Я | ФОТОГРАФ. Cергей Максимишин
Многократный призёр конкурсов «Пресс Фото России» и «World Press Photo» разных лет, Сергей Максимишин является ведущим специалистом легендарного Факультета фотокорреспондентов Союза журналистов Санкт-Петербурга. Его персональные выставки проходили в Москве, Санкт-Петербурге, Париже и Лос-Анджелесе. Список мировых изданий, с которыми он сотрудничал и сотрудничает, внушителен: «Stern», «Time, «Geo», «Business Week», «Fokus», «Corriere della Sera», «Newsweek», «The Times», «The Wall Street Journal», «The Washington Post», «Der Profile», «Liberation», «Parool», «Le Monde», «Figaro», «L'Espresso»... Востребован Максимишин как автор и в России: «Известия», «Огонёк», «Итоги», «Комсомольская правда», «Российская газета», «Московский комсомолец», «Вокруг света».
Вы, пожалуй, один из немногих современных фотографов, имеющих уникальное техническое образование. Оно, наверное, помогает вам лучше других понимать, как работает современная профессиональная фотокамера?
У меня, действительно, нетипичная для фотожурналиста специальность. Я учился в Ленинградском политехе на кафедре Экспериментальной ядерной физики, но, несмотря на это, я практически ничего не понимаю в работе цифрового аппарата, да и не нужно это, мне интересно другое.
Честно говоря, я забыл почти всё, чему меня учили в институте, но скромно надеюсь, что физика помогает мне ясно мыслить. Она удивительным образом структурирует мышление. В работе журналиста это остро необходимо.
Можно ли стать хорошим журналистом сразу после школы, поступив в университет, или обязательно наличие жизненного опыта и сложившихся интересов? Ведь Ваша судьба - как раз пример второго, более сложного пути. Кто из коллег был для Вас ориентиром на пути к вершинам профессии; может быть, и снимающие, и пишущие признанные мастера, такие как Василий Песков и Юрий Рост?
Безусловно, я уважаю эти имена. Мне кажется, что фотожурналист значительно ближе к пишущим журналистам, чем, к примеру, фэшн-фотографам. В слове «фотожурналистика» - главное - «журналистика». На меня как на фотожурналиста сильно повлияли журналисты пишущие. Например, совместная работа с Петром Вайлем была замечательной школой.
Вы сами ведь иногда пишите, не так ли? По-моему, у Вас замечательно получается заставить взаимодействовать текст и фотоизображение. Вам нравится это?
Иногда меня заставляют делать это, немножко шантажируя. Например, Наташа Ударцева, фоторедактор «Огонька», ставила условия - будет от тебя текст - будет «картинка» в номере... и я старался, хотя писать смертельно не люблю. В этом плане я, наверное, ленив. Для меня это как мыть посуду - умею делать, но не люблю...
Может быть, стоит порекомендовать такой тренинг для начинающих, много и не очень осмысленно снимающих фотографов - попробовать написать текст к своим фото, «отлегендировать» увиденное в кадре?
Я не знаю хороших фотографов, которые бы плохо писали. Если тебе есть, что сказать - ты скажешь это словами или картинками. Фотоистория - это перевод с русского языка на фотографический. Своих студентов я заставляю начинать работу над очерком с названия: если ты не знаешь, что снимаешь, что же ты снимешь?
Где, по-вашему, грань между фотожурналистикой и фотоискусством?
Я думаю, что если фотожурналист однажды решил, что он художник, то, журналист в нём уже умер, а вот родился ли художник - ещё неизвестно. Я легко могу представить себе ситуацию, когда художественность не нужна или даже вредна фотожурналисту. Иногда сухой протокольный снимок работает намного сильнее.
Однажды я работал в Ираке для американского журнала «Newsweek». Мне позвонили из редакции и попросили найти фото Саддама с сыновьями. Задача нетривиальная, ведь семейные отношения у них были непростыми.
Я вспомнил, что где-то, в какой-то чайхане, видел такую картинку. Мы с водителем стали методично объезжать все заведения, в которых когда-то бывали. И вот, в конце дня, мы нашли нужную чайхану. «Фотошопом» склеенная картинка в богатой китайской раме из золоченого алюминия висела на самом видном месте: Саддам и два его сына на фоне руин Вавилона.
Я снял эту фотографию множество раз «через» (и всё не просто так, я ведь хитрый фотограф): людей, пьющих чай, через людей, курящих кальян, через отражения и прочее, прочее... Посетители, увидев мой интерес, стали мне подыгрывать. Потом пришёл хозяин и стал, помогая мне, вытирать с картинки пыль. Я уже ехал домой, когда подумал, что все мои хитрости - полная ерунда. Сама по себе эта штука настолько сильна, что все мои потуги на креатив только мешают. Я вернулся в чайхану и сделал обычную репродукцию. Журнал дал картинку на разворот.
Другая история: где-то в Англии нашли детскую варежку XIV века. На агентском фото полуистлевшая варежка, лежащая на ладони, а справа полкадра занимает чьё-то лицо, внимательно вглядывающееся в эту варежку. Честно говоря, меня от этого тошнит. Меня интересует только трогательная варежка, а потуги фотографа анимировать картинку меня совсем не интересуют.
Недавно была защита у моих студентов. Анна Артемьева, фотограф «Новой газеты», сняла замечательную историю: портреты узников ГУЛАГа, тех немногих, кто ещё жив. Мы долго думали, как сделать так, чтоб в портрете присутствовал ГУЛАГ. Анна попросила каждого из героев показать вещь, которая была с ним в лагере. Аня представляла фотографии парами: портрет человека и фотография вещи, прошедшей с ним через лагеря.
Обсудить студенческие выпускные истории пришли замечательные фотографы, спасибо им огромное. Живые классики Володя Вяткин и Игорь Гаврилов после показа Аниной истории в один голос сказали, что портреты недостаточно художественны, что нужно было снять красивее.
Я защищал свою студентку, доказывал, что конкретно в этом проекте аскетизм формы - это концепция, работающая на образ.
В итоге спор коснулся замечательной фотографии южноафриканского фотографа Джуди Бибер, которая получила гран-при позапрошлогоднего «World Press Photo»: афганская женщина с отрезанным носом. Об этой фотографии Вяткин с Гавриловым тоже сказали, что и её можно было снять красивее. С моей же точки зрения «красивее» в этой ситуации не нужно. Сильнее всего эта фотография бы работала, если бы была снята в стилистике полицейского отчёта. Но я понимаю, почему Джуди сняла именно так. Её фотография - это диалог с фотографией Стива МакКари - помните его обошедшую весь мир афганскую девушку с зелёными глазами?
