Организаторы испытаний
Генерал-майор Шмаков Михаил Леонтьевич
Заместитель начальника Полигона по испытаниям с 1972 по 1979 г.г.
Эта фотография бала снята в конце шестидесятых годов, не позднее 1970 года. На ней полковник Шмаков М.Л. во главе своего оптического отдела на церемонии прощания со своими помощниками - солдатами и сержантами Отдельной инженерной группы, уволенными в запас. К сожалению, не могу назвать ни одно имя солдата, как и многих сотен других, которые рядом с нами участвовали в испытаниях. Часто выполняли ответственные задачи, которые порой были не под силу офицерам.
Офицеры на фотографии: в первом ряду слева Жаворонков Геннадий, посредине Михаил Лифантьевич, далее Горлов Василий, крайний справа Тараненко Василий Григорьевич. Стоят на заднем плане Виценко Владимир, Егошин Михаил, Ильин Виктор, Гришин Геннадий, и крайний справа Фадин Николай.
Из женщин узнал троих. Вторая слева в светлом костюме уже знакомая нам Анненкова Эльвира, через сержанта от неё Волохова Зина и Грачёва Нина.
В 1972 году Михал Лифантьевич сменил генерала-майора Крыжова Б.А. на должности заместителя начальника Полигона по НИР. И тогда у меня с ним произошла встреча в аэропорту Челябинска, из-за которой мне до конца совместной службы было стыдно смотреть ему в глаза. Об этом расскажу потом.
А сейчас предоставляю слово самому генералу-майору Шмакову, вчитаемся в его воспоминания. Воспоминания испытателя ядерного оружия, который прошёл на полигоне все ступени, начиная от должности инженера-испытателя. Кстати, такой путь характерен для всех организаторов испытаний и науки на Полигоне.
Воспоминания публикуются с сокращениями. Полная версия http://www.iss-atom.ru/book-23/opalenn.pdf
Часть 1. Посвящение в испытатели
В апреле 1957 года группа выпускников электротехнического факультета
Военно-инженерной академии имени В.В. Куйбышева ждала назначение в вой-
сковые части. Большинству были уже объявлены места и характер будущей
службы. Подавляющая часть молодых специалистов «оседала» в пределах Мо-
сковской области, некоторые из них оставались работать в частях и учреждени-
ях, расположенных непосредственно в Москве. Это в основном те, кто имел
здесь жилую площадь и был прописан.
Сравнительно небольшая группа офицеров (человек 15-20, включая выпускни-
ков других факультетов академии), среди которых был и я, не только не знали ме-
ста дальнейшей своей службы, но даже не имели намека на свою дальнейшую судь-
бу. Примерно месяц тому назад с нами побеседовал, персонально с каждым,
незнакомый полковник, попросил оформить анкеты, предупредил о необходи-
мости оставить в тайне сам факт нашей беседы. От него мы практически ничего не
узнали о предстоящем назначении. Он сказал, что представляет отдел кадров одно-
го из управлений Министерства обороны, ничего не знает о том, где и что мы будем
делать, если нас возьмут в это управление и возьмут ли, в чем он тоже не обнаде-
жил. К середине апреля практически все получили назначение и разъехались, мы
же были пока в неведении. Поскольку жаловаться было некому, да и не знали, как
это делать, то оставалось одно - ждать.
Только 3 мая нас пригласили в отдел кадров управления Минобороны. Это
было 6 Управление. Правда, номер управления ничего о себе не прояснял, так
как никто в академии (с кем мы имели возможность общаться) не знал, какими
вопросами занимается это управление.
