О советской школе. Работа над ошибками #школа #ПТУ #образование #воспитание #СССР #самокритика #стыд
Во вчерашний текст о советском образовании, к сожалению, вкралось некоторое количество ошибок, некоторые из которых являются столь вопиющими, что требуют немедленного исправления.
Прежде всего, мне стыдно за это: "И вот, стало быть, девять (сейчас, насколько я понимаю, кое-где уже больше... когда я учился в школе, всё ещё было девять) лет "мучения" с обучением "двоечника" позади", - потому что, конечно же, срок "мучений" советских (и "постсоветских") учителей с "двоечником" составлял никакие не девять, а восемь лет. В своё оправдание могу сказать лишь, что в советской школе здорового человека "судьбоносное" разделение происходило в восьмом классе (после восьмого класса одни продолжали получать полное среднее образование, другие же сбрасывались в ПТУ), - я же, живя уже в "постсоветской" России, посещал советскую школу курильщика, из третьего класса мы сразу переходили в пятый, а отделение "чистых" от "нечистых", соответственно, у нас происходило в девятом классе; вот от этого, - вкупе с моей непростительной невнимательностью, - и получились вчерашние "девять лет".
Далее следует кое-что уточнить насчёт утверждения о том, что "слово рабочего в СССР имело огромный вес". Я не отказываюсь от него, - но здесь легко предвидеть возражение, на которое нужно незамедлительно ответить. "А как же Новочеркасск?", - могут тут спросить, имея в виду, что события 1962 года в Новочеркасске, вроде бы, не укладываются в представление об особом весе мнения рабочего человека в СССР.
Что же, давайте, товарищ Читатель, постараемся раз-навсегда разобраться с Новочеркасским расстрелом. Во-первых, установим, что, собственно говоря, там произошло; как известно, после некоторых хозяйственных мероприятий, осуществлённых Хрущевым и компанией (осуществлялись они ради "великой цели", заключавшейся в "скорейшем" построении коммунизма), в СССР начались перебои с производством и распределением важнейших продуктов питания; цены на мясную и молочную продукцию существенно возросли, - и, в то же время, на ряде промышленных предприятий были (надежды "скакнуть в коммунизм" ещё оставались) существенно подняты нормы выработки. Рабочие одного из таких предприятий, - Новочеркасского электровозостроительного завода, - мириться со сложившимся положением не пожелали; они вышли на улицу, выражая своё возмущение, к ним присоединились другие жители города, выступление продлилось несколько дней, после чего было подавлено силами армии и КГБ; "правящая бюрократия" расправилась с выражавшими своё справедливое возмущение рабочими. Всё? Нет, не всё. Для начала, в провинциальный Новочеркасск, для руководства действиями армии и КГБ, выдвинулись аж пять членов Президиума ЦК КПСС, с довеском в виде секретаря ЦК; хотя местное, - городское и областное, - партийное начальство тоже присутствовало на месте, "вертикаль не сработала": это начальство не отдало местной милиции приказ "разобраться с бунтовщиками" (а если бы такой приказ был отдан, местная милиция вполне могла его и не выполнить)... да и подтянутая к Новочеркасску армия, даже получив соответствующие приказы, "не увидела перед собой такого противника, которого следовало бы атаковать нашими танками", и от участия в расправе всячески уклонялась.
При всём при том, вообще говоря, с точки зрения логики "общенародного государства" (провозглашённого Хрущевым и приспешниками за несколько месяцев до Новочеркасских событий, на XXII съезде КПСС), "правящая бюрократия" была "права", а рабочие НЭВЗ "неправы": трудности испытывал весь советский народ, и рабочим, - в частности, рабочим НЭВЗ, - не следовало "выпячивать" свои "эгоистические" интересы (против "общенародных"). Но, - и это уже во-вторых, - что произошло после того, как "бунт" в Новочеркасске был подавлен? Объявило ли громогласно партийное руководство о "подавлении антисоветского мятежа", поставило ли особо отличившихся при "защите Общенародного отечества" в пример остальным советским людям? Нет. Информация о Новочеркасских событиях была строжайшим образом засекречена, без особой огласки прошёл и "суд над зачинщиками мятежа".
