Путь Барда
Часть 1.
В один из темных, мерзких, грязных и длинных декабрьских вечеров компания из трех беззаботных гуманитариев - меня и сына с подружкой - зарулила на машине к Репинскому универсаму в поисках немножко поесть. Для неместных поясняю - район загородный, элитный-преэлитный, универсам дорогой-предорогой, а стоит он прямо у шоссе, которое тянется вдоль железной дороги. Это важно для дальнейшего развития событий..
На парковке в темноте еле-еле разъезжаются понтовые машинки. Блондинки весело перекусыват пирожками по 300 рэ штука. Вдоль парковки - ряд бабок с соленьями-маринадами по анормальным ценам.
Скромно купив булочек по цене крабов и кефир по цене шампанского, мы засели для перекуса на единственной скамеечке, торчащей между мрачным заснеженным лесом и мощными торсами торговок огурцами, и, освещаемые фарами паркующихся Мазераттти, принялись наслаждались жизнью - как своей, так и чужой.
К нам подошел пес.
Он был черный и страшно деликатный. Вот как может деликатность бросаться в глаза? А тут бросалась. Первое, что я подумала - до чего деликатный! а второе - так это ж лабрадор!!! Сразу скажу, что лабрадор и деликатность - это совсем не синонимы. Нашу свинью, например, можно назвать деликатной только в качестве деликатеса для какой-нить восточной страны. А этот был именно деликатный. Он аккуратно подошел, и сел перед нами попой в снег. Что-то меня торкнуло в этой посадке - хотя казалось бы, чего такого? Лабрадор сел в снег, Но мне это не понравилось, до сих пор не знаю, почему.
Мы поделились с лабром куском - стоит ли говорить, что он съел его, как виконт де Бражелон в изгнании - и решили что-то предпринять. Все-таки Мазератти эти безумные вокруг, темнота, шоссе, электрички... Сын, сказав красивую фразу "Мы не можем отсюда уехать, пока не найдем хозяина!", отправился на поиски.
Вернувшись, он сообщил, что лабрадор - ничейный.
Что он жил пару лет у гастарбайтеров, которые уехали, наконец, на родину, уехали, конечно же, без лабрадора. И что теперь он уже месяца три бегает у станции, ест на помойке на той стороне железной дороги, и вообще, как сказали торговые бабки, "не жилец он тут, или под поезд попадет, или собаки сожрут". Местные собаки, посматривали на нас искоса, но ближе не подходили.
Я зависла.
Никогда в жизни я не подбирала собак, и своя есть, и внутренний запрет есть, и чего только нет - а тут этот лабр. Еще и одноглазый, как мы обнаружили в свете фар очередной Мазератти. Бабы сказали, что глаз он потерял недавно - гнался за электричкой, и ему попало камнем. Я содрогнулась. "Забирайте его, ребятки!" - заговорили бабы, - "Забирайте! пропадет пес, зима впереди!" - и одна протянула мне веревочку, бечевку сантиметров в тридцать.
Я сказала, что нам надо подумать. Мы снова отошли на скамеечку, лабр - с нами. Из нас просыпались слова - куда? бред! как? кто? где? мы не можем! но мы не можем! а как? куда?!!! бред!
Лабр, собака эдакая, сидел и слушал - уж я-то хорошо знаю это выражение слушающей собаки!
В результате этого, слегка истеричного, совещания я вспомнила - вот прямо вспомнила, потому что до сих пор не помнила! - что мужу наша жилконтора, про которую я столько пишу, наконец, выделила крайне необходимый ему подвал - под мастерскую. Два года он обрабатывал жилконтору, и два дня назад это произошло - вожделенный теплый, двухъярусный подвал с окнами и туалетом, воплощенная мечта художника, был передан ему во временное бессрочное владение. Муж был счастлив! Один! Совсем один! Наедине с искусством! Возможно, ему даже мерещились стайки обнаженных натурщиц.
Но тут я про него вспомнила, про подвал-то. И, попадая пальцами мимо кнопок, позвонила мужу - сообщить, что мы везем в его подвал собаку, найденную собаку. Сказать, что он расстроился, рассвирепел и стал насмерть - это ничего не сказать. Но я хлопала глазами в телефонную трубку и спрашивала - ты хочешь, чтобы мы привезли его к нам? К нашей Фанни?!
Главное, правильно обозначить дилемму, это понятно. К тому времени в моей голове уже все более-менее устаканилось. Очень банально звучит, конечно, но я поняла, что никак невозможно оставить сидеть на снегу этого пса, что мне потом будет нехорошо, плохо, вообще, что объяснять? не очень-то я думала тогда, а всё, описанное выше, уложилось в десять минут.
И сын мой, мужественно выдернув из штанов хугобоссовский ремень, взял на него лабра и повел к машине. Лабр шел рядом, в голове у меня была горячая каша, дети были взвинчены, дух безумия вился над нами - еще совсем недавно беззаботными гуманитариями. Нам оставалось пройти до машины всего несколько метров.
Но тут на нашем пути встал простой русский народ.
Часть 2.
Громадина, по сравнению с которой мой брат, боец и атлет, показался бы узкоштанным ботаником, воздвиглась перед нами, возникнув - откуда? - может, из леса, может, из тьмы, а скорее всего - из бабьего ряда с огурцами и помидорами, где он, доселе незамеченный, сидел за бабьими спинами на ящике и нес свою мужскую функцию - какую - никто не знает, но, безусловно, важную.
"Собачка-то ваша?" - спросила громадина, и слова эти были негромки и скромны, ибо на площадке у Репинского универсама все народные громадины понимают свое место в местной иерархии и к хозяевам Мазератти подходят, низко кланяясь, а хозяева Мазератти, не слыша их и не замечая, идут себе дальше, упакованные в правильную экипировку и надкусывая спелое манго белыми зубами.
Но то хозяева Мазератти, а то я - выходка из народа, причем, недалекая выходка. Идти бы мне и идти вслед за детьми и псом к нашей скромной машинке, не обращая внимания на громадину, и он принял бы это как должное. Но нет! подвела меня моя народность, обернулась я и тявкнула в ответ - "А что, она ваша, что ли?"
Ну кто вот за язык тянул, а?!
Громадина, почуяв своих, сразу оживился. Голос его окреп, глаза заблистали, плечи развернулись и он заорал на всю привокзальную площадь - "Ага!!! Собачку решили украсть? КЛОУНЫ!!! Корейцам на мясо продать решили? КЛОУНЫ!!! Отравить собачку-то хотите, да, КЛОУНЫ?!!"
Дались ему эти клоуны.
Я бы и рада была теперь небрежно игнорировать громадину, но было поздно. Все-таки размер имеет значение. Рванув к моему сыну и задев меня при этом рукой - как-будто мавзолей с Владимиром Ильичем меня задел, пролетая мимо! - он вырвал из юных креативных рук ремень Хуго Босс и с торжествующим воплем "КЛОУНЫ!!!" отправился назад, к бабам. Как в таких случаях пишут - все произошло очень быстро.