В отделе кадров, уже другой полковник (фамилия первого полковника была
Фадин, а второго - Аверкин) задал несколько незначительных вопросов и ска-
зал, что мы будем служить в Казахстане (он не назвал конкретного места и не
спросил нашего желания служить там). Пояснил, что место, куда нам следует
прибыть, будет указано в проездных документах, а характер службы и должно-
сти, на которые назначаемся, скажут непосредственно в войсковой части. По-
сле чего нам выдали проездные документы и командировочные средства. Про-
ездные были выписаны до станции Чарская, находящейся в 130 километрах
южнее Семипалатинска. Устно же предупредили, что из поезда нужно выйти в
г. Семипалатинске (станция Жана-Семей) и дали адрес, куда следует обратить-
ся. Ехали одни, семьи остались дома (у кого он был), у меня же «дома» не было,
поэтому оставил семью (жену и двоих детей) у родственников в Тюмени, в их бо-
лее чем скромной квартире. Было обещано, что в самое ближайшее время (через
1-2 месяца) разрешат привезти семьи к месту службы.
Выполнив все устные инструкции, данные в отделе кадров управления, и по-
бродив по кривым улочкам пригорода Семипалатинска, мы с попутчиком при-
были по названному адресу. Кстати говоря, зря блудили, так как на станции
всех приезжающих по этому адресу ждал автобус, но он не имел опознаватель-
ных знаков, а мы были настолько заинструктированы, что не стали спраши-
вать, откуда и куда идут стоящие автобусы. Подобно нам и многие другие при-
бывающие офицеры ходили в поисках нужного адреса.
Пунктом прибытия оказалось общежитие, состоящее из нескольких двухэтажных
кирпичных домов на 8-10 комнат каждый, в одном из них размещался штаб части
(как потом выяснилось - эскадрильи, входящей в состав полигона). Нас встретил де-
журный по общежитию - старшина сверхсрочной службы, проверил документы, за-
регистрировал в журнале приезжающих и определил места в одной из комнат.
Он передал распоряжение командира ждать оказии на «Берег». Ответить на
вопрос, где находится «Берег» отказался, а ждать отправки с оказией нужно будет 2-3
дня. За эти дни нас, ждущих отправки, набралось в общежитии человек 6-7. Мы поня-
ли, что место службы не станция Чарская, как было указано в проездных документах,
и не г. Семипалатинск, как было устно сказано, а какой-то таинственный «Берег», на-
ходящийся, видимо, не очень далеко, но пока не ясно где. Мы начали догадываться,
что объектом, месторасположение которого так тщательно скрывается и где нам пред-
стоит служить, может быть войсковая часть (учреждение), занимающаяся ядерными
или ракетными делами. Надо отдать должное работникам режимной службы 6 Управ-
ления. Конспирация была организована настолько хорошо, что даже наиболее провор-
ные из нас, пройдя несколько инстанций и находясь вблизи объекта, у официальных
лиц не могли узнать о его предназначении.
Однако не были учтены «знания» местного населения Семипалатинска. За
два дня пребывания в общежитии мы познакомились с местными офицерами из
дивизии, жилые дома которых были расположены в районе аэродрома (рядом с
нашим общежитием). Они сообщили нам, что «Берег», или другое название
«Лимония», расположен в 130-150 километрах от г. Семипалатинска вниз по
Иртышу и занимаются там испытаниями атомного оружия. По их словам, они
сами видели атомные взрывы. В последующем я наблюдал не один десяток та-
ких взрывов в воздухе с расстояния 13-60 километров, но с уверенностью не
могу утверждать, можно ли видеть их с расстояния 150 километров.
После таких рассказов местных жителей, обменявшись мнениями с товари-
щами по ожиданию отправки на «Берег», мы пришли к единому выводу, что
едем служить на советский атомный полигон, но эта была хоть и «гениальная»,
но все-таки догадка. Оставалось ждать ее официального подтверждения.
Через два дня, а это было 12 мая 1957 года в Семипалатинск с «Берега»
пришла колонна грузовых автомобилей на семипалатинскую перевалочную
базу за каким-то грузом. Всех ожидавших «оказии» рассадили по кабинам
грузовиков и повезли на ожидавший нас «Берег», с которым каждый из нас
связывал свою дальнейшую судьбу на разное время: кто на годы, а кто на де-
сятилетия.