Я убеждён, что художественность фотожурналисту нужна в той же мере, что и красноречие адвокату. Для адвоката очень важно уметь красиво говорить, но если адвокат красиво говорит лишь с целью произвести впечатление на зал - он плохой адвокат, поскольку задача адвоката - не производить впечатление, а защищать клиента.
Мы должны уметь красиво снимать. Но ни в коем случае фотожурналист самовыражение не должен ставить главной своей целью. Задача фотожурналиста одна - рассказывать одним людям о том, как живут другие. Если для решения этой задачи нужна художественность, значит нужно быть художественным. Если нужна строгая сухая документальность, нужно уметь победить в себе художника.
Какова сейчас роль фотографии в жизни общества?
В конце 70-х, как только телевидение научилось давать картинку в режиме реального времени из любой точки мира, фотография перестала быть средством массовой информации. До этого по фотографиям люди узнавали мир. Примерно так же, как они узнавали мир по гравюрам в дофотографическую эпоху. Люди знали, как выглядит бегемот по впечатлениям художника, нарисовавшего его. Перед этим он ехал в Африку, писал акварель, а по ней потом гравёр делал гравюру, а гравюра уже шла к читателю. Фотограф, фиксируя события, был ещё и нотариусом. Событием было то, что было сфотографировано. Сейчас эту роль взяли на себя телевидение и Интернет. Документальная фотография перестала быть жизненно важной.
В СМИ всё действительно происходит именно так. Но вот страницы в социальных сетях с яркими качественными фотографиями «работают» лучше, чем без них. Может быть, это даёт определённую надежду на будущее фотожурналистам?
Для того чтобы фотограф мог работать, он должен есть, пить, одеваться, иметь деньги на технику.
Когда к социальным сетям удастся приделать кассовый аппарат, наступит новая эра в развитии фотографии. Её приметы уже видны. Уже появилось такое явление как краудфандинг (народное финансирование), когда авторы и организаторы чего-либо интересного успешно собирают в интернете деньги без посредников.
Вот недавно замечательные фотографы Оксана Юшко и Ольга Кравец с помощью социальных сетей собрали деньги на фотопроект про Чечню. Точнее, они сначала сняли материал, но для того, чтобы подвести итог проекту, они бросили клич в сети и смогли привлечь к своей идее деньги. По-моему, это знаковое событие. Оно в корне меняет представление о профессии, ведь между фотожурналистом и читателем исчезает ещё и фильтр - редактор, фоторедактор, арт-директор...
Сейчас Яна Романова, замечательный петербургский фотограф, также собирает в сети деньги на свой новый проект. Может быть, за этим будущее.
Значит всё-таки и коммерческое будущее профессии заключено в социальных сетях?
Пожалуй, да, но какое-то время ещё должно уйти на техническую готовность и привычку авторов и читателей-зрителей собирать и отдавать деньги таким способом.
Я тоже общаюсь в социальных сетях. Например, сейчас выставляю свои фотографии в «Facebook». У меня там на сегодня уже около 5 000 друзей, больше просто нельзя по условиям проекта. Но для меня пока это способ общения, а не сфера коммерческого интереса.
Приоткройте, пожалуйста, начинающим фотографам завесу тайны над способами заработка. Или, может быть, Ваш совет - не зацикливаться на деньгах и искать их в других сферах деятельности, фотографией занимаясь бескорыстно?
Мне трудно ответить на этот вопрос. У меня нет однозначных рецептов. Могу сказать одно - сейчас не лучшее время для того, чтобы становиться профессиональным фотожурналистом.
Помимо общего кризиса в экономике, кризиса в фотографии, кризис переживают и иллюстрированные журналы, их неумолимо становится меньше. Им отпущено, думаю, ещё года три, прежде чем они окончательно уйдут в сеть.
Всё началось со смерти великого журнала «Life». Уже сегодня количество подписчиков журнала «Time» и посетителей сайта www.time.com отличаются в десятки раз в пользу электронного проекта. Помяните моё слово, коммуникаторы и планшетные компьютеры скоро будут раздавать на улицах по символической цене. Так когда-то, по-моему, Рокфеллер, создал в доавтомобильную эпоху рынок сбыта керосина, раздав миллионам китайцев керосиновые лампы.
Если говорить о моих заработках. Примерно половина - это различные заказные работы, 40% - преподавание, 10% - даёт архив. К преподаванию я отношу и выездные мастер-классы, которые провожу в разных точках земного шара. Для меня подобные мастер-классы, помимо прочего, это редкая возможность снимать то, что хочешь, а не то, что заказывают. Кроме того, стыдно снять хуже, чем твои студенты, и это сильно мотивирует.
К сожалению, такие поездки дорого стоят, поэтому со мной, как правило, путешествуют «продвинутые» любители, а мне хотелось бы видеть в этих поездках молодых профессионалов.
Мой ближайший мастер-класс в одном из самых интересных мест Индии - штате Орисса.
Почему и как Вами был выбран Петербург в качестве места жизни, здесь ведь не всем хорошо?
Скорее, этот замечательный город выбрал меня сам. В 1981 году я впервые приехал сюда ещё школьником на экскурсию. Здесь в «политехе» учился мой приятель, и я попал к нему в общежитие, на одну из студенческих пьянок-гулянок, в компанию очаровавших меня умных мальчиков и девочек. Мне это невероятно понравилось, и я решил поступать в «политех». В начале 80-х годов он был окружён особой романтической аурой. Если бы не та поездка - я поступил бы в какой-то из университетов городов СССР: Москву, Киев, Одессу... И всё сложилось бы по-другому.
Сейчас я думаю, что единственное место, где я могу в России жить - это Питер. При этом я не «фан» Санкт-Петербурга до дрожи, как некоторые, и стараюсь трезво смотреть на свой город, он переживает не лучшие свои времена.
Академик Александр Михайлович Панченко, выдающийся российский филолог, ныне покойный, сказал мне как-то, что были в истории Петербурга и Москвы моменты, когда жители массово покидали город. Питер без людей выглядел намного лучше и величественнее. Никогда он не был таким красивым. А вот Москва без людей сразу начинала гореть и гибнуть.
Ещё он говорил мне, что Санкт-Петербург - это город зрителей, ценителей, критиков. А вот созидатели, творцы, как правило, приходили в Санкт-Петербург извне. Из современных нам гениев-петербуржцев я могу, пожалуй, назвать только Иосифа Бродского.
