(no subject)
Егор Холмогоров
Слово «русский» становится близким к понятию «ромей»
http://vz.ru/columns/2014/12/4/718755.html
В моей любимой глобальной стратегической игрушке «Европа», теперь уже в части IV, есть такая опция, как идеология. Принятие той или иной идеологии не только дает всевозможные положительные эффекты, но и создает вероятность возникновения событий - позитивных или негативных, большей частью все же позитивных, которые иначе бы не произошли и не склонили бы чашу весов в твою пользу, да и просто не придали бы интерес игре.
Мне кажется, это довольно точная передача сути того, что такое идеология. Идеология - это не пустая риторика, как полагают многие. Это формирование определенной картины мира, в рамках которой возможны те или иные события.
Если вспомнить российскую идеологию в 2000 году, то согласимся, что тогда невозможно было себе представить ни воссоединение с Крымом, ни восстание и борьбу в Новороссии. Именно тогда Лимонов получил срок за аватюрную попытку затеять Новороссию в Казахстане.
Все эти события, сама их вероятность, стали плодом долгой и трудной идеологической работы, шедшей последние 15 лет. И результаты если и не полностью радуют, то хотя бы обнадеживают.
Поэтому в президентских посланиях я никогда не слушаю конкретных обещаний. Я слушаю музыку идеологии, которая и предуказывает вероятность тех или иных будущих событий.
Я помню, как от общечеловеческих либеральных прелюдий она то переходила к маршам в честь «русского солдата» (первая робкая попытка снять запрет на слово «русский», упакованная в цитату из любимого Ильина), то срывалась в степные крещендо самого залихватского евразийства. И вот на этот раз идеологический поиск оформился в самый конкретный русский национализм с православным цивилизационным лицом.
Фактически русский национализм провозглашен российской государственной идеологией. Прошу заметить - я сказал «провозглашен», а не «стал». Поскольку становление государственной идеологии зависит от ее воплощения государственным же аппаратом, который, к примеру, сумел полностью замылить те идеологические идеи, заложенные в выступлении Путина 18 марта: бюрократии удалось превратить их из формулы государственной политики в частную точку зрения В. В. Путина. Произойдет ли так с этим посланием - увидим. Но прокламация русского национализма, во всяком случае, состоялась.
Не было не только никаких набивших оскомину анафем национализму, никаких вымученных клятв в верности толерантности. Право России на Крым обосновано тем, что это колыбель единой русской нации.
«В Крыму живут наши люди, и сама территория стратегически важна, потому что именно здесь находится духовный исток формирования многоликой, но монолитной русской нации и централизованного Российского государства. Ведь именно здесь, в Крыму, в древнем Херсонесе, или, как называли его русские летописцы, Корсуни, принял крещение князь Владимир, а затем и крестил всю Русь.
Наряду с этнической близостью, языком и общими элементами материальной культуры, общей, хотя и не очерченной тогда устойчивыми границами территорией, нарождающейся совместной хозяйственной деятельностью и властью князя христианство явилось мощной духовной объединяющей силой, которая позволила включить в формирование единой русской нации и образование общей государственности самые разные по крови племена и племенные союзы всего обширного восточнославянского мира.
И именно на этой духовной почве наши предки впервые и навсегда осознали себя единым народом. И это дает нам все основания сказать, что для России Крым, древняя Корсунь, Херсонес, Севастополь имеют огромное цивилизационное и сакральное значение. Так же, как Храмовая гора в Иерусалиме для тех, кто исповедует ислам или иудаизм. Именно так мы и будем к этому относиться отныне и навсегда».
Первое, что мы узнали из этого пассажа, - это то, то в России живет русская нация.
Слово «нация» чрезвычайно ответственное и обязывающее - не случайно у нас с ним боролись с таким остервенением, запрещая его произносить или требуя говорить только «народ». Между тем слово «народ» в русском языке таит много опасных двусмысленностей.
С одной стороны, оно отсылает к понятию «простонародье» и фактически превращается во что-то вроде несмысленной толпы, с которой можно себе позволить не считаться. С другой, «народ» - это чисто этнографическая категория, у него есть своя культура, свой язык, но никакого политического контекста эта народность не имеет.
Фактически, когда нам предлагали говорить «в России живет русский народ» и запрещали говорить «Россию создала русская нация», то нас вынуждали подразумевать следующее: «в России наряду с другими влиятельными этносами живет малоорганизованная толпа русских, с мнением которых можно не считаться».
Слово «нация» значит совсем другое. Нация - это политически организованный и политически представленный этнос, чьей формой самоорганизации является государство. Нация - это этнос, обладающий государственностью или претендующий на нее.
