Межиров Самое-самое
Вся подборка: https://niktoinikak.livejournal.com/tag/%D0%9C%D0%B5%D0%B6%D0%B8%D1%80%D0%BE%D0%B2
В БЛОКАДЕ
Входила маршевая рота
В огромный,
Вмёрзший в тёмный лёд,
Возникший из-за поворота
Вокзала мёртвого пролёт.
И дальше двигались полями
От надолб танковых до рва.
А за вокзалом, штабелями,
В снегу лежали - не дрова...
Но даже смерть в семнадцать -
......................малость,
В семнадцать лет - любое зло
Совсем легко воспринималось,
Да отложилось тяжело.
--------------------------------------
Не начальник я -
печальник,
Еду няню хоронить.
От безмерного страданья
Голова моя бела.
У меня такая няня,
Если б знали вы,
Была.
И жила большая сила
В няне маленькой моей.
Двух детей похоронила,
Потеряла двух мужей.
И судить ее не судим,
Что, с землей порвавши связь,
К присоветованным людям
Из деревни подалась.
Может быть, не в этом дело,
Может, в чем-нибудь другом?..
Все, что знала и умела,
Няня делала бегом.
Вот лежит она, не дышит,
Стужей лик покойный пышет,
Не зажег никто свечу.
При последней встрече с няней,
Вместо вздохов и стенаний,
Стиснув зубы - и молчу.
Не скажу о ней ни слова,
Потому что все слова -
Золотистая полова,
Яровая полова.
Сами вытащили сани,
Сами лошадь запрягли,
Гроб с холодным телом няни
На кладбище повезли.
----------------------------------
ПРОДАВЩИЦЫ
От реки, идущей половодьем,
И через дорогу - на подъем -
Миновали площадь, в ГУМ заходим,
За плащами в очередь встаем.
Красоты и мужества образчик
Ищут из незастекленных касс
Тысячи рассеянно смотрящих,
Ни о чем не думающих глаз.
ГУМ свои дареные мимозы
На прилавки выставил - и вот
Целый день за счет одних эмоций,
Не включая разума, живет.
Лес инстинктов. Окликай, аукай,
Эти полудети - ни гугу,
Потому что круговой порукой
Связан ГУМ наперекор врагу.
Скоро выйдет замуж за кого-то
Этот легион полудетей.
Не заретушировано фото
Гибельных инстинктов и страстей.
О Господи, как же сильно, веско, ... Не могу подобрать нужное слово.
------------------------------------------------------------------
Рица
Возле озера, у Голубого,
У любого другого в горах,
Там сезонно работали бабы
И дремали мужчины прорабы
На огромных альпийских цветах.
По-над Бзыбью, где горная пасека,
Воцарился недолгий покой,
Испросив перерыв на полчасика,
Умываются бабы рекой.
Что вы роетесь в каменной глыбе,
Что елозите вы по горам,
Что вы строите, бабы, на Бзыби,
То ли храм, то ли бар-ресторан?!
Женихов горожанки похитили,
Городских нарожали ребят.
В одиночестве бабы-строители
Голый камень кирками дробят.
Ваша сущность издревле внеклассова,
Беззащитен и мужествен вид, -
И простуженный голос Некрасова
Над ущельями хрипло звучит.
----------------------------------------
Едва сошел с трамвая -
И вот вокзал опять.
Куда ты - не понять,
Россия кочевая.
Куда на всех парах?
Зачем в твоем вокзале,
Хоть войны миновали,
Спят люди на полах?
Зачем храпят вповал,
Проход забили узкий,
Савеловский вокзал,
Казанский, Белорусский?
В чужие поезда
Ломился, забывая -
Откуда и куда
Россия кочевая...
-----------------------------------
Голова гудит от боли...
Ходит это существо,-
И на свете ничего
Нет прекрасней этой воли.
Ходит это существо
Трын-трава и трали-вали,-
И на свете ничего
Нет прекрасней этой твари.
----------------------------------------
Как я молод - и страх мне неведом,
Как я зол - и сам черт мне не брат,
Пораженьям своим и победам
В одинаковой степени рад.
В драке бью без промашки под ребра,
Хохочу окровавленным ртом,
Все недобро во мне, все недобро.
…Я опомнюсь, опомнюсь потом.
----------------------------------------------
Улетаю по работе
возле моря зимовать.
Телеграммы о прилёте
больше некому давать.
Это маленькое тело,
просветлённое насквозь,
отстрадало, отболело,
в пепел переоблеклось.
От последнего недуга
умирала тяжело,
а насчёт бессмертья духа
я не знаю ничего.
Остаёшься в слове сына
полуграмотном, блатном, -
и болит невыносимо,
ходит сердце ходуном.
---------------------------------
Всё сказанное мной гроша не стоит, -
В цене лишь то, о чём я умолчал.
---------------------------------------
Плоды унификации - зловещи:
Везде стоят одни и те же вещи,
И -
Кооперативные дома,
Друг с другом тоже схожие весьма, -
И -
Проступают из под каждой кровли
Икона византийского письма,
Хэмингуэй в трусах, на рыбной ловле
---------------------------------------
Кто мне она? Не друг и не жена.
Так, на душе ничтожная царапина.
А вот - нужна, а между тем - важна.
Как партия трубы в поэме Скрябина
--------------------------------------
Парк культуры и отдыха имени
Совершенно не помню кого…
В молодом, неуверенном инее
Деревянные стенды кино.
Жестким ветром афиши обглоданы,
Возле кассы томительно ждут,
Все билеты действительно проданы,
До начала пятнадцать минут.
Над кино моросянка осенняя,
В репродукторе хриплый романс.
Весь кошмар моего положения
В том, что это последний сеанс.
1968
------------------------------------
Под старым небом.
Мы живем под старым небом,
В эту землю уходя,
Становясь насущным хлебом
При содействии дождя.
При посредстве солнца в небе
Воскресаем где-то здесь,
На земле - в насущном хлебе, -
Хлеб насущный даждь нам днесь.
В чистом поле год был прожит,
И понятно стало мне:
Человек с лопатой может
Прокормить себя вполне.
--------------------------------------
Отненавидели и отлюбили.
Сделались тем, что когда-то мы были.
И пребывали бесчуственно вплоть
До сотворенья из глины, из пыли -
Трогать нельзя ничего на могиле, -
Не исчезает бессмертная плоть.
В землю угрюмо потуплены взгляды.
Падают листья и Муза поёт,
И появляется из-за ограды
Чёрный весёлый кладбищенский кот.
--------------------------------------
Люди, люди мои! Между Вами
Пообтёрся за сорок с лихвой
Телом всем, и душой, и словами -
Так что стал не чужой Вам, а свой.
Срок положенный отвоеваши,
Пел в неведеньи на площадях,
На нелепые выходки ваши
Не прогневался в очередях.
Как Вы топали по коридорам,
Как подслушивали под дверьми,
Представители мира, в котором
Людям быть не мешало б людьми.
Помню всех - и великих, и сирых -
Всеми вами доволен вполне.
Запах жареной рыбы в квартирах
Отвращенья не вызвал во мне.
Все моря перешёл.
И по суше
Набродился.
Дорогами сыт!
И теперь, вызывая удушье,
Комом в горле пространство стоит.
---------------------------------------
В руинах Рим, и над равниной
Клубится дым, как над котлом.
Две крови, слившись воедино,
Текут сквозь время напролом.
Два мятежа пируют в жилах,
Свободой упиваясь всласть, -
И никакая власть не в силах
Утихомирить эту страсть.
Какая в этом кровь повинна.
Какой из них предъявят счет?
Из двух любая половина
Тебе покоя не дает.
---------------------------------
Обзор
Замри на островке спасенья
В резервной зоне,
Посреди
Проспекта -
И покорно жди,
Когда спадёт поток движенья.
Вот мимо запертых ворот,
Всклокоченный и бледный некто,
По левой стороне проспекта.
Как революция идёт.
Вот женщина
Увлечена
Ногами длинными своими.
Своих прекрасных ног во имя
Идёт по улице она.