Теперь немного отвлечёмся. Допустим, в некоем уездном городе Н. какой-нибудь капиталист с особым усердием пользуется возможностями, которые ему предоставляет буржуазный порядок: постоянно задерживает рабочим зарплату, издевается над ними, с помощью наёмных убийц устраняет профсоюзных активистов, - и вот, в один прекрасный день, несколько рабочих составляют заговор, вооружаются и уничтожают этого капиталиста... после чего тщательно прячут оружие, возвращаются на свои рабочие места и живут дальше. Допустим ещё, что этим рабочим удаётся сохранить свою акцию прямого действия в тайне, и никакого наказания они не понесли, но, - внимание, вопрос, - будет ли это означать, что в городе Н. или, тем более, во всём государстве, к которому он относится, установилась диктатура пролетариата? Нет. И даже в том случае, если рабочие, действуя в составе местной Компартии, проникнут в ряды местной полиции и осуществят удар возмездия, используя своё служебное положение, - это тоже не будет означать установления диктатуры пролетариата. Даже, наконец, в том (фантастическом) случае, если местная Компартия сумеет каким-то образом провести своего агента в президенты данного буржуазного государства (а он, в свою очередь, введёт ещё некоторое количество агентов Коминтерна в своё правительство), и для удара возмездия по отдельному, особо наглому капиталисту, будет использована сила всего буржуазного государства, - это будет говорить о высочайшей развитости революционной организации, но отнюдь не о том, что революция уже свершилась и диктатура пролетариата уже установлена. Пока революционеры, - даже проникшие в государственные структуры, даже забравшиеся на "самые верха", - вынуждены действовать тайно, им есть от чего скрываться, и само это показывает, что старый порядок всё ещё существует. Точно так же обстоит дело и с контрреволюцией. Контрреволюционеры могут убивать передовых рабочих из-за угла в частном порядке; контрреволюционеры могут проникнуть в ряды рабочей милиции и народной армии и убивать рабочих, пользуясь служебным оружием; контрреволюционеры, в конце концов, могут проникнуть в ряды рабочей партии, захватить там руководящие должности и начать использовать против отдельных рабочих силу рабочего государства, - но до тех пор, пока они вынуждены действовать тайно, рабочее государство не уничтожено, и само то, что контрреволюционеры вынуждены действовать тайно, лучше всего показывает, что ещё сохраняется нечто, что вынуждает их прятаться и скрывать свои контрреволюционные намерения.
Новочеркасские события, рассматриваемые в целом, таким образом, как раз и показывают, что диктатура пролетариата в СССР продолжала существовать. Тем, кто расстреливал рабочих, - даже несмотря на занимавшиеся этой "командой" высшие государственные должности, даже несмотря на то, что в их руках была мощнейшая пропагандистская машина, - пришлось прятать концы и заметать следы. Насилие против рабочих, обоснованно возмутившихся ухудшением своего материального положения, воспринималось, как нечто ненормальное и неправильное (даже с учётом того, что возмущение переросло в "погром", да и какие-нибудь провокаторы в толпу рабочих вполне могли затесаться), - таковы были нормы Советского государства, государства пролетарской диктатуры.
Теперь нужно кое-что уточнить насчёт того, связано ли возникновение того безобразного положения, когда "двоечников" сбрасывают в ПТУ, со "смертью Ленина", "смертью Сталина" или каким-либо другим значимым событием политической истории СССР. Прежде всего, думается, следует пояснить кое-что насчёт дореволюционной российской интеллигенции. Как я уже сказал, - и не отказываюсь от этого, - в целом (за исключением отдельных, довольно-таки немногочисленных "экстремистов") она поддерживала "стабильность"... но это не нужно понимать так, что дореволюционные интеллигенты всегда были всем довольны. Напротив, почти все они "хотели свободы", а достаточно многие даже болтали о революции, - но, за редким исключением, "свободолюбие" и "революционность" тогдашних интеллигентов болтовнёй и ограничивались. Правда, царское правительство, - тут надо отдать ему должное, ибо это сильно поспособствовало победе пролетарской революции, - видело для себя угрозу и в безобидной болтовне... иногда; поэтому даже безобидные болтуны из интеллигенции иногда подвергались жестоким преследованиям, что, в конечном итоге, расшатывало старый порядок.