Видимо, ребёнку в детстве желательно съесть какое-то количество южных помидоров, чтобы потом всю жизнь были силы.
Думаю, я всё-таки со временем уеду из Петербурга, потому что мне здесь темно и холодно. Но не скучно...
О географии и ритмике Ваших путешествий ходят легенды. Откуда вы сейчас вернулись? Мой звонок недавно застал Вас в Гонконге...
Примерно полгода я провожу вне дома, в дальних поездках. Я действительно был не так давно в Гонконге. Снимал для журнала «Вокруг света».
Журнал переживает непростую перезагрузку. Два года назад он прошёл грамотный ребрэндинг. Был создан новый современный макет, который мне очень нравится. Но сейчас, с уходом Сергея Пархоменко и Маши Гессен, в редакции нет главного редактора. Вчера мы с Галей Величко, фотодиректором журнала, поздравили друг друга с тем, что сдали в номер материал о Гонконге.
Мне понравился тематический выпуск «Вокруг света», посвящённый войне 1812 года, прочёл его от корки до корки.
На днях я вернулся из Москвы, где работал для одного французского журнала над странным проектом о совершенно аномальной любви советских людей к Луи де Фюнесу.
У журнала будет специальный выпуск, посвящённый этому актёру. В номере запланирована отдельная статья про российскую любовь и необыкновенный прокатный успех фильмов с его участием. Мы в Москве искали людей, которые нам рассказывали о Луи де Фюнесе и его творчестве разные интересные вещи.
Я не сам выбрал эту тему. Редкое счастье для фотографа быть «композитором» своих историй. Но часто фотожурналист - это не »композитор» и даже не «дирижёр», а скорее «первая скрипка».
Будем ли мы с Вами говорить о политике, которой немало в ваших фотографиях? Что думаете Вы о судьбе России и о судьбе людей, живущих на её огромной территории?
Сегодня мне не хотелось бы говорить об этом. Почти всё я сказал в своей книге «Последняя империя. Двадцать лет спустя».
То, что происходит в стране, мне активно не нравится. Можно ли с этим жить или нет? Думаю, можно, особенно, если понять, что страна и государство - это разные вещи. Страна остаётся, а государство меняется...
К слову, я недавно даже на митинг во второй раз в жизни ходил не как фотограф, а как встревоженный горожанин. Протестовали мы против гигантской газпромовской башни, которая должна была вырасти, по сути, напротив моего дома.
Вы служили срочную службу в удивительном месте, на Кубе, были фотографом в военном клубе, не так ли? Удалось ли сохранить фотоархив тех лет?
Была такая яркая страница. К сожалению, архив я свой там оставил по глупости и лености, хотя и мог постараться его вывезти.
Моя фотолаборатория на «острове свободы» была местом встречи студентов, попавших по воле судьбы в армию. Это был такой «клуб» в клубе. Как ни странно, именно на Кубе я познакомился с поэзией Иосифа Бродского. Мы собирались и, в том числе, читали стихи, которые в рукописном виде в толстой тетрадке были у моего товарища Алексея Молочника.
Некоторые Ваши фото шокируют. Так действует на зрителей и сделанный Вами лет десять назад мрачный портрет Путина, и знаменитые «Обнажённые норки», а недавно меня впечатлила Ваша серия фотографий «Норильск. Май месяц», Вам не угрожают после таких публикаций?
Норильск действительно шокирует. Я не искал ничего специально. Официальных угроз не было, но на форумах некоторые зрители писали, что если я ещё раз приеду в Норильск, меня заставят съесть эти фото...
Мне кажется, Ваши фото Норильска скорее могут привлечь туда экологические гранты на спасение территории, чем многолетние усилия общественности.
Мне тоже так кажется. Не раз уже со мной случалось такое в различных проблемных местах. Сначала мне взахлёб рассказывают о проблемах, а когда я их показываю - меня называют «очернителем». Вот такой получается когнитивный диссонанс...
Начиналось с Норильском всё очень позитивно. Мои коллеги из местного фотоклуба пригласили меня провести у них в городе мастер-класс. Я давно мечтал попасть в Норильск. Но полететь туда за свой счёт очень дорого. Я попросил ребят из фотоклуба в качестве оплаты мастер-класса помочь мне с билетами и с квартирой дней на десять. У меня не было заказчика на этот материал, по сути, я делал его для себя.
После моего возвращения мне позвонили люди с сайта www.openspace.ru и попросили поделиться материалами. Когда узнали, что у меня есть свежая не опубликованная история, то даже предложили гонорар. 300 долларов. Я в ответ спросил, знают ли они, сколько стоит билет в Норильск? В итоге я отдал материал бесплатно. Я считаю, что лучше отдать бесплатно, чем дёшево. Он за короткий срок набрал более 700 тысяч просмотров. Мне нравится, что сетевые порталы начинают платить фотографам. Осталось дождаться острой конкуренции между ними.
Безопасность фотографа в путешествии является ли проблемой для Вас?
Я не чувствую себя этаким Рэмбо. К тому же, я не военный фотограф. Моя фотография - это стык этнографии и социальных тем. Я стараюсь избегать каких-либо конфликтов интересов. Такие проблемы скорее возникают в Москве, когда из дверей выбегает охранник и кричит фотографу, что здесь снимать нельзя.
Ни одно фото не стоит вашей жизни.
А вот воровство фототехники - это проблема. В Петербурге работает банда, которая целенаправленно грабит фотографов. Мне случилось как-то отбиться от них. У меня нет ни одного знакомого питерского фотографа, не пострадавшего от этих преступников.
Как выглядит Ваш архив? Храните ли Вы все свои фото? Как относитесь к служебному формату RAW (NEF)?
Храню только фото в формате jpg. Снимки стараюсь как можно быстрее сортировать и выбирать лучшие. Архив веду хронологический и тематический. К материалу отношусь критично. Всё лишнее сразу выбрасываю. Весь мой архив умещается пока на терабайтном диске.
Целый период вашей жизни был связан с работой в физической лаборатории Эрмитажа. Как вспоминается сегодня то время?
В лаборатории было много фотографий, которыми я не занимался, но был рядом. Например, любая атрибуция (определение авторства) - это обязательно - рентгеновский снимок: рентгеновская фотография выявляет так называемый «подмалёвок». Белила ведь содержат свинец, который на снимке виден по-особому. Любая реставрация - это инфракрасный снимок, с его помощью выявляют авторский рисунок, карандашные слои. Ультрафиолетовое фото - это утраты, состояние лака...
