Кое-что о маяках
В питерском "Вестник детской литературы" опубликовали мою давнишнюю статью о моей любимой книге "Папа и море". Но опубликовали без ссылок (сказали: Не влезли). И так получается, что я, вроде, присваиваю себе чужие мысли. Немного. Но все равно неприятно. Вот пусть тут тоже повесит текст - чтобы восстановить справедливость.
"Папа и море" увы по-русски не сохранили той чудесной завораживающей интонации, которая есть в оригинале. Может, переводчик и издатель, не разобравшись, хотели притянуть и эту книжку как детскую. Не очень-то она детская.
У меня есть мечта: перевести ее когда-нибудь заново. Но вряд ли представится случай, увы.
А пока в этой статье все цитаты из "Папы и моря" мои - хоть так.
Образ маяк в творчестве Туве Янссон
Ольга Мяэотс
опубликовано: Вестник детской литературы. Вып.6, СПб., 2013.
«Я была совсем маленькой, когда решила стать смотрителем маяка в Куммель-шхерах. На самом деле там был всего лишь простой сигнальный маяк, но я собиралась построить маяк намного выше: огромную башню, который бы надзирал за всей восточной частью Финского залива - ну, когда вырасту большая и стану богатой», - вспоминала Туве Янссон в своей автобиографической книге «Записки с острова» (Tove Jansson Anteckningar från en ö. - Helsingfors: Schilds, 1996).
Со временем у писательницы появился свой остров, даже два, она стала знаменитой и богатой, но вот смотрителем маяка ей так и не удалось стать…
Или все же удалось?
Детская мечта сохранилась у Туве Янссон на всю жизнь и нет-нет, да и пробивалась в ее книгах, картинах и комиксах. Однако, чаще речь идет не о реальном маяке, но о некоем образе-символе - «идее маяка», которая незримо присутствует в различных текстах писательницы.
Маяк - распространенный символ в искусстве и литературе, но трактоваться он может по-разному. С одной стороны маяк - это символ служения, помощи в преодолении опасности, указания верного выхода из трудной ситуации. С другой - олицетворение одиночества, уединения, противопоставления себя окружающему миру.
«Маяк - очень сильный символ. Он светит в темноте и указывает фарватер. Он может указывать путь домой, но может быть и знаком расставания» (Westin Boel Muminbockernas magiska kraft / Opsis Calopsis, 2010, № 1, s.14.). Это верно как для взрослой, так и для детской литературы.
Первое значение символа мы встречаем в стихотворении Владимира Маяковского «Эта книжечка моя про маяк и про моря»:
«Кличет книжечка моя:
- Дети,
будьте как маяк!
Всем,
кто ночью плыть не могут,
освещай огнем дорогу».
Маяк - как символ служения людям, самоотдачи, даже самопожертвования появляется уже в самой первой повести Туве Янссон «Маленькие тролли и большое наводнение» (1945). Муми-тролль и Муми-мама во время шторма спасаются в тихой бухте, где стоит высокая башня со стеклянной верхушкой. Их встречает юноша и приглашает внутрь, где путники могут отдохнуть, согреться и подкрепиться. «Когда на море шторм, я гляжу во все стороны, и всех, кто найдет прибежище в моей бухте я приглашаю отведать рыбный пудинг ( Jansson Tove Smtårollen och den stora översävmningen. - Helsingfors: Schilds, 1991. - s.37 (перевод О. Мяэотс), - говорит хозяин башни.
Одиночество - сквозная тема творчества Туве Янссон. Причем оно трактуется не как горькое испытание, а как необходимая составляющая жизни. Более того: одиночество может восприниматься и как радость. Так в рассказе «Весенняя песня» из сборника «Дитя-невидимка» мы читаем: «Все его (Снусмумрика - ОМ) радовало - и лес, и погода, и собственное одиночество» (Цит. по: Янссон Туве Дитя-неведимка /Пер. С. Б. Плахтинского. - М.: РИД»Имидж»-Издательство «Рудомино», 1991). Именно «безудержное веселье, радость странствий и одиночества» должны по замыслу Снусмумрика прозвучать в его новой весенней песне.