Такого мой сын стерпеть не мог - и понятно, с нами была наша девушка! Он бросился за громадиной и схватил его за Хуго. Разделенные ремнем, они стояли - громадина усмехался, о равной схватке тут не было и речи. Я подлетела - взволнованная бешеная курица! - и с шипеньем "оставь его" стала вырывать ремень из рук сына - сына, конечно же, а не гориллы! Подошла наша девушка - порадовала меня, строго взглянув на своего милого и сказав крайне решительно "Хватит меня нервировать!"
Даже тогда эта фраза меня страшно развеселила, а наш оппонент и без того был весел до невозможности. Крутя башкой, он приговаривал "КЛОУНЫ! Вот КЛОУНЫ!"
Ребенок мой - а тот момент он был очень, очень ребенком, да все мы были дети по сравнению с этим клоуноненавистником, - ребенок мой повторял, держась за Хуго, - "Мама, уйди. Мама, отойди"
Ха! ушла бы я? Ха! Но тут громадина вдруг выпустил ремень - это вообще была очень здравая громадина, ни разу не желавшая покуситься на чужую собственность, видимо, долгое нахождение среди мазераттчиков оказало свое воздействие - и отошел в бабьи ряды.
Бабы пришли к этому времени в совершенное волнение. Окружив нас, они во все голоса уговаривали нас "Не обращать внимания", "взять собачку и уехать" - но как они, интересно, это представляли?
Меня трясло и подбрасывало. Дети были шокированы - это поколение именно так реагирует на встречу с простым русским народом. Пес отправился бродить по стоянке. Из-за бабьих рядов неслось "КЛОУУУУНЫЫЫ!" Темень, грязь, Мазератти - при таком раскладе я всегда вызываю милицию.
И я ее вызвала. Сказала, что у нас пытаются украсть собаку, прямо вот так и сказала. Хулиганы отбирают собаку! Помогите!
"Щас приедем" - сказала милиция.
"Щас приедут" - мстительно сообщила я бабьему ряду и вновь ушедшей в тень громадине.
Громадина даже рылом не повела, она вела свою внутреннюю битву с клоунами, а вот бабы переполошились - милиция им была совсем не нужна - и стали судорожно собирать банки, оставляя поле боя совершенно свободным для решающей битвы.
В ожидании мы нервно ходили по стоянке, уворачиваясь от машин и блондинок. Я старалась не упускать из виду пса, а дети пошли выпить кофе из автомата - так это поколение всегда поступает после шока от встречи с простым русским народом. И тут громадина меня реально поразила - она тоже отправилась выпить кофе из автомата!
Вот так, натурально, встала в краткую очередь и налила себе стаканчик.
На секунду у меня мелькнула мысль о деньгах - а вдруг? Вдруг он просто хочет слупить деньжонок за чужую собаку? Но мысль я отвергла, как пустую и никчемную. Это громадина была идейной, пафосной громадиной, битву свою с клоунами она вела не ради выгоды, а для великого дела торжества справедливости. Остается только догадываться, какие крики сотрясли бы привокзальную площадь, предложи я ему выкуп, и в чем нас еще обвинили бы, кроме кормежки корейцев отравленными собаками - вероятно, в желании купить (или продать) Россию-матушку.
В таких раздраенных чувствах, в таких дерганных мыслях бродили мы, иногда пересекаясь друг с другом, под внимательным взглядом громадины. Он тоже явно ждал милицию! - и тут я задумалась. Ведь он-то, сволочь, молчать не будет! А нас-то, нас-то, попросят подтвердить, что собачка наша! И, может быть, даже будет немножко похоже, что это не у нас хотят украсть собачку, а совсем наоборот!
И тут из магазина вышел охранник. Громадина немедленно направилась к нему, конечно же, они были знакомы, до нас доносились регулярные клоуны, сопровождаемые мощной жестикуляцией в нашу степь. Я стояла с лицом, отработанным в казино - где оно раньше было, черт возьми?! Охранник подошел ко мне и, запинаясь, - нашей машины он не видел! - сказал, что вроде бы, пес где-то кормится... что вроде его кормит "какая-то алкашня"...и что, может, даже и хозяин у него есть...
"ВОООТ!!! - взревел громадина, - ВОООТ!!! я же говорил - чужого пса хотят украсть! на шашлык продать, КЛО-У-НЫ!!"
Дело, как говорится, принимало не слишком шикарный оборот.
И я снова взялась за телефон.
Часть 3.
Милицию я отменила. Сказала, что хулиганы ушли. Извинилась. Мною двигал голос разума, да.
Да, говорила я себе, ну как же без хозяина! Конечно, у него есть хозяин. Ну конечно же! Ох, как мы чуть было не вляпались, говорила я себе, и все мы - друг другу по пути домой.
Пес остался позади, позади остался и благородный порыв, хороший дурацкий почти поступок, а в сухом остатке выходил самый что ни на есть замечательный расклад - мы хотели сделать хорошо, но обстоятельства не позволили. Ну что ж поделать, такие вот они, эти чортовы обстоятельства...
Дома я, как могла, смешно - а на душе было кисло-кисло - рассказала про наш несостоявшийся подвиг остальным домочадцам - все весьма одобрили результат - и никто не одобрил намерение. Потом все дружно поругали громадного мужика и порадовались, что мы так легко отделались, а я отдельно порадовалась, что с нами не было ни мужа, ни младшего сына. Потом мы пофантазировали, как мы привезем к Репинскому некоторых наших знакомых, и как громадина обделается со страха, такие они у нас страшные с виду, да и внутри не подарок. Посмеялись.
А потом я легла спать.
А ночью проснулась - как в романах.
Одноглазый пес, сидящий попой на грязном снегу, схватил меня прямо за сердце. Я знала, прямо знала, что вот сейчас он переходит ночную трассу. Или спит на ледяной земле. Или что все еще хуже - вот прямо сейчас.
Да-да, я была в курсе, что тысячи собак бродят зимой без дома-без семьи, и многие из них трогали мое сердце. Но этот... как бы сказать... В нем было благородство. Он был как мушкетер - и не как ушлый д"Артаньян, а как добрый и могучий Портос, оказавшийся из-за интриг Арамиса в тяжелой ситуации, и не сказавший тому ни слова упрека. Он был как принц, оказавшийся в трущобах Марка Твена и сохранивший нетронутым свое очарование и благородство. Он был не жилец на улице - ночью я осознала это как дважды два. И я должна была протянуть ему свою руку.
Я разбудила мужа и телеграфным стилем сообщила ему, что еду утром за черным одноглазым лабрадором, что возьму его на поводок и пройду пешком через лес, чтобы запутать следы - громадный мужик был из тех кого нельзя не учитывать даже в ночных планах, исполненных горячки с элементами фантастики.
Спать я уже не могла, утром муж, нисколько меня не поддержавший, ушел на работу, а я позвонила подруге. Кому еще звонить в такой ситуации, когда тебя никто не поддерживает?
