Оставлены и забыты
Девять лиц, проплывшие по Тверской, и вслед за тем с оставленные под мостом, молча глядели с портретов и ждали каких-то слов.
Фото: Анна Артемьева/«Новая»
Людмила Николаевна Любомудрова, пенсионерка, активный человек, 10 мая пришла на Немцов мост, чтобы вместе с другими добровольцами в очередной раз навести чистоту и порядок на народном мемориале. Когда она с охапкой увядших цветов сошла с моста, то увидела девять плакатов с фотографиями. Тут, у моста, их оставили участники шествия «Бессмертного полка», проходившего накануне.
Когда Людмила Николаевна рассказывала мне эту историю, ее переполнял гнев. Под мостом в районе туалетов эти портреты ветеранов войны она ощущала как оскорбление для себя, как кощунство. Она, дочь летчика Великой войны (фотография отца в военной форме висит у нее дома), собрала плакаты и принесла их на мост.
Вечером она забрала портреты домой. Когда я через неделю позвонил ей и спросил, где сейчас фотографии, Людмила Николаевна отвечала с горячей энергией и непререкаемой верой: «У меня они, у меня! И будут у меня! Мы на следующий год с ними пойдем!»
Внизу на плакатах мелкими буквами был напечатан телефон, фамилия, имя, отчество. Я позвонил. Оказалось, это исполком районного отделения партии «Единая Россия» Даниловского района. Со мной говорила Татьяна Владимировна Овчинникова, руководитель исполкома. Как вышло, что плакаты, приготовленные к шествию ее сотрудником, были брошены? Она сожалела о случившемся и говорила о неподобающем поведении волонтеров. Я сказал: «В шествии должны были идти родственники с портретами. Понятно, что родственники портреты своего деда или отца не бросят. Почему шли не родственники?» - «Потому что это были волонтеры…» - «Кто они? Студенты? Кто-то еще?» - «Давайте уже ограничимся тем, что это были волонтеры».
Что-то странное кажется мне в этих волонтерах. Вот Людмила Николаевна Любомудрова, убиравшая с моста увядшие цветы и спасшая брошенные портреты, - она волонтер. Волонтер всегда знает, на что тратит время своей жизни, и понимает зачем. А те, кто получил на руки не ими сделанные портреты неизвестных им людей, прошли с ними по Тверской улице и Красной площади и, миновав площадь, бросили их в сторону как ненужный хлам - это не волонтеры. Это подневольный люд, которому все равно, с чем и куда ходить.
Случайность выбора чувствовалась во всем. Казалось, кто-то надергал фотографии из разных мест, не думая о том, кто эти люди и что вмещает каждая судьба. Кто-то по чьему-то указанию омертвил живую историю, рассовывая плакаты с одним и тем же шаблоном в руки людей, которые не чувствовали никакой внутренней связи с теми людьми, чьи фотографии понесут. Если бы чувствовали - не бросили бы.
Девять лиц, проплывшие по Тверской и вслед за тем с полным равнодушием выброшенные за ненадобностью под мост, молча глядели с портретов и ждали каких-то слов. Я попытался найти об этих людях хоть что-нибудь.
Аршака Ефремовича Арутюняна я нашел в «Бессмертном полку» Ставрополя. В 1941-м, в возрасте тридцати лет, он окончил горный институт, имел бронь, ушел добровольцем, ранен под Керчью, второй раз ранен на Северном Кавказе, отправлен в Баку для формирования зенитного полка. При испытании орудия произошел взрыв, Аршак Арутюнян получил смертельное ранение в голову.
Папивин Дмитрий Кузьмич служил механиком вооружений 12-го истребительного авиаполка. В ВВС Красной армии было несколько полков с таким номером, в каком именно служил механик Папивин, не знаю.
Зимнухов Алексей Дмитриевич служил на Балтийском флоте, минер, обезвредил 86 мин.
Мария Ивановна Полторацкая, с портретом которой кто-то, ничего не знающий о ней, ходил по Тверской, живет в Казахстане. Служила на центральном посту по управлению стрельбой Батумского укрепсектора. Батарея состояла из 150-мм орудий. Все четыре года провела в бункере под землей, работала сутками. На войне погиб ее брат Иван, в семье погибли восемь человек, братья и сестры мамы. Она помнит, как до войны «в летнее время в основном питались травой».