Обитатели Муми-Дола понимают, что «надо иногда побыть одному». А если злятся, то уходят из дома в лесок, чтобы там в одиночестве успокоится. Одиночество, которое все же может восприниматься как нечто негативное, противопоставлено уединению‑как чему‑то привлекательному и истинно ценному.
Все книги о муми-троллях до «Папы и моря» (1965) повествуют о гармонии Муми-Дола, который хоть и подвергается различным угрозам, но остается неизменным вопреки любым катаклизмам. Да, и здесь есть страх, обиды, одиночество, и даже случаются катастрофы, но все разрешается самым наилучшим и мудрым образом. И все же - постепенно этой идиллии становится слишком много.
«Они постоянно чем‑то занимались. Спокойно непрерывно и заинтересовано возились они с маленькими-премаленькими вещицами, заполнявшими их жизнь. У них был свой мир, их личный, где все уже было устроено. И добавить туда было нечего. Словно на географической карте, где все уже открыто и заселено и никаких белых пятен не осталось».
В конце концов, наступает пресыщение гармонией и возникает ощущение дискомфорта. «Как странно, что можно грустить и злиться от того, что тебе хорошо (размышляет Муми-мама - ОМ). И тогда лучше начать все заново».
В интервью 1964 года (т. е. за год до публикации повести «Папа и море») Туве Янссон отмечала, что «эскапизм (т. е. желание укрыться от реальной жизни в вымышленном мире- OM) присуще детской литературе» (.Carpelan Bo Den fruktbara osäkerheten / Resa med Tove: En minnesbok om Tove Jansson. - Helsingfors: Schilds, 2003) Таковы Нарния, миры Толкиена, таким становился и Муми-Дол.
Но сама Туве Янcсон была не из тех, кто прячется от жизни, и она не собиралась позволять этого своим читателям. Возможно, потому, что в Муми-Доле все на самом деле очень серьезно и «как в жизни»; играть в него, как играют, например, толкинисты, невозможно. Не получилось это и у героев последней повести цикла «В конце ноября» (1970). Семья муми-троллей, какой бы благодушной она ни казалась на первый взгляд, живет всерьез, и даже играя, они не теряют связи с реальной жизнью.
Повесть «Папа и море» (1965) начинается с того, что Муми-папа строит модель маяка. Поначалу это лишь его игра. Но потом он увлекает всю семью в плавание к реальному маяку, который оказывается совсем непохож на игрушечный. Это не бегство от житейских проблем, а вызов им, осознанное желание пройти через испытания.
В первых пяти книгах цикла - «Муми-Тролль и комета», «Шляпа волшебника», «Мемуары Муми-папы», «Опасное лето», «Волшебная зима» - мир муми-троллей эгоцентричен, в его основе - стремление к созданию идеальной гармонии, а главный сюжетный конфликт - вмешательство сторонних сил в налаженное мироустройство Муми-Дола и последующее восстановление заведенного порядка вещей и образа мыслей.
«Папа и море» - шестая книга в серии. И здесь вектор повествования резко меняется. Теперь главной темой становится познание внешнего мира природы. Идиллия Муми-Дола подвергается не просто очередному испытанию, но, фактически, разрушению. Для чего? - Чтобы попытаться воссоздать эту гармонию заново, но на новом диалектическом витке, сравнив по контрасту то, что имели и утратили и то, что приобрели и воссоздали.
Цель плавания семьи муми-троллей к маяку - не альтруизм и желание помочь ближнему, а потребность в самопознании и испытании самих себя. В постижении стихий природы и законов мироустройтсва.
Если в Муми-Доле царило единство и взаимопонимание, то на острове - разобщенность, желание действовать самостоятельно, в одиночку. Муми-папа нацелен в будущее, он стремится познать изменившуюся реальность, постичь законы природы и моря. А Муми-мама, наоборот, тоскует по прежней жизни, переживает внутренний разлад, чувствует тревогу.
Если в Муми-Доле жизнь строилась на взаимопонимании и взаимной поддержке, то на острове царит разобщенность. Здесь каждый занят своим делом. Муми-папа теперь хочет все делать только сам: «…маяк - мой, - подумал Муми-папа, закуривая трубку. - Я завоюю его. А потом отдам семье и скажу: «Здесь вы будете жить». Когда мы окажемся там внутри, нам не страшна будет никакая опасность». Он не разрешает Муми-маме ничего делать. «Мама сидела, уткнув мордочку в лапы, и ждала. Может, так и надо. Видимо, ей нужно привыкнуть к тому, что о ней заботятся, и это должно ей нравится».
