"НАША СТРАНА": ВСЮ ЖИЗНЬ И ВСЕГДА - ЗА РОССИЮ!
Выдержки из писем В. К. Левашева-Дубровского
Своими изданиями Иван Лукьянович Солоневич вернул национальной русской прессе ее роль и значение, коими она гордилась - в отличие от Западной Европы в Империи Российской: издания его служили стране, но не подслуживались никому! Ни денежным меценатам, ни бытовым организациям, ни политическим партиям и их политиканствующим руководителям. Созданные И. Л. Солоневичем газеты объявляли себя беспартийными и таковыми и были. Взявши на себя смелость, а тем самым и ответственность диалога с эмигрантской массой, но "лицом к России", газеты эти приняли на себя и обязанность посильного, бесстрастного и беспристрастного арбитража в эмигрантской общественно-политической жизни. Ничего этого они не смогли бы проводить в жизнь, не будь у И. Л. Солоневича правой руки по имени Всеволод Константинович Левашев-Дубровский.
Поэтому мы публикуем выдержки из писем этого, скончавшегося в ноябре 1966 года, пламенного русского патриота. Письма эти служат красноречивым материалом к истории "Нашей Страны", отражают поистине титанические усилия тяжело больного сердечной астмой человека, направленные к сохранению и развитию газеты и издательства, человека не сдающегося ни перед материальными трудностями, ни перед ударами в спину иных "соратничков", людей с избытком чувства собственного достоинства. "Чувство собственного достоинства, - острил И. Л. Солоневич, - у них больше самого достоинства". Всеволод Константинович знал думы, стремления и мечты И. Л. Солоневича лучше всех других, его окружавших. И после смерти Ивана Лукьяновича «Наша Страна» не погибла, как ожидали многие, а продолжала свое существование исключительно благодаря энергии, настойчивости и вере в правое дело В. К. Левашева-Дубровского.
Письма
Четыре года тому назад мы начали издавать двухнедельную газету, имея деньги на 4 номера. Было очень трудно, но благодаря тому что мне сразу же удалось восстановить хотя и сильно потрепанную войной, но все же сохранившуюся сеть бывших представителей «Голоса России», выходившего в Болгарии, уже тогда зарекомендовавшими себя честными и преданными нашем делу людьми, газета с первого же номера стала окупаться, правда, только теоретически, так как очень трудно было наладить получение денег, но все же, стало ясно, что газета будет жить.
В течение первых двух лет кое-как удавалось сводить концы с концами и, пользуясь тогда еще сравнительно низкими ценами здесь, издать первую часть книги Солоневича «Диктатура импотентов». А концу этого срока (двухлетнего существования газеты) положение резко ухудшилось с переселением И. Л. Солоневича в Уругвай, и, главное, все растущей дороговизной. Стало ясно, что продолжая таким образок издание газеты, можно прийти лишь в тупик. Двухнедельное издание перестало давать достаточный для существования газеты доход. Об издании книг и думать не приходилось. Переход на еженедельное издание, о котором я давно мечтал, невозможно было осуществить, так как нужно было выдержать какой-то период времени, в течение которого приходилось бы платить за выпуск номера еженедельно, получая деньгу за старые, еще двухнедельные номера. То есть расход должен был стать вдвое больше прихода.
В это время каким-то чудом удалось найти заем на издание «Народной монархии». Однако этот заем, употребленный на издание книги, превратился бы на долгий промежуток времени в мертвый капитал - и издание и продажа книги потребовали бы очень продолжительного срока. Тогда я, можно сказать, самовольно, так как И. Л. побаивался риска и на мои настойчивые уговоры, ответил в конце концов только: «делай, как знаешь!» - решился на комбинацию издания «Народной монархии» и еженедельной газеты. И, слава Богу, не ошибся ни в своих расчетах, ни в своих силах. Благодаря этому мне удалось заложить фундамент настоящего дела, которое я с тех пор и строю.
При еженедельном выпуске, требующем, конечно, вдвое больших, по сравнению с двухнедельным, усилий и работы - газета сохранилась и содержит и себя самое, и И. Л., и единственных непосредственных работников в издательстве - меня и жену мою, являющуюся моей незаменимой помощницей.