Путин намечает, что в России все-таки живет русская нация, обладающая государственностью - сказав «нация», он вслед за нею говорит о «централизованном государстве».
Хотелось бы, чтобы тут реальность не расходилась со словами, поскольку пока до ощущения русских, что им принадлежит свое государство или что они в нем хотя бы по-настоящему равноправны, далеко. Но давайте будем над этим работать - путинская идеологическая заявка повышает вероятность возникновения тех или иных событий.
Русская нация многолика, как многолика любая другая, как многолика сама человеческая природа. Сущность нации как феномена европейской христианской культуры состоит в том, что она не подавляет, а раскрывает человеческую личность.
Мне это очень напоминает пассаж из другого Владимира - Мономаха, который в своем «Поучении» восхищался многообразию человеческих лиц: «И сему чюду дивуемъся, како от персти создавъ человѣка, како образи розноличнии въ человѣчьскыхъ лицих, - аще и весь миръ совокупить, не вси въ одинъ образ, но кый же своимъ лиць образом». Слава Богу, никто не требует от нас одноликости и безликости, и личностное измерение человека является важной частью национального единства.
Но русская нация монолитна. Ни о какой многосоставности, ни о каком мультикультуралистском салате больше речи не идет. Эта нация едина, и централизованное государство является ее приводным рычагом. Здесь снова хотелось бы повторить, что хорошо бы, чтобы желаемое стало действительным, но радует уже то, что желаем мы именно этого.
Оценки Путина ставят жирную точку (по крайней мере в плане государственной идеологии) на попытках отрезать от русских древнейшую часть нашей истории. Русская нация существует с Х века, с того момента, когда принятая великая религиозная и культурная традиция византийского христианства наложилась на политическую власть русских князей и совместную жизнь славянских племен. От того момента и доднесь - мы русские.
Это кладет конец сразу нескольким спекуляциям.
Во-первых, утверждению, что русской нации вообще не существует, что ее только надо - или не надо - «конструировать». Реконструировать - может быть. Собственно, этим мы, в том числе и возвращая Крым, и занимаемся. Но сконструирована она задолго до нас, и сконструирована неплохо.
Во-вторых, это отказ от расползающегося по нашей историографии и публицистике вредного мифа, что русские как народ и тем более как нация появились не раньше XIV-XV веков. Мол, еще на Куликово поле вышли москвичи, владимирцы, суздальцы, а вернулись русские, но никак не раньше. Для нации, от послов которой еще в IX веке византийцы и немцы услышали «мы от рода Русского», такое отпиливание ножовкой пяти-шести столетий своей истории было довольно загадочным абсурдом.
Разумеется, креститься в Херсонесе пришли уже русские люди, разумеется, для древней Руси было характерно в высшей степени определенное национальное самосознание. И только это самосознание, вместе с верностью Православной церкви, причем под властью русского митрополита (ставшего позднее патриархом), смогло помочь русским пережить ужасы монгольского террора, выжить под властью Речи Посполитой и воссоздать в итоге единое Государство Всея Руси.
Могут сказать, как же так. Князь Владимир княжил в Киеве? Каким же образом это обосновывает право на Крым Москвы, а не Киева? Ну, начнем с того, что родился Владимир под Псковом, княжил в Новгороде и Ладоге (почти что Петербурге), а Киев захватил силой уже в довольно зрелом возрасте. Так что, если толковать биографию князя Владимира через систему исторических намеков, нас ждет впереди еще немало интересного.
Но более важно другое. Украина сама отказалась и от русского имени, и от отождествления себя с русской историей, со всей Русью. Все попытки, делаемые украинским историческим мифом начиная с Грушевского, «пришпилить» к себе древних киевских князей разбиваются о неподатливость материала. Попытки печатать на деньгах портреты князей Владимира и Ярослава приводят к анекдоту. Там, оказывается, изображена «Правда Руськая», а никакой «Украинской правды» и в помине нет.
И Олег, и Игорь, и Святослав, и Владимир, и Ярослав - приходили с Севера, из Новгорода, и овладевали престолом в Киеве по большей части силой оружия и с помощью меча союзных варягов. Местным, да еще и «ориентированным на Польшу», был только Святополк Окаянный.
Украинизм - это сепаратизм, попытка сбежать из русской истории, а не овладеть ею. И именно так это воспринимает и весь мир. Любой западный учебник воспроизводит именно российскую парадигму русской истории, и даже если придет заказ из Госдепа, пройдут десятилетия, прежде чем западные студенты поверят, что князь Владимир правил древней Украиной.