---------------------------------
Я начал стареть,
когда мне исполнилось сорок четыре,
И в молочных кафе
принимать начинали меня
За одинокого пенсионера,
всеми
забытого
в мире,
Которого бросили дети
и не признает родня.
Что ж, закон есть закон.
Впрочем, я признаюсь,
что сначала,
Когда я входил
и глазами нашаривал
освободившийся стол,
Обстоятельство это
меня глубоко удручало,
Но со временем
в нем
я спасенье и выход нашел.
О, как я погружался
в приглушенное разноголосье
Этих полуподвалов,
где дух мой
недужный
окреп.
Нес гороховый суп
на подрагивающем подносе,
Ложку, вилку и нож
в жирных каплях
и на мокрой тарелочке -
хлеб.
Я полюбил
эти
панелью дешевой
обитые стены,
Эту очередь в кассу,
подносы
и скудное это меню.
- Блаженны, -
я повторял, -
блаженны,
блаженны,
блаженны... -
Нищенству этого духа
вовеки не изменю.
Пораженье свое,
преждевременное постаренье
Полюбил,
и от орденских планок
на кителях старых следы,
Чтобы тенью войти
в эти слабые, тихие тени,
Без прощальных салютов,
без выстрелов.
без суеты.
Aleksandr MEZHIROV1
* * *
I began to grow old
when I turned forty-four,
And at the eating place on the corner,
I was already taken
For a lonely retiree,
forgotten
by every soul
on earth,
Forsaken by his children
and ignored by the rest of his kin.
Well, this is the law of life, isn’t it?
Yet I confess
that at first,
Whenever I entered the place
and looked around
for a vacant table,
This circumstance depressed me.
But later
I found in it
the emergency exit in the building called life.
Yes, I submerged
into the muffled hubbub of voices
Of that place
in almost a cellar,
where my ailing spirit
was strangely healed,
As I carried a pea soup
on a quavering piece of plastic,
A spoon, a fork, and a knife,
still dripping,
and a hunk of bread on a plate -
also wet.
I came to love
those
crudely paneled
walls,
That line to the counter,
the trays
and the meager menu card.
“Blessed are,”
I muttered,
“Blessed are,
Blessed are,
Blessed are…”
That blessed squalor
I shall never betray.
I came to love
the defeat at the game of life,
And the faded traces
of decorations
on old uniforms,
And I could now enter
the world of shadows just like another shadow,
Without farewell salvos,
solemn faces,
or fuss.
Translated by Lev Navrozov
New York, 1993
---------------------------------------------------
Скорая помощь
Хрип электрической сирены
В дом через окна, через стены
Доходит, прерывая сны.
Расходится по всей квартире:
Все знать должны, все знать должны,
Что мы живём в реальном мире,
Что этот коммунальный кров,
В ночных светил сиянье дивном, -
В реальнейшем из всех миров,
И уж, конечно, в обьективном
-----------------------------------------
Впервые в жизни собственным умом
Под старость лишь раскинул я немного.
Не осознал себя твореньем бога,
Но душу вдруг прозрел в себе самом.
Я душу наконец прозрел -
и вот
Вдруг ощутил, что плоть моя вместила
В себе неисчислимые светила,
Которыми кишит небесный свод.
Я душу наконец в себе прозрел,
Хотя и без нее на свете белом
Вполне хватало каждодневных дел,
И без нее возни хватало с телом.
--------------------------------------
Всё приходит слишком поздно, -
И поэтому оно
Так безвкусно, пресно, постно, -
Временем охлаждено.
Слишком поздно - даже слава,
Даже деньги на счету, -
Ибо сердце бьётся слабо,
Чуя бренность и тщету.
А когда-то был безвестен,
Голоден, свободен, честен,
Презирал высокий слог,
Жил, не следуя канонам, -
Ибо всё, что суждено нам,
Вовремя приходит, в срок.
------------------------------
Ребёнком будучи, представить я не мог.
Что Моцарт ест и пьёт. Ведь Моцарт это бог.
Потом увидел с Саскией его.
(Наверное, Рeмбрандт. Не в этом дело).
В руках бокал. Веселье. Торжество.
А всё-таки не тело, нет, не тело,
А что-то то, чему названья нет,
Преодолев материю, напело,
Напело эту музыку и цвет
------------------------------------------
О войне ни единого слова
Не сказал, потому что она -
Тот же мир, и едина основа
И природа явлений одна.
Пусть сочтут эти строки изменой
И к моей приплюсуют вине:
Стихотворцы обоймы военной
Не писали стихов о войне.
Всех в обойму военную втисни,
Остриги под гребенку одну!
Мы писали о жизни…
о жизни,
Не делимой на мир и войну.
2 последние строфы опустил. Лишние они, Александр Петрович
---------------------------------------------------
Были битвы и бинты,
Были мы с войной на «ты», -
Всякие видали виды.
Я прошел по той войне,
И она прошла по мне, -
Так что мы с войною квиты
----------------------------------
КАЛЕНДАРЬ
Покидаю Невскую Дубровку,
Кое-как плетусь по рубежу
Отхожу на переформировку
И остатки взвода увожу.
Армия моя не уцелела,
Не осталось близких у меня
От артиллерийского обстрела,
От косоприцельного огня.
Перейдем по Охтенскому мосту
И на Охте станем на постой
Отдирать окопную коросту,
Женскою пленяться красотой.
Охта деревянная разбита,
Растащили Охту на дрова.
Только жизнь, она сильнее быта:
Быта нет, а жизнь еще жива.
Богачов со мной из медсанбата,
Мы в глаза друг другу не глядим
Слишком борода его щербата,
Слишком взгляд угрюм и нелюдим.
Слишком на лице его усталом
Борозды о многом говорят.
Спиртом неразбавленным и салом
Богачов запасливый богат.
Мы на Верхней Охте квартируем.
Две сестры хозяйствуют в дому,
Самым первым в жизни поцелуем
Памятные сердцу моему.
Помню, помню календарь настольный,
Старый календарь перекидной,
Записи на нем и почерк школьный,
Прежде - школьный, а потом - иной.
Прежде - буквы детские, смешные,
Именины и каникул дни.
Ну, а после - записи иные.
Иначе написаны они.
Помню, помню, как мало-помалу
Голос горя нарастал и креп:
«Умер папа»». «Схоронили маму»».
«Потеряли карточки на хлеб».
Знак вопроса - исступленно дерзкий.
Росчерк - бесшабашно-удалой.
А потом - рисунок полудетский:
Сердце, поражен ное стрелой.
Очерк сердца зыбок инеловок,
А стрела перната и мила
Даты первых переформировок,
Первых постояльцев имена.
Друг на друга буквы повалились,
Сгрудились недвижно и мертво:
«Поселились. Пили. Веселились».
Вот и все. И больше ничего.
Здесь и я с друзьями в соучастье, -
Наспех фотографии даря,
Переформированные части
Прямо в бой идут с календаря.
Дождь на стеклах искажает лица
Двух сестер, сидящих у окна;
Переформировка длится, длится,
Никогда не кончится она.
Наступаю, отхожу и рушу
Все, что было сделано не так.
Переформировываю душу
Для грядущих маршей и атак.
Вижу вновь, как, в час прощаясь
ранний,
Ничего на память не берем.
Умираю от воспоминаний
Над перекидным календарем.
Этот стих в отличие от 2-х вечных предыдущих пожалуй послабей.Кое-что я бы вычеркнул. Но всё-таки... страшно щемящий.
-------------------------------------------
Наедине с самим собой
Шофёр, сидящий за баранкой,
Солдат, склонённый над баландой,
Шахтёр, спустившийся в забой...
Когда мы пушки волокли
Позёвывающей позёмкой,
Команда:
Разом налегли!...
Старалась быть не слишком громкой.
С самим собой наедине
Я на лафет ложился телом,
Толкал со всеми наравне
Металл в чехле заиндевелом.
Когда от Ленинграда в бой
Я уходил через предместье,
Наедине с самим собой,
И значило - со всеми вместе
------------------------------
У человека в середине века
Болит висок и дёргается веко.
Но он промежду тем прожекты строит,
Всё замечает, обличает, кроет,
Рвёт на ходу подмётки, землю роет...