Часов через пять после выезда из Семипалатинска колонна наших машин
прибыла на «Берег» (кроме того, городок имел еще ряд названий - «Лимония»,
пристань «Надежда», г. Курчатов, станция Конечная). Это оказался городок
тысяч на 15-20 жителей, включая солдат срочной службы, живущих в казар-
мах. Все постройки в городке были кирпичными или шлакоблочными, высотой
2-3 этажа, со штабом и научно-технической площадкой.
Еще в пути на вопрос водителю, скоро ли мы приедем в пункт назначения, он
ответил - вот проедем Иван-гору, а там уже рукой подать. Иван-гора оказалась
холмом высотой метров 15-20 и диаметром 40-50 метров, но на равнинной мест-
ности этот холм виден был километров с 10-12. Сколько бы в последующие де-
сятилетия не приходилось мне ездить по этой дороге на машинах или на поезде
(в 1960 году на полигон была проложена железная дорога), холм Иван-гора вос-
принимался как признак близкого очага.
Этот холм, прозванный кем-то Иван-горой, в то время знали все жители по-
лигона. А может, он и сейчас так называется?
По приезде на полигон прошли те же, что и в Семипалатинске, режимные
процедуры: проверка документов, регистрация у дежурного, размещение в об-
щежитии и получение указания ждать вызова.
В общежитии нас разместили в комнате на 4 человека, вместе со мной в ком-
нате поселились Л.Н. Сахаров, С.М. Локштанов и Г.В. Фомин. Все мы окончи-
ли академию по одной специальности, учились в одной группе, друг друга зна-
ли хорошо.
В первый же вечер, еще до представления руководству, мы стали свидетеля-
ми собачьего «концерта», свидетельствующего по численному составу «испол-
нителей» о масштабности проводимых исследований. В виварии технической
зоны (площадка «0»), расположенного в километре от нашего общежития, были
размещены подопытные животные и среди них несколько сот собак, которые
вечерами от нечего делать или другой собачьей прихоти поднимали громкий
лай на разных звуковых частотах. Со временем мы привыкли к таким «концер-
там», как будто их не стало слышно, в первый же вечер он вызвал у нас непри-
ятные эмоции.
Самая многочисленная группа, человек 10-15 выпускников Военно-
инженерной академии, академии Связи и других технических вузов, влилась в
состав подразделений, которые занимались непосредственно обеспечением ис-
пытаний и проведением измерений параметров ядерных взрывов. Эти подраз-
деления были объединены в опытно-научную часть, которую в открытых разго-
ворах называли 5 сектором. Название 5 сектор настолько прочно вошло в
обиход, что все жители городка называли опытно-научную часть полигона сек-
тором, даже после того как она была преобразована в научно-исследовательское
подразделения (НИП) и слова «5 сектор» исчезли из официального лексикона.
По-моему они используются в разговорах до сих пор.
Опытно-научная часть не имела своих административных органов снабже-
ния и управления, ее начальник, являясь практически первым заместителем
начальника полигона, мог влиять на полигонные оперативные и снабженче-
ские подразделения, обеспечивающие жизнедеятельность всего полигона,
включая и опытно-научную часть. В составе ОНЧ было 4 научно-испытательных
направления: физическое, инженерно-техническое, радиационное и медико-
биологическое. В составе последнего было клиническое отделение с виварием
для подопытных животных, пациенты которого встретили нас в первый вечер
нашего прибытия на полигон дружным лаем.
Направления делились на более мелкие структурные подразделения - отде-
лы, которые состояли из лабораторий и рабочих групп. Надо отдать должное
структуре 5 сектора, в ней практически отсутствовал административно-
управленческий аппарат. Начальники лабораторий, отделов, направлений, да
и сам руководитель ОНЧ были специалистами, непосредственно занимавшими-
ся не только организацией измерений, но и их проведением.
Обо всем этом мы узнали чуть позже, а пока после режимных процедур всех
нас, направленных служить в 5 сектор, развели по отделам, где и должно было
состояться наше знакомство с работами полигона в части нас касающейся (это
тоже существенное режимное требование).
