Четырнадцатая глава Кадр из фильма "Повелитель мух"
В это время я как раз служил в команде актеров-военнослужащих в театре Советской армии, но почему-то ни единым звуком не обозначал этого обстоятельства.
"Игру в бисер" мне дал прочитать коллега по работе в театре, мебельщик-бутафор Сережа Куликов, яркая и интересная личность. Несколько лет назад он вдруг появился вновь и мы пофрендились в фейсбуке, но все время ругались, так как Сережа оказался чересчур белоленточным и ушибленным шендеровичем и навальным. В конце концов общение наше затухло и прекратилось.
Но вернемся в прошлое.
Ни о чем личном я в дневнике не писал. Такой, видимо, был принцип: nothing personal, правда, без всякого "бизнеса", только о книгах, спектаклях и фильмах...
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
18 февраля 1984 года
Дочитал я за это время Дос Пасоса. Big Money - его лучшая книга, в ней судьбы рядовых американцев достигают трагического звучания, особенно Чарли Андерсон, бывший летчик, гибнущий в автокатастрофе. Кроме того, язык, несмотря на отрывистость, почти уникален.
Ну ладно, это дело старое.
Повесть среднего уровня
"Встречи на Сретенке" В. Кондратьева - роман, полный жгучей правды о войне, весьма слаб, даже не ожидал. Отрывистость журнального варианта режет слух, герои возникают и исчезают без всякой оправданности, сложнейшие взаимоотношения распутываются в момент, язык бесцветен и серовато-вял. Ближе к мемуарно-документальному репортажу что ли? Но повесть эта слишком среднего уровня.
(Уже не помню повесть, значит, так оно и было. У Вячеслава Кондарьева, как у всякого художника, были провалы и неудачи)
Необычная и грандиозная фигура
И новый познанный мной писатель - Уильям Голдинг, фигура необычная и грандиозная в современной английской литературе. Каркас притчи, жесткость и одновременно плавность повествования, едкий пессимизм, подспудные потоки английского юмора.
"Повелитель мух" - детская жестокая антиутопия, о том, как люди звереют на необитаемом острове, среди прекрасной тропической природы. Джек, надевая маску, раскрасившись до неузнаваемости, сначала ритуалистически убивает свинью, потом он и его друзья, познав вкус крови, постепенно переходят в его стан и готовы убивать людей, просто в раже, диком танце убийства.
Против них Ральф, рефлектирующий вождь, оставшийся без подданных - все ушли к Джеку, Piggy (Хрюшка), близорукий толстый интеллигент-рационалист, которого убивают. И полубезумный Саймон, поэт и аутсайдер, которого забивают до смерти в ритуале убийства свиньи.
Всё это страшно читать, так как все они дети и, несмотря на рациональное понимание символичности притчи, слишком живо описано всё, психология чисто детская. И когда дети гибнут и убивают друг друга, вся притчевость забывается, уходит, и читается всё с трудом и болью.
Голдинг сомневается в благости человеческой природы, хотя допускает существование отдельных личностей, в коих нет подспудной жажды властвовать и убивать, хотя их может завлечь кровавый хоровод ритуала. Но судьба этих одиночек плачевна, они обречены.
Роман явно создавался под впечатлением фашизма, сразу после войны, но он так же актуален сегодня, в том числе и у нас.
Скетч и философская повесть
"Пирамида" - бытописательский скетч, порожденный влиянием Троллопа (надо его почитать) (только совсем недавно осуществил это желание). Скучноват, хотя психологический портрет пожилой любительницы музыки и ее душевная драма, налет сатиры, юмор, всё это неплохо, но после "Повелителя мух" не проходит.
"Чрезвычайный посол" - философская повесть о Древнем Риме, о гениальном изобретателе, придумавшем пароходы и паровую скороварку. За этим философским каркасом - мысль о воздействии технического прогресса на людей. И вновь пессимизм и неверие в разум, отданные Голдингом пожилому императору, меланхолически оплакивающему людское безумие. Изобретения Фанокла несут раздор и гибель, но они неизбежны, и из этого порочного круга нет выхода.
2 мая
Воссоздавая несуществующее
Херманн Хессе (так я из принципа называл Германа Гессе) действительно крупнейший интеллектуальный автор эпохи.
"Игра в бисер", как ни пугали сложностью, кристально ясный, прозрачный роман, его ясность и строгая прочность - от нерасторжимого сплава абстрактности, духовности терминов, содержания сюжета и конкретности художественного бытия.
Хессе создает образ неповторимой страны-утопии Касталии, где живет интеллектуальная элита и занимаются всю жизнь чисто духовными проблемами, математикой, музыкой (стиль романа - сочетание математичности с музыкальностью), в основном, некой чисто интеллектуальной игрой стеклянных бус - Glasperlenspiel, игрой символов и абстрактных величин из всех наук и искусств.
Хессе вдохновенно описывает партии этой игры, выполняя наитруднейшую функцию писателя, реально воссоздавая несуществующее, самое непредставимое, метаматериальное в столь зримо-конкретно-художественной форме, что ничего реальнее и яснее игры в бисер уже и представить себе нельзя. Это в моем представлении высшее мастерство художника.
Столь же реальна вся Касталия, ее духовная иерархия, ее проблемы, сложности и пр. Но это грань, это то, что касается формы. А философское содержание романа неизмеримо.
Вкратце и грубо: автора занимает проблема, в чем смысл интеллектуальной деятельности, можно ли заниматься ей одной, в отрыве от практических, житейских, бытовых вопросов. Жители Касталии именно так и живут, они сосредоточены на своих участках науки или искусства, и больше для них ничего не существует.
Бесплодие чистого разума
Главный же герой романа, магистр игры Йозеф Кнехт, дошедший до высшего поста Касталии, почувствовал обреченность своей страны, бесплодие чистого разума, оторванного от практической деятельности, и ушел в мир, где погиб в холодном горном пруду.
Но Касталия существует все равно и погибать не собирается.
Решение проблемы двойственно. С одной стороны, чистый интеллект нуждается в подкреплении практикой, иначе изолируется, эзотерируется, становится лишним и искусственным придатком к нормальному государству.
Но Касталия не исчезает с лица Земли, ее гибель не описана в романе. Хессе сам не знает до конца, но проповедь чистой абстрактной духовности для человека очень сильна.
Еще удивительна картина нашего ХХ века как бы с космических высот Касталии, "фельетонистическая эпоха", где мысль, интеллект размениваются на дешевые популярные формулы, доведены до уровня фельетона.
Есть нечто общее, по интеллектуальной насыщенности, с "Доктором Фаустусом" Т. Манна, в обоих романах болевые, острые точки эпохи. Но Манн - менее олимпийский что ли, он вторгся в самое сердце эпохи. Хессе абстрагировался от времени, чисто внешне, но перенес постановку и частичное решение проблем в некое будущее и в фантастическую страну. И в художественном отношении, мне ближе Glasperlenspiel.
Hermann Hesse
Мои дневники Дневник. 1983-86 год