Нельзя сказать, что от дореволюционной интеллигенции не было никакой пользы (она неплохо обслуживало дореволюционное развитие российской промышленности, а после революции немало сделала для Советской власти), - но для решения задач социалистической индустриализации (проводящейся, к тому же, в условиях крайне враждебного окружения) её, в силу малочисленности и присущих её представителям предрассудков, попросту не хватало. Меж тем, общественное разделение труда не есть нечто такое, что можно уничтожить с помощью указов, - многочисленная и хорошо подготовленная интеллигенция Советскому государству была необходима, поэтому возникновение (вместо заявленной трудовой школы) такого образовательного порядка, при котором детей (из рабочих и крестьянских семей), проявивших хоть какие-то способности, нацеливали на поступление в высшие учебные заведения и последующий переход в ряды интеллигенции, было вполне естественным. Поскольку специалисты, - которых изначально остро не хватало, что для всего общества превращалось в вопрос выживания, - были нужны, для них создавались особые условия, что тоже было вполне естественно. Переход вчерашнего рабочего или выходца из рабочей семьи в ряды интеллигенции воспринимался, как улучшение своего общественного положения, - но по-другому, видимо, и быть не могло; при этом, как "повышение статуса" воспринимался и переход вчерашнего крестьянина в ряды рабочего класса, - так что поначалу "комплекс двоечника" в советском рабочем классе особого распространения не имел. Вопрос о том, когда же закончилось это начало, заслуживает отдельного исследования, - но мне представляется, что на него можно ответить с точностью до дня; предполагаю, что днём этим было 29 августа 1949 года, когда прошли испытания первой советской атомной бомбы. С этого дня Советское государство получило некоторые гарантии от внешнего вторжения, - а образовательная "гонка за специалистами", соответственно, перестала быть остро необходимой; в то же время, к концу 40-ых годов XX века более-менее сложилось соотношение между новым городом и новой деревней, что означало сокращение потока крестьян, готовых влиться в рабочий класс (во времена "оттепели" переток селян в города вновь усилился, но это было связано с разрушением сельского хозяйства, а не с развитием городской промышленности), - рабочему классу теперь предстояло воспроизводиться, в основном, за счёт городских жителей.
К концу 40-ых годов, однако, порядок, при котором "хорошие" дети нацеливались на поступление в вузы, а "трудных" сбрасывали в ФЗО и ремесленные училища, уже вполне устоялся. Превращению рабочего класса в "класс двоечников", как ни странно, кое-как препятствовало то обстоятельство, что за обучение в старших классах советских школ (и в вузах) взималась плата; многих подростков со способностями это заставляло идти на производство, - как раз для того, чтобы получить деньги на продолжение обучение, - и хотя тут было некоторое внешнее принуждение, кто-то из них потом чувствовал вкус, и оставался в рядах рабочего класса. Плата за обучение в старших классах школы в СССР, как известно, была отменена в 1956 году, вскоре после XX съезда КПСС. Тут-то, можно сказать, порядок и закостенел окончательно. Теперь рабочий класс пополнялся, во-первых, за счёт тех, кого сбросили в ПТУ, - во-вторых, за счёт тех, кто пытался поступить в вуз, но не прошёл. И те, и другие, понятное дело, к самим себе относились не самым лучшим образом.
На другом конце, - об этом, вообще-то, следует говорить отдельно, но и тут нужно упомянуть, - складывался многомиллионный слой интеллигентов, испытывавших отвращение к производственному труду, воспринимавших рабочих, как "двоечников", а само материальное производство - как "место для тупиц". Хотя изначально ряды советской интеллигенции пополняли наиболее способные, - в конечном счёте это вело к вырождению, и ни к чему больше вести не могло. Вырождающаяся интеллигенция - точно такая же проблема нынешнего российского общества, как и рабочий класс, страдающий "комплексом двоечника". И как "комплекс двоечника" - беда, прежде всего, для самих рабочих, так и вырождение (умственное, а нередко уже и физическая) - беда для самих интеллигентов, особенно тех из них, которые ещё сохранили какие-то способности к мышлению.
