"Я тяжкую память твою берегу..."
26 октября 1932 года застрелилась Ольга Ваксель.
_
_
Остались пять бессмертных стихотворений с посвящением ей и заметкой Ахматовой
на полях рукописи - книги: "Кто такая Ольга Ваксель мы не знаем..."
Ольга Ваксель - адресат пяти стихотворений Осипа Мандельштама: «Жизнь упала как зарница...», «Я буду метаться по табору улицы тёмной...», «На мёртвых ресницах Исакий замёрз...», "Я скажу тебе с последней прямотой", «Возможна ли женщине мёртвой хвала?...»
Ольга Ваксель и сама писала стихи. Правда, Мандельштам не знал об этом - она их ему - да и никому - не показывала.
Есть в судьбе этой незаурядной и красивой женщины какая-то загадка, что-то недосказанное и недопонятое, какой-то разительный, ошеломляющий контраст между её жизнью - для всех и её стихами - для себя самой.
Историю знакомства с человеком, сделавшим бессмертным ее имя, Ольга включала в число своих неурядиц. Страницы ее мемуаров, посвященные Мандельштаму, полны горечи и сарказма. Читайте дальше:
http://www.liveinternet.ru/users/4514961/post190208591/
_
ЭПИЛОГ
_
«Я тяжкую память твою берегу»
_
После самоубийства Ольги Христиан сильно заболел и через год умер от сердечного приступа. До конца жизни его мучил один вопрос: почему??? Он написал матери Ольги странную фразу, что скоро последует за ней. И действительно через короткое время в одночасье умер. От разрыва сердца. В 31 год.
Незадолго до смерти Ольга надиктовала мужу воспоминания о своей жизни. Можно было представить, каково Христиану было записывать иные из её откровений. Это было похоже на исповедь. Ольга рассказывала ситуации, одну рискованнее другой, а он должен был не поднимать головы и не отрывать пера от бумаги.
Вистендаль демонстрировал замечательное терпение. Наверное, ему не раз хотелось взбунтоваться, сказать, что он не хочет иметь ничего общего с ее прошлым, но он выполнил свою роль до конца. (Поправки сделаны рукой Ольги)
Осип Мандельштам узнал о смерти Ольги только через два года. Он шёл по улице, его остановил знакомый и рассказал, что Ольга умерла от болезни сердца. О её самоубийстве тогда ещё никто не знал. Поэт был сражён этим известием. На смерть Ольги Ваксель О. Мандельштам отозвался стихотворением, полным горечи, нежности
и благоговения:
_
_
Возможна ли женщине мёртвой хвала?
Она в отчужденьи и силе, -
Её чужелюбая власть привела
К насильственной жаркой могиле.
_
И твердые ласточки круглых бровей
Из гроба ко мне прилетели
Сказать, что они отлежались в своей
Холодной стокгольмской постели.
_
И прадеда скрипкой гордился твой род,
От шейки её хорошея,
И ты раскрывала свой аленький рот,
Смеясь, итальянясь, русея...
_
Я тяжкую память твою берегу,
Дичок, медвежонок, Миньона.
Но мельниц колёса зимуют в снегу
И стынет рожок почтальона.
_
«Ее чужелюбая власть привела / К насильственной жаркой могиле» - О.В. была кремирована («жаркая могила»). Уход из жизни был задуман, по-видимому, достаточно давно. В Осло она сама выбрала для себя крематорий (их рядом находится два). Самоубийство Маяковского в 1930 года произвело на нее сильное впечатление, и не его ли примеру она последовала?
«Твердые ласточки круглых бровей» - рисунок бровей Ольги был четким и напоминал, может быть, действительно длинные крылья ласточек, хотя ее брови не были круглыми.
«В холодной стокгольмской постели» - место смерти Ваксель было сообщено поэту, по-видимому, ошибочно. «Медвежонок» - в детстве Ольга никогда не играла в куклы, а только с мягкими и «ласковыми» плюшевыми мишками, сравнение с которыми выражало особенно нежное выражение к кому-нибудь. «Миньона» - Мандельштам назвал так возлюбленную за ее постоянную тоску по солнцу и югу. «Но мельниц колеса зимуют в снегу / И стынет рожок почтальона». Смысл этих строк ясен: передвижение невозможно, деятельность под запретом, писем ждать неоткуда, - жизнь замерла.
Вспоминая О. Ваксель во «Второй книге», Н.Я. Мандельштам выговорила: «...музыка была в ней самой». Именно выговорила, а не произнесла: уж как неприятна ей соперница, едва не разлучившая ее с мужем, но она все же признавала ее правоту.