"Привет, - сказала я, - Не хочешь ли прокатиться за город и украсть одноглазого лабрадора?" "Привет - сказала она, - У меня как раз первый день отпуска, так что с большим удовольствием кого-нибудь украду!"
И мы поехали. Муж, конечно, поехал с нами - не дурак же он оставаться на работе, когда такие дела! - а я взяла с собой белый кудрявый парик. Я еще не забыла слово "клоуны", и решила подстраховаться.
Нас ждал колоссальный облом.
Ни черного лабрадора, ни даже громадного мужика на привокзальной площади не обнаружилось. Зря я в парике, незаметно озираясь, гуляла вокруг Репинского универсама, зря мы объезжали всё Репино круг за кругом, зря выпили сто чашек кофе в кафе "Медведь" с видом на привокзальную площадь, зря прослушали тысячу шуток "Сибирских пельменей" из кафешного телевизора. Всё было зря. Лабрадор исчез.
Часть 4.
Мы не хотели заканчивать поиски даже в темноте. Мы не хотели уезжать ни с чем - и все-таки уехали, и мрачной была наша обратная дорога.
Как я ругала себя за вчерашнюю нерешительность! Как проклинала свой язык, не позволивший нам тихо смыться вместе с собакой! Но что поделать... да ничего! Ничего! Черный одноглазый лабр казался навсегда потерянным в ледяном декабрьском мраке.
И тут кого-то осенило. Может, меня, а вроде и не меня, но идея всяко была грандиозной - повесить объявление о пропаже лабрадора! Ну а чего? Раз мы сами не нашли, пусть его найдет для нас кто-нибудь другой, местный! только хорошо бы, чтоб это оказался не громадный мужик со своими "клоунами"!
В машине повеяло надеждой и решимостью. Мы радостно уточняли детали Великого Плана, много ржали и уговаривали друг друга не обольщаться. Дома у подруги мы накропали трогательное объявление о выскочившем из машины лабрадоре (про глаз было решено не уточнять - детективы все читали, и хорошо понимали важность особой приметы) и скачали из Тырнета невнятную фотку черного лабра. Подписалась я скромно - Наташей. Мне всегда хотелось быть немножко Наташей, и вот, наконец, шанс появился.
Да, телефон. Указывать свой телефон идиотов не было, зато были идиоты продавать сим-карты на улице. Муж был командирован за свеженьким номером на подставное имя, и в тот момент, когда мы с подругой соображали, писать ли про вознаграждение, раздался звонок на мой телефон. Номер незнакомый.
"КЛОУНЫ!..." - прохрипел далекий голос - "Собачка нужна, да?"
Я так и села от ужаса. Это сейчас вам понятно - а вам понятно? - что это муж таким образом весело дал нам знать о выполненной операции "липовый номер", а тогда я чуть не окочурилась, ей-ей.
Итак, прописали мы в объяве телефон, снова сели в машинку - уже вдвоем, муж, конечно же, слился, сколько, мол, можно! - и снова, уже ночью, погнали в чертово Репино, где на безлюдной и промерзшей площади трясущимися от усталости и холода пальцами наклеили четыре объявления на привокзальные столбы.
Нам было уже не грустно и не весело, нам было никак. Мы устали надеяться. На обратном пути подруга будила меня восклицаниями "Да никто не позвонит! даже не думай! никто не позвонит!" - и я снова засыпала.
Но нам позвонили.
Часть 5.
В девять утра на липовый номер, вставленный в липовый телефон, позвонили, и нежнейший, слегка робеющий, женский голос сказал вынырнувшей из тяжелого сна липовой Наташе - "Я нашла вашу собачку!"
Может ли быть что-нибудь прекрасней такого пробуждения? Нет, ничего не может быть прекрасней такого пробуждения!
Женщина, пожелавшая остаться неизвестной, сообщила, что выловила пса на помойке по дороге на работу, взяла его "на шарф" и отвела привокзальному дворнику. И позвонила нам.
Каждое слово этой волшебной речи отзывалось во мне гулом праздничного набата! Шла женщина утром на работу. Увидела объявление. Не поленилась - прочитала. Пошла дальше. Увидела собаку. Тут уж не просто "не поленилась"! - а сняла шарф, обмотала шею крупной, чужой, с неизвестным характером, собаке, подумала - вот что важно, она подумала!.. и нашла отличный вариант - отвести пса к дворнику! И она это сделала. И позвонила нам.
Я шумела от благодарности, обещала и положенное вознаграждение, и весь Русский музей впридачу, - но ничего не надо было прекрасной скромной русской женщине, ничего! Она просто шла на работу, и просто спасла по дороге собаку.
Мы снова помчались, жуя в машине холодную сосиску на троих и запивая ее спрайтом - ах, какая это была славная поездка! Нас гнало счастливое нетерпение, призрак удачи, возможность победы - победы, казавшейся совершенно нереальной! День, как нарочно, сиял пушкинским морозом и солнцем! Мы вглядывались в снежную даль, мы щурились, мы боялись не успеть, мы звонили дворнику - прекрасная женщина еще и взяла для нас у дворника его телефон, представляете?!
Дворник, посмеиваясь, сказал, что держит пса на брючном ремне, и что его, дворника, штаны вот-вот свалятся, и чтоб мы поторапливались! Мы поддали газу - о милый, дворник, прекрасный дворник, самый лучший в мире русский человек!
Почему я все время подчеркиваю слово "русский"? А потому что, помните, в начале этой истории на нашем пути с криком "КЛОУНЫ" встал простой русский народ? Так вот, в этот день, с его голубыми небесами и великолепными коврами, простой русский народ сверкал совсем другими гранями. Патриоты скажут, что у нас весь народ такой, что вся Россия - отзывчивая, смелая, добрая. Либералы скажут, что такие люди - редкие исключения, и их всех скоро уничтожат. Ну а я скажу, что Россия - это чисто синоним жизни, и что, как и жизнь, она полна бескрайними крайностями и противоположностями. Это вам не Люксембург.
Скоро-скоро перед нами открылась репинская, снежная, по-утреннему безлюдная перспектива. Слева - знакомая до боли привокзальная площадь, справа - платформа. На платформе, в лучах зимнего солнца, стояли двое - человек и собака.
Как опытные преступники, мы подъехали не прямо к платформе, а загнали машину в лес на другой стороне - призрак гонителя клоунов тяжело нависал над нашими пугаными головами, и нас не должны были вычислить ни при каких обстоятельствах.
Потом мы подошли к нашему лабру.
Конечно, он не бросился нам навстречу с радостным визгом, как сделала бы любая потерявшаяся и найденная собака, он лишь дружелюбно дрогнул хвостиком - говорю же, он был страшно деликатный, настоящий джентльмен - что, несомненно, должно было насторожить дворника. Но в этот критический момент я сама бросилась его благодарить - дворник оказался прекрасен не только по телефону. Он сказал, что у него и самого две собаки, и что он забрал бы себе и этого лабра, если бы мы по каким-то причинам не объявились. "Хорошая псина!" - повторял он со знанием дела. Дворник был бородатый и похожий на косца с картины Мясоедова. Я все-таки всунула ему денег - должна же я была хоть кого-то отблагодарить за это счастье! - но, видит Бог, он еще и пытался от них отбиться!