За полтора года этой «новой эры» я, как вы знаете, мог издать уже три выпуска «Народной монархии», сказку, написанную И. Л., и пойти на новый и очень большой риск - издания книги Б. Н. Ширяева - «Ди Пи в Италии». О книге профессора Зызыкина я не говорю - она издана без риска: на собранные им и мною по предварительной подписке деньги. Кроме этих изданий за это же время были выпущены по-английски Манифест Великого Князя и «Третья Мировая в три месяца» Ивана Солоневича.
Отделив совершенно издательский фонд от газеты, я стал накапливать оборотный капитал. «Накопить» его лишь медленной продажей книг - нельзя. Нужно было пойти на новый риск. И я на него пошел - изданием «Ди Пи в Италии», в которое я вложил все, что было у меня в кассе, все, что удалось собрать по предварительной подписке и заняв под личную ответственность у здешних наших друзей на 2-3 месяца недостающую сумму. Книга вышла и начинает продаваться. Я верю в ее успех и потому не боюсь. Но остановиться на этом и ждать возвращения денег - нельзя. Это значит снова затормозить окончательно все дело. Поэтому я иду дальше и дальше. Сейчас печатаю в газете - глава за главою - новую книгу Б. Н. Ширяева «Светильники Русской Земли», с тем, чтобы, удешевив таким образом издание, выпустить к концу года и ее на рынок. Дальше... у меня еще много планов, но, главное - вперед и вперед. Мне очень трудно, во всех отношениях трудно, но это меня не пугает. Чем больше будет пущено на рынок книг - «названий» книг, а не количества экземпляров - тем легче будет наматывать и наматывать ниточки отдельных поступлений, создавая тот оборотный капитал, который позволил бы все шире и шире развернуть издательство. Как бесконечно нужно нам настоящее русское издательство - не Чеховское, целью которого является кажется, лишь заморачивание мозгов, - а истинно русское национальное издательство. Если смогу, если Бог поможет, то доведу это дело до размеров настоящего дела, вырвавшись из рамок кустарщины и гнета, создаваемого необходимостью «побираться» и сплошь да рядом «перехватывать» на несколько дней недостающую к очередному четвергу (день платежа в типографию) сумму... Вот общий фон, на котором разворачивается моя борьба. К моему и нашему общему горю, Иван Лукьянович все последнее время чувствует себя настолько плохо, что никак не может серьезно взяться за брошюры на английском язьке. Даст Бог, наступит и этот момент - он никогда не настанет «поздно» - пропаганда наших идей, в противовес левым, будет нужна всегда, но каждый упущенный день жжет меня, как огнем. Пытаюсь кое-что наладить здесь - на испанском языке. Трудно мне очень - едва хватает времени (силы находятся!), но все же пытаюсь... (4-11-52)
Еще один штрих к общей картине. Итак, еженедельно выходит газета. Номер, кроме статей И. Л., составляю я, имея непосредственный контакт со всеми нашими сотрудниками. Черновая работа: подбор материала, исправление рукописей и в стилистическом отношении и - иногда - подчистка и в идеологическом; далее: переписка всего материала на машинке, если авторами он представлен в рукописи - дело моей жены, Татьяны Владимировны.
Вся работа по выпуску номера, обычная для редактора газеты, и необычная - так как в четверг от пяти с половиной утра до 13 часов я превращаюсь в типографского работника и сам верстаю газету, предоставляя жене последнюю корректуру, которую она там же в типографии делает. В пятницу - экспедиция номера, при которой нам помогают две дамы, так как в противном случае, она затянулась бы на два дня. Кроме этой работы, связанной с самим выпуском номера, на мне лежит вся администрация и корреспонденция. Администрация связана с поддержанием связи и ведением счетов каждого из 82 представителей и перепродавцов газеты и книг. И не только ведением счетов, но и изысканием способов получения денег из стран, где высылка денег заграницу не разрешается, а такими являются почти все. Корреспонденция - в среднем пятнадцать писем в день, требующих ответа - иногда простого, иногда довольно сложного и более или менее подробного. Темы - весьма различны, но даже и в тех случаях, когда они не касаются вопросов, связанных непосредственно с газетой, я считаю необходимым на письмо отвечать и никогда не отталкиваю людей молчанием. К этому следует добавить, что громадные расстояния в Буэнос-Айресе отнимают невероятное количество времени: поездка в типографию и обратно - два часа, поездка на почту - около трех часов времени. Эти обязанности лежат на моей жене, дополняя ее нагрузку по другим «отраслям» жизни (хозяйство, стирка) и работы - переписка на машинке и прочее.