Я писал диплом в Эрмитаже как физик. Мой диплом по физике назывался «Разработка методики термолюминисцентного датирования керамики» - такие методы позволяют определить дату последнего нагрева черепка (обжиг или пожар). Это была прикладная полезная работа, я был ею искренне увлечён.
Детство я ведь провёл в Керчи. Керчь полна различным историческим материалом. Я ездил на раскопки, занимался археологией при музее. Когда я думал, куда поступать после школы, я буквально разрывался между физикой и археологией. Идя на физику, я подразумевал, что буду стараться работать на стыке наук. На третьем курсе я стал волонтёром в Эрмитаже, а потом меня взяли в штат. Мне эта работа очень нравилась, но началась перестройка, к тому времени у меня уже родился ребёнок, а зарплата в Эрмитаже упала в силу инфляции до 14 долларов. Я понял, что так жить дальше нельзя. У меня тогда было ощущение, что я хороню мечту.
Остались ли у Вас мечты?
Глобальные, пожалуй, нет. Отдельный блок желаний связан с тем, чтобы у детей всё сложилось в жизни...
Поддерживает ли Вас жена в вашем увлечении, в Вашей работе?
Для неё, конечно, был удар, когда я из менеджеров ушёл в фотографы. Доходы семейные серьёзно пострадали от такого моего решения, но она перенесла это достойно. Постепенно дела выправились...
Мой режим жизни, по-моему, только укрепляет отношения. Я же не пропадаю на полгода как капитан дальнего плавания. Обычно больше, чем на десять дней, в командировку не уезжаю, правда, делаю это довольно часто.
Вы, судя по Вашим снимкам, довольно бесстрашный человек. Вы всё-таки чего-то боитесь?
Например, страшно превратиться в охотника из «Обыкновенного чуда», который всё своё время тратит на защиту своих заслуг.
Видите ли Вы себя классическим пенсионером?
На пенсию не собираюсь, да и нереально прожить на неё в нашей стране в наше время. Я очень хорошо для себя решил, что не хочу зависеть от государства ни в какой степени. Буду работать всё время - преподавать, писать книжки, но нагрузку буду снижать. Ритм, в котором я живу сейчас всё время поддерживать невозможно.
На самом деле, это вопрос, который меня серьёзно беспокоит.
Выживут ли традиционные формы объединения фотографов - фотоклубы?
Думаю, что очень скоро они окончательно виртуализируются.
Печатаете ли Вы свои фото сами?
У меня на это нет ни времени, ни сил. Ни одной своей выставки сам я не устроил, мне всегда помогают организаторы.
Как Вы относитесь к «ломографии» и другим подобным экзотическим «творческим тупикам»?
Отношусь нормально, как к экспериментальному пространству. Например, сейчас великий Георгий Пинхасов весь с головой ушёл в телефонную фотографию. Если ему это нравится, если он этим искренне увлечён, значит это хорошо.
Как и с какого возраста посоветуете приобщать детей к искусству фотографии?
У меня есть личный отрицательный опыт. Я ездил со старшим сыном на съёмку в Карпаты и в Непал. Процесса обучения у нас не получилось. Способности у него есть, но есть и главная детская проблема - отсутствие концентрации. Но бывают дети - самородки. В 17 лет снимают как взрослые.
Я часто думаю о том, что было бы со мной, если бы я начал серьёзно заниматься фотографией не в 34 года, а в 20? Был бы мой сегодняшний результат лучше или хуже? Не перегорел бы я? У меня нет ответа на этот вопрос.
Возвращаетесь ли Вы иногда к плёнке?
Практически нет. Правда, когда мне не так давно пришлось работать на сильном морозе в Оймяконе, плёночную камеру я с собой прихватил, и ею работал. Но это, скорее, исключение.
Как Вы относитесь к технике Nikon?
Я вообще к технике отношусь спокойно. Nikon меня вполне устраивает. Техника добротная. Но петь дифирамбы - не мой стиль.
Правда, не могу не отметить, что у Nikon D4, которым я снимаю в последнее время, невероятная фотографическая широта. Это просто чудеса! Я, в принципе, никогда не использую вспышку. Снимаю без неё при любых условиях освещённости. Иногда сам не верю, что снимок с таким высоким диапазоном контрастов получится. Снимаю... и он получается!
Для творчества важно меньше думать о технике в процессе съёмки.
В каждом наборе студентов всегда есть такой молодой человек с тонкой шеей и большой головой, которого кнопочки интересуют больше фотокарточек. Такие мальчики спрашивают: «А что вы думаете про амплитудно-частотные характеристики...» А я ничего про это не думаю, мне не интересно об этом думать.
Девочки снимают лучше, меньше «заморачиваясь» на технике. Мальчики снимают правильно, а девочки снимают хорошо. Беда мальчиков в том, что они очень хорошо знают, чего делать нельзя. Они даже инструкции иногда читают. А девочки этого почти никогда не делают, поэтому их творческий путь полон открытий (Сергей Максимишин смеётся)...
Какими программными средствами Вы пользуетесь?
Я почти не обрабатываю свои фотографии. Считаю, что максимум работы фотограф должен стараться делать при съёмке. Но всё-таки «фотошопом» владею, правда, довольно поверхностно.
Какие фильмы о фотографах Вам нравятся? Может быть, например, эстетское «Фотоувеличения» Микеланджело Антониони?
«Фотоувеличение» мне не нравится. А вот фильм «Военный фотограф» (War Photographer, 2001) о Джеймсе Нахтвее, живом классике документальной фотографии, советую посмотреть всем, на меня он в своё время произвёл глубокое впечатление.
«Клуб безбашенных» (The Bang Bang Club, 2010) - ещё один интересный фильм.
Каким дополнительным оборудованием Вы пользуетесь?
Практически никаким. Обычно в моей сумке лежат два сменных объектива и всё. Когда-то у меня был штатив - его украли. Монопод - отобрали как-то сотрудники службы безопасности аэропорта, а я не мог с ними ругаться, так как опаздывал на самолёт. Вспышкой я практически не пользуюсь, но она у меня есть.
По-моему, Вы как человек, регулярно бывающий в Индии, уже близки к настоящему просветлению и скоро сможете обойтись при съёмке без фотоаппарата, не так ли?
Анри Картье-Брессон в старости говорил, что ему уже не нужен фотоаппарат. Если он увидел фотографию, то для него она уже случилась. Я до этого ещё далёк, у меня ещё осталась потребность показывать свои фото людям.
Беседовал Антон Юшко. Компания Nikon благодарит Сергея Максимишина за предоставленные фотографии.