В состоянии полного крышесноса мы пошли к машине С НАШИМ! ЛАБРАДОРОМ! - это было невероятно!
Лабр залез в машину, старательно задирая ноги. И сел на заднем сиденье, глядя вперед с достоинством и доброжелательным интересом - он был готов к новым приключениям, он продолжал ждать от жизни только хорошего! Да, это был настоящий аристократ, дорогие товарищи!
Детектив закончился, но впереди нас ждала психологическая драма.
Часть 6.
Черный пес, от которого мы ждали любых сюрпризов, преподнес нам только один - он оказался совершенством. Запертый в темном и душном подвале, где даже света не было, а были соседи сверху, которые не должны были ни в коем случае догадаться про "собаку в служебном помещении", он не лаял, не скулил, не царапал дверь - он лежал, невидимый в темноте, на продавленном диванчике и ждал. Ждал дальнейшего развития сюжета его собачьей жизни.
В своем ожидании, он был собран и тих - ни лишнего движения, ни шума, ни вздоха. Он очень мало ел и почти не пил. Гулял очень аккуратно, на людей не реагировал, в отличие от собак. Судя по следам на коже у него были большие основания не любить этих последних, и, хотя ненависти в нем не было ни капли, ни одну собаку он не подпускал на пушечный выстрел своим мощным гавком, от которого вздрагивали мы, непривычные городские ребята.
Он дал себя осмотреть лучшему в мире, ветеринару, которому я позвонила в тот же день, чтобы восторженно сообщить про нашу добычу. Ветеринар примчался через час, в полевых условиях - при свете двух фонарей - произвел осмотр, обнаружил следы множественных покусов - "бедный! бедный!" - восклицали мы в темноте, - и сказал, что да, это лабрадор, чистокровный лабрадорище. Ну, тут, как говорится, голубая кровь видна была невооруженным глазом.
И тогда - только тогда! - мы задумались о будущем.
Всех нас здорово колбасило и сильно плющило. Надо было что-то решать - оставлять, не оставлять, отдавать, не отдавать и кому отдавать, собственно? Я дала объявление - для очень узкого круга. Да, я хорошо написала это объявление, с душой и талантом, как говорится. Я была убедительна. Но на самом деле мне совершенно не хотелось отдавать этого пса, а хотелось оставить его себе.
Подруга тоже его хотела. Она приезжала три раза в день, привозила лабру еду, гуляла с ним и страшно много курила. Ее разрывало от противоречивых чувств - с одной стороны, она уже крепко сроднилась с этим лабрадором, с другой - она никак не могла в силу обстоятельств держать дома живое существо, с котором нужно гулять. Подруге было очень фигово.
Мне тоже было фигово. Дома меня встречала наша собственная черная колбаса, которая, чувствуя чуждый собачий запах, видя, что из дома куда-то уносят главную ценность - еду! - совершенно разнервничалась и устроила настоящий бунт на корабле - надула мужу на штаны, глядя тому прямо в глаза, вырвалась на улице и бросилась с ревом на магазинных охранников, пытавшихся ее остановить и кричавших сначала радостно "О! лабрадор!", а потом совсем нерадостно и совсем другое.
То есть, домой вести пса было никак нельзя. И ему надо было дать имя. Немного пометавшись, мы остановились на варианте, предложенном моей мамой, и идеально подходившем к его странной судьбе, достоинству и даже трогательному одноглазию.
Имя это было - Бард.
У нас началась совершенно другая жизнь, жизнь, наполненная Бардом. Все приоритеты сдвинулись и перемешались. Теперь я постоянно находилась на улице - то я шла, продуваемая всеми ветрами, по грязному василеостровскому снегу к Барду, то от Барда, то в ветаптеку, то со своей собакой, то за едой. Я чувствовала себя роднёй всем бездомным и беспризорным. Я носила, не снимая, самую маргинальную из своих курток, сильно сутулилась и только что не сплевывала презрительно при виде людей, не озабоченных спасением собак. В кармане у меня была символическая веревочка, которую мне дала бабка с огурцами, - на всякий случай. У меня появилось настоящее Дело, а не кот начхал, потому что собак спасать - это вам не искусство продвигать.
На объявление никто не откликался, мне было обидно... но не слишком. Я уже представляла себя, гуляющую с двумя черными лабрадорами... и эта картинка казалась мне все привлекательней. Дети вносили долю разума в мое помутившееся сознание - нет, говорили они, нет, Фанни сойдет с ума, а Фанни сойти с ума было - раз плюнуть, это я тоже понимала.
Бард начал меня чуть-чуть выделять среди нашей большой, постоянно меняющейся стаи - чуть поближе подходил, чем к остальным, и слегка тыкал в меня носом. Сердце мое трепетало и таяло, шансы Барда быть отданным таяли вместе с сердцем.
Так прошла неделя, и я положила себе еще два дня на раздумья, которых не предполагала, и на поиски других хозяев, о которых мне и думать не хотелось. И, тем не менее, хозяева нашлись.
Я была сердита. Кто такие, что такое, думала я, идя на встречу с теми, кого мне рекомендовал совершенно удивительный человек как совершенно удивительных людей. Если хоть что-то, если хоть как-то.. не отдам, короче - вот так думала я, мрачно зажав в кармане веревочку. На лице моем было написано "не нравится - не ешьте". Короче, я была та еще зазывала и тот еще продвиженец.
Но они оказались идеальными. Вот бывает же так, да? Они оказались даже идеальней нас - ну надо же! И даже машина у них была идеальной для нашего Барда - большая и сильная машина, куда и залез, старательно задирая ноги, большой черный пес, чтобы ехать в свою новую, настоящую жизнь, которой он так долго ждал и в которой, по-видимому, не сомневался.
На прощанье он тыкнул меня носом - чуть-чуть, как всегда деликатно, потому что это был настоящий джентльмен и самый благородный пес из всех, мною встреченных - и пусть меня простит за эти слова наша собственная собака.
__________________________
Послесловие.
Сейчас Бард, который так и остался Бардом, живет не как принц в изгнании, а как король, окруженный любовью и почетом, зимой ходит в комбинезоне, спит на розовом, ворует тортики - с королями это случается, - и отдает людям всю любовь, накопившуюся в нем за эти сложные годы переходного к счастью периода.
А мы - мы отошли от бурных страстей "по Барду", и остались только гордость, только радость, только ощущение, что, наконец, мы сделали что-то, по-настоящему стоящее, и все эти светлые чувства вдохновили меня на написание этой истории, в которой нет ни одного слова неправды или преувеличения.
И еще, в заключение, я хочу поблагодарить всех героев этой удивительной повести, а особенно тех, кого в ней и вовсе нет - гастарбайтеров, с которыми наш лабр жил два года, и которые не только его кормили-поили, и даже выучили ходить рядом, но и сохранили нетронутой драгоценность из драгоценностей - великую веру собаки в людей.