И только иногда
В ночную тьму
Все двери затворив -
По волчьи воет.
Но этот вой не слышен никому
Одно из величайших стихотворений русской поэзии. Имхо.
------------------------------------------------------
Из Вольтера
Я позицию выбрал такую,
На которой держаться нельзя,-
И с нее кое-как атакую
Вас, мои дорогие друзья.
Кое-как атакую преграды
Между нами встающей вражды.
Чужды мне ваши крайние взгляды,
Радикальные мысли чужды.
Но я отдал бы все, что угодно,
Все, что взял у небес и земли,
Чтобы вы совершенно свободно
Выражать эти взгляды могли
---------------------------------
Вспоминается всё чаще
Всякой всячины опричь,
Этот старый тарахтящий
Опель имени Москвич.
Эта лысая резина
Длинным юзом на снегу,
Эта зимняя Россия
В расколдованном кругу.
Здесь постиг в большом и в малом
То ли в горечь, то ли в сласть,
Что реальность с идеалом
Не обязаны совпасть.
Потому что ты сначала
Долго-долго убирала,
А когда метель мела,
Когда музыка играла,
Голова твоя лежала
На коленях у меня.
Наверное было бы достаточно пронзительной, вечной, последней строфы. Но ведь и первые нужны? Не знаю.
-----------------------------------------------------
ЛЮБИМАЯ ПЕСНЯ
Лишь услышу - глаза закрываю,
И волненье сдержать нету сил,
И вполголоса сам подпеваю,
Хоть никто подпевать не просил.
Лишь услышу, лишь только заслышу,
Сразу толком никак не пойму:
То ли дождь, разбиваясь о крышу,
Оглашает кромешную тьму,
То ли северный ветер уныло
Завывает и стонет в трубе
Обо всем, что тебя надломило,
Обо всем, что не мило тебе?
Схлынут горести талой водою,
Будет полночь легка и вольна,
И в стаканах вино молодое,
И на скатерти пятна вина.
И казалось, грустить не причина,
Но лишь только заслышу напев,
Как горит, догорает лучина,-
Сердце падает, оторопев.
Эту грусть не убью, не утишу,
Не расстанусь, останусь в плену.
Лишь услышу, лишь только заслышу-
Подпевать еле слышно начну.
И, уже не подвластный гордыне,
Отрешенный от суетных дел,
Слышу так, как не слышал доныне,
И люблю, как любить не умел.
Тут дам ссылку на изначальный пост, т к там клипы:
https://niktoinikak.livejournal.com/229865.html
-----------------------------------------------------
Мы спим. Еще не рассвело.
Мы пребываем в сне усталом.
По-человечьи тяжело
Ворочаюсь под одеялом.
Еще до света далеко,
И рай не обернулся адом.
И по-звериному легко,
Она ворочается рядом.
-------------------------------
Вы на ты, на ты, на ты
Лишь в пределах
Простынь белых
Вашей узенькой тахты.
А для всей Москвы-молвы,
Для твоих друзей богатых,
Для его подруг проклятых,
Вы на вы, на вы, на вы.
------------------------------
Ко второй половине дороги земной
Не готовился я. Стихотворцу убогому,
Заклеймённому сызмала страстью одной,
Не пристало готовиться к слишком уж многому.
Половина вторая почти что ушла.
На усмешку, на, в общем, смешные дела.
Пройден путь неожиданно. Краткий и длинный.
Что припомнить из первой его половины?
Разноцветные пятна и радуги. Но
Вспоминается внятно всего лишь одно:
Был когда-то и я от людей независим,
Никому не писал поздравительных писем.
--------------------------------------
Встреча
В Голливуде осеннем простуда
Обметала накрашенный рот,
Без нужды сотворённое чудо
В 106-ой павильон Голливуда
(Ей должно быть действительно худо)
На вечернюю сьёмку идёт.
Осторожно сморкаясь в платочек...
Бог хранит матерей-одиночек
Всемогущей десницей своей,
Их послушных и ласковых дочек
И опору семьи - сыновей.
Ты без платья идёшь в этом платье,
На вечернюю сьёмку спеша,
Ты, наверное, так хороша, -
Но забыть до конца неприятье
Почему-то не в силах душа.
Ты не нравишься мне, ты не нравишься,
Не понравишься мне и тогда,
Если даже немного поправишься
И не будешь так страшно худа.
"Вечное" - за последнюю строфу. По ощущению - трагедия, вопль. Почему - не знаю. Межиров недоступен уму, по крайней мере моему.
---------------------------------------------------------------
Весь вечер из окна - до, ре,
Ми, фа, соль, ля, си, до -
и туго
На синтетическом шнуре
Полуоткрытая фрамуга.
Весь вечер из окошка - до,
Ре, ми, фа, соль, ля, си,-
и снова
Тысячекратно - от и до -
Вся гамма бытия земного
----------------------------
Я понимаю это не впервые
И шарю взглядом. Рядом, через стол,
Турист немецкий «битте» произносит
И по-немецки рюмку шнапса просит.
Он хмур и стар. И взгляд его тяжёл.
И шрам глубокий на лице помятом.
Ну да, конечно, он ведь был солдатом
И мог меня голодного убить
Под Ленинградом -
И опять мы рядом -
За что, скажите, мне его любить?
Мы долго так друг друга убивали.
Что я невольно ощущаю вдруг,
Что этот немец в этой людной зале
Едва ли не единственный, едва ли
Не самый близкий изо всех вокруг.
Перегорело всё и перетлело.
И потому совсем не в этом дело,
Как близок он - как враг или как друг.
---------------------------------------
Чуть наклонюсь и варежку сырую
На повороте подниму со льда,
Подумать страшно, как тебя ревную
И как люблю… Должно быть навсегда….
Еще болезни наши, наши морги,
Могилы наши - ох как далеко!
И я черчу веселые восьмерки
На раскаленном льду ЦПКО.
Мне подражать легко, мой стих расхожий,
Прямолинейный и почти прямой,
И не богат нюансами, и все же,
И вопреки всему, он только мой
Как хорошо! Но всё-таки, 1-ая строфа - гениальная И 2-ая необходимое её продолжение, но ... Чуть недотягивает. а 3-я ... Не знаю. Но есть и другие мнения
-------------------------------
И с фронта, и с тыла,
И слева, и справа
Ему постоянно грозила
Расправа.
За то что со всеми
В единой системе
Он жил,
Но ни с этими не был, ни с теми.
--------------------------------------
Лестница
Она прошла по лестнице крутой
С таким запасом сил неистощимых,
Что было все вокруг нее тщетой,-
И только ног высоких легкий вымах.
Она прошла, когда была жара,
С таким запасом сил, которых нету
У силы расщепленного ядра,
Испепелить готового планету.
Она прошла с таким запасом сил,
Таща ребенка через три ступени,
Что стало ясно - мир, который был,
Пребудет вечно, в славе и цветенье.
1946
--------------------------------------
Он разобраться не умел никак
В чужих восторгах и в своей печали -
Менялся климат на материках,
Народы гибли, расы вымирали.
Он был провинциалом. На Руси
Таких людей встречается немало,
И только то, как он ловил такси,
Не выдавало в нём провинциалa
Всё-таки Межиров - совершенно особый.
Что-то непонятное, туманное, обрывочное, какой-то разговор с самим собой. Но: всё что нужно - понятно, ясно, осмысленно. Главное - нужно. Без него не то что нельзя - можно. Но мир другой. Он изменился от того, что Межиров это написал.
Как он сам пишет в другом стихе:
Кто мне она? Не друг и не жена.
Так, на душе ничтожная царапина.
А вот - нужна, а между тем - важна,
Как партия трубы в поэме Скрябина.
1977
-------------------------------
Почётная профессия - мошенник:
Везде и всюду слава и почёт
Тому, кто ради выигранных денег
На страшный риск бестрепетно идёт.
Я жизнь свою мошенничеством прожил
В мошенническом городе большом,
Его казну по доле приумножил
И подытожил гибельным кушем.