Хотите поучаствовать в рубрике Я | ФОТОГРАФ? Присылайте ссылки на работы нам в личные сообщения. Не забудьте также написать несколько строк о себе: как давно вы снимаете на Nikon, что вас вдохновляет как фотографа; также мы будем рады, если вы поделитесь с нашими читателями какими-то профессиональными секретами. Если вы пока не решаетесь прислать нам такое письмо, предлагаем вам начать с малого и добавить наш блог в друзья.
Вы, пожалуй, один из немногих современных фотографов, имеющих уникальное техническое образование. Оно, наверное, помогает вам лучше других понимать, как работает современная профессиональная фотокамера?
У меня, действительно, нетипичная для фотожурналиста специальность. Я учился в Ленинградском политехе на кафедре Экспериментальной ядерной физики, но, несмотря на это, я практически ничего не понимаю в работе цифрового аппарата, да и не нужно это, мне интересно другое.
Честно говоря, я забыл почти всё, чему меня учили в институте, но скромно надеюсь, что физика помогает мне ясно мыслить. Она удивительным образом структурирует мышление. В работе журналиста это остро необходимо.
Можно ли стать хорошим журналистом сразу после школы, поступив в университет, или обязательно наличие жизненного опыта и сложившихся интересов? Ведь Ваша судьба - как раз пример второго, более сложного пути. Кто из коллег был для Вас ориентиром на пути к вершинам профессии; может быть, и снимающие, и пишущие признанные мастера, такие как Василий Песков и Юрий Рост?
Безусловно, я уважаю эти имена. Мне кажется, что фотожурналист значительно ближе к пишущим журналистам, чем, к примеру, фэшн-фотографам. В слове «фотожурналистика» - главное - «журналистика». На меня как на фотожурналиста сильно повлияли журналисты пишущие. Например, совместная работа с Петром Вайлем была замечательной школой.
Вы сами ведь иногда пишите, не так ли? По-моему, у Вас замечательно получается заставить взаимодействовать текст и фотоизображение. Вам нравится это?
Иногда меня заставляют делать это, немножко шантажируя. Например, Наташа Ударцева, фоторедактор «Огонька», ставила условия - будет от тебя текст - будет «картинка» в номере... и я старался, хотя писать смертельно не люблю. В этом плане я, наверное, ленив. Для меня это как мыть посуду - умею делать, но не люблю...
Может быть, стоит порекомендовать такой тренинг для начинающих, много и не очень осмысленно снимающих фотографов - попробовать написать текст к своим фото, «отлегендировать» увиденное в кадре?
Я не знаю хороших фотографов, которые бы плохо писали. Если тебе есть, что сказать - ты скажешь это словами или картинками. Фотоистория - это перевод с русского языка на фотографический. Своих студентов я заставляю начинать работу над очерком с названия: если ты не знаешь, что снимаешь, что же ты снимешь?
Где, по-вашему, грань между фотожурналистикой и фотоискусством?
Я думаю, что если фотожурналист однажды решил, что он художник, то, журналист в нём уже умер, а вот родился ли художник - ещё неизвестно. Я легко могу представить себе ситуацию, когда художественность не нужна или даже вредна фотожурналисту. Иногда сухой протокольный снимок работает намного сильнее.
Однажды я работал в Ираке для американского журнала «Newsweek». Мне позвонили из редакции и попросили найти фото Саддама с сыновьями. Задача нетривиальная, ведь семейные отношения у них были непростыми.
Я вспомнил, что где-то, в какой-то чайхане, видел такую картинку. Мы с водителем стали методично объезжать все заведения, в которых когда-то бывали. И вот, в конце дня, мы нашли нужную чайхану. «Фотошопом» склеенная картинка в богатой китайской раме из золоченого алюминия висела на самом видном месте: Саддам и два его сына на фоне руин Вавилона.
Я снял эту фотографию множество раз «через» (и всё не просто так, я ведь хитрый фотограф): людей, пьющих чай, через людей, курящих кальян, через отражения и прочее, прочее... Посетители, увидев мой интерес, стали мне подыгрывать. Потом пришёл хозяин и стал, помогая мне, вытирать с картинки пыль. Я уже ехал домой, когда подумал, что все мои хитрости - полная ерунда. Сама по себе эта штука настолько сильна, что все мои потуги на креатив только мешают. Я вернулся в чайхану и сделал обычную репродукцию. Журнал дал картинку на разворот.
Другая история: где-то в Англии нашли детскую варежку XIV века. На агентском фото полуистлевшая варежка, лежащая на ладони, а справа полкадра занимает чьё-то лицо, внимательно вглядывающееся в эту варежку. Честно говоря, меня от этого тошнит. Меня интересует только трогательная варежка, а потуги фотографа анимировать картинку меня совсем не интересуют.
Недавно была защита у моих студентов. Анна Артемьева, фотограф «Новой газеты», сняла замечательную историю: портреты узников ГУЛАГа, тех немногих, кто ещё жив. Мы долго думали, как сделать так, чтоб в портрете присутствовал ГУЛАГ. Анна попросила каждого из героев показать вещь, которая была с ним в лагере. Аня представляла фотографии парами: портрет человека и фотография вещи, прошедшей с ним через лагеря.
Обсудить студенческие выпускные истории пришли замечательные фотографы, спасибо им огромное. Живые классики Володя Вяткин и Игорь Гаврилов после показа Аниной истории в один голос сказали, что портреты недостаточно художественны, что нужно было снять красивее.
Я защищал свою студентку, доказывал, что конкретно в этом проекте аскетизм формы - это концепция, работающая на образ.
В итоге спор коснулся замечательной фотографии южноафриканского фотографа Джуди Бибер, которая получила гран-при позапрошлогоднего «World Press Photo»: афганская женщина с отрезанным носом. Об этой фотографии Вяткин с Гавриловым тоже сказали, что и её можно было снять красивее. С моей же точки зрения «красивее» в этой ситуации не нужно. Сильнее всего эта фотография бы работала, если бы была снята в стилистике полицейского отчёта. Но я понимаю, почему Джуди сняла именно так. Её фотография - это диалог с фотографией Стива МакКари - помните его обошедшую весь мир афганскую девушку с зелёными глазами?
Я убеждён, что художественность фотожурналисту нужна в той же мере, что и красноречие адвокату. Для адвоката очень важно уметь красиво говорить, но если адвокат красиво говорит лишь с целью произвести впечатление на зал - он плохой адвокат, поскольку задача адвоката - не производить впечатление, а защищать клиента.
