об исторической обреченности СССР, ч .2
Социалистическое общество в отличие от капиталистического не обладает армией предпринимателей, которые всем своим имущественным положением заинтересованы в успехе производства.
Лица, возглавляющие социалистические предприятия, материально не выигрывают от их успешной работы и не проигрывают от их неуспешной работы.
Не они платят за использованные в производстве труд, капитал, естественные силы, и они ничего не получают за отданные обществу продукты производства. Риск каждого данного производства всеми участниками его перекладывается на все общество в целом.
Мы получаем молоко, выпекаем хлеб, чиним вагоны, перевозим уголь, но никто не может сказать, во что обходится молоко, выпечка хлеба, починка вагона, перевозка угля. Такое положение неминуемо должно было привести народное хозяйство к катастрофе, и оно его к ней и привело.
Б. Бруцкус, "Социалистическое хозяйство. Теоретические мысли по поводу русского опыта"
Еще в 20-х гг. написано.
Авторитарное распределение хозяйственных благ отрицает право на свободное
удовлетворение потребностей. Авторитарное распределение хозяйственных благ - это
значит, что я обязан есть то, пусть прекрасно изготовленное, блюдо, которое мне
предлагает наша коммунальная столовая; это значит, что я не вправе выбрать ту
мебель, которая мне по душе; это значит, что молодая барышня обязана надеть не
ту шляпку, которая ей к лицу.
Но авторитарное распределение хозяйственных благ отрицает свободное
удовлетворение не только ваших материальных потребностей, но и наших высших
духовных потребностей, ибо и они нуждаются в материальном субстрате. И здесь
необходимо подчеркнуть, что [социализм], будь он даже осуществим, в лучшем случае мог бы обеспечить
свободное удовлетворение элементарных потребностей, но никак не высших. Если все
печатное дело находится в руках государства, то довольно трудно себе
представить, чтобы оно стало печатать интересующие гражданина произведения
метафизической философии, когда оно их в лучшем случае считает бесполезными, или
чтобы оно стало строить церкви, когда государственная власть относится к религии
отрицательно
("Лопай, что дают!" - этим лаконическим афоризмом из чеховской
"Жалобной книги" С. Струмилин охарактеризовал в конце 1920 года на столбцах
"Экономической жизни" действовавшую в России систему распределения; тем же
чеховским афоризмом я уже три месяца до того охарактеризовал в своем устном
докладе коммунистическую систему распределения. Такое поразительное совпадение
не только в оценках, но и в способе их выражения двух столь разномыслящих
экономистов свидетельствует о том, что указанное изречение и должно было бы
красоваться в качестве мотто на увлекательных статьях г. Ларина...).
Авторитарное распределение хозяйственных благ точно так же, как и бюрократизация
хозяйственной жизни, не только ограничивает до крайности свободу граждан, оно
понижает также производительность народного хозяйства. Если мы известное
количество хозяйственных благ распределим авторитарно среди определенной группы
людей, то их потребности будут хуже удовлетворены, чем в том случае, если бы им
предоставили возможность свободно распределить эти блага между собою сообразно
своим дифференцированным потребностям. Хозяйственные блага являются таковыми, в
конце концов, не сами по себе и даже не в меру того, сколько на них затрачено
труда, как полагают марксисты, а единственно постольку, поскольку они
удовлетворяют наличным потребностям людей. Раз данная организация распределения
плохо обеспечивает удовлетворение этих потребностей, то это равнозначительно
понижению производительности народного хозяйства.
К этому остается добавить, что наш русский опыт с достаточной ясностью доказал,
что авторитарное распределение хозяйственных благ - это самая громоздкая, самая
дорогая система распределения, какую себе только можно представить.
В свободном меновом хозяйстве при недостаче товара цена на него повышается, а
при избытке понижается. Движение товарных цен находит себе отражение на уровне
заработной платы в различных отраслях народного хозяйства, и это вызывает
передвижение труда из одних отраслей в другие в соответствии с общественными
потребностями. Но в социалистическом обществе колебания в спросе на товары не
отражаются на их ценах, а вознаграждение рабочих подчинено эгалитарному
принципу. Таким образом, социалистическое хозяйство не располагает механизмом,
вызывающим спонтанное распределение труда в соответствии с общественными
потребностями, но так как такое распределение все же необходимо, то остается его
установить принудительно. Трудармии являются, конечно, идеальной организацией
труда в условиях социализма.