Конец.
В один из темных, мерзких, грязных и длинных декабрьских вечеров компания из трех беззаботных гуманитариев - меня и сына с подружкой - зарулила на машине к Репинскому универсаму в поисках немножко поесть. Для неместных поясняю - район загородный, элитный-преэлитный, универсам дорогой-предорогой, а стоит он прямо у шоссе, которое тянется вдоль железной дороги. Это важно для дальнейшего развития событий..
На парковке в темноте еле-еле разъезжаются понтовые машинки. Блондинки весело перекусыват пирожками по 300 рэ штука. Вдоль парковки - ряд бабок с соленьями-маринадами по анормальным ценам.
Скромно купив булочек по цене крабов и кефир по цене шампанского, мы засели для перекуса на единственной скамеечке, торчащей между мрачным заснеженным лесом и мощными торсами торговок огурцами, и, освещаемые фарами паркующихся Мазераттти, принялись наслаждались жизнью - как своей, так и чужой.
К нам подошел пес.
Он был черный и страшно деликатный. Вот как может деликатность бросаться в глаза? А тут бросалась. Первое, что я подумала - до чего деликатный! а второе - так это ж лабрадор!!! Сразу скажу, что лабрадор и деликатность - это совсем не синонимы. Нашу свинью, например, можно назвать деликатной только в качестве деликатеса для какой-нить восточной страны. А этот был именно деликатный. Он аккуратно подошел, и сел перед нами попой в снег. Что-то меня торкнуло в этой посадке - хотя казалось бы, чего такого? Лабрадор сел в снег, Но мне это не понравилось, до сих пор не знаю, почему.
Мы поделились с лабром куском - стоит ли говорить, что он съел его, как виконт де Бражелон в изгнании - и решили что-то предпринять. Все-таки Мазератти эти безумные вокруг, темнота, шоссе, электрички... Сын, сказав красивую фразу "Мы не можем отсюда уехать, пока не найдем хозяина!", отправился на поиски.
Вернувшись, он сообщил, что лабрадор - ничейный.
Что он жил пару лет у гастарбайтеров, которые уехали, наконец, на родину, уехали, конечно же, без лабрадора. И что теперь он уже месяца три бегает у станции, ест на помойке на той стороне железной дороги, и вообще, как сказали торговые бабки, "не жилец он тут, или под поезд попадет, или собаки сожрут". Местные собаки, посматривали на нас искоса, но ближе не подходили.
Я зависла.
Никогда в жизни я не подбирала собак, и своя есть, и внутренний запрет есть, и чего только нет - а тут этот лабр. Еще и одноглазый, как мы обнаружили в свете фар очередной Мазератти. Бабы сказали, что глаз он потерял недавно - гнался за электричкой, и ему попало камнем. Я содрогнулась. "Забирайте его, ребятки!" - заговорили бабы, - "Забирайте! пропадет пес, зима впереди!" - и одна протянула мне веревочку, бечевку сантиметров в тридцать.
Я сказала, что нам надо подумать. Мы снова отошли на скамеечку, лабр - с нами. Из нас просыпались слова - куда? бред! как? кто? где? мы не можем! но мы не можем! а как? куда?!!! бред!
Лабр, собака эдакая, сидел и слушал - уж я-то хорошо знаю это выражение слушающей собаки!
В результате этого, слегка истеричного, совещания я вспомнила - вот прямо вспомнила, потому что до сих пор не помнила! - что мужу наша жилконтора, про которую я столько пишу, наконец, выделила крайне необходимый ему подвал - под мастерскую. Два года он обрабатывал жилконтору, и два дня назад это произошло - вожделенный теплый, двухъярусный подвал с окнами и туалетом, воплощенная мечта художника, был передан ему во временное бессрочное владение. Муж был счастлив! Один! Совсем один! Наедине с искусством! Возможно, ему даже мерещились стайки обнаженных натурщиц.
Но тут я про него вспомнила, про подвал-то. И, попадая пальцами мимо кнопок, позвонила мужу - сообщить, что мы везем в его подвал собаку, найденную собаку. Сказать, что он расстроился, рассвирепел и стал насмерть - это ничего не сказать. Но я хлопала глазами в телефонную трубку и спрашивала - ты хочешь, чтобы мы привезли его к нам? К нашей Фанни?!
Главное, правильно обозначить дилемму, это понятно. К тому времени в моей голове уже все более-менее устаканилось. Очень банально звучит, конечно, но я поняла, что никак невозможно оставить сидеть на снегу этого пса, что мне потом будет нехорошо, плохо, вообще, что объяснять? не очень-то я думала тогда, а всё, описанное выше, уложилось в десять минут.
И сын мой, мужественно выдернув из штанов хугобоссовский ремень, взял на него лабра и повел к машине. Лабр шел рядом, в голове у меня была горячая каша, дети были взвинчены, дух безумия вился над нами - еще совсем недавно беззаботными гуманитариями. Нам оставалось пройти до машины всего несколько метров.
Но тут на нашем пути встал простой русский народ.
Часть 2.
Громадина, по сравнению с которой мой брат, боец и атлет, показался бы узкоштанным ботаником, воздвиглась перед нами, возникнув - откуда? - может, из леса, может, из тьмы, а скорее всего - из бабьего ряда с огурцами и помидорами, где он, доселе незамеченный, сидел за бабьими спинами на ящике и нес свою мужскую функцию - какую - никто не знает, но, безусловно, важную.
"Собачка-то ваша?" - спросила громадина, и слова эти были негромки и скромны, ибо на площадке у Репинского универсама все народные громадины понимают свое место в местной иерархии и к хозяевам Мазератти подходят, низко кланяясь, а хозяева Мазератти, не слыша их и не замечая, идут себе дальше, упакованные в правильную экипировку и надкусывая спелое манго белыми зубами.
Но то хозяева Мазератти, а то я - выходка из народа, причем, недалекая выходка. Идти бы мне и идти вслед за детьми и псом к нашей скромной машинке, не обращая внимания на громадину, и он принял бы это как должное. Но нет! подвела меня моя народность, обернулась я и тявкнула в ответ - "А что, она ваша, что ли?"
Ну кто вот за язык тянул, а?!
Громадина, почуяв своих, сразу оживился. Голос его окреп, глаза заблистали, плечи развернулись и он заорал на всю привокзальную площадь - "Ага!!! Собачку решили украсть? КЛОУНЫ!!! Корейцам на мясо продать решили? КЛОУНЫ!!! Отравить собачку-то хотите, да, КЛОУНЫ?!!"
Дались ему эти клоуны.
Я бы и рада была теперь небрежно игнорировать громадину, но было поздно. Все-таки размер имеет значение. Рванув к моему сыну и задев меня при этом рукой - как-будто мавзолей с Владимиром Ильичем меня задел, пролетая мимо! - он вырвал из юных креативных рук ремень Хуго Босс и с торжествующим воплем "КЛОУНЫ!!!" отправился назад, к бабам. Как в таких случаях пишут - все произошло очень быстро.
