые хотят спрятать ее значение. И тем, и другим нужен доступ к порнографии, которая будет поощрять и заряжать энергией мужчин. Правые хотят секретного доступа, левые - публичного. Но, является ли порнография общедоступной или нет, заложенные в ней идеи являются идеями, выраженными в изнасиловании и избиении жен, в правовой системе, в религии, в искусстве и литературе, в постоянной экономической дискриминации женщин, в отживающих свой век академиях, и поддерживаются умными, и хорошими, и великодушными, и передовыми мужчинами во всех этих областях. Порнография это не жанр самовыражения, изолированный и отличный от реальной жизни. Это жанр самовыражения, который находится в полной гармонии с любой культурой, из которой он произрастает. И это верно вне зависимости от того, легальна она или нет. И в том, и в другом случае функция порнографии состоит в сохранении мужского превосходства и насильственных преступлений против женщин, потому что она воспитывает, тренирует, обучает и побуждает мужчин презирать женщин, использовать женщин, обижать женщин. Порнография существует, потому что мужчины презирают женщин, и мужчины презирают женщин, потому что порнография существует.
Что касается меня, порнография победила меня, в той степени, в какой не смогла победить жизнь. Какие бы трудности и испытания не выпадали на мою долю, я всегда хотела иметь возможность продолжать жить, даже если не знала как, хотела прожить еще один день, узнать еще что-нибудь, пойти еще на одну прогулку, прочесть еще одну книгу, написать еще один параграф, увидеть еще одну подругу, полюбить еще один раз. Когда я читаю или смотрю порнографию, я хочу, чтобы это прекратилось. Почему, я спрашиваю, почему, черт возьми, они так жестоки и почему, черт возьми, они так гордятся этим? Некоторые моменты просто приводят меня в бешенство. В одном порнографическом фильме женщина разрезает свои груди ножом, размазывает собственную кровь по своему телу, вводит лезвие в свою вагину. И она улыбается. И эта улыбка приводит меня в бешенство. Вот огромная витрина магазина, полностью заклеенная обложкой музыкального альбома. Картинка на обложке - женские бедра в профиль. Промежность угадывается, потому что мы знаем, что она там, но она не показана. Название альбома - «Засади мне до смерти». И эти слова от первого лица приводят меня в бешенство. «Засади мне до смерти». Наглость. Невозмутимая наглость. И как такое только может существовать - абсолютная бесчувственность, бесчеловечность, бессмысленность, день за днем и год за годом, эти образы, идеи и ценности разливаются, упаковываются, покупаются и продаются, рекламируются, и все это продолжается до бесконечности, и никто не останавливает это, и наши дорогие мальчики-интеллектуалы защищают это, и элегантные радикальные адвокаты отстаивают это в судах, и мужчины всех сортов не могут и не хотят жить без этого. И жизнь, которая бесконечно важна для меня, теряет всякий смысл, потому что это восхваление жестокости разрушает мою способность чувствовать, любить, надеяться. Больше всего я ненавижу порнографов за то, что они отняли у меня надежду.
Физическое насилие в порнографии невыносимо само по себе. Ее воздействие подобно ударам дубины, молотящей до тех пор, пока твоя чувствительность не окажется раздробленной в пыль, а твое сердце не окаменеет. Ты теряешь способность чувствовать. Все останавливается и ты смотришь на страницу или фотографию и знаешь: это то, чего хотят мужчины , и это то, что они получают, и это то, от чего они не откажутся. Карла Джей (Karla Jay), лесбиянка и феминистка, написала в статье «Трава, порнуха и политика удовольствия» - «мужчины откажутся от винограда, салата, апельсинового сока, португальского вина и рыбы, но мужчины не откажутся от порнографии». И да, ты хочешь отнять ее у них, сжечь, порвать, взорвать, разрушить их театры и издательства до основания. Ты можешь плакать или можешь начать бороться. Наверное, я нашла истинную причину моей боли: мы все еще не стали революционным движением.
Этой ночью мы пройдем по улицам все вместе, чтобы вернуть себе ночь, как это делают женщины в городах по всему миру. Потому что ни одна из нас не может идти одна - во всех смыслах этого слова. Каждая женщина, идущая одна, становится мишенью. Каждая женщина, идущая одна, становится объектом охоты, преследования, раз за разом она подвергается психическому или физическому насилию. Только идя вместе, мы можем получить хоть какое-то ощущение защищенности, чувство собственного достоинства или свободы. Сегодня, пойдя вместе, мы объявим насильникам и порнографам и женоненавистникам, что их дни сочтены и что пришло наше время. А завтра, что мы будем делать завтра? Потому что, сестры, дело в том, что мы должны возвращать себе каждую ночь, или ночь никогда не будет нашей. И когда мы победим темноту, мы должны устремить наши взгляды к свету, вернуть себе день и сделать его своим. Это наш выбор и это наша необходимость. Это революционный выбор и это революционная необходимость. Эти понятия для нас неразделимы, как мы должны быть неразделимы в нашей борьбе за свободу. Многие из нас уже прошли много миль - славных и нелегких - но мы все еще недостаточно далеко зашли. Сегодня ночью, с каждым вздохом и каждым шагом, мы должны пообещать самим себе дойти до конца - до превращения земли, по которой мы идем, из тюрьмы и могилы в справедливый и счастливый дом. Это то, что мы должны и будем делать, ради нас самих и ради каждой женщины, когда-либо жившей на этом свете.