------------------------------
Ни в чём не нарушил я правил, -
И всё-таки схвачен пижон, -
Я фору такую заправил,
Что выигрыш был предрешён.
Он кое-что смыслит... Но скoро
я всё-таки выйду вперёд,
Поскольку немыслима фора,
Которую он мне даёт.
---------------------------
Самое, жуткое, имхо, русское стихотворение - Лимерик Межирова.
Там над коротенькой травой,
Там в палисадниках старинных,
Там розы при минусовой
Температуре на куртинах.
С материка на материк,
Ирландский город Лимерик -
Отель последнего транзита.
В кабину лифта взгляд проник
На миг, и снова дверь закрыта, -
И стал сопровождать всеместно
Меня повсюду и подряд
Тот совершенно неизвестно
Кому принадлежащий взгляд.
На долю малую минуты
Открылась дверь, слегка звеня,
И я увидел этот лютый
Взгляд, ненавидящий меня.
В пустой кабине лифта, в сонном
Отеле снег стекал с пальто.
Дверь на мгновенье с лёгким звоном
Открылась. Не вошёл никто.
--------------------------------------
С любой утратой сердце примирю,
В них никого на свете не виню,
Всегда легко терял и потеряю
Последнее, что всё ещё храню
Опять разверзлиcь небеса - и ныне
Легко потерю перенёс опять
По той одной единственной причине,
Что духом нищ и нечего терять.
--------------------------------
Ты идёшь, окружённая свитой,
Hеотъемлемой, как реквизит, -
И от этой трагедии сытой
Перегаром коньячным разит
--------------------------------
Начала - и с самого начала
То, что ты сказала - ты сказала
Правильно до самого конца.
Впрочем только правильно. Не боле.
Ибо говорила мимо боли,
Сказанной от 1-ого лица,
Высказанной в шестьдесят без мала
И в итоге жизни прожитой.
Ну а то, что ты ему сказала,
Ты сказала мимо жизни той.
Даже апология Володи,
Милого кумира твоего,
Что лежит на кладбище при входе,
Прозвучала несколько мертво.
В споре с кем-то начала и вскоре,
Чтоб начала и концы свести,
На прощанье ты сказала:sorry,
Вместо неуместного - прости.
Поразительное стихотворение. Точнее, 2 строчки.
Впрочем только правильно. Не боле.
Ибо говорила мимо боли
Человеку удалось найти новое, простое, обязательное - то, что должно было быть - а не было.
мимо жизни той.
----------------------------
Почти сума. С ума
Сводящая недоля.
Неисчислимый перечень потерь.
И снится мне Глазков, когда-то Коля,
И Николай Иванович теперь.
От тех же взвозов он, от тех же и причалов,
С того же прибережного песка
Откуда Pазин, Хлебников и Чкалов -
Оттуда и Глазков -
Но бьёт Москва с носка.
------------------------------
Когда ещё
Сумой плечо я не сутулил,
Тюремный голубь за стеной ещё не гулил.
Я слёзы лил,
Петлял, юлил
И заикался,
Но от сумы и от тюрьмы
Не зарекался.
-----------------------------
Несколько однообразный,
Неизлечимо больной,
Праздный(какие соблазны!..)
Голос послышался твой.
Пляж опустелый осенний,
Схожесть незаданных тем.
Слышу слова умилений
Этим больным бытием.
Сонные сполохи света
На берегу, в пустоте,
И благодарность за это
Призрачное бытие.
-------------------------------
Опята возле пня, в лесу чужом
Звенели на морозе под ножом.
Отогревал в ладонях: вроде целы!
А вот и подберёзовик, и белый,
А там галантерейный магазин
В каком-то пункте малонаселённом,
Одна из трёх блокированных зим.
От голодухи исходящих стоном.
Точней сказать, не магазин, а склад
И в нём застёжки, вроде костяные,
На дамских сумках матово блестят,
Из них бульон мы варим. И впервые
за много дней нам кажется - навар.
А этих сумок - штабеля, навал, -
Наипоследний шанс от дистрофии.
-----------------------------------
Короткие гудки
Евгению Храмову.
Мы уже распрощались на лето, которое нам предстояло,
Но за миг до того, как обычный прервать разговор,
На рычаг положить телефонную трубку устало,
Он сказал то, чего позабыть не могу до сих пор.
Разговор был обычным, о том и о сём, и о лете,
И закончился полностью, мы попрощались. Как вдруг
Он сказал то, чего и не думал сказать - и на свете
Неожиданно всё изменилось вокруг.
Он сказал торопливо слова милосердные эти
И гудками короткими выдал невольный испуг.
Я не могу обосновать, но по моему ощущению - это вечное, одна из вершин русской поэзии. Как и Листочек Винокурова. Оба - о чём-то своём,не очень ясном для ума. И не надо. Всё сказано.
-------------------------------------------------
Я должен сделать то, что было мне поручено.
За это ничего
При жизни на земле не будет мной получено.
Но это ничего…
-------------------------------
ИЗ ИСТОРИИ БАЛЕТА
Гельцер
танцует
последний
сезон,
Но, как и прежде, прыжок невесом, -
Только слышней раздаются нападки,
Только на сцене, тяжелой как сон,
В паузах бешено ходят лопатки.
Воздух неведомой силой стеснен -
Между последними в жизни прыжками
Не продохнуть, -
и худыми руками
Гельцер
танцует
последний
сезон.
----------------------------------------------------
Если кто по природе
талантлив
или даровит
Но в душе не имеет совсем никакого призванья
Он заместо того, чтоб творить, -
говорит
говорит
говорит
Завышая свои и чужие учёные званья
И количество взятых и выученных языков,
И покаяться в этом
от чистого сердца
готов.
Он выслушать не умеет.
(Многих черта роковая)
И собеседника перебивая,
прерывая
беседы нить,
Он о собственном мужестве говорит,
совершенно не сознавая,
Что ниже нельзя опуститься
и достоинство уронить.
И постепенно в нём
начинает меняться что-то,
И волос не только редеет,
но и всё более бел.
А где-то маячат сроки
итога или отчёта.
О чём?
Да о том, что дерева
он посадить не успел.
А он всё говорит,
говорит,
говорит.
и не остановится,
Стоя на голой земле,
на которой даже трава не растёт.
И тогда он опасным
для близких и дальних становится,
Чувствуя, что приближается
не расплата,
а, как бы сказать
расчёт.
Он живёт всё неистовей.
Но по внутренней, тайной сути,
В нём так пустынно и глухо,
когда и живое -
мертво.
И тогда он себя предлагать начинает в третейские судьи,-
И находится кто-нибудь,
кто нанимает его.
А он всё говорит,
говорит,
говорит,
заговариваясь и шаманя,
Принимая значительный
и многозначительный
вид,-
Когда человек не имеет в душе никакого призванья,
Но между тем
по природе
талантлив
или даровит.
----------------------------------
На семи на холмах на покатых
Город шумный, безумный, родной, -
В телефонах твоих автоматах
Трубки сорваны все до одной.
На семи на холмах на районы
И на микрорайоны разъят, -
Автоматы твои, телефоны
Пролетарской мочою разят.
Третьим Римом назвался. Не так ли?!
На семи на холмах на крови
Сукровицей санскрита набрякли
Телефонные жилы твои.
Никогда никуда не отбуду.
Если даже, в грехах обвиня,
Ты ославишь меня, как Иуду,
И без крова оставишь меня.
К твоему приморожен железу,
За свою и чужую вину,
В телефонную будочку влезу,
Ржавый диск наобум поверну.
------------------------------------
В отличие от олимпийски спокойного, о чём бы они говорил Винокурова(тому была причина: Винокуров был гипертоник, волноваться ему было крайне вредно :-) ) Межиров - воплощение Достоевщины. И в жизни и в творчестве. Дёрганый, рваный. Великолепно читал свои стихи, с потрясающим напором и страстью. Начнём.
Все разошлись и вновь пришли,
Опять уйдут, займутся делом.
А я ото всего вдали,
С тобою в доме опустелом.
Событья прожитого дня,
И очереди у киоска,
И вести траурной полоска -
Не существуют для меня.