Меняются характеры героев. В Муми-маме вдруг проявляется строптивость. Вот она в одиночестве пилит дрова и сердито отказывается от помощи: «Это мое! Я тоже хочу поиграть!» (трудно представить, чтобы она так отвечала в первых пяти книгах). Но Муми-мама не может жить в постоянном противоборстве со всем миром, и тогда она, погрузившись в одиночество, начинает рисовать цветы на холодных белых стенах маяка, создавая свой иллюзорный мир - красивый и гармоничный.
А что же Муми-тролль? Он тоже одинок и подавлен. В одиночестве исследует он остров, ищет себе укромное место, убежище. Он знакомится с морской лошадкой и влюбляется в нее, но не находит взаимности.
Так, маяк, традиционно воспринимаемый как положительный символ - постоянства, надежды и спасения, приобретает у Туве Янсон противоположенное значение и становятся олицетворением неприкаянности, одиночества, бездомности. Муми-тролли никак не могут в нем прижиться. Они воспринимают его как вызов природе. Вызов их прежней жизни.
«Мы окружены, - со страхом подумала Муми-мама. - Это заколдованный круг, мне страшно. Я хочу домой! Прочь с этого ужасного пустынного острова, от этого злого моря…»
Туве Янссон сознательно разбивает созданный ей же идеальный мир: необходимо принимать жизнь такой, какая она есть, а не прятаться в иллюзиях. «Возможно, дикая природа, лучше чем ухоженный сад?» - размышляет Муми-мама.
Однако никто из муми-троллей не смог добиться поставленной изначально цели. Муми-мама не смогла превратить маяк и остров в копию Муми-Дола. Но, в конце концов, ей удалось отчасти избавиться от тоски по оставленному дому. Муми-тролль так и не смог приручить морскую лошадку.
А Муми-папа? Пока Муми-папа борется с морем, он обречен терпеть поражения и, лишь признав непостижимость стихии, ее право поступать по-своему, а не так, как хочется ему, он обретает долгожданный душевный покой.
И вот еще что: только уехав из дома, муми-тролли смогли оценить, насколько он им дорог.
Мысль о драгоценности уединения и необходимости одиночества, доводится в книге до крайности. Одиночество - не только насущная потребность и желанный подарок, но - в своем абсолютном воплощении - и разрушающая сила, способная сломить человека. Это показано на примере трагического изгойства рыбака, бывшего смотрителя маяка. Судьба рыбака - оборотная сторона уединения, чреватого отчаяньем, изоляцией.
В повести «Папа и море» Туве Янссон рассуждает уже не о благодати уединения, а о насущной потребности в общении.
И вот уже Муми-тролль пытается приручить Морру - олицетворение абсолютного одиночества - и заботится о ней. А Муми-мама устраивает день рождения для рыбака. Муми-папа дарит ему свой цилиндр‑казалось бы неотъемлимый атрибут его образа. И эти жесты самоотдачи - словно спасительные жертвы - пробивают коросту отчуждения. Рыбак возвращается на маяк, когда понимает ценность общения. Забота муми-троллей пробуждает в нем чувство ответственности и стремление проявить заботу о ком‑то другом.
Туве Янссон признала сама, и привела своих героев к осознанию необходимость преодоления индивидуализма. Чувство ответственности и ощущение сопричастности окружающему миру - важнейшие человеческие качества. Как и обязанность смело принимать любой вызов жизни - будь то природная буря (вот где сказались уроки детства, когда папа Туве намеренно выходил в шторм в море, усадив в лодку своих детей!) или испытание нравственное.
У цикла книг о муми-троллях нет счастливого конца, автор сознательно отказывается от столь желанного для читателя восстановления прежней гармонии.
«Муми-папа остановился у полосы прибоя. Перед ним лежало море, одна за другой набегали волны, шипящие и горделивые, спокойные и неукротимые. Папа решил забыть про все свои размышления и сомнения, а просто жить и наслаждаться жизнью - от ушей до кончика хвоста.
Когда он оглянулся посмотреть на свой остров, то увидел полосу яркого света, стелившуюся по морю. Свет достигал пустынного горизонта и возвращался назад вместе с волнами.