Мы должны уметь красиво снимать. Но ни в коем случае фотожурналист самовыражение не должен ставить главной своей целью. Задача фотожурналиста одна - рассказывать одним людям о том, как живут другие. Если для решения этой задачи нужна художественность, значит нужно быть художественным. Если нужна строгая сухая документальность, нужно уметь победить в себе художника.
Какова сейчас роль фотографии в жизни общества?
В конце 70-х, как только телевидение научилось давать картинку в режиме реального времени из любой точки мира, фотография перестала быть средством массовой информации. До этого по фотографиям люди узнавали мир. Примерно так же, как они узнавали мир по гравюрам в дофотографическую эпоху. Люди знали, как выглядит бегемот по впечатлениям художника, нарисовавшего его. Перед этим он ехал в Африку, писал акварель, а по ней потом гравёр делал гравюру, а гравюра уже шла к читателю. Фотограф, фиксируя события, был ещё и нотариусом. Событием было то, что было сфотографировано. Сейчас эту роль взяли на себя телевидение и Интернет. Документальная фотография перестала быть жизненно важной.
В СМИ всё действительно происходит именно так. Но вот страницы в социальных сетях с яркими качественными фотографиями «работают» лучше, чем без них. Может быть, это даёт определённую надежду на будущее фотожурналистам?
Для того чтобы фотограф мог работать, он должен есть, пить, одеваться, иметь деньги на технику.
Когда к социальным сетям удастся приделать кассовый аппарат, наступит новая эра в развитии фотографии. Её приметы уже видны. Уже появилось такое явление как краудфандинг (народное финансирование), когда авторы и организаторы чего-либо интересного успешно собирают в интернете деньги без посредников.
Вот недавно замечательные фотографы Оксана Юшко и Ольга Кравец с помощью социальных сетей собрали деньги на фотопроект про Чечню. Точнее, они сначала сняли материал, но для того, чтобы подвести итог проекту, они бросили клич в сети и смогли привлечь к своей идее деньги. По-моему, это знаковое событие. Оно в корне меняет представление о профессии, ведь между фотожурналистом и читателем исчезает ещё и фильтр - редактор, фоторедактор, арт-директор...
Сейчас Яна Романова, замечательный петербургский фотограф, также собирает в сети деньги на свой новый проект. Может быть, за этим будущее.
Значит всё-таки и коммерческое будущее профессии заключено в социальных сетях?
Пожалуй, да, но какое-то время ещё должно уйти на техническую готовность и привычку авторов и читателей-зрителей собирать и отдавать деньги таким способом.
Я тоже общаюсь в социальных сетях. Например, сейчас выставляю свои фотографии в «Facebook». У меня там на сегодня уже около 5 000 друзей, больше просто нельзя по условиям проекта. Но для меня пока это способ общения, а не сфера коммерческого интереса.
Приоткройте, пожалуйста, начинающим фотографам завесу тайны над способами заработка. Или, может быть, Ваш совет - не зацикливаться на деньгах и искать их в других сферах деятельности, фотографией занимаясь бескорыстно?
Мне трудно ответить на этот вопрос. У меня нет однозначных рецептов. Могу сказать одно - сейчас не лучшее время для того, чтобы становиться профессиональным фотожурналистом.
Помимо общего кризиса в экономике, кризиса в фотографии, кризис переживают и иллюстрированные журналы, их неумолимо становится меньше. Им отпущено, думаю, ещё года три, прежде чем они окончательно уйдут в сеть.
Всё началось со смерти великого журнала «Life». Уже сегодня количество подписчиков журнала «Time» и посетителей сайта www.time.com отличаются в десятки раз в пользу электронного проекта. Помяните моё слово, коммуникаторы и планшетные компьютеры скоро будут раздавать на улицах по символической цене. Так когда-то, по-моему, Рокфеллер, создал в доавтомобильную эпоху рынок сбыта керосина, раздав миллионам китайцев керосиновые лампы.
Если говорить о моих заработках. Примерно половина - это различные заказные работы, 40% - преподавание, 10% - даёт архив. К преподаванию я отношу и выездные мастер-классы, которые провожу в разных точках земного шара. Для меня подобные мастер-классы, помимо прочего, это редкая возможность снимать то, что хочешь, а не то, что заказывают. Кроме того, стыдно снять хуже, чем твои студенты, и это сильно мотивирует.
К сожалению, такие поездки дорого стоят, поэтому со мной, как правило, путешествуют «продвинутые» любители, а мне хотелось бы видеть в этих поездках молодых профессионалов.
Мой ближайший мастер-класс в одном из самых интересных мест Индии - штате Орисса.
Почему и как Вами был выбран Петербург в качестве места жизни, здесь ведь не всем хорошо?
Скорее, этот замечательный город выбрал меня сам. В 1981 году я впервые приехал сюда ещё школьником на экскурсию. Здесь в «политехе» учился мой приятель, и я попал к нему в общежитие, на одну из студенческих пьянок-гулянок, в компанию очаровавших меня умных мальчиков и девочек. Мне это невероятно понравилось, и я решил поступать в «политех». В начале 80-х годов он был окружён особой романтической аурой. Если бы не та поездка - я поступил бы в какой-то из университетов городов СССР: Москву, Киев, Одессу... И всё сложилось бы по-другому.
Сейчас я думаю, что единственное место, где я могу в России жить - это Питер. При этом я не «фан» Санкт-Петербурга до дрожи, как некоторые, и стараюсь трезво смотреть на свой город, он переживает не лучшие свои времена.
Академик Александр Михайлович Панченко, выдающийся российский филолог, ныне покойный, сказал мне как-то, что были в истории Петербурга и Москвы моменты, когда жители массово покидали город. Питер без людей выглядел намного лучше и величественнее. Никогда он не был таким красивым. А вот Москва без людей сразу начинала гореть и гибнуть.
Ещё он говорил мне, что Санкт-Петербург - это город зрителей, ценителей, критиков. А вот созидатели, творцы, как правило, приходили в Санкт-Петербург извне. Из современных нам гениев-петербуржцев я могу, пожалуй, назвать только Иосифа Бродского.
Видимо, ребёнку в детстве желательно съесть какое-то количество южных помидоров, чтобы потом всю жизнь были силы.
Думаю, я всё-таки со временем уеду из Петербурга, потому что мне здесь темно и холодно. Но не скучно...
О географии и ритмике Ваших путешествий ходят легенды. Откуда вы сейчас вернулись? Мой звонок недавно застал Вас в Гонконге...
Примерно полгода я провожу вне дома, в дальних поездках. Я действительно был не так давно в Гонконге. Снимал для журнала «Вокруг света».