А я не знаю ничего,
И ничего не понимаю,
И только губы прижимаю
К подолу платья твоего.
------------------------------------
В БЛОКАДЕ
Входила маршевая рота
В огромный,
Вмёрзший в тёмный лёд,
Возникший из-за поворота
Вокзала мёртвого пролёт.
И дальше двигались полями
От надолб танковых до рва.
А за вокзалом, штабелями,
В снегу лежали - не дрова...
Но даже смерть в семнадцать -
......................малость,
В семнадцать лет - любое зло
Совсем легко воспринималось,
Да отложилось тяжело.
--------------------------------------
Не начальник я -
печальник,
Еду няню хоронить.
От безмерного страданья
Голова моя бела.
У меня такая няня,
Если б знали вы,
Была.
И жила большая сила
В няне маленькой моей.
Двух детей похоронила,
Потеряла двух мужей.
И судить ее не судим,
Что, с землей порвавши связь,
К присоветованным людям
Из деревни подалась.
Может быть, не в этом дело,
Может, в чем-нибудь другом?..
Все, что знала и умела,
Няня делала бегом.
Вот лежит она, не дышит,
Стужей лик покойный пышет,
Не зажег никто свечу.
При последней встрече с няней,
Вместо вздохов и стенаний,
Стиснув зубы - и молчу.
Не скажу о ней ни слова,
Потому что все слова -
Золотистая полова,
Яровая полова.
Сами вытащили сани,
Сами лошадь запрягли,
Гроб с холодным телом няни
На кладбище повезли.
----------------------------------
ПРОДАВЩИЦЫ
От реки, идущей половодьем,
И через дорогу - на подъем -
Миновали площадь, в ГУМ заходим,
За плащами в очередь встаем.
Красоты и мужества образчик
Ищут из незастекленных касс
Тысячи рассеянно смотрящих,
Ни о чем не думающих глаз.
ГУМ свои дареные мимозы
На прилавки выставил - и вот
Целый день за счет одних эмоций,
Не включая разума, живет.
Лес инстинктов. Окликай, аукай,
Эти полудети - ни гугу,
Потому что круговой порукой
Связан ГУМ наперекор врагу.
Скоро выйдет замуж за кого-то
Этот легион полудетей.
Не заретушировано фото
Гибельных инстинктов и страстей.
О Господи, как же сильно, веско, ... Не могу подобрать нужное слово.
------------------------------------------------------------------
Рица
Возле озера, у Голубого,
У любого другого в горах,
Там сезонно работали бабы
И дремали мужчины прорабы
На огромных альпийских цветах.
По-над Бзыбью, где горная пасека,
Воцарился недолгий покой,
Испросив перерыв на полчасика,
Умываются бабы рекой.
Что вы роетесь в каменной глыбе,
Что елозите вы по горам,
Что вы строите, бабы, на Бзыби,
То ли храм, то ли бар-ресторан?!
Женихов горожанки похитили,
Городских нарожали ребят.
В одиночестве бабы-строители
Голый камень кирками дробят.
Ваша сущность издревле внеклассова,
Беззащитен и мужествен вид, -
И простуженный голос Некрасова
Над ущельями хрипло звучит.
----------------------------------------
Едва сошел с трамвая -
И вот вокзал опять.
Куда ты - не понять,
Россия кочевая.
Куда на всех парах?
Зачем в твоем вокзале,
Хоть войны миновали,
Спят люди на полах?
Зачем храпят вповал,
Проход забили узкий,
Савеловский вокзал,
Казанский, Белорусский?
В чужие поезда
Ломился, забывая -
Откуда и куда
Россия кочевая...
-----------------------------------
Голова гудит от боли...
Ходит это существо,-
И на свете ничего
Нет прекрасней этой воли.
Ходит это существо
Трын-трава и трали-вали,-
И на свете ничего
Нет прекрасней этой твари.
----------------------------------------
Как я молод - и страх мне неведом,
Как я зол - и сам черт мне не брат,
Пораженьям своим и победам
В одинаковой степени рад.
В драке бью без промашки под ребра,
Хохочу окровавленным ртом,
Все недобро во мне, все недобро.
…Я опомнюсь, опомнюсь потом.
----------------------------------------------
Улетаю по работе
возле моря зимовать.
Телеграммы о прилёте
больше некому давать.
Это маленькое тело,
просветлённое насквозь,
отстрадало, отболело,
в пепел переоблеклось.
От последнего недуга
умирала тяжело,
а насчёт бессмертья духа
я не знаю ничего.
Остаёшься в слове сына
полуграмотном, блатном, -
и болит невыносимо,
ходит сердце ходуном.
---------------------------------
Всё сказанное мной гроша не стоит, -
В цене лишь то, о чём я умолчал.
---------------------------------------
Плоды унификации - зловещи:
Везде стоят одни и те же вещи,
И -
Кооперативные дома,
Друг с другом тоже схожие весьма, -
И -
Проступают из под каждой кровли
Икона византийского письма,
Хэмингуэй в трусах, на рыбной ловле
---------------------------------------
Кто мне она? Не друг и не жена.
Так, на душе ничтожная царапина.
А вот - нужна, а между тем - важна.
Как партия трубы в поэме Скрябина
--------------------------------------
Парк культуры и отдыха имени
Совершенно не помню кого…
В молодом, неуверенном инее
Деревянные стенды кино.
Жестким ветром афиши обглоданы,
Возле кассы томительно ждут,
Все билеты действительно проданы,
До начала пятнадцать минут.
Над кино моросянка осенняя,
В репродукторе хриплый романс.
Весь кошмар моего положения
В том, что это последний сеанс.
1968
------------------------------------
Под старым небом.
Мы живем под старым небом,
В эту землю уходя,
Становясь насущным хлебом
При содействии дождя.
При посредстве солнца в небе
Воскресаем где-то здесь,
На земле - в насущном хлебе, -
Хлеб насущный даждь нам днесь.
В чистом поле год был прожит,
И понятно стало мне:
Человек с лопатой может
Прокормить себя вполне.
--------------------------------------
Отненавидели и отлюбили.
Сделались тем, что когда-то мы были.
И пребывали бесчуственно вплоть
До сотворенья из глины, из пыли -
Трогать нельзя ничего на могиле, -
Не исчезает бессмертная плоть.
В землю угрюмо потуплены взгляды.
Падают листья и Муза поёт,
И появляется из-за ограды
Чёрный весёлый кладбищенский кот.
--------------------------------------
Люди, люди мои! Между Вами
Пообтёрся за сорок с лихвой
Телом всем, и душой, и словами -
Так что стал не чужой Вам, а свой.
Срок положенный отвоеваши,
Пел в неведеньи на площадях,
На нелепые выходки ваши
Не прогневался в очередях.
Как Вы топали по коридорам,
Как подслушивали под дверьми,
Представители мира, в котором
Людям быть не мешало б людьми.
Помню всех - и великих, и сирых -
Всеми вами доволен вполне.
Запах жареной рыбы в квартирах
Отвращенья не вызвал во мне.
Все моря перешёл.
И по суше
Набродился.
Дорогами сыт!
И теперь, вызывая удушье,
Комом в горле пространство стоит.
---------------------------------------
В руинах Рим, и над равниной
Клубится дым, как над котлом.
Две крови, слившись воедино,
Текут сквозь время напролом.
Два мятежа пируют в жилах,
Свободой упиваясь всласть, -
И никакая власть не в силах
Утихомирить эту страсть.
Какая в этом кровь повинна.
Какой из них предъявят счет?
Из двух любая половина
Тебе покоя не дает.
---------------------------------
Обзор
Замри на островке спасенья
В резервной зоне,
Посреди
Проспекта -
И покорно жди,
Когда спадёт поток движенья.
Вот мимо запертых ворот,
Всклокоченный и бледный некто,
По левой стороне проспекта.
Как революция идёт.
Вот женщина
Увлечена
Ногами длинными своими.
Своих прекрасных ног во имя
Идёт по улице она.
---------------------------------
Я начал стареть,
когда мне исполнилось сорок четыре,
И в молочных кафе
принимать начинали меня
За одинокого пенсионера,
всеми
забытого
в мире,
Которого бросили дети
и не признает родня.