Маяк снова горел».
Пути назад нет. Муми-тролли никогда не вернутся в Муми-Дол, как бы нам этого ни хотелось. В одну реку нельзя войти дважды, тем более в море. Приобретя новый жизненный опыт, изменившись внутренне, муми-тролли даже пожелай они вернуться в Муми-Дол не будут уже такими, как прежде.
Они повзрослели.
«Папа и море» - очень сложная книга, она пронизана литературными параллелями и аллюзиями, как в принципе, и все творчество Туве Янссон. Так, в ней явственно чувствуется стилистическое сходство с повестью «Старик и море» (1952) Эрнеста Хемингуэя (К сожалению, эта близость совершенно теряется в опубликованном русском переводе, увы, не передающем нюансы авторской интонации). И несомненна смысловая перекличка: ведь обе книги - притчи о противоборстве природы и человека, и их нерасторжимой связи.
Можно найти сходство и с романом Вирджинии Вулф «На маяк» (1927). В данном случае вряд ли можно говорить о прямом влиянии или заимствовании, но наличие определенных параллелей несомненно, на что указывали некоторые исследователи (Holländer Tove Familjen och utfärden som möjlighet hos Tove Jansson och Virginia Woolf / Finsk tidskrift: kultur, ekonomy, politik, 1993, (233-234). Berggren Johanna Familjerna vid fyren: En jämförelse mellan Virginia Woolfs «To the Lighthouse» och Tove Janssons «Pappan och havet» med avseende på familjemönster och könsroller. - Växjö University, School of Humanities, 2009. (http://www. uppsatser. se/uppsats/4f5df72215). И здесь и там - общий мотив: плавание на маяк ради восстановления утраченной гармонии. Мотив бегства от одиночества звучит и в романе Вулф. Неслучайно здесь то и дело повторяется рефрен: «Мы гибли. Каждый одинок». В обеих книгах «маяк» символизирует мужское начало, а «дом» - женское. Они противостоят друг другу.
Следует отметить и сходство двух маяков: оба они расположены не на мысу (т. е. соединенный с большой землей и людьми), а на острове - далеко в море и отъединены от людей, изолированы, противопоставлены большой земле.
Прослеживается сходство и в описании островов - в обеих книгах они воспринимаются как противостоящая героям сила.
«-Какой он большой! - сказала мама и поежилась.
-Большой? - крикнул папа. - Да он огромный!… Только представьте себе: это самый дальний остров, никто не живет дальше нас - за нами только море. Мы смотрим морю прямо в лицо. Все прочие остались у нас за спиной - те, кто живут в шхерах. Представляете, как здорово!»
«Перед нею лежало огромное блюдо синей воды; и маяк стоял по средине, седой, неприступный и дальний; а направо, насколько хватало глаз, расплываясь и падая мягкими складками, зеленые, песчаные дюны в колтунной траве бежали-бежали в необитаемые лунные страны.
Этот вид, сказала она, останавливаясь, и глаза у нее потемнели, страшно любит ее муж» ( Вулф Вирджиния На маяк /Пер. Е. Суриц. - Цит. по: Вулф Вирджиния Избранное. - М.: Художественная литература, 1989. - с.176).
Сравнение с близкими по тематике произведениями мировой литературы не только позволяет создать более объемную картину творчества Туве Янссон, но и служит дополнительным подтверждением тому, что, начиная с повести «Папа и море», писательница постепенно, но решительно, покидает детскую литературу и отправляется в плавание к новым берегам: из заповедной сказочной бухты - в мир реальной жизни.
А как же детские планы? Удалось ли Туве Янссон стать смотрителем маяка? Думаем, что все-таки - да. Писатель и художник Туве Янссон несомненно похожа на смотрителя маяка - того, кто указывает путь, заботливо опекает, манит и внушает уверенность.
«В детской книге есть точка, сказала как‑то Туве Янссон, где автор должен остановиться, и дать возможность читателю самому идти дальше» (Carpelan Bo Den fruktbara osäkerheten / Resa med Tove: En minnesbok om Tove Jansson. И менно так и поступала она сама, отправив своих читателей в бурное житейское море, где по-прежнему светит загадочный свет ее маяка.