Прежде всего, мне стыдно за это: "И вот, стало быть, девять (сейчас, насколько я понимаю, кое-где уже больше... когда я учился в школе, всё ещё было девять) лет "мучения" с обучением "двоечника" позади", - потому что, конечно же, срок "мучений" советских (и "постсоветских") учителей с "двоечником" составлял никакие не девять, а восемь лет. В своё оправдание могу сказать лишь, что в советской школе здорового человека "судьбоносное" разделение происходило в восьмом классе (после восьмого класса одни продолжали получать полное среднее образование, другие же сбрасывались в ПТУ), - я же, живя уже в "постсоветской" России, посещал советскую школу курильщика, из третьего класса мы сразу переходили в пятый, а отделение "чистых" от "нечистых", соответственно, у нас происходило в девятом классе; вот от этого, - вкупе с моей непростительной невнимательностью, - и получились вчерашние "девять лет".
Далее следует кое-что уточнить насчёт утверждения о том, что "слово рабочего в СССР имело огромный вес". Я не отказываюсь от него, - но здесь легко предвидеть возражение, на которое нужно незамедлительно ответить. "А как же Новочеркасск?", - могут тут спросить, имея в виду, что события 1962 года в Новочеркасске, вроде бы, не укладываются в представление об особом весе мнения рабочего человека в СССР.
Что же, давайте, товарищ Читатель, постараемся раз-навсегда разобраться с Новочеркасским расстрелом. Во-первых, установим, что, собственно говоря, там произошло; как известно, после некоторых хозяйственных мероприятий, осуществлённых Хрущевым и компанией (осуществлялись они ради "великой цели", заключавшейся в "скорейшем" построении коммунизма), в СССР начались перебои с производством и распределением важнейших продуктов питания; цены на мясную и молочную продукцию существенно возросли, - и, в то же время, на ряде промышленных предприятий были (надежды "скакнуть в коммунизм" ещё оставались) существенно подняты нормы выработки. Рабочие одного из таких предприятий, - Новочеркасского электровозостроительного завода, - мириться со сложившимся положением не пожелали; они вышли на улицу, выражая своё возмущение, к ним присоединились другие жители города, выступление продлилось несколько дней, после чего было подавлено силами армии и КГБ; "правящая бюрократия" расправилась с выражавшими своё справедливое возмущение рабочими. Всё? Нет, не всё. Для начала, в провинциальный Новочеркасск, для руководства действиями армии и КГБ, выдвинулись аж пять членов Президиума ЦК КПСС, с довеском в виде секретаря ЦК; хотя местное, - городское и областное, - партийное начальство тоже присутствовало на месте, "вертикаль не сработала": это начальство не отдало местной милиции приказ "разобраться с бунтовщиками" (а если бы такой приказ был отдан, местная милиция вполне могла его и не выполнить)... да и подтянутая к Новочеркасску армия, даже получив соответствующие приказы, "не увидела перед собой такого противника, которого следовало бы атаковать нашими танками", и от участия в расправе всячески уклонялась.
При всём при том, вообще говоря, с точки зрения логики "общенародного государства" (провозглашённого Хрущевым и приспешниками за несколько месяцев до Новочеркасских событий, на XXII съезде КПСС), "правящая бюрократия" была "права", а рабочие НЭВЗ "неправы": трудности испытывал весь советский народ, и рабочим, - в частности, рабочим НЭВЗ, - не следовало "выпячивать" свои "эгоистические" интересы (против "общенародных"). Но, - и это уже во-вторых, - что произошло после того, как "бунт" в Новочеркасске был подавлен? Объявило ли громогласно партийное руководство о "подавлении антисоветского мятежа", поставило ли особо отличившихся при "защите Общенародного отечества" в пример остальным советским людям? Нет. Информация о Новочеркасских событиях была строжайшим образом засекречена, без особой огласки прошёл и "суд над зачинщиками мятежа".