Надо ли в XX столетии доказывать, что принудительный труд является менее
производительным, чем свободный труд?
Вопрос о политической свободе выводит нас за пределы нашего исследования, но он
после сказанного я без того ясен. Научный социализм утверждает, и, по нашему
мнению, с полным основанием, что публично-правовые институты не могут висеть в
безвоздушном пространстве, что у них должен быть экономический фундамент.
Капиталистическое общество декларировало права человека и гражданина, и эта
декларация прочно связана с его экономическими устоями: с свободной
конкуренцией, с свободным потреблением, свободой труда и, больше всего, с
принципом частной собственности. Пока указанные экономические устои будут стоять
прочно, до тех пор будет сохранять свое значение и декларация прав человека и
гражданина. За отсутствием экономических предпосылок индивидуальной свободы в
социалистическом обществе в нем не может быть речи о политической свободе, и
наши коммунисты с полной последовательностью ее отрицают как институт
буржуазного общества.
Нам остается рассмотреть, в чем заключается смысл слов Энгельса в Маркса о
социализме как "царстве свободы". Ведь это не случайно оброненная фраза, это
одна из основ их учения об обществе будущего.
К сожалению, Маркс и Энгельс не занимались более углубленно исследованием того
строя, к революционному осуществлению коего они призывали. Таким образом, и идея
"царства свободы" осталась ими не разработанной. Попытаемся ее проанализировать.
Очевидно, что социалистическое общество не есть царство свободной личности.
Наоборот, эта личность лишается всякой свободы во имя того, чтобы общество за то
свободно располагало своей судьбой. Но через какой же орган общество
осуществляет свое свободное самоопределение? Очевидно, через государство. Мысль
Маркса о безгосударственном бытии социалистического общества должна быть
решительно отброшена. Именно в социализме государство является во всемогуществе
и политической и экономической власти. Не прежнее монархическое государство
Запада, не современное демократическое государство, а социалистическое есть тот
левиафан Гоббса, который без остатка поглощает личность.
Лишив личность всех ее прав и отдав ее в полное распоряжение государства, питают
ли социалисты, со своей стороны, уверенность, полную уверенность в том, что
проблема народной власти ими решена? Ведь они поставили ставку гораздо более
серьезную, чем современная демократия. Последняя, организуя по-своему
государственную власть, не приносила ей в жертву личности, наоборот, она
стремилась возможно вернее обеспечить ее права. Будем помнить, что история знает
много разбитых иллюзий и настоящий проект организации коммунистической власти
через испытания истории еще не прошел.
Уверенность коммунистов основывается, впрочем, не на механизме конструкции
власти, а на характере социальной среды, на которой она строится. Раз классы
уничтожены, то нет опасности, что привилегированное меньшинство захватит власть
над большинством. Наоборот, если классовое расчленение общества налицо, то
никакой механизм, вплоть до всеобщего тайного голосования, не предупредит
вырождения демократии в олигархию.
Но существует ли у коммунистов уверенность в том, что в социалистическом
обществе, в верхах коего экономическая власть над производительными силами
народа достигает максимальной концентрации,- существует ли у них уверенность,
что в таком обществе возникновение классовых противоречий невозможно? История
ведь знает столько случаев, когда в среде экономически не дифференцированного
общества, возникшего на развалинах прежней иерархии, эта дифференциация все-таки
наступала. И если олигархия завладеет подобной всемогущей властью, то какова же
будет судьба социалистического общества? [Позднее этот олигархический класс
стал известен как номенклатура.] И эта ставка ставится во имя
осуществления единого плана социалистического хозяйства, принципы коего, как мы
показали, в сущности, неизвестны.
Что забавно, так до 80-х и "не узнали общества в котором живем". А ведь всё было расписано еще в 20-х гг. Ну и, позднее, Джиласом.
Там еще много чего интересного.
Не то чтобы нового для человека пожившего при "диалектическом материализме" и испытавшем его на своем горбу, но для 20-х годов четкость формулировок и влитость в них агонии позднего СССР -- замечательна.