Такого мой сын стерпеть не мог - и понятно, с нами была наша девушка! Он бросился за громадиной и схватил его за Хуго. Разделенные ремнем, они стояли - громадина усмехался, о равной схватке тут не было и речи. Я подлетела - взволнованная бешеная курица! - и с шипеньем "оставь его" стала вырывать ремень из рук сына - сына, конечно же, а не гориллы! Подошла наша девушка - порадовала меня, строго взглянув на своего милого и сказав крайне решительно "Хватит меня нервировать!"
Даже тогда эта фраза меня страшно развеселила, а наш оппонент и без того был весел до невозможности. Крутя башкой, он приговаривал "КЛОУНЫ! Вот КЛОУНЫ!"
Ребенок мой - а тот момент он был очень, очень ребенком, да все мы были дети по сравнению с этим клоуноненавистником, - ребенок мой повторял, держась за Хуго, - "Мама, уйди. Мама, отойди"
Ха! ушла бы я? Ха! Но тут громадина вдруг выпустил ремень - это вообще была очень здравая громадина, ни разу не желавшая покуситься на чужую собственность, видимо, долгое нахождение среди мазераттчиков оказало свое воздействие - и отошел в бабьи ряды.
Бабы пришли к этому времени в совершенное волнение. Окружив нас, они во все голоса уговаривали нас "Не обращать внимания", "взять собачку и уехать" - но как они, интересно, это представляли?
Меня трясло и подбрасывало. Дети были шокированы - это поколение именно так реагирует на встречу с простым русским народом. Пес отправился бродить по стоянке. Из-за бабьих рядов неслось "КЛОУУУУНЫЫЫ!" Темень, грязь, Мазератти - при таком раскладе я всегда вызываю милицию.
И я ее вызвала. Сказала, что у нас пытаются украсть собаку, прямо вот так и сказала. Хулиганы отбирают собаку! Помогите!
"Щас приедем" - сказала милиция.
"Щас приедут" - мстительно сообщила я бабьему ряду и вновь ушедшей в тень громадине.
Громадина даже рылом не повела, она вела свою внутреннюю битву с клоунами, а вот бабы переполошились - милиция им была совсем не нужна - и стали судорожно собирать банки, оставляя поле боя совершенно свободным для решающей битвы.
В ожидании мы нервно ходили по стоянке, уворачиваясь от машин и блондинок. Я старалась не упускать из виду пса, а дети пошли выпить кофе из автомата - так это поколение всегда поступает после шока от встречи с простым русским народом. И тут громадина меня реально поразила - она тоже отправилась выпить кофе из автомата!
Вот так, натурально, встала в краткую очередь и налила себе стаканчик.
На секунду у меня мелькнула мысль о деньгах - а вдруг? Вдруг он просто хочет слупить деньжонок за чужую собаку? Но мысль я отвергла, как пустую и никчемную. Это громадина была идейной, пафосной громадиной, битву свою с клоунами она вела не ради выгоды, а для великого дела торжества справедливости. Остается только догадываться, какие крики сотрясли бы привокзальную площадь, предложи я ему выкуп, и в чем нас еще обвинили бы, кроме кормежки корейцев отравленными собаками - вероятно, в желании купить (или продать) Россию-матушку.
В таких раздраенных чувствах, в таких дерганных мыслях бродили мы, иногда пересекаясь друг с другом, под внимательным взглядом громадины. Он тоже явно ждал милицию! - и тут я задумалась. Ведь он-то, сволочь, молчать не будет! А нас-то, нас-то, попросят подтвердить, что собачка наша! И, может быть, даже будет немножко похоже, что это не у нас хотят украсть собачку, а совсем наоборот!
И тут из магазина вышел охранник. Громадина немедленно направилась к нему, конечно же, они были знакомы, до нас доносились регулярные клоуны, сопровождаемые мощной жестикуляцией в нашу степь. Я стояла с лицом, отработанным в казино - где оно раньше было, черт возьми?! Охранник подошел ко мне и, запинаясь, - нашей машины он не видел! - сказал, что вроде бы, пес где-то кормится... что вроде его кормит "какая-то алкашня"...и что, может, даже и хозяин у него есть...
"ВОООТ!!! - взревел громадина, - ВОООТ!!! я же говорил - чужого пса хотят украсть! на шашлык продать, КЛО-У-НЫ!!"
Дело, как говорится, принимало не слишком шикарный оборот.
И я снова взялась за телефон.
Часть 3.
Милицию я отменила. Сказала, что хулиганы ушли. Извинилась. Мною двигал голос разума, да.
Да, говорила я себе, ну как же без хозяина! Конечно, у него есть хозяин. Ну конечно же! Ох, как мы чуть было не вляпались, говорила я себе, и все мы - друг другу по пути домой.
Пес остался позади, позади остался и благородный порыв, хороший дурацкий почти поступок, а в сухом остатке выходил самый что ни на есть замечательный расклад - мы хотели сделать хорошо, но обстоятельства не позволили. Ну что ж поделать, такие вот они, эти чортовы обстоятельства...
Дома я, как могла, смешно - а на душе было кисло-кисло - рассказала про наш несостоявшийся подвиг остальным домочадцам - все весьма одобрили результат - и никто не одобрил намерение. Потом все дружно поругали громадного мужика и порадовались, что мы так легко отделались, а я отдельно порадовалась, что с нами не было ни мужа, ни младшего сына. Потом мы пофантазировали, как мы привезем к Репинскому некоторых наших знакомых, и как громадина обделается со страха, такие они у нас страшные с виду, да и внутри не подарок. Посмеялись.
А потом я легла спать.
А ночью проснулась - как в романах.
Одноглазый пес, сидящий попой на грязном снегу, схватил меня прямо за сердце. Я знала, прямо знала, что вот сейчас он переходит ночную трассу. Или спит на ледяной земле. Или что все еще хуже - вот прямо сейчас.
Да-да, я была в курсе, что тысячи собак бродят зимой без дома-без семьи, и многие из них трогали мое сердце. Но этот... как бы сказать... В нем было благородство. Он был как мушкетер - и не как ушлый д"Артаньян, а как добрый и могучий Портос, оказавшийся из-за интриг Арамиса в тяжелой ситуации, и не сказавший тому ни слова упрека. Он был как принц, оказавшийся в трущобах Марка Твена и сохранивший нетронутым свое очарование и благородство. Он был не жилец на улице - ночью я осознала это как дважды два. И я должна была протянуть ему свою руку.
Я разбудила мужа и телеграфным стилем сообщила ему, что еду утром за черным одноглазым лабрадором, что возьму его на поводок и пройду пешком через лес, чтобы запутать следы - громадный мужик был из тех кого нельзя не учитывать даже в ночных планах, исполненных горячки с элементами фантастики.
Спать я уже не могла, утром муж, нисколько меня не поддержавший, ушел на работу, а я позвонила подруге. Кому еще звонить в такой ситуации, когда тебя никто не поддерживает?