Теперь немного отвлечёмся. Допустим, в некоем уездном городе Н. какой-нибудь капиталист с особым усердием пользуется возможностями, которые ему предоставляет буржуазный порядок: постоянно задерживает рабочим зарплату, издевается над ними, с помощью наёмных убийц устраняет профсоюзных активистов, - и вот, в один прекрасный день, несколько рабочих составляют заговор, вооружаются и уничтожают этого капиталиста... после чего тщательно прячут оружие, возвращаются на свои рабочие места и живут дальше. Допустим ещё, что этим рабочим удаётся сохранить свою акцию прямого действия в тайне, и никакого наказания они не понесли, но, - внимание, вопрос, - будет ли это означать, что в городе Н. или, тем более, во всём государстве, к которому он относится, установилась диктатура пролетариата? Нет. И даже в том случае, если рабочие, действуя в составе местной Компартии, проникнут в ряды местной полиции и осуществят удар возмездия, используя своё служебное положение, - это тоже не будет означать установления диктатуры пролетариата. Даже, наконец, в том (фантастическом) случае, если местная Компартия сумеет каким-то образом провести своего агента в президенты данного буржуазного государства (а он, в свою очередь, введёт ещё некоторое количество агентов Коминтерна в своё правительство), и для удара возмездия по отдельному, особо наглому капиталисту, будет использована сила всего буржуазного государства, - это будет говорить о высочайшей развитости революционной организации, но отнюдь не о том, что революция уже свершилась и диктатура пролетариата уже установлена. Пока революционеры, - даже проникшие в государственные структуры, даже забравшиеся на "самые верха", - вынуждены действовать тайно, им есть от чего скрываться, и само это показывает, что старый порядок всё ещё существует. Точно так же обстоит дело и с контрреволюцией. Контрреволюционеры могут убивать передовых рабочих из-за угла в частном порядке; контрреволюционеры могут проникнуть в ряды рабочей милиции и народной армии и убивать рабочих, пользуясь служебным оружием; контрреволюционеры, в конце концов, могут проникнуть в ряды рабочей партии, захватить там руководящие должности и начать использовать против отдельных рабочих силу рабочего государства, - но до тех пор, пока они вынуждены действовать тайно, рабочее государство не уничтожено, и само то, что контрреволюционеры вынуждены действовать тайно, лучше всего показывает, что ещё сохраняется нечто, что вынуждает их прятаться и скрывать свои контрреволюционные намерения.
Новочеркасские события, рассматриваемые в целом, таким образом, как раз и показывают, что диктатура пролетариата в СССР продолжала существовать. Тем, кто расстреливал рабочих, - даже несмотря на занимавшиеся этой "командой" высшие государственные должности, даже несмотря на то, что в их руках была мощнейшая пропагандистская машина, - пришлось прятать концы и заметать следы. Насилие против рабочих, обоснованно возмутившихся ухудшением своего материального положения, воспринималось, как нечто ненормальное и неправильное (даже с учётом того, что возмущение переросло в "погром", да и какие-нибудь провокаторы в толпу рабочих вполне могли затесаться), - таковы были нормы Советского государства, государства пролетарской диктатуры.
Теперь нужно кое-что уточнить насчёт того, связано ли возникновение того безобразного положения, когда "двоечников" сбрасывают в ПТУ, со "смертью Ленина", "смертью Сталина" или каким-либо другим значимым событием политической истории СССР. Прежде всего, думается, следует пояснить кое-что насчёт дореволюционной российской интеллигенции. Как я уже сказал, - и не отказываюсь от этого, - в целом (за исключением отдельных, довольно-таки немногочисленных "экстремистов") она поддерживала "стабильность"... но это не нужно понимать так, что дореволюционные интеллигенты всегда были всем довольны. Напротив, почти все они "хотели свободы", а достаточно многие даже болтали о революции, - но, за редким исключением, "свободолюбие" и "революционность" тогдашних интеллигентов болтовнёй и ограничивались. Правда, царское правительство, - тут надо отдать ему должное, ибо это сильно поспособствовало победе пролетарской революции, - видело для себя угрозу и в безобидной болтовне... иногда; поэтому даже безобидные болтуны из интеллигенции иногда подвергались жестоким преследованиям, что, в конечном итоге, расшатывало старый порядок.
