Проповеди отца Антония. О мечтах
Продолжение. Начало:http://nikolaeva.livejournal.com/96390.html
Проповеди отца Антония были не в бровь, а в глаз.
Причем, он всегда точно угадывал, что именно должны услышать его чада сегодня, дабы получить исцеление в лечебнице духовной и с новыми силами нести свой молитвенный подвиг.
Никогда не забуду того сияющего весеннего утра, когда в наш храм на литургию пришла моя мама.
Мамуля тогда только-только начала ходить в церковь. И все-то ей нравилось, и многим ее сердце умилялось, но вот один вопрос никак не давал ей покоя. И об этом толковала мне мама, пока мы полями, лесочком, мимо святого источника шли в храм Божий.
- Вот все в православии так радостно и гармонично, - поспешая по тропинке, говорила мама. - Одно вот совсем мне не нравится и не понятно.
Вот эти разговоры о мученичестве. Зачем? Ведь цель христианства другая - молиться, поститься, стараться жить праведно.
И за это долголетие, и сыны как дубы молодые, и внуки, и кончина не постыдная. Об этом ведь тоже написано в разных святых книгах. Не может человек хотеть себе мучений, это ненормально.
Вокруг была такая оглушительная весна, так пахли молодые листики, чирикали одуревшие от первого настоящего тепла птицы.
Казалось, вся природа на стороне маминого несколько эпикурейского толкования православия. Все в мире для счастья человеческого. Березки клонят ветки, спасая нас от зноя, мягко пружинит под ногами молодая травка, журчит ручей,услаждая слух. Радостное ликование - вот суть христианства.
Я шла молча, уже одно то, что мамуля идет в храм со мной, наполняло сердце счастьем, а счастье, как известно, освобождает голову от любых мыслей.
Вот так , среди воркования родительницы и щебетания пернатых, дошла я до нашего крошечного храмика, желтенького, как кусок деревенского сливочного масла, чистенького, как новорожденное облачко, окрашенное любовно первыми утренними солнечными лучами.
Православный наш отряд спецназа в количестве 20 заслуженных бабулей уже занял привычные места и приготовился к утреннему богослужению.
Подсвечники сияли, пол сверкал. Белоснежные накрахмаленные занавесочки празднично трепыхались на ветру белыми знаменами.
Отец Антоний требовал неукоснительного соблюдения порядка и беспрепятственного притока свежего воздуха в помещение. Поэтому наши бабушки забыли навсегда слово "сквозняк", столь любимое престарелыми прихожанками в других храмах.
Теперь-то я знаю, какая редкость - открытое окно в церкви в удушающий жаркий день. Строго храмовые бабушки следят за окнами, на каждое открытое бросаются как на вражескую амбразуру, не щадя живота своего. А то свечки - гаснут!, спины - дует!, и вообще - не положено!
У отца Антония такое было просто невозможно.
Вот именно поэтому был в то утро таким сияющим, прохладным и душистым наш храм.
Служба шла своим чередом. Отец Антоний был и за алтарника, и за диакона, и за чтеца, и, конечно, исповедовал и служил тоже он один.
Всем для всех был наш батюшка.
Вихрем пролетал он шесть шагов во всю длину храма, резво проносился пять шагов в его ширину. Как зачарованные следили старушки за своим пастырем, едва успевая поворачивать головы, старательно сжимая в руках палочки и трости самой разной конфигурации.
Никто не то что не присаживался, но даже и не шептался.
Как один миг пролетела служба, вышел батюшка на проповедь.
Кивнул дружески верным старушечкам своим и вдруг неожиданно увидел мою мамулю, которая всю службу скромненько у дверей жалась, а теперь, не желая пропустить ни слова из проповеди, решительно выдвинулась вперед.
Отец Антоний внимательно посмотрел на маму.
