В прежние времена на физтехе было четыре кафедры общественных наук - истории КПСС, политэкономии, научного коммунизма и философии. Политэкономы и научные коммунисты были просто никакие, ничего припомнить о них не могу, кроме того, что их роднило с капээсэсовцами ощущение исходящей опасности - ухо с ними нужно держать восторо, не то могут устроить такую гадость, что мало не покажется. Философы этого впечатления не производили, и потому на их семинарах студенты (в том числе и я) позволяли себе легко повыёбываться, задавая «каверзные» (как мне тогда казалось) вопросы. Ну вроде того, что мол разъясните, пожалуйста, то место в учебнике Афанасьева «Основы философских знаний» где говорится о разнице между пространством и временем.
А говорилось там вот что. Книги у меня под рукой нет, так что перескажу своими словами, но очень близко к тексту. "В пространстве, писал будущий академик и главный редактор «Правды», можно перемещаться взад и вперед во всех трех измерениях. Во времени, в отличии от пространства, движение возможно только вперед, а двигаться во времени назад законы физики не позволяют. А потому, как империалисты не пытаются повернуть колесо истории вспять - ни хера у них не выйдет".
Философы отвечали на подобные вопросы вполне серьезно, без свойственных капээсэсовцам, полиэкономам и научным коммунистам обвинений в уклонах, жалоб в деканат и оргвыводов. Подобное добросердечие, увы, не способствовало интересу к их предмету. А напрасно. Все они были серьезными учёными и старались заинтересовать нас настоящей философией. Например наш лектор, профессор Тюхтин (как две капли воды похожий на актера Ткачука - пана Владека из кабачка 13 стульев) пытался приохотить студентов к чтению Юма и Беркли, коих он был большим поклонником. К сожалению, в молодости считаешь себя умнее всех (в старости тоже, но уже не настаиваешь на этом в полную силу) и я полагал, что ничему стоящему у этих «марксистов-догматиков» не научусь. А зря. И только на последнем экзамене по истмату я понял, что имел дело с очень порядочными людьми и вел себя совершенно по-хамски. На столе, за которым я отвечал на вопросы, какой-то латинист выцарапал homo homini lupus est. Когда я закончил ответ, экзаменатор указал пальцем на эту надпись и спросил, знаю ли я, что это значит. «Знаю». - «Так не забывайте об этом никогда». Ощущение стыда помню до сих пор.
Напротив, кафедра истории КПСС представляла сборище каких-то феерических негодяев. Я лично помню троих из них. Про одного, доцента Пускаева (разумеется, между собой мы звали его Спускаев) в интернетах написано, так что ограничусь цитатой:
Институтский преподаватель (семинарист) нашей группы являл личность Нине Ивановне противоположную. Если бы понадобилось указать памятник, являющий лучшее воплощение преподаваемого им предмета, то лучшего олицетворения было бы трудно найти. Это был легендарный (на свою голову, я лишь позднее узнал, что он легендарный) Пускаев. Легенд о нём ходило множество (поразительно, что о нем нет ни одного упоминания в яндексе).
Так, соавторство знаменитого сленгового слова “изврат” возводится молвой к Пускаеву и его постоянным отсылкам на “извращение марксистско-ленинской теории” - которыми, помимо бесчисленных козней врагов партии, являлись недостаточно идейно выдержанные ответы студентов. Извращенцев Пускаев изобличал с железностью и жесткостью, не оставлявших сомнения, что в лучшие времена он составил бы великолепного борца с ересями в семинарии Помяловского. Его железность и жестоковыйность - иначе не скажешь - были старой, редкой в наши дни закалки. Он действительно был старым преподавателем своего предмета: позднее на подготовленной к 9 мая доске фронтовиков я видел его фотографию с подписью, что в годы войны тов. Пускаев вносил вклад в победу, преподавая историю КПСС в военном училище, отправлявшем на фронт на скору руку обученных лейтенантов.
Даже в наши, утекшие дни такие кадры, партийные метеоры 30-40-х годов, были редки. Доцент Пускаев
В другом, доценте Попове (естественно, Жопове) был и нечто человеческое. При виде студенток у него начиналось обильное слюновыделение, как у бульдога. Его жене эта слабость была известна, и некоторые семейные тайны иногда читались на скорбном лице доцента.