Что ж, закон есть закон.
Впрочем, я признаюсь,
что сначала,
Когда я входил
и глазами нашаривал
освободившийся стол,
Обстоятельство это
меня глубоко удручало,
Но со временем
в нем
я спасенье и выход нашел.
О, как я погружался
в приглушенное разноголосье
Этих полуподвалов,
где дух мой
недужный
окреп.
Нес гороховый суп
на подрагивающем подносе,
Ложку, вилку и нож
в жирных каплях
и на мокрой тарелочке -
хлеб.
Я полюбил
эти
панелью дешевой
обитые стены,
Эту очередь в кассу,
подносы
и скудное это меню.
- Блаженны, -
я повторял, -
блаженны,
блаженны,
блаженны... -
Нищенству этого духа
вовеки не изменю.
Пораженье свое,
преждевременное постаренье
Полюбил,
и от орденских планок
на кителях старых следы,
Чтобы тенью войти
в эти слабые, тихие тени,
Без прощальных салютов,
без выстрелов.
без суеты.
Aleksandr MEZHIROV1
* * *
I began to grow old
when I turned forty-four,
And at the eating place on the corner,
I was already taken
For a lonely retiree,
forgotten
by every soul
on earth,
Forsaken by his children
and ignored by the rest of his kin.
Well, this is the law of life, isn’t it?
Yet I confess
that at first,
Whenever I entered the place
and looked around
for a vacant table,
This circumstance depressed me.
But later
I found in it
the emergency exit in the building called life.
Yes, I submerged
into the muffled hubbub of voices
Of that place
in almost a cellar,
where my ailing spirit
was strangely healed,
As I carried a pea soup
on a quavering piece of plastic,
A spoon, a fork, and a knife,
still dripping,
and a hunk of bread on a plate -
also wet.
I came to love
those
crudely paneled
walls,
That line to the counter,
the trays
and the meager menu card.
“Blessed are,”
I muttered,
“Blessed are,
Blessed are,
Blessed are…”
That blessed squalor
I shall never betray.
I came to love
the defeat at the game of life,
And the faded traces
of decorations
on old uniforms,
And I could now enter
the world of shadows just like another shadow,
Without farewell salvos,
solemn faces,
or fuss.
Translated by Lev Navrozov
New York, 1993
---------------------------------------------------
Скорая помощь
Хрип электрической сирены
В дом через окна, через стены
Доходит, прерывая сны.
Расходится по всей квартире:
Все знать должны, все знать должны,
Что мы живём в реальном мире,
Что этот коммунальный кров,
В ночных светил сиянье дивном, -
В реальнейшем из всех миров,
И уж, конечно, в обьективном
-----------------------------------------
Впервые в жизни собственным умом
Под старость лишь раскинул я немного.
Не осознал себя твореньем бога,
Но душу вдруг прозрел в себе самом.
Я душу наконец прозрел -
и вот
Вдруг ощутил, что плоть моя вместила
В себе неисчислимые светила,
Которыми кишит небесный свод.
Я душу наконец в себе прозрел,
Хотя и без нее на свете белом
Вполне хватало каждодневных дел,
И без нее возни хватало с телом.
--------------------------------------
Всё приходит слишком поздно, -
И поэтому оно
Так безвкусно, пресно, постно, -
Временем охлаждено.
Слишком поздно - даже слава,
Даже деньги на счету, -
Ибо сердце бьётся слабо,
Чуя бренность и тщету.
А когда-то был безвестен,
Голоден, свободен, честен,
Презирал высокий слог,
Жил, не следуя канонам, -
Ибо всё, что суждено нам,
Вовремя приходит, в срок.
------------------------------
Ребёнком будучи, представить я не мог.
Что Моцарт ест и пьёт. Ведь Моцарт это бог.
Потом увидел с Саскией его.
(Наверное, Рeмбрандт. Не в этом дело).
В руках бокал. Веселье. Торжество.
А всё-таки не тело, нет, не тело,
А что-то то, чему названья нет,
Преодолев материю, напело,
Напело эту музыку и цвет
------------------------------------------
О войне ни единого слова
Не сказал, потому что она -
Тот же мир, и едина основа
И природа явлений одна.
Пусть сочтут эти строки изменой
И к моей приплюсуют вине:
Стихотворцы обоймы военной
Не писали стихов о войне.
Всех в обойму военную втисни,
Остриги под гребенку одну!
Мы писали о жизни…
о жизни,
Не делимой на мир и войну.
2 последние строфы опустил. Лишние они, Александр Петрович
---------------------------------------------------
Были битвы и бинты,
Были мы с войной на «ты», -
Всякие видали виды.
Я прошел по той войне,
И она прошла по мне, -
Так что мы с войною квиты
----------------------------------
КАЛЕНДАРЬ
Покидаю Невскую Дубровку,
Кое-как плетусь по рубежу
Отхожу на переформировку
И остатки взвода увожу.
Армия моя не уцелела,
Не осталось близких у меня
От артиллерийского обстрела,
От косоприцельного огня.
Перейдем по Охтенскому мосту
И на Охте станем на постой
Отдирать окопную коросту,
Женскою пленяться красотой.
Охта деревянная разбита,
Растащили Охту на дрова.
Только жизнь, она сильнее быта:
Быта нет, а жизнь еще жива.
Богачов со мной из медсанбата,
Мы в глаза друг другу не глядим
Слишком борода его щербата,
Слишком взгляд угрюм и нелюдим.
Слишком на лице его усталом
Борозды о многом говорят.
Спиртом неразбавленным и салом
Богачов запасливый богат.
Мы на Верхней Охте квартируем.
Две сестры хозяйствуют в дому,
Самым первым в жизни поцелуем
Памятные сердцу моему.
Помню, помню календарь настольный,
Старый календарь перекидной,
Записи на нем и почерк школьный,
Прежде - школьный, а потом - иной.
Прежде - буквы детские, смешные,
Именины и каникул дни.
Ну, а после - записи иные.
Иначе написаны они.
Помню, помню, как мало-помалу
Голос горя нарастал и креп:
«Умер папа»». «Схоронили маму»».
«Потеряли карточки на хлеб».
Знак вопроса - исступленно дерзкий.
Росчерк - бесшабашно-удалой.
А потом - рисунок полудетский:
Сердце, поражен ное стрелой.
Очерк сердца зыбок инеловок,
А стрела перната и мила
Даты первых переформировок,
Первых постояльцев имена.
Друг на друга буквы повалились,
Сгрудились недвижно и мертво:
«Поселились. Пили. Веселились».
Вот и все. И больше ничего.
Здесь и я с друзьями в соучастье, -
Наспех фотографии даря,
Переформированные части
Прямо в бой идут с календаря.
Дождь на стеклах искажает лица
Двух сестер, сидящих у окна;
Переформировка длится, длится,
Никогда не кончится она.
Наступаю, отхожу и рушу
Все, что было сделано не так.
Переформировываю душу
Для грядущих маршей и атак.
Вижу вновь, как, в час прощаясь
ранний,
Ничего на память не берем.
Умираю от воспоминаний
Над перекидным календарем.
Этот стих в отличие от 2-х вечных предыдущих пожалуй послабей.Кое-что я бы вычеркнул. Но всё-таки... страшно щемящий.
-------------------------------------------
Наедине с самим собой
Шофёр, сидящий за баранкой,
Солдат, склонённый над баландой,
Шахтёр, спустившийся в забой...
Когда мы пушки волокли
Позёвывающей позёмкой,
Команда:
Разом налегли!...
Старалась быть не слишком громкой.
С самим собой наедине
Я на лафет ложился телом,
Толкал со всеми наравне
Металл в чехле заиндевелом.
Когда от Ленинграда в бой
Я уходил через предместье,
Наедине с самим собой,
И значило - со всеми вместе
------------------------------
У человека в середине века
Болит висок и дёргается веко.
Но он промежду тем прожекты строит,
Всё замечает, обличает, кроет,
Рвёт на ходу подмётки, землю роет...
И только иногда
В ночную тьму
Все двери затворив -
По волчьи воет.