Лица, возглавляющие социалистические предприятия, материально не выигрывают от их успешной работы и не проигрывают от их неуспешной работы.
Не они платят за использованные в производстве труд, капитал, естественные силы, и они ничего не получают за отданные обществу продукты производства. Риск каждого данного производства всеми участниками его перекладывается на все общество в целом.
Мы получаем молоко, выпекаем хлеб, чиним вагоны, перевозим уголь, но никто не может сказать, во что обходится молоко, выпечка хлеба, починка вагона, перевозка угля. Такое положение неминуемо должно было привести народное хозяйство к катастрофе, и оно его к ней и привело.
Б. Бруцкус, "Социалистическое хозяйство. Теоретические мысли по поводу русского опыта"
Еще в 20-х гг. написано.
Авторитарное распределение хозяйственных благ отрицает право на свободное
удовлетворение потребностей. Авторитарное распределение хозяйственных благ - это
значит, что я обязан есть то, пусть прекрасно изготовленное, блюдо, которое мне
предлагает наша коммунальная столовая; это значит, что я не вправе выбрать ту
мебель, которая мне по душе; это значит, что молодая барышня обязана надеть не
ту шляпку, которая ей к лицу.
Но авторитарное распределение хозяйственных благ отрицает свободное
удовлетворение не только ваших материальных потребностей, но и наших высших
духовных потребностей, ибо и они нуждаются в материальном субстрате. И здесь
необходимо подчеркнуть, что [социализм], будь он даже осуществим, в лучшем случае мог бы обеспечить
свободное удовлетворение элементарных потребностей, но никак не высших. Если все
печатное дело находится в руках государства, то довольно трудно себе
представить, чтобы оно стало печатать интересующие гражданина произведения
метафизической философии, когда оно их в лучшем случае считает бесполезными, или
чтобы оно стало строить церкви, когда государственная власть относится к религии
отрицательно
("Лопай, что дают!" - этим лаконическим афоризмом из чеховской
"Жалобной книги" С. Струмилин охарактеризовал в конце 1920 года на столбцах
"Экономической жизни" действовавшую в России систему распределения; тем же
чеховским афоризмом я уже три месяца до того охарактеризовал в своем устном
докладе коммунистическую систему распределения. Такое поразительное совпадение
не только в оценках, но и в способе их выражения двух столь разномыслящих
экономистов свидетельствует о том, что указанное изречение и должно было бы
красоваться в качестве мотто на увлекательных статьях г. Ларина...).
Авторитарное распределение хозяйственных благ точно так же, как и бюрократизация
хозяйственной жизни, не только ограничивает до крайности свободу граждан, оно
понижает также производительность народного хозяйства. Если мы известное
количество хозяйственных благ распределим авторитарно среди определенной группы
людей, то их потребности будут хуже удовлетворены, чем в том случае, если бы им
предоставили возможность свободно распределить эти блага между собою сообразно
своим дифференцированным потребностям. Хозяйственные блага являются таковыми, в
конце концов, не сами по себе и даже не в меру того, сколько на них затрачено
труда, как полагают марксисты, а единственно постольку, поскольку они
удовлетворяют наличным потребностям людей. Раз данная организация распределения
плохо обеспечивает удовлетворение этих потребностей, то это равнозначительно
понижению производительности народного хозяйства.
К этому остается добавить, что наш русский опыт с достаточной ясностью доказал,
что авторитарное распределение хозяйственных благ - это самая громоздкая, самая
дорогая система распределения, какую себе только можно представить.
В свободном меновом хозяйстве при недостаче товара цена на него повышается, а
при избытке понижается. Движение товарных цен находит себе отражение на уровне
заработной платы в различных отраслях народного хозяйства, и это вызывает
передвижение труда из одних отраслей в другие в соответствии с общественными
потребностями. Но в социалистическом обществе колебания в спросе на товары не
отражаются на их ценах, а вознаграждение рабочих подчинено эгалитарному
принципу. Таким образом, социалистическое хозяйство не располагает механизмом,
вызывающим спонтанное распределение труда в соответствии с общественными
потребностями, но так как такое распределение все же необходимо, то остается его
установить принудительно. Трудармии являются, конечно, идеальной организацией
труда в условиях социализма.
