Хроника катастроф

Dec 12, 2011 20:38



   Когда я писал пост о своих соседях по дому  Рожановича, 6, в Семипалатинске 21, то вспомнил, что в квартире №4 на моём этаже жила семья молодого лётчика лейтенанта Кости Карпова, прошедшего в дальнейшем  все ступени лётной службы в испытательной эскадрилье Полигона - в\ч 55115.

С именем Константина Карпова, связан  трагический случай, произошедший на Полигоне, в котором он получил тяжелейшие увечья, но  волей судьбы и собственной волей восстановил здоровье,  стал лучшим лётчиком и закончил службу командиром этой эскадрильи, полковником.

     Константин Карпов получает награду за участие в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС


  В 1977 году, по заявке нашего отдела и при поддержке Госкомгидромета и МСМ, в эскадрилью поступил первый специализированный самолёт радиационной разведки Ан-30РР. Этот самолёт был спроектирован совместно ОКБ Антонова и Бериева для аэрофотосъёмки. В отличие от своих предшественников Ан-24 и Ан-26 самолёт имел впереди фюзеляжа кабину штурмана с широким обзором, а по полу салона прозрачные люки с раздвигающимися створками. Для ведения радиационной разведки самолёт был дооснащён дозиметрической и радиометрической аппаратурой, устройствами для отбора проб воздуха и аэрозольного контроля. По сути, это была летающая радиометрическая лаборатория. Дооснащение проводилось на заводе ОКБ Антонова в Киеве. Нашим представителем на заводе был Самат Смагулов, единственный в отделе специалист по аэрозольному методу контроля за ядерными взрывами, прошедший подготовку во время работы в лаборатории спецконтроля. Он несколько раз вылетал в Киев, где на заводе, совместно с лётчиками нашей эскадрильи и представителями ИПГ Госкомгидромета участвовал в приёмке этого самолёта.

Когда самолёт прилетел на аэродром Полигона , личный состав эскадрильи, совместно с лётной группой отдела , состоящей из двух Шуриков - Александра Ивановича Плужко и Саши Андреева, приступил к освоению новой техники. Естественно, на новый сложный самолёт был назначен лучший экипаж эскадрильи. Первым пилотом, командиром корабля, стал  сам командир эскадрильи Фаит Фархутдинов. Вторым пилотом - Костя Карпов. Остальные должности в экипаже тоже заняли ведущие специалисты эскадрильи.
            В конце 1977 года, за месяц до обычного срока раздачи слонов - к 23 февраля,празднику Советской Армии, большой группе офицеров Полигона были присвоены очередные воинские звания и вручены другие награды. Фаит Фархутдинов был облагоденствован  вдвойне. Ему были присвоены воинское звание полковник и почётное звание Заслуженный военный лётчик СССР. Второе звание было особенно дорого настоящему лётчику. Оно подводило итог долгим годам преодоления самое себя, техники и метеоусловий

            На 5 января 1978 года в Семипалатинске было назначено заседание областного Совета  депутатов трудящихся. Представителями Полигона в Этом органе власти  состояли избранные по должности начальник Полигона генерал-майор Кантиев Мурад Константинович и начальник  Объединённой экспедиции Подольского научно-исследовательского технологического института Ивлев Анатолий Павлович - руководитель расположенного на территории Полигона реакторного комплекса по испытанию элементов ядерных ракетных двигателей.  Для перелёта в Семипалатинск подготовили командирский борт Ан-30РР. Кроме «первых лиц» в нём вылетела незначительная по численности  свита. Среди них офицеры с меркантильной целью закупить водку для  обмывона новых званий.

Стояла исключительная зимняя погода, характерная для центра антициклона. Ясно, совершенно безоблачно, безветренно,  морозец 5-8 градусов, видимость - безграничная.  Полёт в Семипалатинск . 20 минут и посадка. Каждый занялся решением своих, а депутаты -
 государственных, вопросов. Обратный вылет был назначен на 20 часов.