"Привет, - сказала я, - Не хочешь ли прокатиться за город и украсть одноглазого лабрадора?" "Привет - сказала она, - У меня как раз первый день отпуска, так что с большим удовольствием кого-нибудь украду!"
И мы поехали. Муж, конечно, поехал с нами - не дурак же он оставаться на работе, когда такие дела! - а я взяла с собой белый кудрявый парик. Я еще не забыла слово "клоуны", и решила подстраховаться.
Нас ждал колоссальный облом.
Ни черного лабрадора, ни даже громадного мужика на привокзальной площади не обнаружилось. Зря я в парике, незаметно озираясь, гуляла вокруг Репинского универсама, зря мы объезжали всё Репино круг за кругом, зря выпили сто чашек кофе в кафе "Медведь" с видом на привокзальную площадь, зря прослушали тысячу шуток "Сибирских пельменей" из кафешного телевизора. Всё было зря. Лабрадор исчез.
Часть 4.
Мы не хотели заканчивать поиски даже в темноте. Мы не хотели уезжать ни с чем - и все-таки уехали, и мрачной была наша обратная дорога.
Как я ругала себя за вчерашнюю нерешительность! Как проклинала свой язык, не позволивший нам тихо смыться вместе с собакой! Но что поделать... да ничего! Ничего! Черный одноглазый лабр казался навсегда потерянным в ледяном декабрьском мраке.
И тут кого-то осенило. Может, меня, а вроде и не меня, но идея всяко была грандиозной - повесить объявление о пропаже лабрадора! Ну а чего? Раз мы сами не нашли, пусть его найдет для нас кто-нибудь другой, местный! только хорошо бы, чтоб это оказался не громадный мужик со своими "клоунами"!
В машине повеяло надеждой и решимостью. Мы радостно уточняли детали Великого Плана, много ржали и уговаривали друг друга не обольщаться. Дома у подруги мы накропали трогательное объявление о выскочившем из машины лабрадоре (про глаз было решено не уточнять - детективы все читали, и хорошо понимали важность особой приметы) и скачали из Тырнета невнятную фотку черного лабра. Подписалась я скромно - Наташей. Мне всегда хотелось быть немножко Наташей, и вот, наконец, шанс появился.
Да, телефон. Указывать свой телефон идиотов не было, зато были идиоты продавать сим-карты на улице. Муж был командирован за свеженьким номером на подставное имя, и в тот момент, когда мы с подругой соображали, писать ли про вознаграждение, раздался звонок на мой телефон. Номер незнакомый.
"КЛОУНЫ!..." - прохрипел далекий голос - "Собачка нужна, да?"
Я так и села от ужаса. Это сейчас вам понятно - а вам понятно? - что это муж таким образом весело дал нам знать о выполненной операции "липовый номер", а тогда я чуть не окочурилась, ей-ей.
Итак, прописали мы в объяве телефон, снова сели в машинку - уже вдвоем, муж, конечно же, слился, сколько, мол, можно! - и снова, уже ночью, погнали в чертово Репино, где на безлюдной и промерзшей площади трясущимися от усталости и холода пальцами наклеили четыре объявления на привокзальные столбы.
Нам было уже не грустно и не весело, нам было никак. Мы устали надеяться. На обратном пути подруга будила меня восклицаниями "Да никто не позвонит! даже не думай! никто не позвонит!" - и я снова засыпала.
Но нам позвонили.
Часть 5.
В девять утра на липовый номер, вставленный в липовый телефон, позвонили, и нежнейший, слегка робеющий, женский голос сказал вынырнувшей из тяжелого сна липовой Наташе - "Я нашла вашу собачку!"
Может ли быть что-нибудь прекрасней такого пробуждения? Нет, ничего не может быть прекрасней такого пробуждения!
Женщина, пожелавшая остаться неизвестной, сообщила, что выловила пса на помойке по дороге на работу, взяла его "на шарф" и отвела привокзальному дворнику. И позвонила нам.
Каждое слово этой волшебной речи отзывалось во мне гулом праздничного набата! Шла женщина утром на работу. Увидела объявление. Не поленилась - прочитала. Пошла дальше. Увидела собаку. Тут уж не просто "не поленилась"! - а сняла шарф, обмотала шею крупной, чужой, с неизвестным характером, собаке, подумала - вот что важно, она подумала!.. и нашла отличный вариант - отвести пса к дворнику! И она это сделала. И позвонила нам.
Я шумела от благодарности, обещала и положенное вознаграждение, и весь Русский музей впридачу, - но ничего не надо было прекрасной скромной русской женщине, ничего! Она просто шла на работу, и просто спасла по дороге собаку.
Мы снова помчались, жуя в машине холодную сосиску на троих и запивая ее спрайтом - ах, какая это была славная поездка! Нас гнало счастливое нетерпение, призрак удачи, возможность победы - победы, казавшейся совершенно нереальной! День, как нарочно, сиял пушкинским морозом и солнцем! Мы вглядывались в снежную даль, мы щурились, мы боялись не успеть, мы звонили дворнику - прекрасная женщина еще и взяла для нас у дворника его телефон, представляете?!
Дворник, посмеиваясь, сказал, что держит пса на брючном ремне, и что его, дворника, штаны вот-вот свалятся, и чтоб мы поторапливались! Мы поддали газу - о милый, дворник, прекрасный дворник, самый лучший в мире русский человек!
Почему я все время подчеркиваю слово "русский"? А потому что, помните, в начале этой истории на нашем пути с криком "КЛОУНЫ" встал простой русский народ? Так вот, в этот день, с его голубыми небесами и великолепными коврами, простой русский народ сверкал совсем другими гранями. Патриоты скажут, что у нас весь народ такой, что вся Россия - отзывчивая, смелая, добрая. Либералы скажут, что такие люди - редкие исключения, и их всех скоро уничтожат. Ну а я скажу, что Россия - это чисто синоним жизни, и что, как и жизнь, она полна бескрайними крайностями и противоположностями. Это вам не Люксембург.
Скоро-скоро перед нами открылась репинская, снежная, по-утреннему безлюдная перспектива. Слева - знакомая до боли привокзальная площадь, справа - платформа. На платформе, в лучах зимнего солнца, стояли двое - человек и собака.
Как опытные преступники, мы подъехали не прямо к платформе, а загнали машину в лес на другой стороне - призрак гонителя клоунов тяжело нависал над нашими пугаными головами, и нас не должны были вычислить ни при каких обстоятельствах.
Потом мы подошли к нашему лабру.
Конечно, он не бросился нам навстречу с радостным визгом, как сделала бы любая потерявшаяся и найденная собака, он лишь дружелюбно дрогнул хвостиком - говорю же, он был страшно деликатный, настоящий джентльмен - что, несомненно, должно было насторожить дворника. Но в этот критический момент я сама бросилась его благодарить - дворник оказался прекрасен не только по телефону. Он сказал, что у него и самого две собаки, и что он забрал бы себе и этого лабра, если бы мы по каким-то причинам не объявились. "Хорошая псина!" - повторял он со знанием дела. Дворник был бородатый и похожий на косца с картины Мясоедова. Я все-таки всунула ему денег - должна же я была хоть кого-то отблагодарить за это счастье! - но, видит Бог, он еще и пытался от них отбиться!