Мамуля слегка порозовела. Батюшка шагнул поближе к ней, мама подняла на него испуганные глаза и замерла. Отступать было некуда: сзади привычно сомкнули свои ряды бабки. Только плечом к плечу могли они выдержать без ущерба для здоровья красноречие своего настоятеля.
- Вот о чем мечтает всегда каждый христианин?- непривычно тихо и мягко начал батюшка.
- Чего бы нам сейчас, например, хотелось бы больше всего? Особенно после того, как мы помолились?
Глаза прихожанок затуманились. Не знаю, о чем мечтали они, а мне подумалось, что сейчас мы будем с мамулей пить чай с плюшками в нашем деревенском доме, что целый весенний день в нашем распоряжении, а скоро - страшно подумать - лето! А все знают, что самый правильный синоним к слову "лето" - "счастье".
Вот так стояли мы, расслабленные, и думали каждый о своем.
И мамуля моя такая веселая стала: стоит перед ней рыжий, огромный, ласковый батюшка и спрашивает, о чем она мечтает. Наверное, хочет сугубо помолиться, чтобы все ее мечты немедленно исполнились.
Мамуля даже лоб нахмурила и глаза прищурила, чтобы все-все главные свои мечты быстро вспомнить.
А батюшка после небольшой паузы, постепенно прибавляя звук, продолжил:
- Можете и не говорить. Сам знаю.
Все мы христиане. А христиане мечтают о мученической смерти за Господа своего! Нет ничего лучше и выше такой участи!!!
И на последних словах батюшка привычно вскинул могучий кулак в воздух, прямо над несчастной мамулиной головой. В ужасе пискнула мамуля. Привычно задрожали бабки.
Но батюшка не стал требовать от нас немедленного исполнения мечт и отпустил с Богом.
Сказать, что мама моя была потрясена, - значит не сказать ничего. В абсолютном молчании шли мы домой. А о чем говорить? И так было ясно, что ликующее солнце этого дня, наши молитвы и прошения, радости и горести жизни, обетование Царствия Небесного, мученичество наших святых, - все это одно, все это и есть та полнота, ни отнять от которой, ни прибавить к которой ничего просто невозможно.
Проповеди отца Антония были не в бровь, а в глаз.
Причем, он всегда точно угадывал, что именно должны услышать его чада сегодня, дабы получить исцеление в лечебнице духовной и с новыми силами нести свой молитвенный подвиг.
Никогда не забуду того сияющего весеннего утра, когда в наш храм на литургию пришла моя мама.
Мамуля тогда только-только начала ходить в церковь. И все-то ей нравилось, и многим ее сердце умилялось, но вот один вопрос никак не давал ей покоя. И об этом толковала мне мама, пока мы полями, лесочком, мимо святого источника шли в храм Божий.
- Вот все в православии так радостно и гармонично, - поспешая по тропинке, говорила мама. - Одно вот совсем мне не нравится и не понятно.
Вот эти разговоры о мученичестве. Зачем? Ведь цель христианства другая - молиться, поститься, стараться жить праведно.
И за это долголетие, и сыны как дубы молодые, и внуки, и кончина не постыдная. Об этом ведь тоже написано в разных святых книгах. Не может человек хотеть себе мучений, это ненормально.
Вокруг была такая оглушительная весна, так пахли молодые листики, чирикали одуревшие от первого настоящего тепла птицы.
Казалось, вся природа на стороне маминого несколько эпикурейского толкования православия. Все в мире для счастья человеческого. Березки клонят ветки, спасая нас от зноя, мягко пружинит под ногами молодая травка, журчит ручей,услаждая слух. Радостное ликование - вот суть христианства.
Я шла молча, уже одно то, что мамуля идет в храм со мной, наполняло сердце счастьем, а счастье, как известно, освобождает голову от любых мыслей.
Вот так , среди воркования родительницы и щебетания пернатых, дошла я до нашего крошечного храмика, желтенького, как кусок деревенского сливочного масла, чистенького, как новорожденное облачко, окрашенное любовно первыми утренними солнечными лучами.