Еще одно важное сравнение - это сравнение Херсонеса с Храмовой горой в Иерусалиме. Мне кажется, это больше, чем риторический образ. Это указание на то, какую трансформацию будет в ближайшие годы претерпевать идея русского мира.
Противники русского национализма не раз и не два указывали на то, что русский национализм - это якобы узкая идея локального национального эгоизма, а потому под эту идею невозможно найти союзников во внешнем мире, невозможно привлечь людей иного этнического происхождения.
Это не так. В Новороссии мы увидели, как приходят сражаться за русский мир люди самых разных этносов. И они готовы проливать за это кровь. Русский мир постепенно становится религиозной идеей, национально-религиозной, включающей в себя через это представителей разных этносов.
Русский мир имеет свою священную историю, свою сакральную географию, свою религиозную традицию русского православия, которая важна и близка для тех, кто никогда, к примеру, не проявил бы симпатии к православию греческому или к конструировавшемуся в прошлом столетии абстрактному «западному православию».
Русские в этой интерпретации одновременно и национальная, и религиозная общность (о чем, кстати, и напомнила декларация русской идентичности «Всемирного народного собора»).
И в этом контексте слово «русский» становится близким к понятию «ромей», объединявшему политическую и культурную нацию Византии. И тут оказывается, что вполне могут быть русские сербы, русские сирийцы, русские греки, могли бы быть русские болгары и молдаване. И они могли бы входить в русский мир, и многие захотят в него войти в качестве альтернативы евроинтеграции.
При этом в таком русском мире не зазорно участвовать и самим русским. Вместо тех странноватых ароматов, которыми были наполнены евразийские теории (к которым Путин на сей раз не апеллировал), когда уравнивались варварство и цивилизация, агрессия и цивилизация, где русские превращались в каких-то недостепняков и недогорцев, здесь именно русское начало является центром исторического стяжения.
Русский не растворяется в русском мире, а напротив - создает его, возглавляет и ведет за собой. Поэтому идея русского мира как национально-религиозная примиряет, конечно, преимущества национализма - в том числе и самого последовательно этноцентричного, и преимущества трансграничного и цивилизационного подхода.
Русский мир остается русским, но при этом простирается далеко за границы Российской Федерации и вполне конкурентоспособен с западным миром, особенно с учетом уродливого обличья, принимаемого им в последние десятилетия.
Слово «русский» становится близким к понятию «ромей»
http://vz.ru/columns/2014/12/4/718755.html
В моей любимой глобальной стратегической игрушке «Европа», теперь уже в части IV, есть такая опция, как идеология. Принятие той или иной идеологии не только дает всевозможные положительные эффекты, но и создает вероятность возникновения событий - позитивных или негативных, большей частью все же позитивных, которые иначе бы не произошли и не склонили бы чашу весов в твою пользу, да и просто не придали бы интерес игре.
Мне кажется, это довольно точная передача сути того, что такое идеология. Идеология - это не пустая риторика, как полагают многие. Это формирование определенной картины мира, в рамках которой возможны те или иные события.
Если вспомнить российскую идеологию в 2000 году, то согласимся, что тогда невозможно было себе представить ни воссоединение с Крымом, ни восстание и борьбу в Новороссии. Именно тогда Лимонов получил срок за аватюрную попытку затеять Новороссию в Казахстане.
Все эти события, сама их вероятность, стали плодом долгой и трудной идеологической работы, шедшей последние 15 лет. И результаты если и не полностью радуют, то хотя бы обнадеживают.
Поэтому в президентских посланиях я никогда не слушаю конкретных обещаний. Я слушаю музыку идеологии, которая и предуказывает вероятность тех или иных будущих событий.
Я помню, как от общечеловеческих либеральных прелюдий она то переходила к маршам в честь «русского солдата» (первая робкая попытка снять запрет на слово «русский», упакованная в цитату из любимого Ильина), то срывалась в степные крещендо самого залихватского евразийства. И вот на этот раз идеологический поиск оформился в самый конкретный русский национализм с православным цивилизационным лицом.
Фактически русский национализм провозглашен российской государственной идеологией. Прошу заметить - я сказал «провозглашен», а не «стал». Поскольку становление государственной идеологии зависит от ее воплощения государственным же аппаратом, который, к примеру, сумел полностью замылить те идеологические идеи, заложенные в выступлении Путина 18 марта: бюрократии удалось превратить их из формулы государственной политики в частную точку зрения В. В. Путина. Произойдет ли так с этим посланием - увидим. Но прокламация русского национализма, во всяком случае, состоялась.