В общем, мы едва справляемся со всею этой работой, отдавая ей все силы и все время: с утра и до ночи, без воскресений или праздников. Начинается мой трудовой день в четыре часа утра, когда я уже - за столом, и у жены - в шесть часов, и продолжается до девяти-десяти часов вечера - без перерыва, без отдыха. Вы понимаете, что для того, чтобы так работать, надо очень верить в дело, которое делаешь и надо его очень любить. В особенности это касается моей жены, которая в свои 28 лет умеет так отдавать свою жизнь служению идее.
Для полноты впечатления надо сказать, что редакция наша находится в комнате, размером три на три с половиной квадратных метра, которую мы нанимаем в чужой квартире. В этой же комнате - наша спальня, столовая, гостиная, часть склада газет и книг, и мой «кабинет», зажатый в угол между обеденным столом и двумя этажерками и имеющий площадь в 0,75 на 1 квадратный метр. Я сказал «часть склада» потому, что другая часть его находится на ступенях лестницы ведущей во второй этаж, где находится редакция, и образующий нечто вроде «балюстрады». Вот, как работает «редакция и издательство Наша Страна» со всем своим персоналом из двух «персон». (4-11-52)
Два слова о себе лично: я участник гражданской войны на Юге России, затем - галлиполиец, дальше - Болгария и с 1944 года - Австрия и Аргентина. Коротко - но все ясно. Всю жизнь и всегда - борьба за Россию.
Жена родилась в Белграде, но родители научили ее такой любви к родине, которую не часто найдешь... Потому и только потому она может выносить наряженную обстановку нашей работы и жизни. (4-11-52)
В своем письме я описал нашу жизнь - так как она есть, без прикрас ни в одну, ни в другую сторону. Что это? Вопрос в том, как к этому подойти. С нормальной, общечеловеческой точки зрения, наша с женой жизнь выглядит, вероятно, удручающе. Работаем с утра до ночи, отдавая этой работе все силы и всю личную жизнь, делаем какое-то - с нашей точки зрения - большое и нужное дело, и не имеем возможности оплатить квартиру, 4 года ютимся в одной комнатке, вместе с кипами газет и книг и т. д. С моей же точки зрения это выглядит иначе: слава Богу, что мы имеем возможность работать так, как мы работаем, слава Богу, что работа наша нас удовлетворяет и слава Богу, что прежде желания личного благополучия - мы с женою одинаково охвачены стремлением как-то расширить дело, как-то добиться того положения, при котором оно будет приносить еще большую пользу. Это предисловие для того, чтобы и к материальному положению И. Л. Солоневича можно бы было подойти с разных точек зрения. С тех же. Так как и он, и мы - одинаково зависим от положения газеты и издательства.
Наша материальное благополучие - И. Л. с женой и наше с женой - взаимно связано: все, что можно выделить из тех сумм, которые поступают от продажи газеты и книг, я делю пропорционально: 60 процентов - И. Л., 40 процентов - нам. Других средств к жизни нет ни у него, ни у нас. А то, что я могу выделить из сумм газеты и издательства, является самым строгим прожиточным минимумом. Не знаю, что каждому скажут цифры - в каждой стране они выглядят по-разному, но чтобы быть совсем откровенным - общая сумма на жизнь и И. Л. и нашу колеблется в пределах 200 долларов в месяц. Это - все, что я могу честно и прямо сказать. Жить на эти деньги можно - жить скромно, рассчитывая каждый цент, но болеть - нельзя. Всякое же увеличение ежемесячного нашего «жалованья» могло бы идти лишь за счет того капитала, состоящего из поступлений денег от подписчиков и перепродавцов, малейшее уменьшение которого могло бы привести к краху, к невозможности располагать в очередную пятницу суммой необходимой для того, чтобы «выкупить» номер из типографии и разослать его. А это - не меньше и не больше, как 150 долларов еженедельно.