Надо ли в XX столетии доказывать, что принудительный труд является менее
производительным, чем свободный труд?
Вопрос о политической свободе выводит нас за пределы нашего исследования, но он
после сказанного я без того ясен. Научный социализм утверждает, и, по нашему
мнению, с полным основанием, что публично-правовые институты не могут висеть в
безвоздушном пространстве, что у них должен быть экономический фундамент.
Капиталистическое общество декларировало права человека и гражданина, и эта
декларация прочно связана с его экономическими устоями: с свободной
конкуренцией, с свободным потреблением, свободой труда и, больше всего, с
принципом частной собственности. Пока указанные экономические устои будут стоять
прочно, до тех пор будет сохранять свое значение и декларация прав человека и
гражданина. За отсутствием экономических предпосылок индивидуальной свободы в
социалистическом обществе в нем не может быть речи о политической свободе, и
наши коммунисты с полной последовательностью ее отрицают как институт
буржуазного общества.
Нам остается рассмотреть, в чем заключается смысл слов Энгельса в Маркса о
социализме как "царстве свободы". Ведь это не случайно оброненная фраза, это
одна из основ их учения об обществе будущего.
К сожалению, Маркс и Энгельс не занимались более углубленно исследованием того
строя, к революционному осуществлению коего они призывали. Таким образом, и идея
"царства свободы" осталась ими не разработанной. Попытаемся ее проанализировать.
Очевидно, что социалистическое общество не есть царство свободной личности.
Наоборот, эта личность лишается всякой свободы во имя того, чтобы общество за то
свободно располагало своей судьбой. Но через какой же орган общество
осуществляет свое свободное самоопределение? Очевидно, через государство. Мысль
Маркса о безгосударственном бытии социалистического общества должна быть
решительно отброшена. Именно в социализме государство является во всемогуществе
и политической и экономической власти. Не прежнее монархическое государство
Запада, не современное демократическое государство, а социалистическое есть тот
левиафан Гоббса, который без остатка поглощает личность.
Лишив личность всех ее прав и отдав ее в полное распоряжение государства, питают
ли социалисты, со своей стороны, уверенность, полную уверенность в том, что
проблема народной власти ими решена? Ведь они поставили ставку гораздо более
серьезную, чем современная демократия. Последняя, организуя по-своему
государственную власть, не приносила ей в жертву личности, наоборот, она
стремилась возможно вернее обеспечить ее права. Будем помнить, что история знает
много разбитых иллюзий и настоящий проект организации коммунистической власти
через испытания истории еще не прошел.
Уверенность коммунистов основывается, впрочем, не на механизме конструкции
власти, а на характере социальной среды, на которой она строится. Раз классы
уничтожены, то нет опасности, что привилегированное меньшинство захватит власть
над большинством. Наоборот, если классовое расчленение общества налицо, то
никакой механизм, вплоть до всеобщего тайного голосования, не предупредит
вырождения демократии в олигархию.
Но существует ли у коммунистов уверенность в том, что в социалистическом
обществе, в верхах коего экономическая власть над производительными силами
народа достигает максимальной концентрации,- существует ли у них уверенность,
что в таком обществе возникновение классовых противоречий невозможно? История
ведь знает столько случаев, когда в среде экономически не дифференцированного
общества, возникшего на развалинах прежней иерархии, эта дифференциация все-таки
наступала. И если олигархия завладеет подобной всемогущей властью, то какова же
будет судьба социалистического общества? [Позднее этот олигархический класс
стал известен как номенклатура.] И эта ставка ставится во имя
осуществления единого плана социалистического хозяйства, принципы коего, как мы
показали, в сущности, неизвестны.
Что забавно, так до 80-х и "не узнали общества в котором живем". А ведь всё было расписано еще в 20-х гг. Ну и, позднее, Джиласом.
Там еще много чего интересного.
Не то чтобы нового для человека пожившего при "диалектическом материализме" и испытавшем его на своем горбу, но для 20-х годов четкость формулировок и влитость в них агонии позднего СССР -- замечательна.