В состоянии полного крышесноса мы пошли к машине С НАШИМ! ЛАБРАДОРОМ! - это было невероятно!
Лабр залез в машину, старательно задирая ноги. И сел на заднем сиденье, глядя вперед с достоинством и доброжелательным интересом - он был готов к новым приключениям, он продолжал ждать от жизни только хорошего! Да, это был настоящий аристократ, дорогие товарищи!
Детектив закончился, но впереди нас ждала психологическая драма.
Часть 6.
Черный пес, от которого мы ждали любых сюрпризов, преподнес нам только один - он оказался совершенством. Запертый в темном и душном подвале, где даже света не было, а были соседи сверху, которые не должны были ни в коем случае догадаться про "собаку в служебном помещении", он не лаял, не скулил, не царапал дверь - он лежал, невидимый в темноте, на продавленном диванчике и ждал. Ждал дальнейшего развития сюжета его собачьей жизни.
В своем ожидании, он был собран и тих - ни лишнего движения, ни шума, ни вздоха. Он очень мало ел и почти не пил. Гулял очень аккуратно, на людей не реагировал, в отличие от собак. Судя по следам на коже у него были большие основания не любить этих последних, и, хотя ненависти в нем не было ни капли, ни одну собаку он не подпускал на пушечный выстрел своим мощным гавком, от которого вздрагивали мы, непривычные городские ребята.
Он дал себя осмотреть лучшему в мире, ветеринару, которому я позвонила в тот же день, чтобы восторженно сообщить про нашу добычу. Ветеринар примчался через час, в полевых условиях - при свете двух фонарей - произвел осмотр, обнаружил следы множественных покусов - "бедный! бедный!" - восклицали мы в темноте, - и сказал, что да, это лабрадор, чистокровный лабрадорище. Ну, тут, как говорится, голубая кровь видна была невооруженным глазом.
И тогда - только тогда! - мы задумались о будущем.
Всех нас здорово колбасило и сильно плющило. Надо было что-то решать - оставлять, не оставлять, отдавать, не отдавать и кому отдавать, собственно? Я дала объявление - для очень узкого круга. Да, я хорошо написала это объявление, с душой и талантом, как говорится. Я была убедительна. Но на самом деле мне совершенно не хотелось отдавать этого пса, а хотелось оставить его себе.
Подруга тоже его хотела. Она приезжала три раза в день, привозила лабру еду, гуляла с ним и страшно много курила. Ее разрывало от противоречивых чувств - с одной стороны, она уже крепко сроднилась с этим лабрадором, с другой - она никак не могла в силу обстоятельств держать дома живое существо, с котором нужно гулять. Подруге было очень фигово.
Мне тоже было фигово. Дома меня встречала наша собственная черная колбаса, которая, чувствуя чуждый собачий запах, видя, что из дома куда-то уносят главную ценность - еду! - совершенно разнервничалась и устроила настоящий бунт на корабле - надула мужу на штаны, глядя тому прямо в глаза, вырвалась на улице и бросилась с ревом на магазинных охранников, пытавшихся ее остановить и кричавших сначала радостно "О! лабрадор!", а потом совсем нерадостно и совсем другое.
То есть, домой вести пса было никак нельзя. И ему надо было дать имя. Немного пометавшись, мы остановились на варианте, предложенном моей мамой, и идеально подходившем к его странной судьбе, достоинству и даже трогательному одноглазию.
Имя это было - Бард.
У нас началась совершенно другая жизнь, жизнь, наполненная Бардом. Все приоритеты сдвинулись и перемешались. Теперь я постоянно находилась на улице - то я шла, продуваемая всеми ветрами, по грязному василеостровскому снегу к Барду, то от Барда, то в ветаптеку, то со своей собакой, то за едой. Я чувствовала себя роднёй всем бездомным и беспризорным. Я носила, не снимая, самую маргинальную из своих курток, сильно сутулилась и только что не сплевывала презрительно при виде людей, не озабоченных спасением собак. В кармане у меня была символическая веревочка, которую мне дала бабка с огурцами, - на всякий случай. У меня появилось настоящее Дело, а не кот начхал, потому что собак спасать - это вам не искусство продвигать.
На объявление никто не откликался, мне было обидно... но не слишком. Я уже представляла себя, гуляющую с двумя черными лабрадорами... и эта картинка казалась мне все привлекательней. Дети вносили долю разума в мое помутившееся сознание - нет, говорили они, нет, Фанни сойдет с ума, а Фанни сойти с ума было - раз плюнуть, это я тоже понимала.
Бард начал меня чуть-чуть выделять среди нашей большой, постоянно меняющейся стаи - чуть поближе подходил, чем к остальным, и слегка тыкал в меня носом. Сердце мое трепетало и таяло, шансы Барда быть отданным таяли вместе с сердцем.
Так прошла неделя, и я положила себе еще два дня на раздумья, которых не предполагала, и на поиски других хозяев, о которых мне и думать не хотелось. И, тем не менее, хозяева нашлись.
Я была сердита. Кто такие, что такое, думала я, идя на встречу с теми, кого мне рекомендовал совершенно удивительный человек как совершенно удивительных людей. Если хоть что-то, если хоть как-то.. не отдам, короче - вот так думала я, мрачно зажав в кармане веревочку. На лице моем было написано "не нравится - не ешьте". Короче, я была та еще зазывала и тот еще продвиженец.
Но они оказались идеальными. Вот бывает же так, да? Они оказались даже идеальней нас - ну надо же! И даже машина у них была идеальной для нашего Барда - большая и сильная машина, куда и залез, старательно задирая ноги, большой черный пес, чтобы ехать в свою новую, настоящую жизнь, которой он так долго ждал и в которой, по-видимому, не сомневался.
На прощанье он тыкнул меня носом - чуть-чуть, как всегда деликатно, потому что это был настоящий джентльмен и самый благородный пес из всех, мною встреченных - и пусть меня простит за эти слова наша собственная собака.
__________________________
Послесловие.
Сейчас Бард, который так и остался Бардом, живет не как принц в изгнании, а как король, окруженный любовью и почетом, зимой ходит в комбинезоне, спит на розовом, ворует тортики - с королями это случается, - и отдает людям всю любовь, накопившуюся в нем за эти сложные годы переходного к счастью периода.
А мы - мы отошли от бурных страстей "по Барду", и остались только гордость, только радость, только ощущение, что, наконец, мы сделали что-то, по-настоящему стоящее, и все эти светлые чувства вдохновили меня на написание этой истории, в которой нет ни одного слова неправды или преувеличения.
И еще, в заключение, я хочу поблагодарить всех героев этой удивительной повести, а особенно тех, кого в ней и вовсе нет - гастарбайтеров, с которыми наш лабр жил два года, и которые не только его кормили-поили, и даже выучили ходить рядом, но и сохранили нетронутой драгоценность из драгоценностей - великую веру собаки в людей.
Конец.