Но самым главным был заведующий кафедрой доцент Михаил Алексеевич Китаев.
Доцент Китаев
Вторая пара 24 февраля 1976 г. Доцент Китаев начинает лекцию по истории КПСС.
- Товарищи, я сейчас смотрел по телевизору открытие XXV съезда КПСС и начало отчетного доклада Генерального секретаря товарища Леонида Ильича Брежнева.
Какое же воодушевление, какая глубина чувств охватывает каждого человека, слушая это выступление!..
И глядя на его лицо, можно было вполне убедиться, что в нем нет ничего наигранного. Старшие товарищи рассказывали мне, как в 1968 году он с трибуны грозил неминуемым расстрелом врагу социализма Дубчеку. Помню и такую сцену. На консультации перед экзаменом кто-то из студентов неосмотрительно сказал «Брежнев...» и получил немедленный партейный отпор «Он что - ваш сосед? Следует говорить товарищ Брежнев или, ещё лучше, Леонид Ильич Брежнев». Само собой, на физтехе от был главным смотрящим за инакомыслием и очень ретиво уличал в нем сотрудников других кафедр.
Не знаю, как это получилось, но в фильме «Московская сага» Михаил Ефремов в точности избразил М. А. Китаева. Даже портретное сходство имеет место, а интонации и лексика просто один к одному:
Click to view
Скажу честно, Китаев самый гнусный тип, какого я знаю. Конечно, Чикатило или там Джумагалиев похуже были, но я говорю о людях лично встреченных мною на уже довольно долгом жиненном пути. Впрочем, это моё личное мнение. Есть и другие точки зрения, которые следует привести справедливости ради. Например, истинно-русский человек и публицист Александр Самоваров считает по другому:
Это был солнечный, добрейший человек... Основой отношения к миру и людям у него был гуманизм, любовь, стремление понять любого человека и помочь ему. Но всё это только преамбула. Амбула же состоит вот в чем. Был на той же кафедре ещё один преподаватель, доцент Потёмин. Он вёл занятия в параллельной группе, так что кое-что я о нем слышал. Например, он любил предаваться ветеранским воспоминаниям о Великой Отечественной войне и рассказывал, как служил перводчиком в военной контрразведке. И вдруг, в первом семестре 1971-72 года, он бесследно исчез. Что случилось - в институте никто не знал, как выяснилось впоследствии, даже проректор по режиму Совик. А в январе 1972 года в «Красной звезде» появляется огромная статья, занимавшая два подвала в двух номерах, о доценте Потёмине. В физтеховской библиотеке эти номера были изъяты, но ознакомится с ними желающим не составляло труда. (К сожалению, здесь раздобыть эти номера невозможно и пересказываю по памяти, хорошо было бы, если бы кто-нибудь их отыскал и разместил в сети - страна, и тем более физтех, должны знать своих героев). Он и в самом деле служил переводчиком в контрразведке, только не в СМЕРШе, а в гестапо (точнее в ГФП). Разоблачил его совершенно случайно бывший советский разведчик, сослуживец по тому же отделению ГФП. Встретив Потёмина на улице, пенсионер-ветеран сначала не поверил своим глазам, но на всякий случай проследил за ним, выяснил, что даже фамилию скромный историк КПСС не удосужился поменять, и с этой информацией отправился в известную приемную на Кузнецком мосту. Ну, а дальше всё шло по накатанной, в январе суд вынес «суровый, но заслуженный приговор» с распубликованием в «Красной звезде». Статья заканчивалась словами: «Как мог этот человек стать кандидатом наук, пробраться на уважаемую кафедру, в уважаемом вузе? Следствие выявило немало случаев, когда при элементарной бдительности можно было разоблачить предателя.» И в самом деле, как рассказывали учившиеся у него ребята, Потёмин им рассказывал, что во время войны, в Харькове, видел генерала Краснова, так что если задуматься, то было понятно, на чьей стороне он воевал. А ещё они рассказывали, что на ЭТОЙ кафедре Потёмин был самым безобидным человеком.
После этой истории М.А. Китаев надолго прибавил к титулу зав. кафедрой две скромных буковки и. о. и несколько поостыл в поисках диссидентов среди физиков и математиков.