Но этот вой не слышен никому
Одно из величайших стихотворений русской поэзии. Имхо.
------------------------------------------------------
Из Вольтера
Я позицию выбрал такую,
На которой держаться нельзя,-
И с нее кое-как атакую
Вас, мои дорогие друзья.
Кое-как атакую преграды
Между нами встающей вражды.
Чужды мне ваши крайние взгляды,
Радикальные мысли чужды.
Но я отдал бы все, что угодно,
Все, что взял у небес и земли,
Чтобы вы совершенно свободно
Выражать эти взгляды могли
---------------------------------
Вспоминается всё чаще
Всякой всячины опричь,
Этот старый тарахтящий
Опель имени Москвич.
Эта лысая резина
Длинным юзом на снегу,
Эта зимняя Россия
В расколдованном кругу.
Здесь постиг в большом и в малом
То ли в горечь, то ли в сласть,
Что реальность с идеалом
Не обязаны совпасть.
Потому что ты сначала
Долго-долго убирала,
А когда метель мела,
Когда музыка играла,
Голова твоя лежала
На коленях у меня.
Наверное было бы достаточно пронзительной, вечной, последней строфы. Но ведь и первые нужны? Не знаю.
-----------------------------------------------------
ЛЮБИМАЯ ПЕСНЯ
Лишь услышу - глаза закрываю,
И волненье сдержать нету сил,
И вполголоса сам подпеваю,
Хоть никто подпевать не просил.
Лишь услышу, лишь только заслышу,
Сразу толком никак не пойму:
То ли дождь, разбиваясь о крышу,
Оглашает кромешную тьму,
То ли северный ветер уныло
Завывает и стонет в трубе
Обо всем, что тебя надломило,
Обо всем, что не мило тебе?
Схлынут горести талой водою,
Будет полночь легка и вольна,
И в стаканах вино молодое,
И на скатерти пятна вина.
И казалось, грустить не причина,
Но лишь только заслышу напев,
Как горит, догорает лучина,-
Сердце падает, оторопев.
Эту грусть не убью, не утишу,
Не расстанусь, останусь в плену.
Лишь услышу, лишь только заслышу-
Подпевать еле слышно начну.
И, уже не подвластный гордыне,
Отрешенный от суетных дел,
Слышу так, как не слышал доныне,
И люблю, как любить не умел.
Тут дам ссылку на изначальный пост, т к там клипы:
https://niktoinikak.livejournal.com/229865.html
-----------------------------------------------------
Мы спим. Еще не рассвело.
Мы пребываем в сне усталом.
По-человечьи тяжело
Ворочаюсь под одеялом.
Еще до света далеко,
И рай не обернулся адом.
И по-звериному легко,
Она ворочается рядом.
-------------------------------
Вы на ты, на ты, на ты
Лишь в пределах
Простынь белых
Вашей узенькой тахты.
А для всей Москвы-молвы,
Для твоих друзей богатых,
Для его подруг проклятых,
Вы на вы, на вы, на вы.
------------------------------
Ко второй половине дороги земной
Не готовился я. Стихотворцу убогому,
Заклеймённому сызмала страстью одной,
Не пристало готовиться к слишком уж многому.
Половина вторая почти что ушла.
На усмешку, на, в общем, смешные дела.
Пройден путь неожиданно. Краткий и длинный.
Что припомнить из первой его половины?
Разноцветные пятна и радуги. Но
Вспоминается внятно всего лишь одно:
Был когда-то и я от людей независим,
Никому не писал поздравительных писем.
--------------------------------------
Встреча
В Голливуде осеннем простуда
Обметала накрашенный рот,
Без нужды сотворённое чудо
В 106-ой павильон Голливуда
(Ей должно быть действительно худо)
На вечернюю сьёмку идёт.
Осторожно сморкаясь в платочек...
Бог хранит матерей-одиночек
Всемогущей десницей своей,
Их послушных и ласковых дочек
И опору семьи - сыновей.
Ты без платья идёшь в этом платье,
На вечернюю сьёмку спеша,
Ты, наверное, так хороша, -
Но забыть до конца неприятье
Почему-то не в силах душа.
Ты не нравишься мне, ты не нравишься,
Не понравишься мне и тогда,
Если даже немного поправишься
И не будешь так страшно худа.
"Вечное" - за последнюю строфу. По ощущению - трагедия, вопль. Почему - не знаю. Межиров недоступен уму, по крайней мере моему.
---------------------------------------------------------------
Весь вечер из окна - до, ре,
Ми, фа, соль, ля, си, до -
и туго
На синтетическом шнуре
Полуоткрытая фрамуга.
Весь вечер из окошка - до,
Ре, ми, фа, соль, ля, си,-
и снова
Тысячекратно - от и до -
Вся гамма бытия земного
----------------------------
Я понимаю это не впервые
И шарю взглядом. Рядом, через стол,
Турист немецкий «битте» произносит
И по-немецки рюмку шнапса просит.
Он хмур и стар. И взгляд его тяжёл.
И шрам глубокий на лице помятом.
Ну да, конечно, он ведь был солдатом
И мог меня голодного убить
Под Ленинградом -
И опять мы рядом -
За что, скажите, мне его любить?
Мы долго так друг друга убивали.
Что я невольно ощущаю вдруг,
Что этот немец в этой людной зале
Едва ли не единственный, едва ли
Не самый близкий изо всех вокруг.
Перегорело всё и перетлело.
И потому совсем не в этом дело,
Как близок он - как враг или как друг.
---------------------------------------
Чуть наклонюсь и варежку сырую
На повороте подниму со льда,
Подумать страшно, как тебя ревную
И как люблю… Должно быть навсегда….
Еще болезни наши, наши морги,
Могилы наши - ох как далеко!
И я черчу веселые восьмерки
На раскаленном льду ЦПКО.
Мне подражать легко, мой стих расхожий,
Прямолинейный и почти прямой,
И не богат нюансами, и все же,
И вопреки всему, он только мой
Как хорошо! Но всё-таки, 1-ая строфа - гениальная И 2-ая необходимое её продолжение, но ... Чуть недотягивает. а 3-я ... Не знаю. Но есть и другие мнения
-------------------------------
И с фронта, и с тыла,
И слева, и справа
Ему постоянно грозила
Расправа.
За то что со всеми
В единой системе
Он жил,
Но ни с этими не был, ни с теми.
--------------------------------------
Лестница
Она прошла по лестнице крутой
С таким запасом сил неистощимых,
Что было все вокруг нее тщетой,-
И только ног высоких легкий вымах.
Она прошла, когда была жара,
С таким запасом сил, которых нету
У силы расщепленного ядра,
Испепелить готового планету.
Она прошла с таким запасом сил,
Таща ребенка через три ступени,
Что стало ясно - мир, который был,
Пребудет вечно, в славе и цветенье.
1946
--------------------------------------
Он разобраться не умел никак
В чужих восторгах и в своей печали -
Менялся климат на материках,
Народы гибли, расы вымирали.
Он был провинциалом. На Руси
Таких людей встречается немало,
И только то, как он ловил такси,
Не выдавало в нём провинциалa
Всё-таки Межиров - совершенно особый.
Что-то непонятное, туманное, обрывочное, какой-то разговор с самим собой. Но: всё что нужно - понятно, ясно, осмысленно. Главное - нужно. Без него не то что нельзя - можно. Но мир другой. Он изменился от того, что Межиров это написал.
Как он сам пишет в другом стихе:
Кто мне она? Не друг и не жена.
Так, на душе ничтожная царапина.
А вот - нужна, а между тем - важна,
Как партия трубы в поэме Скрябина.
1977
-------------------------------
Почётная профессия - мошенник:
Везде и всюду слава и почёт
Тому, кто ради выигранных денег
На страшный риск бестрепетно идёт.
Я жизнь свою мошенничеством прожил
В мошенническом городе большом,
Его казну по доле приумножил
И подытожил гибельным кушем.
------------------------------
Ни в чём не нарушил я правил, -
И всё-таки схвачен пижон, -
Я фору такую заправил,
Что выигрыш был предрешён.
