Декларация независимости
В развитие этого и этого.
Я, обычный житель той части Восточно-Европейской равнины, которая подконтрольна государству "Российская Федерация" никакого отношения к официальной позиции этого государства не имею и плевать на неё хотел, каких бы вопросов она не касалась. Я не участвую в выборах публичной власти потому что выбирать власть другому - неэтично и подчиняюсь власти только потому, что неподчинение может быть жестоко наказано. По сути я раб государства, вынужденный отдавать ему до половины своих доходов и в любой момент оно может меня открыто и безнаказанно убить. Я не убегаю с подконтрольной государству территории потому что здесь мой дом, я привязан к родственникам, друзьям, культурному и языковому окружению, не хочу это всё терять и бегство в этой ситуации - считаю унизительным, как бегство с поля боя. Бежать - это не по-мужски. По-мужски - уничтожить рабовладельца при первом удобном случае, каковое право я оставляю за собой, как бы ни были популярны в народе верховные вертухаи-надзиратели и каких бы взглядов на содержание рабов они ни придерживались, пусть даже самых гуманных.
Я, обычный житель той части Восточно-Европейской равнины, которая подконтрольна государству "Российская Федерация" никакого отношения к официальной позиции этого государства не имею и плевать на неё хотел, каких бы вопросов она не касалась. Я не участвую в выборах публичной власти потому что выбирать власть другому - неэтично и подчиняюсь власти только потому, что неподчинение может быть жестоко наказано. По сути я раб государства, вынужденный отдавать ему до половины своих доходов и в любой момент оно может меня открыто и безнаказанно убить. Я не убегаю с подконтрольной государству территории потому что здесь мой дом, я привязан к родственникам, друзьям, культурному и языковому окружению, не хочу это всё терять и бегство в этой ситуации - считаю унизительным, как бегство с поля боя. Бежать - это не по-мужски. По-мужски - уничтожить рабовладельца при первом удобном случае, каковое право я оставляю за собой, как бы ни были популярны в народе верховные вертухаи-надзиратели и каких бы взглядов на содержание рабов они ни придерживались, пусть даже самых гуманных.