Журнал переживает непростую перезагрузку. Два года назад он прошёл грамотный ребрэндинг. Был создан новый современный макет, который мне очень нравится. Но сейчас, с уходом Сергея Пархоменко и Маши Гессен, в редакции нет главного редактора. Вчера мы с Галей Величко, фотодиректором журнала, поздравили друг друга с тем, что сдали в номер материал о Гонконге.
Мне понравился тематический выпуск «Вокруг света», посвящённый войне 1812 года, прочёл его от корки до корки.
На днях я вернулся из Москвы, где работал для одного французского журнала над странным проектом о совершенно аномальной любви советских людей к Луи де Фюнесу.
У журнала будет специальный выпуск, посвящённый этому актёру. В номере запланирована отдельная статья про российскую любовь и необыкновенный прокатный успех фильмов с его участием. Мы в Москве искали людей, которые нам рассказывали о Луи де Фюнесе и его творчестве разные интересные вещи.
Я не сам выбрал эту тему. Редкое счастье для фотографа быть «композитором» своих историй. Но часто фотожурналист - это не »композитор» и даже не «дирижёр», а скорее «первая скрипка».
Будем ли мы с Вами говорить о политике, которой немало в ваших фотографиях? Что думаете Вы о судьбе России и о судьбе людей, живущих на её огромной территории?
Сегодня мне не хотелось бы говорить об этом. Почти всё я сказал в своей книге «Последняя империя. Двадцать лет спустя».
То, что происходит в стране, мне активно не нравится. Можно ли с этим жить или нет? Думаю, можно, особенно, если понять, что страна и государство - это разные вещи. Страна остаётся, а государство меняется...
К слову, я недавно даже на митинг во второй раз в жизни ходил не как фотограф, а как встревоженный горожанин. Протестовали мы против гигантской газпромовской башни, которая должна была вырасти, по сути, напротив моего дома.
Вы служили срочную службу в удивительном месте, на Кубе, были фотографом в военном клубе, не так ли? Удалось ли сохранить фотоархив тех лет?
Была такая яркая страница. К сожалению, архив я свой там оставил по глупости и лености, хотя и мог постараться его вывезти.
Моя фотолаборатория на «острове свободы» была местом встречи студентов, попавших по воле судьбы в армию. Это был такой «клуб» в клубе. Как ни странно, именно на Кубе я познакомился с поэзией Иосифа Бродского. Мы собирались и, в том числе, читали стихи, которые в рукописном виде в толстой тетрадке были у моего товарища Алексея Молочника.
Некоторые Ваши фото шокируют. Так действует на зрителей и сделанный Вами лет десять назад мрачный портрет Путина, и знаменитые «Обнажённые норки», а недавно меня впечатлила Ваша серия фотографий «Норильск. Май месяц», Вам не угрожают после таких публикаций?
Норильск действительно шокирует. Я не искал ничего специально. Официальных угроз не было, но на форумах некоторые зрители писали, что если я ещё раз приеду в Норильск, меня заставят съесть эти фото...
Мне кажется, Ваши фото Норильска скорее могут привлечь туда экологические гранты на спасение территории, чем многолетние усилия общественности.
Мне тоже так кажется. Не раз уже со мной случалось такое в различных проблемных местах. Сначала мне взахлёб рассказывают о проблемах, а когда я их показываю - меня называют «очернителем». Вот такой получается когнитивный диссонанс...
Начиналось с Норильском всё очень позитивно. Мои коллеги из местного фотоклуба пригласили меня провести у них в городе мастер-класс. Я давно мечтал попасть в Норильск. Но полететь туда за свой счёт очень дорого. Я попросил ребят из фотоклуба в качестве оплаты мастер-класса помочь мне с билетами и с квартирой дней на десять. У меня не было заказчика на этот материал, по сути, я делал его для себя.
После моего возвращения мне позвонили люди с сайта www.openspace.ru и попросили поделиться материалами. Когда узнали, что у меня есть свежая не опубликованная история, то даже предложили гонорар. 300 долларов. Я в ответ спросил, знают ли они, сколько стоит билет в Норильск? В итоге я отдал материал бесплатно. Я считаю, что лучше отдать бесплатно, чем дёшево. Он за короткий срок набрал более 700 тысяч просмотров. Мне нравится, что сетевые порталы начинают платить фотографам. Осталось дождаться острой конкуренции между ними.
Безопасность фотографа в путешествии является ли проблемой для Вас?
Я не чувствую себя этаким Рэмбо. К тому же, я не военный фотограф. Моя фотография - это стык этнографии и социальных тем. Я стараюсь избегать каких-либо конфликтов интересов. Такие проблемы скорее возникают в Москве, когда из дверей выбегает охранник и кричит фотографу, что здесь снимать нельзя.
Ни одно фото не стоит вашей жизни.
А вот воровство фототехники - это проблема. В Петербурге работает банда, которая целенаправленно грабит фотографов. Мне случилось как-то отбиться от них. У меня нет ни одного знакомого питерского фотографа, не пострадавшего от этих преступников.
Как выглядит Ваш архив? Храните ли Вы все свои фото? Как относитесь к служебному формату RAW (NEF)?
Храню только фото в формате jpg. Снимки стараюсь как можно быстрее сортировать и выбирать лучшие. Архив веду хронологический и тематический. К материалу отношусь критично. Всё лишнее сразу выбрасываю. Весь мой архив умещается пока на терабайтном диске.
Целый период вашей жизни был связан с работой в физической лаборатории Эрмитажа. Как вспоминается сегодня то время?
В лаборатории было много фотографий, которыми я не занимался, но был рядом. Например, любая атрибуция (определение авторства) - это обязательно - рентгеновский снимок: рентгеновская фотография выявляет так называемый «подмалёвок». Белила ведь содержат свинец, который на снимке виден по-особому. Любая реставрация - это инфракрасный снимок, с его помощью выявляют авторский рисунок, карандашные слои. Ультрафиолетовое фото - это утраты, состояние лака...
Я писал диплом в Эрмитаже как физик. Мой диплом по физике назывался «Разработка методики термолюминисцентного датирования керамики» - такие методы позволяют определить дату последнего нагрева черепка (обжиг или пожар). Это была прикладная полезная работа, я был ею искренне увлечён.
