Белград. Сербские сказки. 1
Одна из немногих историй, которую я даже не знаю как начать - такое вообще редко бывает, обычно начало само собой вырывается из рук, срывается с губ и катится дальше по наклонной, пока не завершится чем-нибудь неожиданным, прежде всего для автора, особенно когда тот сам не знает, чем всё должно закончиться и должно ли вообще. Сидеть вот так на балконе под сербским небом, вглядываться в неведомые созвездия, слышать мягкий стук трамвайных колёс на улице внизу, чувствовать, как ветер путает волосы и вкрадчиво гладит ключицы, целуя шею потрескавшимися от нещадно палящего в дневные часы солнца губами - всё это также странно, как чесать носы смешным и милым бронзово-золотистым львам, охраняющим священные фонтаны и высокие старинные двери города, в которых таится прохлада, или умывать странные лица, из чьих ртов опять же вырывается серебристыми струями живительная влага, в тупике странной, полунарисованной улицы, которая на самом деле разговаривает с теми, кто удосужился остановиться и послушать (здесь мы бросаем по монетке на мощёную булыжником мостовую, но город тем не менее забирает у key_joker серьгу и n-ое количество сокровенных букв и цифр, а мне дарит забавное серебристое кольцо за сущие копейки), или стоять между двумя сфинксами (один со светом над головой и в темноте, второй тёмный, но освещён первым) в тёмном-тёмном дворе, где днём раньше напротив пили сливовицу в очень джаз баре, или сидеть на краю крепости Калемегдан на стрелке Савы и Дуная, утопающей в невероятной зелени, и чувствовать сердцем всю непростую историю этого места.
***
Когда в Москве уже перевалило за полночь, в Белграде мы сидим на освещённом жёлтыми фонарями перекрёстке прямо в сердце города, на мягком белом диванчике и пьём кофе, перебрасываемся фразами и периодически восклицаем: ну надо же! мы в Белграде! Темнота над фонарями и склонившимися над ними ветвями платанов настолько густая, что кажется, будто над нами не небо, а самый настоящий открытый космос - чёрный и холодный, живой. Мимо нас проезжают редкие машины и проходят люди, в какой-то момент ко мне приходит уверенность, что это кафе, на которое мы наткнулись совершенно случайно, существует только ночью либо в нашем воображении: диванчики вдоль улицы, молчаливые и улыбчивые бариста, вкусный сербский кофе, рассеянный свет и мощёный перекрёсток под широкими листьями платанов, белокаменные стены домов прячутся в тени деревьев, четыре дороги, словно разругавшиеся сёстры, разбегаются неровным булыжником на все четыре стороны.
***
На улице Князя Михаила видим, как марионетка играет на крохотном пианино, а чуть дальше по улице натыкаемся на уличного гитариста, который с радостью одалживает гитару на пару песен и рассказывает о том, что брат его живёт в Москве, сам он знает английский, немецкий, греческий, ещё чёртову уйму разных вещей и зовут его Александер, а коротко - Салек.
***
Сербские мужчины вообще прекрасны, особенно те, что в книжных магазинах: первый участливо перерывает полки в поисках незатейливой "Алисы в Стране Чудес"; второй, немного похожий на героя какого-то фильма, обстоятельно выясняет с коллегами, есть ли в магазине комикс по рассказу Милорада Павича, нарисованный в мохнатых 90-х, а потом выводит нас на улицу и подробно рассказывает, как добраться до самого крупного книжного; третий рисует на карте, как нам добраться до магазина комиксов и смешно пародирует нашу русскую речь, а потом признаётся, что геймановский "Сэндмэн" - один из его любимейших комиксов.
***
Мимо нас по улицам то и дело проезжают базелевские зелёные трамвайчики с прицепом, старые как мир, с немецкими надписями на крышах они резво поднимаются на крепостную гору и то и дело исчезают за многочисленными поворотами. На каждом углу здесь пекарни, в которых продаётся очень свежий и очень вкусный хлеб - самый разнообразный (от "интегрального" до кефирного), печенье, сэндвичи, крендели, бублики, слойки, круассаны. В первый день в городе мы нашли связку из двух ключей, а потом они начали попадаться буквально на каждом шагу - и замочные скважины тоже. Ночью город превращается в какое-то совершенно иное существо, любопытное и жадное до любви и вещей, причём любви тактильной и плотской - заманивает в дворы, приоткрытые двери, заставляет входить и проходить насквозь и тысячу раз отражаться в тёмных витринах и зеркалах, вдавленных в стены, скрипит ставнями и ласкает кожу, иссушивает, изматывает, а потом бросает на пустынной автобусной остановке в полночь, когда силы зла властвуют безраздельно.
