Неменский: Рустикализация русскости
http://www.apn.ru/publications/article33519.htm
[...]
Советский Союз был гигантским нациотворческим образованием. Задача «создания новых социалистических наций» ставилась официально, и под неё создавалась мощная инфраструктура. При этом власти решали очень сложную задачу, ведь почти всё нерусское население страны находилось на донациональном уровне развития: у этих народов не было своей развитой городской культуры, утвердившихся норм литературного языка, а нередко не было и письменности. Социалистические нации нужно было создавать из народов, не получивших необходимый опыт исторического и культурного развития.
[...]
Для создателей советских «новых социалистических наций» основной проблемой было влияние очень развитой русской культуры, которая господствовала в городской среде почти на всей территории Союза. Она не должна была задавить ростки местных национальных культур, которые вряд ли могли открыто конкурировать с нею. Необходимо было создавать для них привилегированные условия, а русскую культуру сознательно ограничивать. Проблема «равенства прав» народов была отодвинута задачей утверждения «равенства возможностей» для представителей разных народов, а для этого оказалось необходимым создание системы правового неравенства.
Примечательно, что эта же логика «позитивной дискриминации большинства» несколько позднее утвердилась и на Западе, став основой появившейся в конце 1960-х - начале 1970-х гг. теории мультикультурализма. Советский опыт управления культурой оказался во многом предтечей практикам создания мультикультурального общества на Западе. Правда, там этот принцип был распространён не только на национальный вопрос, но и на другие варианты деления общества, став основой для новой системы «господства меньшинств».
[...]
Целью уравнивания в возможностях носителей различных культур в СССР служила не только политика по ущемлению прав русского большинства, но и политика по рустикализации русской культуры - сближения её таким образом с культурой других народов Союза. Задачей советской власти было «опустить» статус русской культуры на один уровень с культурой других народов СССР, то есть сделать её тоже «сельской».
[...]
Высокой русской культуре при этом была уготована своеобразная участь интернационализации, обретения статуса «достояния всех народов СССР». Те же памятники Пушкину ставили везде, по всей многонациональной стране, независимо даже от того, переведены ли основные его произведения на местный язык. Можно сказать, что в советских понятиях это было скорее повышение её статуса, однако имело вместе с тем и обратный аспект - символической денационализации. Не она была признанным выразителем русскости, а село.
[...]
Впрочем, опять же надо оговориться, что этот взгляд имел основания и в самой высокой русской культуре, деятели которой в предыдущем столетии также осознавали её как результат иностранных влияний, как неподлинно народную, и шли за настоящей народностью в деревню. Однако если для них это было связано с задачей возвращения народного духа в высокую культуру, то у советских политиков такой цели не было.
На деле рустикализация стала удобным способом отчуждения от русской культуры «интернациональной» элиты СССР. Навязанное в 1920-30-е гг. биологизаторское понятие «национальности» утверждало идентитарную мозаичность советской элиты, закрепляя широкое распространение нерусского самосознания.
[...]
Примечателен процесс конструирования в СССР «русской деревенской культуры». Он фактически идентичен обратным процессам у прочих народов, для которых создавалась новая городская культура.
[...]
фольклоризованная русская идентичность ликвидировала общерусский аспект старой русской культуры, сводила её к среднерусским деревенским традициям, тем самым ставя её рядом с конструируемыми на сельской основе украинской и белорусской национальными культурами.
[...]
Рустикализация «русского образа» в советской культуре проходила параллельно с казалось бы обратным процессом - уничтожения русской деревни. Если в начале ХХ века русская деревня жила примерно так же, как и тысячу лет назад, сохраняя огромное наследие народной культуры, то к концу ХХ века носителей этой традиции не осталось даже среди старшего поколения. Полное уничтожение собственно деревенской культуры на самом деле не противоречило фольклоризации русскости в городах, потому что сфабрикованная советской вариацией модерна «русская народная культура» могла утвердиться в своём статусе только за счёт уничтожения реальной культуры села, придя ей на смену. Эти своего рода городские фантазии на тему жизни простого русского народа не должны были подвергаться испытанию встречи с реальной традицией.
[...]
Русский национальный патриотизм всегда осознавался как важнейшая опасность для коммунистической власти. Так относился к нему В.Ленин, называя его «великорусским шовинизмом», так же к нему относились власти и к концу советской эпохи. И рустикализация русской культуры была важнейшим способом обезопасить от него систему. Советский патриотизм, как подлинно интернациональный, осознавался как прогрессивный, а русский патриотизм, да и любая актуализация русской национальной темы - как ретроградство, которое имеет право быть, но не может претендовать на господствующее положение.
