Осени
Любовь - бесконечна. Её нельзя взвесить или измерить никак иначе, как болью ревности.
Я влюбился в твой лучик, в твой отблеск, отражение... Я увидел его в стекле машины, которая ползла муравьём на противоположном конце огромного холмистого поля. "Муравей" блеснул ярким тёплым розовым лучом и побежал дальше по своим муравьиным делам. Тогда и возникло оно - хрупкое и безразмерное чувство, нелепое сочетание любопытства и знания. Оборачиваясь, я знал, что через секунду увижу потрясающей красоты закат, и одновременно душа сжималась от мысли, что моя надежда напрасна, и этот дрожащий луч, отразившийся от "муравьиной" машины, - лишь обман зрения. Это симптом любви - баланс между верой и неверием. В те секунды, пока я поворачивался спиной к дороге и лицом к лесу, где полыхал закат, вместили и нестерпимую боль, и радость: мою душу укачивало, как в шторм, на волнах уверенности, что "да, это оно!", и сомнения "что, если нет?"...
Это был самый прекрасный закат, который я когда-либо видел. Сквозь сгустки грозовых фиолетовых туч, отороченных ослепительно белой каймой, проглядывало оранжевое марево, сноп солнечных лучей выстреливал вниз, подмешивая розовый цвет в липовую охру, кленовый багрянец и сосновый ультрамарин лесного частокола у края поля, и озаряя своим тёплым светом пологие холмы, поросшие жёсткой осенней травой, в низинах покрытые клочками молодого вечернего тумана. И в этот момент я ощутил себя дома, за неприступной стеной, за непробиваемым панцирем, в том месте, где не существует тревоги, страха или неверия. Там, где любовь.
И закат, и холмы, и замерзающее поле. Одномоментное обладание, один взгляд на щедрую демонстрацию сокровищ этого осеннего вечера подарили спокойствие и уверенность. Этот вид столь интимен и откровенен, столь возвышенно прекрасен, что открывает такие далёкие уголки души, о которых я сам себе боюсь признаться, трогает самые глубокие её струны и заставляет душу петь. И её голос звучит в унисон с торжественным голосом окружающей меня природы. Эти две мелодии так близки, так родны друг другу, что осень становится частью меня, а я становлюсь её частью. Часть сливается с частью - вот как мало для счастья надо.
Красота осеннего поля, освещённого закатным солнцем, - бесконечно чарующая и завораживающая. На моих губах - сладость твоих ленивых сонных поцелуев, на моей коже - тиснутые следы твоих нежных объятий, я слышу неразборчивый шёпот далёкого леса и чувствую головокружительный запах земли и травы, которые я ощущал, когда мы любили друг друга.
У любви нет меры. Мы чувствуем её величие, когда её теряем. Осень, любовь моя, кто гуляет по твоим пьянящим холмам сейчас? Кто пользуется твоей сучьей щедростью? Мысль о том, что другой пьян тобой сегодня, заставляет моё сердце трепетать на осколках битого льда, между моими рёбрами воет ветер ревности такой пронзительный, что я сожалею, что ты когда-то была моей. Ревность - мера любви. И у моей боли нет дна.
Я влюбился в твой лучик, в твой отблеск, отражение... Я увидел его в стекле машины, которая ползла муравьём на противоположном конце огромного холмистого поля. "Муравей" блеснул ярким тёплым розовым лучом и побежал дальше по своим муравьиным делам. Тогда и возникло оно - хрупкое и безразмерное чувство, нелепое сочетание любопытства и знания. Оборачиваясь, я знал, что через секунду увижу потрясающей красоты закат, и одновременно душа сжималась от мысли, что моя надежда напрасна, и этот дрожащий луч, отразившийся от "муравьиной" машины, - лишь обман зрения. Это симптом любви - баланс между верой и неверием. В те секунды, пока я поворачивался спиной к дороге и лицом к лесу, где полыхал закат, вместили и нестерпимую боль, и радость: мою душу укачивало, как в шторм, на волнах уверенности, что "да, это оно!", и сомнения "что, если нет?"...
Это был самый прекрасный закат, который я когда-либо видел. Сквозь сгустки грозовых фиолетовых туч, отороченных ослепительно белой каймой, проглядывало оранжевое марево, сноп солнечных лучей выстреливал вниз, подмешивая розовый цвет в липовую охру, кленовый багрянец и сосновый ультрамарин лесного частокола у края поля, и озаряя своим тёплым светом пологие холмы, поросшие жёсткой осенней травой, в низинах покрытые клочками молодого вечернего тумана. И в этот момент я ощутил себя дома, за неприступной стеной, за непробиваемым панцирем, в том месте, где не существует тревоги, страха или неверия. Там, где любовь.
И закат, и холмы, и замерзающее поле. Одномоментное обладание, один взгляд на щедрую демонстрацию сокровищ этого осеннего вечера подарили спокойствие и уверенность. Этот вид столь интимен и откровенен, столь возвышенно прекрасен, что открывает такие далёкие уголки души, о которых я сам себе боюсь признаться, трогает самые глубокие её струны и заставляет душу петь. И её голос звучит в унисон с торжественным голосом окружающей меня природы. Эти две мелодии так близки, так родны друг другу, что осень становится частью меня, а я становлюсь её частью. Часть сливается с частью - вот как мало для счастья надо.
Красота осеннего поля, освещённого закатным солнцем, - бесконечно чарующая и завораживающая. На моих губах - сладость твоих ленивых сонных поцелуев, на моей коже - тиснутые следы твоих нежных объятий, я слышу неразборчивый шёпот далёкого леса и чувствую головокружительный запах земли и травы, которые я ощущал, когда мы любили друг друга.
У любви нет меры. Мы чувствуем её величие, когда её теряем. Осень, любовь моя, кто гуляет по твоим пьянящим холмам сейчас? Кто пользуется твоей сучьей щедростью? Мысль о том, что другой пьян тобой сегодня, заставляет моё сердце трепетать на осколках битого льда, между моими рёбрами воет ветер ревности такой пронзительный, что я сожалею, что ты когда-то была моей. Ревность - мера любви. И у моей боли нет дна.