Чтобы объяснить, почему нам так нравится алкоголь, что мы готовы игнорировать его побочное действие, надо понять, как вообще мы получаем удовольствие. Все наше поведение физиологи склонны рассматривать с позиций теории функциональных систем Петра Анохина. Базируясь на рефлекторной теории Павлова, Анохин показал, что систему «стимул-ответ» запускает только стимул из внешнего мира. И в простом случае задача мозга в том, чтобы при получении, например, болевого сигнала изменять внешний мир до того момента, пока не наступит состояние, не раздражающее данный рецептор боли. К примеру, рефлекс отдергивания руки от огня: терморецепторы передают импульсы в нервный центр спинного мозга, тот перераспределяет сигналы к мышцам-сгибателям, те отдергивают руку до тех пор, пока терморецепторы не замолчат. По мере выполнения команды все время идет сверка: все еще горячо? - тянем руку дальше. То есть результат сверки запускает дальнейшее движение, и получается информационное кольцо, непрерывная цепь сигналов длиною в жизнь. Но по мере накопления опыта у нервного центра появляются свои собственные шаблоны - уже не надо совать руку в огонь, если сам его вид возбуждает оборонительные рефлекторные центры. Эти шаблоны в виде определенной концентрации глюкозы, показаний температурных датчиков, цвета и формы предметов мозг начинает хранить и сортировать: за этой последовательностью сигналов будет повреждение, а за этой - насыщение. Так над системой «больно/вкусно» надстраивается большая шапка представлений. Глядя на каждый новый объект, мы так или иначе определяем: это нам на пользу, это - во вред; к этому будем стремиться, этого - избегать. Совокупность таких признаков превращается в так называемые модели счастья или несчастья. «Модель счастья» - это то, как человек себя ощущает, когда он сыт, ему тепло, когда он хорошо поработал и получил зарплату.
Но для побуждения исполнительной системы к действию, результат которого не виден прямо сейчас, мозгу нужна какая-то дополнительная структура. Она бы, например, заставляла нас недосыпать, чтобы заработать на отпуск. Этот отдел в мозге выглядит как небольшая группа нейронов с длинными и сильно разветвленными отростками, которые, с одной стороны, собирают внешние данные, а с другой - подгружают из памяти «модели счастья» (увы, не связанные с логикой, так как формируются из пережитых ощущений и эмоций) и пинает моторную систему: «Делай, делай». Вещество-передатчик - медиатор, при помощи которого эти нейроны связываются с исполнительной системой, называется дофамин. Это внутренний допинг. Именно его подменяют или заставляют активно выделяться большинство наркотиков. Известное состояние мышечной радости - так хорошо, что хочется прыгать - это как раз активация дофаминовых нейронов. Если результат достигнут, возбуждаются следующие в цепочке нейроны, которые содержат опиоиды, внутренние аналоги опиума: цель достигнута - наступает эйфория. Потребители морфина и героина незаслуженно переживают именно эти ощущения.
Любой наркотик попадает в эту систему напрямую, перекрывая в 5-10 раз все нормальные стимулы, идущие из внешнего мира. Связи между нейронами в нормальных условиях образуются довольно медленно - вот почему нам, чтобы что-то выучить, нужно много раз повторять одно и то же. При введении наркотика происходит гиперобучение, не сравнимое по интенсивности стимуляции ни с каким стимулом из внешнего мира, а по интенсивности переживания «награды» - ни с одним внешним удовольствием. Так происходит переучивание: сигналы из внешнего мира больше не вызывают прежнего воодушевления: теперь в «модели счастья» - вид стакана. И все внешние персонажи перегруппируются, разделяясь на «хороших» - тех, кто помог достать, и «плохих» - тех, кто этому препятствует.
По мере развития зависимости растет и толерантность: организм, как может, сопротивляется эффектам наркотика - чуждым и нарушающим всю его работу. И прежняя доза уже не приводит к удовлетворению. Нужно еще, наступает отравление, клетки начинают гибнуть, и первыми отмирают дофаминовые нейроны, связывающие центры удовольствия, эмоции и исполнительную систему - у человека пропадает воля, то есть способность добиваться исполнения своих желаний. Когда у алкоголика трясутся руки и он не может точно навести их на цель - это как раз проявления дефицита в моторной части дофаминовой системы (у больных паркинсонизмом расстройство моторики - того же происхождения). Поражение же центральных ветвей дофаминовой системы разобщает сознание и волю - они начинают существовать независимо друг от друга.
Вот почему самое главное и трудное в лечении - это дать алкоголику или наркоману самому ощутить свою зависимость. Ему нужно учиться как-то косвенно получать информацию о своих желаниях, поэтому пока что шанс вылечиться дают только пошаговые системы (типа «Анонимных алкоголиков»). В группах алкоголики начинают понимать: есть другие случаи, на примере которых видна эта тяга. Как связать напрямую сознание с желаниями обратно, медицина пока не придумала: место погибших дофаминовых нейронов занимают другие, мелкие и с короткими отростками.
Для лечащегося алкоголика пути получения удовольствия на длительное время закрыты. Особенно - связанные с активацией системы моторного удовольствия. Самая распространенная ошибка, когда общество говорит: «Ну что ты пьешь, иди, на лыжах катайся, с парашютом прыгай, и забудешь про водку». Беда в том, что как только алкоголик получает острое приятное ощущение, тяга к алкоголю активизируется. Это все равно, как если мы представим реку, намывшую много русел, и перекроем в ней воду. Теперь, если воду снова включить, она сначала пойдет по самому глубокому руслу, которое и есть - тяга к алкоголю, а все остальные - секс, работа, спорт - останутся без наполнения. Причина - влечение к ним закрепляется поведенческими реакциями, а к алкоголю - фармакологией, то есть прямым влиянием на центр удовольствия.
Максим Ловать, руководитель центра доклинических испытаний, руководитель группы экспериментального алкоголизма (в прошлом - группа аддиктивных расстройств), кафедра физиологии человека и животных биологического факультета МГУ
via
dmitriysh