Не знаю, случайно или нет, но наша четверка по комнате в общежитии попа-
ла в один отдел. Наш оптический отдел входил в физическое направление. Нас
приняли начальник отдела А.К. Гаврилко, его заместитель Н.В. Козин и стар-
ший научный сотрудник К.М. Евдаков, являвшийся нештатным научным ру-
ководителем отдела и душой всего коллектива.
Названные руководители объявили должности, на которые мы были назна-
чены еще в апреле, приказом по 6 Управлению. При этом вышла некоторая не-
ловкость. Мои однокашники Локштанов С.М., Сахаров Л.Н. и Фомин Г.В.,
имевшие звания лейтенантов, получили должности младших научных сотруд-
ников, а я, к тому времени уже капитан и окончивший академию с отличием,
был назначен инженером отдела, на должность менее престижную и нижеопла-
чиваемую. Я не подал вида, что обижен, а начальство, видя эту неувязку, обе-
щало уладить этот вопрос в ближайшие месяцы.
А.К. Гаврилко и К.М. Евдаков как ветераны полигона и отдела кратко озна-
комили нас со структурой опытно-научной части, историей полигона и ОНЧ,
структурой и оснащением отдела и задачами, которые он призван выполнять.
По тем временам техническое оснащение отдела регистрирующей и измери-
тельной аппаратуры было довольно богатым. Помимо киносъемочных камер
общего назначения в отделе использовалась скоростная фотосъемочная аппара-
тура: ЦЛ-ГДР с частотой съемки до 100000 кадров в секунду, ВЧК-1, ВЧК-2 до
200000 кадров в секунду, ЦЛ-1 до 500000 кадров в секунду. Первая фаза взрыва
фиксировалась скоростными камерами СК-3, СК-3 с частотой съемки до 3000
кадров в секунду. Эта фаза фиксировалась особенно тщательно, по скорости ее
развития определялась полная энергия, выделившаяся при взрыве.
Общая картина развития ядерного взрыва, включая образование и движение
облака и пылевого столба, снимались кинокамерами АКС-1, АКС-2, АКС-4, а
также широкоформатной аппаратурой АФА, установленной в наземных пун-
ктах регистрации.
В группе, куда меня определили, несколько человек занимались спектраль-
ными исследованиями светового излучения. На первых порах и мне поручили
участвовать в этих измерениях.
Вновь прибывшие на полигон молодые специалисты буквально на второй
день после знакомства приступили к практическим делам по подготовке
испытания, каждый на отведенном ему участке работы. Так, я со свои-
ми новыми коллегами готовил в лаборатории и устанавливал на опытном поле в
300-400 метрах от ранее проведенных наземных ядерных взрывов спектрогра-
фы для регистрации спектра излучения огненного шара. Использовались обыч-
ные спектрографы со стеклянной и кварцевой оптикой, типа ИСП-57, ИСП-58,
ИСП-48, спектрограф фирмы «Хильгер» и др. К ним для развертки спектра во
времени были пристроены кассеты с пленкой, движущейся со скоростью до 5
метров в секунду. Это позволяло исследовать не только спектральный состав
оптического излучения светящейся области в широкой спектральной области -
от ультрафиолетовой до инфракрасной, но и изменение его во времени.
К числу мероприятий периода знакомства с полигоном и освоения своих
функциональных обязанностей относятся инструктажи по технике безопасно-
сти при работах с аппаратурой в приборных сооружениях, а также радиацион-
ной безопасности.
Инструктаж по правилам радиационной безопасности при работах на опыт-
ном поле до и после ядерного взрыва проводил специалист службы радиацион-
ной безопасности полигона, который лично сам после каждого ядерного взрыва
первым выезжал в район эпицентра взрыва для проведения радиационной раз-
ведки, поэтому он имел не только должностное, но и моральное право учить
других.
По окончании инструктажа и изучения специальных инструкций нам пред-
стояло сдать зачет, после чего вновь прибывшие допускались к работе на опыт-
ном поле.