Православный наш отряд спецназа в количестве 20 заслуженных бабулей уже занял привычные места и приготовился к утреннему богослужению.
Подсвечники сияли, пол сверкал. Белоснежные накрахмаленные занавесочки празднично трепыхались на ветру белыми знаменами.
Отец Антоний требовал неукоснительного соблюдения порядка и беспрепятственного притока свежего воздуха в помещение. Поэтому наши бабушки забыли навсегда слово "сквозняк", столь любимое престарелыми прихожанками в других храмах.
Теперь-то я знаю, какая редкость - открытое окно в церкви в удушающий жаркий день. Строго храмовые бабушки следят за окнами, на каждое открытое бросаются как на вражескую амбразуру, не щадя живота своего. А то свечки - гаснут!, спины - дует!, и вообще - не положено!
У отца Антония такое было просто невозможно.
Вот именно поэтому был в то утро таким сияющим, прохладным и душистым наш храм.
Служба шла своим чередом. Отец Антоний был и за алтарника, и за диакона, и за чтеца, и, конечно, исповедовал и служил тоже он один.
Всем для всех был наш батюшка.
Вихрем пролетал он шесть шагов во всю длину храма, резво проносился пять шагов в его ширину. Как зачарованные следили старушки за своим пастырем, едва успевая поворачивать головы, старательно сжимая в руках палочки и трости самой разной конфигурации.
Никто не то что не присаживался, но даже и не шептался.
Как один миг пролетела служба, вышел батюшка на проповедь.
Кивнул дружески верным старушечкам своим и вдруг неожиданно увидел мою мамулю, которая всю службу скромненько у дверей жалась, а теперь, не желая пропустить ни слова из проповеди, решительно выдвинулась вперед.
Отец Антоний внимательно посмотрел на маму.
Мамуля слегка порозовела. Батюшка шагнул поближе к ней, мама подняла на него испуганные глаза и замерла. Отступать было некуда: сзади привычно сомкнули свои ряды бабки. Только плечом к плечу могли они выдержать без ущерба для здоровья красноречие своего настоятеля.
- Вот о чем мечтает всегда каждый христианин?- непривычно тихо и мягко начал батюшка.
- Чего бы нам сейчас, например, хотелось бы больше всего? Особенно после того, как мы помолились?
Глаза прихожанок затуманились. Не знаю, о чем мечтали они, а мне подумалось, что сейчас мы будем с мамулей пить чай с плюшками в нашем деревенском доме, что целый весенний день в нашем распоряжении, а скоро - страшно подумать - лето! А все знают, что самый правильный синоним к слову "лето" - "счастье".
Вот так стояли мы, расслабленные, и думали каждый о своем.
И мамуля моя такая веселая стала: стоит перед ней рыжий, огромный, ласковый батюшка и спрашивает, о чем она мечтает. Наверное, хочет сугубо помолиться, чтобы все ее мечты немедленно исполнились.
Мамуля даже лоб нахмурила и глаза прищурила, чтобы все-все главные свои мечты быстро вспомнить.
А батюшка после небольшой паузы, постепенно прибавляя звук, продолжил:
- Можете и не говорить. Сам знаю.
Все мы христиане. А христиане мечтают о мученической смерти за Господа своего! Нет ничего лучше и выше такой участи!!!
И на последних словах батюшка привычно вскинул могучий кулак в воздух, прямо над несчастной мамулиной головой. В ужасе пискнула мамуля. Привычно задрожали бабки.
Но батюшка не стал требовать от нас немедленного исполнения мечт и отпустил с Богом.
Сказать, что мама моя была потрясена, - значит не сказать ничего. В абсолютном молчании шли мы домой. А о чем говорить? И так было ясно, что ликующее солнце этого дня, наши молитвы и прошения, радости и горести жизни, обетование Царствия Небесного, мученичество наших святых, - все это одно, все это и есть та полнота, ни отнять от которой, ни прибавить к которой ничего просто невозможно.