Не было не только никаких набивших оскомину анафем национализму, никаких вымученных клятв в верности толерантности. Право России на Крым обосновано тем, что это колыбель единой русской нации.
«В Крыму живут наши люди, и сама территория стратегически важна, потому что именно здесь находится духовный исток формирования многоликой, но монолитной русской нации и централизованного Российского государства. Ведь именно здесь, в Крыму, в древнем Херсонесе, или, как называли его русские летописцы, Корсуни, принял крещение князь Владимир, а затем и крестил всю Русь.
Наряду с этнической близостью, языком и общими элементами материальной культуры, общей, хотя и не очерченной тогда устойчивыми границами территорией, нарождающейся совместной хозяйственной деятельностью и властью князя христианство явилось мощной духовной объединяющей силой, которая позволила включить в формирование единой русской нации и образование общей государственности самые разные по крови племена и племенные союзы всего обширного восточнославянского мира.
И именно на этой духовной почве наши предки впервые и навсегда осознали себя единым народом. И это дает нам все основания сказать, что для России Крым, древняя Корсунь, Херсонес, Севастополь имеют огромное цивилизационное и сакральное значение. Так же, как Храмовая гора в Иерусалиме для тех, кто исповедует ислам или иудаизм. Именно так мы и будем к этому относиться отныне и навсегда».
Первое, что мы узнали из этого пассажа, - это то, то в России живет русская нация.
Слово «нация» чрезвычайно ответственное и обязывающее - не случайно у нас с ним боролись с таким остервенением, запрещая его произносить или требуя говорить только «народ». Между тем слово «народ» в русском языке таит много опасных двусмысленностей.
С одной стороны, оно отсылает к понятию «простонародье» и фактически превращается во что-то вроде несмысленной толпы, с которой можно себе позволить не считаться. С другой, «народ» - это чисто этнографическая категория, у него есть своя культура, свой язык, но никакого политического контекста эта народность не имеет.
Фактически, когда нам предлагали говорить «в России живет русский народ» и запрещали говорить «Россию создала русская нация», то нас вынуждали подразумевать следующее: «в России наряду с другими влиятельными этносами живет малоорганизованная толпа русских, с мнением которых можно не считаться».
Слово «нация» значит совсем другое. Нация - это политически организованный и политически представленный этнос, чьей формой самоорганизации является государство. Нация - это этнос, обладающий государственностью или претендующий на нее.
Путин намечает, что в России все-таки живет русская нация, обладающая государственностью - сказав «нация», он вслед за нею говорит о «централизованном государстве».
Хотелось бы, чтобы тут реальность не расходилась со словами, поскольку пока до ощущения русских, что им принадлежит свое государство или что они в нем хотя бы по-настоящему равноправны, далеко. Но давайте будем над этим работать - путинская идеологическая заявка повышает вероятность возникновения тех или иных событий.
Русская нация многолика, как многолика любая другая, как многолика сама человеческая природа. Сущность нации как феномена европейской христианской культуры состоит в том, что она не подавляет, а раскрывает человеческую личность.
Мне это очень напоминает пассаж из другого Владимира - Мономаха, который в своем «Поучении» восхищался многообразию человеческих лиц: «И сему чюду дивуемъся, како от персти создавъ человѣка, како образи розноличнии въ человѣчьскыхъ лицих, - аще и весь миръ совокупить, не вси въ одинъ образ, но кый же своимъ лиць образом». Слава Богу, никто не требует от нас одноликости и безликости, и личностное измерение человека является важной частью национального единства.
Но русская нация монолитна. Ни о какой многосоставности, ни о каком мультикультуралистском салате больше речи не идет. Эта нация едина, и централизованное государство является ее приводным рычагом. Здесь снова хотелось бы повторить, что хорошо бы, чтобы желаемое стало действительным, но радует уже то, что желаем мы именно этого.
Оценки Путина ставят жирную точку (по крайней мере в плане государственной идеологии) на попытках отрезать от русских древнейшую часть нашей истории. Русская нация существует с Х века, с того момента, когда принятая великая религиозная и культурная традиция византийского христианства наложилась на политическую власть русских князей и совместную жизнь славянских племен. От того момента и доднесь - мы русские.
Это кладет конец сразу нескольким спекуляциям.
Во-первых, утверждению, что русской нации вообще не существует, что ее только надо - или не надо - «конструировать». Реконструировать - может быть. Собственно, этим мы, в том числе и возвращая Крым, и занимаемся. Но сконструирована она задолго до нас, и сконструирована неплохо.