Впрочем, первым музыку услышал Мандельштам. В стихах, посвященных Лютику, ее становится все больше и больше. В первых двух она возникает однажды: «И били в разрядку копыта по клавишам мерзлым», а в последних неоднократно: тут и «прадеда скрипка», и «рожок почтальона», и «Шуберт в шубе».
Смерть Ольги стала для Мандельштама чем-то вроде конца мелодии. И остановившиеся колеса, и умолкший рожок, все вместе это обозначало, что больше мы никогда не услышим мелодию, которую эта женщина несла в себе.
В стихотворении «Возможна ли женщине мертвой хвала?» происходит своего рода переселение душ: Ольга покидает могилу для того, чтобы продолжить жизнь в памяти поэта.
«Я тяжкую память твою берегу» - эти слова мог бы произнести ещё один человек. Это сын Ольги Ваксель Арсений Арсеньевич Смольевский. Тот самый мальчик, который быстро промелькнул в стихотворении О.Э. Мандельштама, посвященном его матери:
_
Как дрожала губ малина,
Как поила чаем сына,
Говорила наугад,
Ни к чему и невпопад._
_
История своей жизни - главное наследство, которое Ольга-Лютик оставила сыну вместе с толстой пачкой стихов и воспоминаний. Словно дала ему поручение: разбираться в непростых поворотах ее судьбы, заполнять лакуны и устранять недоговоренности. Этим Смольевский и занимался многие годы: старался ничего не забыть, не упустить ни одной подробности… Часами склонялся над документами, устанавливал связь явлений.
В любой ситуации Арсений Арсеньевич занимал сторону матери. С его точки зрения она была всегда права: даже тогда, когда оставила его, девятилетнего, на попечение бабушки, а сама с новым мужем уехала в Норвегию. Больше всего его мучило: почему его мать, такая красивая и одаренная, решила уйти из жизни? Так почему? Почему же?!.. Свою последнюю статью он завершил сетованием: вряд ли когда-нибудь мы сможем что-то узнать.
Немало энергии Арсений Арсеньевич отдал тому, чтобы опубликовать стихи своей матери. Несмотря на все усилия, особенно много сторонников у него не появилось. Публикация в ленинградском «Дне поэзии» общей ситуации не изменила: Ольга Ваксель по-прежнему оставалась неизвестной поэтессой. Он даже замахнулся на что-то вроде академического издания - в него должно было войти все, что написала его мать. Это стало главным для него делом в последние годы. Он принялся писать комментарии, составлять летопись её жизни… Работа была очень большая, и она не
прерывалась ни на один день.
Непросто быть наследником и биографом. Одновременно надеешься на разгадку - и боишься ее. Если стремишься к точности, то до какого-то предела. «Есть в близости людей заветная черта...» - писала Ахматова. После смерти Арсения Смольевского в 2003 году исследователи жизни и творчества Ваксель с досадой и недоумением обнаружили, что его публикации значительно расходились с текстом оригинала. Кое-что из ее мемуаров он просто вычеркнул. Многие откровения о её отношениях с мужчинами. Те страницы, где она, по его мнению, говорила о себе лишнее. Выбросил то, что она могла пить стаканами, - уж это точно было выше его сил.
«Никакое, самое безусловное сыновье чувство, не может оправдать этих вторжений. Ведь прошлое - это то, что прошло. К чему мы должны стараться приблизиться, но не имеем права присвоить», - пишет А. Ласкин. Оправдать нельзя. Понять можно...
В доме у сына Ольги Ваксель полностью сохранился ее архив, позволяющий реконструировать ее жизнь. Здесь есть и стихи, и мемуары, и фотографии...
На основе этих материалов в 2003 году на телевидении была сделана передача о Мандельштаме и Ольге Ваксель «Больше, чем любовь». (Тогда я и подготовила свою первую лекцию о них: «Заресничная страна», которую читала в библиотеке). А в репертуаре творческого объединения «Театр плюс», Театр «Картонный дом», есть спектакль «Ангел, летящий на велосипеде» - по документальной повести Александра Ласкина об Осипе Мандельштаме и Ольге Ваксель.
_
_
В этом году выходит книга этого же автора «Возможна ли женщине мёртвой хвала?...» «Тяжкую память» об Ольге Ваксель - адресате лучших любовных стихотворений Осипа Мандельштама хранят - и будут хранить - читатели грядущих поколений.
В подготовке этого текста использованы материалы Александра Ласкина, Арсения Смольевского, Гургена_Акопяна, Валентина Антонова, Светланы Макаренко, журнала «Литературная учёба», 1991, № 1, АиФ Петербург, № 47 (484) от 20 ноября 2002 г.