***
Этот город - действительно тот самый, про который писал Павич. Странный город дверей, зеркал, таинственных улыбок, кафе, любви с маниакальным окрасом, тёмных вод Дуная, город, в котором хочется растворится и забыться - остаться навсегда отпечатком поцелуя на его теле. С ним надо быть осторожным и во всём знать меру, иначе можно ненароком променять одну жизнь на другую и стать мелкой монетой - одной из тысяч - в его руках.
***
Когда в Москве уже перевалило за полночь, в Белграде мы сидим на освещённом жёлтыми фонарями перекрёстке прямо в сердце города, на мягком белом диванчике и пьём кофе, перебрасываемся фразами и периодически восклицаем: ну надо же! мы в Белграде! Темнота над фонарями и склонившимися над ними ветвями платанов настолько густая, что кажется, будто над нами не небо, а самый настоящий открытый космос - чёрный и холодный, живой. Мимо нас проезжают редкие машины и проходят люди, в какой-то момент ко мне приходит уверенность, что это кафе, на которое мы наткнулись совершенно случайно, существует только ночью либо в нашем воображении: диванчики вдоль улицы, молчаливые и улыбчивые бариста, вкусный сербский кофе, рассеянный свет и мощёный перекрёсток под широкими листьями платанов, белокаменные стены домов прячутся в тени деревьев, четыре дороги, словно разругавшиеся сёстры, разбегаются неровным булыжником на все четыре стороны.
***
На улице Князя Михаила видим, как марионетка играет на крохотном пианино, а чуть дальше по улице натыкаемся на уличного гитариста, который с радостью одалживает гитару на пару песен и рассказывает о том, что брат его живёт в Москве, сам он знает английский, немецкий, греческий, ещё чёртову уйму разных вещей и зовут его Александер, а коротко - Салек.
***
Сербские мужчины вообще прекрасны, особенно те, что в книжных магазинах: первый участливо перерывает полки в поисках незатейливой "Алисы в Стране Чудес"; второй, немного похожий на героя какого-то фильма, обстоятельно выясняет с коллегами, есть ли в магазине комикс по рассказу Милорада Павича, нарисованный в мохнатых 90-х, а потом выводит нас на улицу и подробно рассказывает, как добраться до самого крупного книжного; третий рисует на карте, как нам добраться до магазина комиксов и смешно пародирует нашу русскую речь, а потом признаётся, что геймановский "Сэндмэн" - один из его любимейших комиксов.
***
Мимо нас по улицам то и дело проезжают базелевские зелёные трамвайчики с прицепом, старые как мир, с немецкими надписями на крышах они резво поднимаются на крепостную гору и то и дело исчезают за многочисленными поворотами. На каждом углу здесь пекарни, в которых продаётся очень свежий и очень вкусный хлеб - самый разнообразный (от "интегрального" до кефирного), печенье, сэндвичи, крендели, бублики, слойки, круассаны. В первый день в городе мы нашли связку из двух ключей, а потом они начали попадаться буквально на каждом шагу - и замочные скважины тоже. Ночью город превращается в какое-то совершенно иное существо, любопытное и жадное до любви и вещей, причём любви тактильной и плотской - заманивает в дворы, приоткрытые двери, заставляет входить и проходить насквозь и тысячу раз отражаться в тёмных витринах и зеркалах, вдавленных в стены, скрипит ставнями и ласкает кожу, иссушивает, изматывает, а потом бросает на пустынной автобусной остановке в полночь, когда силы зла властвуют безраздельно.
***
Этот город - действительно тот самый, про который писал Павич. Странный город дверей, зеркал, таинственных улыбок, кафе, любви с маниакальным окрасом, тёмных вод Дуная, город, в котором хочется растворится и забыться - остаться навсегда отпечатком поцелуя на его теле. С ним надо быть осторожным и во всём знать меру, иначе можно ненароком променять одну жизнь на другую и стать мелкой монетой - одной из тысяч - в его руках.