Я не могу ничего к этому прибавить, кроме того, разве, что все это борьба, тяжелая и суровая борьба. Это - фронт. И до намека даже на какое-то материальное благополучие нам еще очень далеко. Но пока что - не в этом дело. Дело в том, чтобы существовала газета, чтобы можно было печатать книги, чтобы можно было открывать людям глаза и отрезвлять мозги. Чтобы создать какие-то контингент людей, мыслящих трезво и здраво, верующих в будущее нашей родины, в ту идею, которая одна способна сделать это будущее великим и славным - в идею народной монархии. Вот и все. (23-11-52)
Нельзя забывать о двух вещах:
1. Мы в Зарубежье сейчас не имеем ни одного национального издательства. Эту пустоту надо заполнить, пока еще есть время, пока национальное издательство не попало еще в чужие руки… и
2. Эти издания - единственная возможность дать какой-то гонорар нашим сотрудникам, работающим в газете или совсем бесплатно, или получающим какие-то более чем скромные - не гонорары - а какие-то гроши, которые я могу урвать из нашей убогой кассы. При издании книг - авторам я буду выплачивать 50 процентов чистого дохода, оставляя другие 50 процентов на дальнейшее развитие дела.
Думаю, что реализации этого скромного плана я действительно добьюсь. Зная, что это - немного, но это все-таки кое что. Это - ряд произведений, имеющих одну и ту же общую направленность, бьющих в одну и ту же цель. Нужно бы и можно бы было сделать гораздо больше, но тут приходится опять вспоминать о «крыльях», которые отрастают, но как медленно отрастают... Но все же отрастают.
Сейчас, несмотря на то, что уже 9 часов вечера, а я сижу сегодня за машинкой с половины пятого утра, надо еще передать машинку жене и продиктовать ей очередную статью И. Л. для следующего номера, которая завтра в 6 утра уже должна быть в типографии... Жизнь идет своим чередом, предъявляет свои требования. Жена моя только что оставила утюг: сегодня воскресенье - день стирки и глаженья, так как все закрыто и она может не выходить из дому - ни в типографию, ни на почту, ни по другим делам ехать не надо. Но впереди еще два - два с половиной часа писания на машинке и я действительно преклоняюсь перед доблестью этой настоящей героиней борьбы за родину, отдающую ей свои лучшие годы. (23-11-52)
Большое горе…
О том, что И. Л. Солоневич болен раком не знал никто: ни он сам, ни его жена, ни, конечно, мы. В течение последнего времени он несколько раз бывал у докторов, но возвращался от них всегда неудовлетворенным, так как ни один из них, как он думал, не может определить его болезнь, и давали ему какие-то таблетки и уколы. Давалось это, очевидно, для понижения боли, а то, что они не могли определить, чем он болен, я думаю объясняется попросту тем, что не хотели сказать прямо, что положение его безнадежно. Не каждый врач решится так прямо поставить пациента лицом к лицу с неизбежной мучительной смертью. И только недавно, как писал сам И. Л. в своей статье «Осложнения», русская женщина врач обратила внимание на явные признаки анемии и настояла на подробном осмотре и всех необходимых анализов.
Историю с первой попыткой в университетской клинике И. Л. описывал в газете. Вторично он был помещен в частный госпиталь, где и находился с 14 апреля - по день операции 24. В течение всего этого периода он подвергся ряду исследований, в результате которых, как ему сказали, была необходима операция, после которой он будет чувствовать себя прекрасно и будет вполне здоровым человеком. О раке и тут ничего не говорилось. И только вечером, накануне операции врачи предупредили жену его о том, что нет никаких сомнений: налицо рак желудка и в очень запущенной форме. Ему все-таки так и не сказали об этом, слава Богу. И он совершенно спокойно ждал операции, ни на минуту не думая о возможности рокового исхода.