Он кое-что смыслит... Но скoро
я всё-таки выйду вперёд,
Поскольку немыслима фора,
Которую он мне даёт.
---------------------------
Самое, жуткое, имхо, русское стихотворение - Лимерик Межирова.
Там над коротенькой травой,
Там в палисадниках старинных,
Там розы при минусовой
Температуре на куртинах.
С материка на материк,
Ирландский город Лимерик -
Отель последнего транзита.
В кабину лифта взгляд проник
На миг, и снова дверь закрыта, -
И стал сопровождать всеместно
Меня повсюду и подряд
Тот совершенно неизвестно
Кому принадлежащий взгляд.
На долю малую минуты
Открылась дверь, слегка звеня,
И я увидел этот лютый
Взгляд, ненавидящий меня.
В пустой кабине лифта, в сонном
Отеле снег стекал с пальто.
Дверь на мгновенье с лёгким звоном
Открылась. Не вошёл никто.
--------------------------------------
С любой утратой сердце примирю,
В них никого на свете не виню,
Всегда легко терял и потеряю
Последнее, что всё ещё храню
Опять разверзлиcь небеса - и ныне
Легко потерю перенёс опять
По той одной единственной причине,
Что духом нищ и нечего терять.
--------------------------------
Ты идёшь, окружённая свитой,
Hеотъемлемой, как реквизит, -
И от этой трагедии сытой
Перегаром коньячным разит
--------------------------------
Начала - и с самого начала
То, что ты сказала - ты сказала
Правильно до самого конца.
Впрочем только правильно. Не боле.
Ибо говорила мимо боли,
Сказанной от 1-ого лица,
Высказанной в шестьдесят без мала
И в итоге жизни прожитой.
Ну а то, что ты ему сказала,
Ты сказала мимо жизни той.
Даже апология Володи,
Милого кумира твоего,
Что лежит на кладбище при входе,
Прозвучала несколько мертво.
В споре с кем-то начала и вскоре,
Чтоб начала и концы свести,
На прощанье ты сказала:sorry,
Вместо неуместного - прости.
Поразительное стихотворение. Точнее, 2 строчки.
Впрочем только правильно. Не боле.
Ибо говорила мимо боли
Человеку удалось найти новое, простое, обязательное - то, что должно было быть - а не было.
мимо жизни той.
----------------------------
Почти сума. С ума
Сводящая недоля.
Неисчислимый перечень потерь.
И снится мне Глазков, когда-то Коля,
И Николай Иванович теперь.
От тех же взвозов он, от тех же и причалов,
С того же прибережного песка
Откуда Pазин, Хлебников и Чкалов -
Оттуда и Глазков -
Но бьёт Москва с носка.
------------------------------
Когда ещё
Сумой плечо я не сутулил,
Тюремный голубь за стеной ещё не гулил.
Я слёзы лил,
Петлял, юлил
И заикался,
Но от сумы и от тюрьмы
Не зарекался.
-----------------------------
Несколько однообразный,
Неизлечимо больной,
Праздный(какие соблазны!..)
Голос послышался твой.
Пляж опустелый осенний,
Схожесть незаданных тем.
Слышу слова умилений
Этим больным бытием.
Сонные сполохи света
На берегу, в пустоте,
И благодарность за это
Призрачное бытие.
-------------------------------
Опята возле пня, в лесу чужом
Звенели на морозе под ножом.
Отогревал в ладонях: вроде целы!
А вот и подберёзовик, и белый,
А там галантерейный магазин
В каком-то пункте малонаселённом,
Одна из трёх блокированных зим.
От голодухи исходящих стоном.
Точней сказать, не магазин, а склад
И в нём застёжки, вроде костяные,
На дамских сумках матово блестят,
Из них бульон мы варим. И впервые
за много дней нам кажется - навар.
А этих сумок - штабеля, навал, -
Наипоследний шанс от дистрофии.
-----------------------------------
Короткие гудки
Евгению Храмову.
Мы уже распрощались на лето, которое нам предстояло,
Но за миг до того, как обычный прервать разговор,
На рычаг положить телефонную трубку устало,
Он сказал то, чего позабыть не могу до сих пор.
Разговор был обычным, о том и о сём, и о лете,
И закончился полностью, мы попрощались. Как вдруг
Он сказал то, чего и не думал сказать - и на свете
Неожиданно всё изменилось вокруг.
Он сказал торопливо слова милосердные эти
И гудками короткими выдал невольный испуг.
Я не могу обосновать, но по моему ощущению - это вечное, одна из вершин русской поэзии. Как и Листочек Винокурова. Оба - о чём-то своём,не очень ясном для ума. И не надо. Всё сказано.
-------------------------------------------------
Я должен сделать то, что было мне поручено.
За это ничего
При жизни на земле не будет мной получено.
Но это ничего…
-------------------------------
ИЗ ИСТОРИИ БАЛЕТА
Гельцер
танцует
последний
сезон,
Но, как и прежде, прыжок невесом, -
Только слышней раздаются нападки,
Только на сцене, тяжелой как сон,
В паузах бешено ходят лопатки.
Воздух неведомой силой стеснен -
Между последними в жизни прыжками
Не продохнуть, -
и худыми руками
Гельцер
танцует
последний
сезон.
----------------------------------------------------
Если кто по природе
талантлив
или даровит
Но в душе не имеет совсем никакого призванья
Он заместо того, чтоб творить, -
говорит
говорит
говорит
Завышая свои и чужие учёные званья
И количество взятых и выученных языков,
И покаяться в этом
от чистого сердца
готов.
Он выслушать не умеет.
(Многих черта роковая)
И собеседника перебивая,
прерывая
беседы нить,
Он о собственном мужестве говорит,
совершенно не сознавая,
Что ниже нельзя опуститься
и достоинство уронить.
И постепенно в нём
начинает меняться что-то,
И волос не только редеет,
но и всё более бел.
А где-то маячат сроки
итога или отчёта.
О чём?
Да о том, что дерева
он посадить не успел.
А он всё говорит,
говорит,
говорит.
и не остановится,
Стоя на голой земле,
на которой даже трава не растёт.
И тогда он опасным
для близких и дальних становится,
Чувствуя, что приближается
не расплата,
а, как бы сказать
расчёт.
Он живёт всё неистовей.
Но по внутренней, тайной сути,
В нём так пустынно и глухо,
когда и живое -
мертво.
И тогда он себя предлагать начинает в третейские судьи,-
И находится кто-нибудь,
кто нанимает его.
А он всё говорит,
говорит,
говорит,
заговариваясь и шаманя,
Принимая значительный
и многозначительный
вид,-
Когда человек не имеет в душе никакого призванья,
Но между тем
по природе
талантлив
или даровит.
----------------------------------
На семи на холмах на покатых
Город шумный, безумный, родной, -
В телефонах твоих автоматах
Трубки сорваны все до одной.
На семи на холмах на районы
И на микрорайоны разъят, -
Автоматы твои, телефоны
Пролетарской мочою разят.
Третьим Римом назвался. Не так ли?!
На семи на холмах на крови
Сукровицей санскрита набрякли
Телефонные жилы твои.
Никогда никуда не отбуду.
Если даже, в грехах обвиня,
Ты ославишь меня, как Иуду,
И без крова оставишь меня.
К твоему приморожен железу,
За свою и чужую вину,
В телефонную будочку влезу,
Ржавый диск наобум поверну.
------------------------------------
В отличие от олимпийски спокойного, о чём бы они говорил Винокурова(тому была причина: Винокуров был гипертоник, волноваться ему было крайне вредно :-) ) Межиров - воплощение Достоевщины. И в жизни и в творчестве. Дёрганый, рваный. Великолепно читал свои стихи, с потрясающим напором и страстью. Начнём.
Все разошлись и вновь пришли,
Опять уйдут, займутся делом.
А я ото всего вдали,
С тобою в доме опустелом.
Событья прожитого дня,
И очереди у киоска,
И вести траурной полоска -
Не существуют для меня.
А я не знаю ничего,
И ничего не понимаю,
И только губы прижимаю
К подолу платья твоего.
------------------------------------