Круглова Вера Сергеевна в 1942 году закончила курсы шоферов, работала шофером в одном из управлений Наркомата обороны, потом перешла на должность делопроизводителя.
А вот у своего орудия стоит дюжий артиллерист в пилотке со звездочкой, перепоясан ремнями, на боку кобура, на лице улыбка. Кто это, мы не знаем. И тот, кто шел с этой фотографией, не знал тоже. Он просто шел, помахивая ей, чтобы в конце концов забыть, а мы с недоумением видим, что в правом нижнем углу отмечен сайт, с которого взято фото: weltkrieg.ru. Зачем взяли на шествие этого безымянного артиллериста и даже не попытались узнать, как его зовут, где воевал, как сложилась судьба? Для того чтобы плакатов было больше?
Непроницаемо-серьезный взгляд, выгоревшая гимнастерка, две пуговицы воротника, застегнутого под горло, фуражка… Это Байлак Ооржак. Это имя принадлежит героине тувинского народа. 1 сентября 1943 года из Кызыла ушел на войну кавалерийский эскадрон. Перед уходом на фронт, провожая Веру Байлак Ооржак, родные провели шаманский обряд. У Веры тогда уже был ребенок, она кормила грудью. Ребенок остался у ее родителей, а она с эскадроном прошла обучение в Коврове, после чего состоялся конный марш-бросок на Украину. 31 января 1944 года в село Деражно ворвался отряд, говоривший на непонятном языке, весь состоявший из красноармейцев с узкими глазами… Это был первый бой тувинской кавалерии.
Про Ивана Михайловича Нечаева сказать что-то трудно, потому что людей с таким именем, отчеством и фамилией в Красной армии были десятки. Так кто же на фото? Может быть, тот, кто потом стал капитаном на Северном флоте? А может, тот, кто ворвался в деревню Любогляды на броне танка? Вытащили не фотографию, вытащили человека из прошлого, ни о чем его не спросили, ничего ему не сказали.
А вот еще один портрет из-под моста. Тут целая история. Младший лейтенант Гуреева Мария Сергеевна была контролером военной цензуры НКГБ при 5-й гвардейской танковой армии. «Проявляя чекистскую бдительность, тов. Гуреева выявила ряд важных документов по антисоветской и провокационной деятельности вражеских элементов. За добросовестное и честное отношение к работе по выявлению ценных оперативных материалов тов. Гуреева достойна награждения орденом «Красная звезда», - так написал замначальника отделения военной цензуры НКГБ капитан госбезопасности Дементьев в представлении на награду. Но начальнику СМЕРШа 5-й гвардейской танковой армии полковнику Шлокину награждать боевым орденом за чтение чужих писем показалось как-то чересчур, и он недолго думая - а лучше бы подумал! - сменил орден на медаль и написал размашисто: «Медалью за отвагу». И этим вывел кого-то в штабе армии из себя - ну надо ж все-таки смершевцам и меру знать в своем наградолюбии! - и тогда член военного совета армии Гришин огромными буквами в половину наградного листа влепил в ответ, как припечатал: «БЗ». Что означало: достаточно медали «За боевые заслуги». И подчеркнул размашистым красным карандашом…
Где те, чьи письма читала преданная делу Ленина-Сталина цензор? Что стало с жертвами ее чекистской бдительности? Дошли ли до Берлина попавшие в оперативные материалы капитана Дементьева солдаты и офицеры, или за несколько честных фраз в письме отправились в ГУЛАГ? Война и лагеря, заваленные трупами поля под Ржевом и медаль «За отвагу» на груди особиста, выбитые при избиении зубы Рокоссовского, буднично заметенные после допроса уборщицей на совок, и прогулка того же Рокоссовского по Берлину в июле 1945 года - все это невозможно разорвать, все это одна история, и вся она наша. И некто 9 мая шел по Москве и, ничего не зная, нес врученный ему плакат, а сверху на плакате с фотографией цензора из НКГБ торжественно сияли печатные красные буквы: «Бессмертный полк - Москва. Родной для всех, герой для каждого».
Алексей Поликовский
Обозреватель «Новой»