Ближе к 20 часам я сложил в папку секретные документы, опечатал папку и сейф, подошло время сдавать документы дежурному по НИП. Только сегодня Лев Соловьёв сделал напоминание, что после рабочего времени можно оставаться с секретными документами, если в корпусе присутствует кто-нибудь из начальников. Сегодня, как на грех, когда у меня рабочий зуд, никто из начальников не остался. Даже Рудольф Блинов. Видимо, сказалась перегрузка от недавних новогодних праздников.
                 Над аэродром, который был примерно в километре передо мной, наблюдалось интересное явление. На фоне абсолютно чистого неба, над лётным полем стояло густое белое облако,  касаясь земли светилось изнутри, подсвеченное аэродромными огнями. В размышлении по поводу  этого явления я и продолжал путь домой. Искал ответ в собственных знанием, какими атмосферными процессами могло быть вызвано это явление. В конце концов в своих размышлениях остановился на вполне армейском варианте, видимо к прилёту командира вычистили снег до грунта, да ещё с применением тепловой пушки, сделанной из реактивного двигателя, в результате чего возникли вертикальные потоки тёплого влажного воздуха.

Утро следующего дня, как всегда, для меня начиналось с посещения 23 административного корпуса для получения секретных документов. В вестибюле корпуса , возле простенка, у которого обычно стояло полноростное зеркало, толпилось несколько офицеров. В пол - голоса переговариваясь, что то рассматривали на стене. Заглянул через головы - на стене висел портрет генерала Кантиева с перетянутым чёрной лентой нижним правым углом.

- Что случилось?

- Разбился наш самолёт с Кантиевым! - ответили мне и показали на вывешенный под портретом текст. Пробежал глазами, содержание ошарашило - кроме генерала погиб командир корабля полковник Фархутдинов и ещё четыре члена экипажа. Остальные находившиеся на борту люди  госпитализированы с разной степенью повреждений.

В отделе офицеры толпились в коридоре на месте обычного утреннего построения, введённого молодым начальником отдела Львом Соловьёвым, как реакцию на требование генерала Кантиева поставить в строй «этих учёных». Конечно, обсуждали трагическое происшествие.  Самат Смагулов, казалось, был больше всех огорчён гибелью его крестника - Ан-30РР. Остались мы без воздушной лаборатории. Накрылись аэрозольные методики, детектор ионов, который мы так и не успели освоить.

Подошёл Александр Иванович Плужко. До недавнего времени он был начальником штаба эскадрильи и сегодня с утра успел пообщаться кое с кем из своих бывших подчинённых и узнать некоторые подробности катастрофы. Через два дня в воскресенье я в гараже столкнулся с соседом по гаражу, заместителем командира эскадрильи, подполковником, Алексеем  Задорожным, который, к несчастью, был руководителем полётов в тот злосчастный день. Ему было не до разговоров, им уже серьёзно занималось следствие. Но кое - что у него мне удалось выяснить. По собранной из нескольких источников информации  у меня сложилось следующее представление о катастрофе.

Дымка над аэродромов начала столь быстро сгущаться, что руководитель полётов не успел предупредить об этом командира корабля до вылета из Семипалатинска. При очередной связи Задорожный доложил на борт , что видимость на аэродроме стремительно ухудшается и предложил командиру корабля  вернуться на Семипалатинск или сесть на запасном аэродроме на Чагане. К времени этих  переговоров самолёт уже начал снижаться. Фархутдинов предупредил, что он снизится и проверит, нет ли возможности совершить посадку. Задорожный возразил, что он не разрешает посадку и сейчас выключит посадочные огни. Командир взмолился: «Лёша, не выключай! Дай возможность осмотреть полосу!». После этих слов повёл борт на снижение. Задорожный оказался в двусмысленном положении. По инструкции он был обязан выключить посадочные огни, но самолёт начал снижаться и командир корабля взял ответственность на себя. И Лёша поверил в его здравый смысл. Последнее, что руководитель полётов услышал сквозь гул помех в эфире, это предупреждение второго пилота : «Командир! Крен налево! Земля!» и ответ командира корабля: « Вижу, уходим!» Самолёт взревел двигателями  а за этим  сразу же возникла вспышка, вздрогнули стёкла фонаря командного пункта от пришедшей через несколько секунд ударной волны и всё стихло. Только в том месте, где садился самолёт, переливались сполохи пламени.  Аэродромные службы быстро вышли из оцепенения и начали действовать по отработанному плану. Самым психологически тяжёлым, в ликвидации последствий аварии, стал эпизод, когда солдаты искали в степи голову начальника полигона.