Когда на операционном столе, была вскрыта желудочная область, картина, представившаяся врачам была столь ужасна, что один из них предложил не делать вообще никакой операции и представить болезнь ее нормальному ходу - жизни оставалось все равно месяца 2-3: при любом положении и без операции и с операцией. Другой, однако, настоял на попытке помочь все-таки и сделать все, что можно. В течение трех часов они его оперировали: вырезали две трети желудка, часть панкреатической железы и часть двенадцатиперстной кишки, на которой были обнаружены две язвы. Раком кишка поражена еще не была. После операции И. Л. пришел в себя и чувствовал себя, как казалось, хорошо. Через час, примерно, ему сделали переливание крови (до операции было сделано восемь переливаний - он совершенно обессилен был болезнью). То ли во время этого переливания, то ли непосредственно после него И. Л. внезапно скончался. Оказалось, что от сердечного удара. Сердце остановилось.
Похоронили его на английском кладбище в Монтевидео, где можно было прибрести землю на 99 лет, в то время, как на других - не более, чем на пять. Его вдова намеревается соорудить на могиле плиту, чтобы предохранить могилу от уничтожения, в надежде, что Россия будет освобождена и тогда удастся, быть может, перенести тело на родину. (2-5-53)
…но наше дело мы продолжили
Все это было так внез
апно. Мы никогда себе не представляли возможности такого серьезного положения. И сам И. Л. никогда об этом не писал, да и не думал, вероятно, и он сам. Мы были совершенно потрясены, и только необходимость сейчас же, немедленно, взяться за работу, чтобы продолжать то дело, которое он создал, спасла нас от уныния. Но жена моя за эти дни совсем извелась. Плачет и не может примириться с этой мыслью. Я представляю себе, как больно отзовется во многих и многих сердцах эта потеря. Ушел человек, которого заменить нельзя. У нас нет другого такого ума, другого такого журналиста, другого такого борца - бескомпромиссного и неподкупного - каким был он. Единственное утешение в том, что Бог поможет нам, его ближайшим друзьям и сотрудникам, продолжить его дело так же честно и так же бескомпромиссно, но, боюсь, не с той силой, не с тем талантом - ибо, повторяю, второго такого нет.
Однако я хочу сохранить его дух в газете и его «присутствие». В общем сделаю все, что могу и так, как сумею лучше - для того, чтобы «Наша Страна» осталась «газетой Солоневича. Верю, что Бог поможет, так как считаю, что делал он правое дело, которое должно жить, развиваться и должно быть донесено до России - единственный преемник его идеи - русский народ и мы должны донести эту идею до России и передать ее русскому народу. Трудно мне будет, конечно, я знаю. Но верю в помощь Божию, верю и в помощь всех тех, кто до сих пор являлся ближайшими нашими сотрудниками. Все вместе мы сумеем сделать то, что нужно. (2-5-53)
Мне рассказывали, что в Мюнхене, один член Народно-Монархического Движения, живущий на помощь, в сущности мизерную, полуголодный паек, приносил свои 50 пфеннигов - ежемесячный членский взнос и, не имея деньги на трамвай или автобус, приходил пешком на собрания или за новостями за 20-25 километров, - вот это я считаю настоящей жертвенностью, такими людьми строилась Великая Россия и такими же она будет построена вновь. (27-9-54)
Ни титулы, ни звания, ни те или иные роли меня не интересуют ни в какой степени. Меня интересует лишь исполнение того долга, который волею Божией тяжелым бременем лег на меня и который я буду стремиться исполнить - до последней минуты. (21-1-55)
Надо, следуя завету Ивана Лукьяновича, предпочтительнее «отмывать грязь с лика России», чем углубляться в те недостатки, которые имели место - в силу тех или иных причин - в старой России. (25-11-57)
Моя жена, Татьяна Владимировна отдала работе со мною 14 лет, лучших лет своей жизни, а последние, почти три года, еще, кроме того, ухаживанию за мной. Это святая женщина, отдавшая всю молодость и монархическому движению, и газете, и мне лично. (21-8-62)
"Наша страна", 17 сентября 1988 года.