Нельзя сказать, что от дореволюционной интеллигенции не было никакой пользы (она неплохо обслуживало дореволюционное развитие российской промышленности, а после революции немало сделала для Советской власти), - но для решения задач социалистической индустриализации (проводящейся, к тому же, в условиях крайне враждебного окружения) её, в силу малочисленности и присущих её представителям предрассудков, попросту не хватало. Меж тем, общественное разделение труда не есть нечто такое, что можно уничтожить с помощью указов, - многочисленная и хорошо подготовленная интеллигенция Советскому государству была необходима, поэтому возникновение (вместо заявленной трудовой школы) такого образовательного порядка, при котором детей (из рабочих и крестьянских семей), проявивших хоть какие-то способности, нацеливали на поступление в высшие учебные заведения и последующий переход в ряды интеллигенции, было вполне естественным. Поскольку специалисты, - которых изначально остро не хватало, что для всего общества превращалось в вопрос выживания, - были нужны, для них создавались особые условия, что тоже было вполне естественно. Переход вчерашнего рабочего или выходца из рабочей семьи в ряды интеллигенции воспринимался, как улучшение своего общественного положения, - но по-другому, видимо, и быть не могло; при этом, как "повышение статуса" воспринимался и переход вчерашнего крестьянина в ряды рабочего класса, - так что поначалу "комплекс двоечника" в советском рабочем классе особого распространения не имел. Вопрос о том, когда же закончилось это начало, заслуживает отдельного исследования, - но мне представляется, что на него можно ответить с точностью до дня; предполагаю, что днём этим было 29 августа 1949 года, когда прошли испытания первой советской атомной бомбы. С этого дня Советское государство получило некоторые гарантии от внешнего вторжения, - а образовательная "гонка за специалистами", соответственно, перестала быть остро необходимой; в то же время, к концу 40-ых годов XX века более-менее сложилось соотношение между новым городом и новой деревней, что означало сокращение потока крестьян, готовых влиться в рабочий класс (во времена "оттепели" переток селян в города вновь усилился, но это было связано с разрушением сельского хозяйства, а не с развитием городской промышленности), - рабочему классу теперь предстояло воспроизводиться, в основном, за счёт городских жителей.
К концу 40-ых годов, однако, порядок, при котором "хорошие" дети нацеливались на поступление в вузы, а "трудных" сбрасывали в ФЗО и ремесленные училища, уже вполне устоялся. Превращению рабочего класса в "класс двоечников", как ни странно, кое-как препятствовало то обстоятельство, что за обучение в старших классах советских школ (и в вузах) взималась плата; многих подростков со способностями это заставляло идти на производство, - как раз для того, чтобы получить деньги на продолжение обучение, - и хотя тут было некоторое внешнее принуждение, кто-то из них потом чувствовал вкус, и оставался в рядах рабочего класса. Плата за обучение в старших классах школы в СССР, как известно, была отменена в 1956 году, вскоре после XX съезда КПСС. Тут-то, можно сказать, порядок и закостенел окончательно. Теперь рабочий класс пополнялся, во-первых, за счёт тех, кого сбросили в ПТУ, - во-вторых, за счёт тех, кто пытался поступить в вуз, но не прошёл. И те, и другие, понятное дело, к самим себе относились не самым лучшим образом.
На другом конце, - об этом, вообще-то, следует говорить отдельно, но и тут нужно упомянуть, - складывался многомиллионный слой интеллигентов, испытывавших отвращение к производственному труду, воспринимавших рабочих, как "двоечников", а само материальное производство - как "место для тупиц". Хотя изначально ряды советской интеллигенции пополняли наиболее способные, - в конечном счёте это вело к вырождению, и ни к чему больше вести не могло. Вырождающаяся интеллигенция - точно такая же проблема нынешнего российского общества, как и рабочий класс, страдающий "комплексом двоечника". И как "комплекс двоечника" - беда, прежде всего, для самих рабочих, так и вырождение (умственное, а нередко уже и физическая) - беда для самих интеллигентов, особенно тех из них, которые ещё сохранили какие-то способности к мышлению.