Утром после аварии «Голос Америки», а за ним радиостанция «Свобода» и «Свободная Европа» передали сообщение, которое привожу почти дословно: « Вчера в Долине смерти в районе Семипалатинска в авиационной катастрофе погибли начальник полигона по испытанию ядерного оружия генерал Марат Кантиев и его личный пилот. Количество остальных жертв катастрофы уточняется».

Кроме Кантиева и Фархутдинова погибли члены экипажа Машинцев и Шевченко, штурман, занимавший место смертника в носу корабля. Погиб начальник  секретного отдела Объединённой экспедиции Москвин, сопровождавший секретные документы своего предприятия. Трое получили тяжёлые ранения.
                 Второй пилот, Костя Карпов,  получил тяжелые ранения. Его сшивали и ему вправляли кости в нашем госпитале под руководством главного хирурга Ивана Ивановича Пашкина, потом отрихтовали  в алма-атинском окружном госпитале и всё же он стал на ноги и сумел доказать военно-врачебной лётной комиссии свою способность продолжать лётную службу. Правда, в несколько заходов.

Начальник Объединённой экспедиции Анатолий Павлович Ивлев так и не избавился от увечья. Я его встретил в Чернобыле в 1968 году, куда он прибыл с инспекцией в ранге заместителя министра союзного министерства по ликвидации аварии на ЧАЭС.  Был в восьмидесятых годах  такой руководящий орган. Встретились мы с ним тогда как родные. Мы были знакомы с ним ещё с тех пор, когда он работал на ТЭЦ Полигона техником электроцеха. Он оставался таким же моложавым, решительным и подвижным, только заметна была хромота, оставшаяся после аварии АН-30РР. В эту встречу, вспоминая Полигон, он рассказал мне некоторые подробности аварии.
             В обсуждениях аварии с различными людьми, жертвами аварии, их сослуживцами и участвуя в разговорах между офицерами Полигона я ни разу не слыхал обвинения генерала Кантиева как виновника катастрофы. Возможно, на действиях полковника Фархутдинова  и сказалось присутствие за стенкой пилотской кабины начальника Полигона. Появилось желание проявить себя достойным звания Заслуженный военный лётчик СССР, но в то, что генерал Кантиев  подначил его словами: «Какой же ты заслуженный летчик, если боишься лететь?», как пишет в своих воспоминаниях Лев Соловьёв, - не верю. Да, генерал был своеволен, груб не стеснялся в выражениях, когда отчитывал нерадивых. Много было офицеров недовольных его манерой командования. Мы к такой манере были не привыкшие, разбалованные интеллигентностью предыдущих командиров от науки - генерал-лейтенантов Ивана Николаевича Гуреева и Николая Николаевича Виноградова. Но постепенно стали понимать, что все его действия были направлены на наведение порядка  во всех элементах жизнедеятельности Полигона.
           Мне хотелось в этой записи рассказать о неординарной личности генерал-майора Кантиева Марата Константиновича, но решил посвятить ему отдельный пост.
Здесь я бы хотел обратиться к  Владимиру Ключникову   http://zaconnik.livejournal.com/ с просьбой связаться в Приозерске с Константином Карповым, ознакомить его с этой записью и попросить прокомментировать её с целью избавить ту страшную трагедию от кривотолков, оскверняющих память погибших офицеров.
           Те источники, с выводами в которых я не согласен, помещаю ниже под катом без редактирования.