Детство я ведь провёл в Керчи. Керчь полна различным историческим материалом. Я ездил на раскопки, занимался археологией при музее. Когда я думал, куда поступать после школы, я буквально разрывался между физикой и археологией. Идя на физику, я подразумевал, что буду стараться работать на стыке наук. На третьем курсе я стал волонтёром в Эрмитаже, а потом меня взяли в штат. Мне эта работа очень нравилась, но началась перестройка, к тому времени у меня уже родился ребёнок, а зарплата в Эрмитаже упала в силу инфляции до 14 долларов. Я понял, что так жить дальше нельзя. У меня тогда было ощущение, что я хороню мечту.
Остались ли у Вас мечты?
Глобальные, пожалуй, нет. Отдельный блок желаний связан с тем, чтобы у детей всё сложилось в жизни...
Поддерживает ли Вас жена в вашем увлечении, в Вашей работе?
Для неё, конечно, был удар, когда я из менеджеров ушёл в фотографы. Доходы семейные серьёзно пострадали от такого моего решения, но она перенесла это достойно. Постепенно дела выправились...
Мой режим жизни, по-моему, только укрепляет отношения. Я же не пропадаю на полгода как капитан дальнего плавания. Обычно больше, чем на десять дней, в командировку не уезжаю, правда, делаю это довольно часто.
Вы, судя по Вашим снимкам, довольно бесстрашный человек. Вы всё-таки чего-то боитесь?
Например, страшно превратиться в охотника из «Обыкновенного чуда», который всё своё время тратит на защиту своих заслуг.
Видите ли Вы себя классическим пенсионером?
На пенсию не собираюсь, да и нереально прожить на неё в нашей стране в наше время. Я очень хорошо для себя решил, что не хочу зависеть от государства ни в какой степени. Буду работать всё время - преподавать, писать книжки, но нагрузку буду снижать. Ритм, в котором я живу сейчас всё время поддерживать невозможно.
На самом деле, это вопрос, который меня серьёзно беспокоит.
Выживут ли традиционные формы объединения фотографов - фотоклубы?
Думаю, что очень скоро они окончательно виртуализируются.
Печатаете ли Вы свои фото сами?
У меня на это нет ни времени, ни сил. Ни одной своей выставки сам я не устроил, мне всегда помогают организаторы.
Как Вы относитесь к «ломографии» и другим подобным экзотическим «творческим тупикам»?
Отношусь нормально, как к экспериментальному пространству. Например, сейчас великий Георгий Пинхасов весь с головой ушёл в телефонную фотографию. Если ему это нравится, если он этим искренне увлечён, значит это хорошо.
Как и с какого возраста посоветуете приобщать детей к искусству фотографии?
У меня есть личный отрицательный опыт. Я ездил со старшим сыном на съёмку в Карпаты и в Непал. Процесса обучения у нас не получилось. Способности у него есть, но есть и главная детская проблема - отсутствие концентрации. Но бывают дети - самородки. В 17 лет снимают как взрослые.
Я часто думаю о том, что было бы со мной, если бы я начал серьёзно заниматься фотографией не в 34 года, а в 20? Был бы мой сегодняшний результат лучше или хуже? Не перегорел бы я? У меня нет ответа на этот вопрос.
Возвращаетесь ли Вы иногда к плёнке?
Практически нет. Правда, когда мне не так давно пришлось работать на сильном морозе в Оймяконе, плёночную камеру я с собой прихватил, и ею работал. Но это, скорее, исключение.
Как Вы относитесь к технике Nikon?
Я вообще к технике отношусь спокойно. Nikon меня вполне устраивает. Техника добротная. Но петь дифирамбы - не мой стиль.
Правда, не могу не отметить, что у Nikon D4, которым я снимаю в последнее время, невероятная фотографическая широта. Это просто чудеса! Я, в принципе, никогда не использую вспышку. Снимаю без неё при любых условиях освещённости. Иногда сам не верю, что снимок с таким высоким диапазоном контрастов получится. Снимаю... и он получается!
Для творчества важно меньше думать о технике в процессе съёмки.
В каждом наборе студентов всегда есть такой молодой человек с тонкой шеей и большой головой, которого кнопочки интересуют больше фотокарточек. Такие мальчики спрашивают: «А что вы думаете про амплитудно-частотные характеристики...» А я ничего про это не думаю, мне не интересно об этом думать.
Девочки снимают лучше, меньше «заморачиваясь» на технике. Мальчики снимают правильно, а девочки снимают хорошо. Беда мальчиков в том, что они очень хорошо знают, чего делать нельзя. Они даже инструкции иногда читают. А девочки этого почти никогда не делают, поэтому их творческий путь полон открытий (Сергей Максимишин смеётся)...
Какими программными средствами Вы пользуетесь?
Я почти не обрабатываю свои фотографии. Считаю, что максимум работы фотограф должен стараться делать при съёмке. Но всё-таки «фотошопом» владею, правда, довольно поверхностно.
Какие фильмы о фотографах Вам нравятся? Может быть, например, эстетское «Фотоувеличения» Микеланджело Антониони?
«Фотоувеличение» мне не нравится. А вот фильм «Военный фотограф» (War Photographer, 2001) о Джеймсе Нахтвее, живом классике документальной фотографии, советую посмотреть всем, на меня он в своё время произвёл глубокое впечатление.
«Клуб безбашенных» (The Bang Bang Club, 2010) - ещё один интересный фильм.
Каким дополнительным оборудованием Вы пользуетесь?
Практически никаким. Обычно в моей сумке лежат два сменных объектива и всё. Когда-то у меня был штатив - его украли. Монопод - отобрали как-то сотрудники службы безопасности аэропорта, а я не мог с ними ругаться, так как опаздывал на самолёт. Вспышкой я практически не пользуюсь, но она у меня есть.
По-моему, Вы как человек, регулярно бывающий в Индии, уже близки к настоящему просветлению и скоро сможете обойтись при съёмке без фотоаппарата, не так ли?
Анри Картье-Брессон в старости говорил, что ему уже не нужен фотоаппарат. Если он увидел фотографию, то для него она уже случилась. Я до этого ещё далёк, у меня ещё осталась потребность показывать свои фото людям.
Беседовал Антон Юшко. Компания Nikon благодарит Сергея Максимишина за предоставленные фотографии.
Хотите поучаствовать в рубрике Я | ФОТОГРАФ? Присылайте ссылки на работы нам в личные сообщения. Не забудьте также написать несколько строк о себе: как давно вы снимаете на Nikon, что вас вдохновляет как фотографа; также мы будем рады, если вы поделитесь с нашими читателями какими-то профессиональными секретами. Если вы пока не решаетесь прислать нам такое письмо, предлагаем вам начать с малого и добавить наш блог в друзья.