Если кратко изложить правила радиационной безопасности, существовав-
шие на полигоне не на бумаге (там могли быть и другие цифры), а которыми ис-
пытатели неформально руководствовались в работе, то они сводятся к следую-
щему (цифры приводятся по гамма-облучению):
можно работать без ограничения по времени в зоне при уровнях радиации до
17 миллирентген в час (при таких уровнях не полагался даже талон на дополни-
тельное питание);
дневная допустимая доза облучения при работе на опытном поле после взры-
ва 0,5 рентгена;
крайне нежелательно получение одноразовой дозы облучения в 30-50 рент-
ген, хотя при таких дозах лучевая болезнь не развивается;
категорически недопустимо получение одноразовых доз облучения в 100 и
более рентген, так как:
доза в 100 рентген вызывает лучевую болезнь, хотя и в легкой степени;
доза в 200-300 рентген вызывает лучевую болезнь средней степени тяжести;
доза в 400-500 рентген вызывает тяжелую степень лучевой болезни, но без
смертельного исхода;
доза до 1000 рентген вызывает тяжелую степень лучевой болезни с опреде-
ленной вероятностью смертельного исхода;
более высокие дозы облучения (свыше 1000 рентген) вызывают лучевую бо-
лезнь со смертельным исходом.
Конечно, эти цифры ориентировочные, они получены были при облучении
подопытных животных (собак, овец, лошадей, свиней) и пересчитаны на чело-
века (появившиеся в печати сообщения «очевидцев» об облучении при ядерных
взрывах подопытных людей являются плодом больной фантазии).
Никто так не мешал работе испытателей, жестко ограничивая их работу на
опытном поле, как служба радиационной безопасности. При этом обо всех нару-
шениях докладывали напрямую начальнику полигона со всеми вытекающими
последствиями для нарушителей. Одно из основных правил гласило, что при
нахождении на опытном полигоне, особенно на местах где были проведены на-
земные ядерные взрывы, необходимо надевать респиратор. Попадание в орга-
низм человека большого количества продуктов взрыва, особенно с остатками
плутония, очень опасно. Как водится, это правило часто нарушали, прежде все-
го, заядлые курильщики.
Из впечатлений от первых знакомств с полигоном хотелось бы отметить пол-
ное отсутствие паники и боязни радиации. Люди спокойно относились к испы-
тательной деятельности в области исследования ядерных взрывов, в том числе
и их радиационных эффектов, как к своей обычной работе. Это спокойствие и
деловитость передавались и нам - новым сотрудникам полигона.
Осваивая аппаратуру, методики измерений и исследований, формальные и
неформальные правила безопасности мы становились в строй полигонных ис-
пытателей.
В июле-августе 1957 года началась подготовка ядерного взрыва в воздухе.
Наша группа в соответствии со своим предназначением готовилась к прове-
дению спектральных измерений. В сентябре это испытание было проведено.
Оно запомнилось мне как первое «боевое» крещение. Много после этого при-
шлось видеть воздушных, наземных и подземных ядерных взрывов и прово-
дить измерения их параметров. Но особенно запомнилось первое испытание
ядерного заряда, оно было, видимо, испытанием и нас, впервые выступаю-
щими его исследователями. Ожидалась (и получилось фактически) прилич-
ная мощность взрыва. Поэтому испытателей и обслуживающие подразделе-
ния, задействованные непосредственно на опытном поле после взрыва,
разместили в выжидательном районе (ВР) удаленном на 30 километров от
эпицентра взрыва. Все мы получили по кусочку черной пленки (корда) для
защиты глаз от первой вспышки. По инструкции все мы должны были лечь
на землю головой в сторону, противоположную от взрыва, и в первый момент
не смотреть в сторону центра. Однако инструкция часто нарушалась, поэто-
му для страховки выдали еще и корд для защиты глаз. А тем, кто должен
был ехать в район эпицентра после взрыва для снятия информации, выдали
еще и по йодированной таблетке для защиты щитовидной железы.
В нескольких местах были установлены громкоговорители, по которым с ко-
мандного пункта передавались сигналы оповещения:
осталось 30 минут;
осталось 10 минут;
осталась одна минута;
осталось 10 секунд, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2, 1, 0.