Из воспоминаний бывшего начальника 3 отдела 2НИУ                  полковника-инженера Соловьёва Льва Павловича

Хочу остановиться на случае с генералом Кантиевым, бывшим начальником полигона. По своей натуре он был хулиган. На построениях хороших слов, кроме мата, от него нельзя было дождаться. По заведенной привычке, его избрали депутатом горского совета г. Семипалатинска. Однажды он улетел на заседание совета на нашем самолете АН-24. Заседание завершилось к вечеру. Дело было зимой. Погода неустойчивая. Двухслойная дымка. Командиром экипажа был командир эскадрильи полковник Фархутдинов, который кроме самолета водил и вертолет. Как правило, на испытания руководство и некоторые специалисты летали на вертолете и так же возвращались. Однажды я летел с ним после опыта. Мы везли только пробы, причем высокоактивные. Мы их сложили в хвосте вертолета, а сами сели на скамейки по оба борта и вдруг я стал замечать, что мы как-то ныряем в воздухе. Посмотрел в иллюминатор и увидел под нами высоковольтную ЛЭП. Фархутдинов то нырял под провода, то поднимался над ними. Пришлось запретить ему эти фокусы, когда на борту пассажиры. Правда, он мне говорил, что они отрабатывают упражнения, на что я ему сказал: «Отрабатывай, но без нас». Возвращаясь к Семипалатинску хочу досказать, что когда Фархутдинов запросил погоду в районе аэродрома, то дежурный рассказал ему о сложной метеообстановке и сказал, что не только садиться на аэродроме, но и лететь нельзя. После доклада Кантиеву последний сказал: «Какой же ты заслуженный летчик, если боишься лететь?» Эти слова решили все. Самолет благополучно долетел до аэродрома, стал снижаться, выпустил шасси, снизил скорость до посадочной, пробил один инверсионный слой и самолет уже был готов сесть, как попал во второй слой. Земля пропала и командир вынужден был взять ручку управления на себя и дать газ, чтобы пойти на второй круг. Но это ему не удалось. После того, как самолет задрал нос, скорости не хватило, чтобы оторваться от почти приблизившейся земли. Более того, самолет несколько просел и ударился хвостовой частью о землю. Земля была как камень. Мороз в этот день стоял более -30° С. После удара хвост отвалился, а передняя часть кабины ударилась о землю. Мгновенно погибли 6 человек - командир корабля, штурман, генерал Кантиев и еще три офицера. С техника самолета сняло скальп, но он остался жив, у начальника связи ободрало мясо до костей на обеих ногах, остальные (еще три человека) получили различные травмы. Я в этот день патрулировал и слышал и рев самолета, и удар о землю. Хоронили погибших порознь, но для прощания установили все шесть гробов в Доме офицеров. Кантиева похоронили в г. Владикавказе как национального героя Северной Осетии (нынешней Алании). Было жаль людей, было жаль человека, который сыграл такую роль в авиакатастрофе, но ничего поправить было нельзя.

http://kurchatov.borda.ru/?1-11-0-00000301-000-0-0-1203260781

http://srpo.ru/forum/index.php?topic=12183.0;wap2

Поисковое движение > 03-Мы охраняли мирный труд

Катастрофа Ан-30 на полигоне Семипалатинск-21

(1/1)
BORUS:
Катастрофа Ан-30 на полигоне Семипалатинск-21.

Тип происшествия:  катастрофа
Дата:  05 января 1978 г.
Место происшествия:  а/д Семипалатинск-21
Тип ВС:  Ан-30
Принадлежность:  Министерство обороны СССР

При подлете к аэродрому в темное время суток видимость стала ухудшаться - пошел снег. КК хотел уйти на запасной аэродром Чаган, но находившийся на борту начальник ядерного полигона Семипалатинск-21 генерал-майор Кантиев М.К. настоял на посадке. На предпосадочной прямой самолет попал в снежный заряд. При нулевой видимости он столкнулся с землей недалеко от ВПП, раскололся надвое и загорелся. В последний момент КК предпринял запоздалую попытку ухода на второй круг.

Собственное мнение, Катастрофы, История полигона, Замечательные люди, Ключников

Previous post Next post
Up