[...]
[...]
Советский Союз был гигантским нациотворческим образованием. Задача «создания новых социалистических наций» ставилась официально, и под неё создавалась мощная инфраструктура. При этом власти решали очень сложную задачу, ведь почти всё нерусское население страны находилось на донациональном уровне развития: у этих народов не было своей развитой городской культуры, утвердившихся норм литературного языка, а нередко не было и письменности. Социалистические нации нужно было создавать из народов, не получивших необходимый опыт исторического и культурного развития.
[...]
Для создателей советских «новых социалистических наций» основной проблемой было влияние очень развитой русской культуры, которая господствовала в городской среде почти на всей территории Союза. Она не должна была задавить ростки местных национальных культур, которые вряд ли могли открыто конкурировать с нею. Необходимо было создавать для них привилегированные условия, а русскую культуру сознательно ограничивать. Проблема «равенства прав» народов была отодвинута задачей утверждения «равенства возможностей» для представителей разных народов, а для этого оказалось необходимым создание системы правового неравенства.
Примечательно, что эта же логика «позитивной дискриминации большинства» несколько позднее утвердилась и на Западе, став основой появившейся в конце 1960-х - начале 1970-х гг. теории мультикультурализма. Советский опыт управления культурой оказался во многом предтечей практикам создания мультикультурального общества на Западе. Правда, там этот принцип был распространён не только на национальный вопрос, но и на другие варианты деления общества, став основой для новой системы «господства меньшинств».
[...]
Целью уравнивания в возможностях носителей различных культур в СССР служила не только политика по ущемлению прав русского большинства, но и политика по рустикализации русской культуры - сближения её таким образом с культурой других народов Союза. Задачей советской власти было «опустить» статус русской культуры на один уровень с культурой других народов СССР, то есть сделать её тоже «сельской».
[...]
Высокой русской культуре при этом была уготована своеобразная участь интернационализации, обретения статуса «достояния всех народов СССР». Те же памятники Пушкину ставили везде, по всей многонациональной стране, независимо даже от того, переведены ли основные его произведения на местный язык. Можно сказать, что в советских понятиях это было скорее повышение её статуса, однако имело вместе с тем и обратный аспект - символической денационализации. Не она была признанным выразителем русскости, а село.
[...]
Впрочем, опять же надо оговориться, что этот взгляд имел основания и в самой высокой русской культуре, деятели которой в предыдущем столетии также осознавали её как результат иностранных влияний, как неподлинно народную, и шли за настоящей народностью в деревню. Однако если для них это было связано с задачей возвращения народного духа в высокую культуру, то у советских политиков такой цели не было.
На деле рустикализация стала удобным способом отчуждения от русской культуры «интернациональной» элиты СССР. Навязанное в 1920-30-е гг. биологизаторское понятие «национальности» утверждало идентитарную мозаичность советской элиты, закрепляя широкое распространение нерусского самосознания.
[...]
Примечателен процесс конструирования в СССР «русской деревенской культуры». Он фактически идентичен обратным процессам у прочих народов, для которых создавалась новая городская культура.
[...]
фольклоризованная русская идентичность ликвидировала общерусский аспект старой русской культуры, сводила её к среднерусским деревенским традициям, тем самым ставя её рядом с конструируемыми на сельской основе украинской и белорусской национальными культурами.
[...]
Рустикализация «русского образа» в советской культуре проходила параллельно с казалось бы обратным процессом - уничтожения русской деревни. Если в начале ХХ века русская деревня жила примерно так же, как и тысячу лет назад, сохраняя огромное наследие народной культуры, то к концу ХХ века носителей этой традиции не осталось даже среди старшего поколения. Полное уничтожение собственно деревенской культуры на самом деле не противоречило фольклоризации русскости в городах, потому что сфабрикованная советской вариацией модерна «русская народная культура» могла утвердиться в своём статусе только за счёт уничтожения реальной культуры села, придя ей на смену. Эти своего рода городские фантазии на тему жизни простого русского народа не должны были подвергаться испытанию встречи с реальной традицией.
[...]
Русский национальный патриотизм всегда осознавался как важнейшая опасность для коммунистической власти. Так относился к нему В.Ленин, называя его «великорусским шовинизмом», так же к нему относились власти и к концу советской эпохи. И рустикализация русской культуры была важнейшим способом обезопасить от него систему. Советский патриотизм, как подлинно интернациональный, осознавался как прогрессивный, а русский патриотизм, да и любая актуализация русской национальной темы - как ретроградство, которое имеет право быть, но не может претендовать на господствующее положение.
[...]