Во-вторых, это отказ от расползающегося по нашей историографии и публицистике вредного мифа, что русские как народ и тем более как нация появились не раньше XIV-XV веков. Мол, еще на Куликово поле вышли москвичи, владимирцы, суздальцы, а вернулись русские, но никак не раньше. Для нации, от послов которой еще в IX веке византийцы и немцы услышали «мы от рода Русского», такое отпиливание ножовкой пяти-шести столетий своей истории было довольно загадочным абсурдом.
Разумеется, креститься в Херсонесе пришли уже русские люди, разумеется, для древней Руси было характерно в высшей степени определенное национальное самосознание. И только это самосознание, вместе с верностью Православной церкви, причем под властью русского митрополита (ставшего позднее патриархом), смогло помочь русским пережить ужасы монгольского террора, выжить под властью Речи Посполитой и воссоздать в итоге единое Государство Всея Руси.
Могут сказать, как же так. Князь Владимир княжил в Киеве? Каким же образом это обосновывает право на Крым Москвы, а не Киева? Ну, начнем с того, что родился Владимир под Псковом, княжил в Новгороде и Ладоге (почти что Петербурге), а Киев захватил силой уже в довольно зрелом возрасте. Так что, если толковать биографию князя Владимира через систему исторических намеков, нас ждет впереди еще немало интересного.
Но более важно другое. Украина сама отказалась и от русского имени, и от отождествления себя с русской историей, со всей Русью. Все попытки, делаемые украинским историческим мифом начиная с Грушевского, «пришпилить» к себе древних киевских князей разбиваются о неподатливость материала. Попытки печатать на деньгах портреты князей Владимира и Ярослава приводят к анекдоту. Там, оказывается, изображена «Правда Руськая», а никакой «Украинской правды» и в помине нет.
И Олег, и Игорь, и Святослав, и Владимир, и Ярослав - приходили с Севера, из Новгорода, и овладевали престолом в Киеве по большей части силой оружия и с помощью меча союзных варягов. Местным, да еще и «ориентированным на Польшу», был только Святополк Окаянный.
Украинизм - это сепаратизм, попытка сбежать из русской истории, а не овладеть ею. И именно так это воспринимает и весь мир. Любой западный учебник воспроизводит именно российскую парадигму русской истории, и даже если придет заказ из Госдепа, пройдут десятилетия, прежде чем западные студенты поверят, что князь Владимир правил древней Украиной.
Еще одно важное сравнение - это сравнение Херсонеса с Храмовой горой в Иерусалиме. Мне кажется, это больше, чем риторический образ. Это указание на то, какую трансформацию будет в ближайшие годы претерпевать идея русского мира.
Противники русского национализма не раз и не два указывали на то, что русский национализм - это якобы узкая идея локального национального эгоизма, а потому под эту идею невозможно найти союзников во внешнем мире, невозможно привлечь людей иного этнического происхождения.
Это не так. В Новороссии мы увидели, как приходят сражаться за русский мир люди самых разных этносов. И они готовы проливать за это кровь. Русский мир постепенно становится религиозной идеей, национально-религиозной, включающей в себя через это представителей разных этносов.
Русский мир имеет свою священную историю, свою сакральную географию, свою религиозную традицию русского православия, которая важна и близка для тех, кто никогда, к примеру, не проявил бы симпатии к православию греческому или к конструировавшемуся в прошлом столетии абстрактному «западному православию».
Русские в этой интерпретации одновременно и национальная, и религиозная общность (о чем, кстати, и напомнила декларация русской идентичности «Всемирного народного собора»).
И в этом контексте слово «русский» становится близким к понятию «ромей», объединявшему политическую и культурную нацию Византии. И тут оказывается, что вполне могут быть русские сербы, русские сирийцы, русские греки, могли бы быть русские болгары и молдаване. И они могли бы входить в русский мир, и многие захотят в него войти в качестве альтернативы евроинтеграции.
При этом в таком русском мире не зазорно участвовать и самим русским. Вместо тех странноватых ароматов, которыми были наполнены евразийские теории (к которым Путин на сей раз не апеллировал), когда уравнивались варварство и цивилизация, агрессия и цивилизация, где русские превращались в каких-то недостепняков и недогорцев, здесь именно русское начало является центром исторического стяжения.
Русский не растворяется в русском мире, а напротив - создает его, возглавляет и ведет за собой. Поэтому идея русского мира как национально-религиозная примиряет, конечно, преимущества национализма - в том числе и самого последовательно этноцентричного, и преимущества трансграничного и цивилизационного подхода.
Русский мир остается русским, но при этом простирается далеко за границы Российской Федерации и вполне конкурентоспособен с западным миром, особенно с учетом уродливого обличья, принимаемого им в последние десятилетия.