Не знаю, как другие, но я в первый и последующие, в том числе и в послед-
ний раз своего участия в ядерных испытаниях, в момент отсчета от 10 секунд до
«0» сильно волновался. В первый раз, видимо, потому, что ждал необычное в
своей жизни явление, в последующие разы переживал и волновался за срабаты-
вание своей аппаратуры, которую готовил к опыту, а когда стал руководителем,
то и за срабатывание ядерного изделия и аппаратуры всего Опытного поля. Так
или иначе, за 28 лет своего участия в ядерных испытаниях (а их насчитывалось
за это время сотни), я так и не смог избавиться от волнения при отсчете послед-
них секунд до взрыва.
Что же осталось в памяти от наблюдения первого ядерного взрыва.
Видимо, я был недисциплинированным человеком, не выполнил инструк-
цию и не отвернулся в сторону, противоположную взрыву, а смотрел через тем-
ную пленку в сторону ожидаемого центра взрыва, а после первой вспышки во-
обще отбросил пленку и смотрел на его развитие незащищенными глазами.
Фазы развития ядерного взрыва, изученные по снимкам скоростных фотока-
мер, можно будет изложить в техническом очерке. Здесь же целесообразно огра-
ничиться личными впечатлениями от непосредственного зрительного восприя-
тия.
После первой вспышки, светящаяся область (огненный шар) 3-4 секунды
увеличивалась в размерах и как бы висела в центре взрыва (высота его была
около километра). Затем начала быстро подниматься вверх, обрастая водяным
паром и образуя тороидальную фигуру (облако). Через считанные секунды об-
лако поднялось на высоту в десятки километров. Пылевой столб, образовав-
шийся в эпицентре под действием светового излучения, поднялся на высоту не-
скольких километров, но с облаком взрыва (где сосредоточены радиоактивные
продукт) он не соединился. Все это (облако и столб) в течение нескольких минут
растягивалось в пространстве над Опытным полем. Пылевой столб (практиче-
ски чистый от радиоактивных продуктов взрыва) распространялся по ветру, а
облако взрыва растягивалось, подчиняясь гравитационным законам. Основная
его часть («головка») была выше атмосферного и даже стратосферного слоев.
Облако и нижерасположенные слои атмосферы имели зловещую коричне-
вую окраску, за счет образовавшихся при взрыве окислов азота. Эта окраска
придала атмосфере в районе Опытного поля неприятный вид. Второе (хотя и
первое по времени), что произвело сильное впечатление, было световое излуче-
ние. Неприятно, когда смотришь на объект (в данном случае огненный шар) с
расстояния 30 километров и он тебя греет, при этом сильно жжет лицо. После
«прогрева» я начал ждать ударную волну, рассудив, что после такого мощного
светового излучения должна пойти (по расчетам через полторы минуты) силь-
ная ударная волна. Фронт ее движения был виден за несколько километров по
пригибанию травы.
Если бы не стоящие рядом «бывалые» люди, перед которыми неудобно было
показаться трусливым, я для встречи ударной волны лег бы на землю, как пред-
писывала инструкция по безопасности. Но поскольку они стояли, то я тоже
встретил ее стоя. Каково же было мое удивление, когда она показалась мне сла-
бой. Но это опять же чисто психологический момент. На расстоянии 30 киломе-
тров ударная волна от взрыва такой мощности выбивает стекла и может сорвать
даже крыши домов.
Через 30-40 минут после взрыва Опытное поле практически очистилось от
пыли и колонна наших машин, вслед за радиационной и инженерной развед-
кой, двинулась к приборным сооружениям на Опытное поле для снятия инфор-
мации. Шла обычная работа, технология которой была отработана ранее, наша
задача была ее освоить и выполнять.
После первого увиденного испытания, снятия и обработки пленки, проведе-
ния под руководством опытных специалистов измерений параметров развития
взрыва, я почувствовал, что становлюсь в ряды испытателей ядерных устройств.
Эта профессия начала мне нравиться.