Предыдущий поэт Владислав Валерьевич Маленко. Поэт, наш современник, к чьим стихам я бы отнёс эпитет "лихие". Иногда слишком лихие, но это жизнь, она такая, сложная, полная взлётов и снижений, а то и падений. Вечная "стрелка осциллографа".
Еще иногда автор много на себя берёт, замахивается на нечто глобально-философское, но не выдерживает напряжения. Ну так он же не титан и не сверхчеловек.
Читайте
Запад с Востоком садятся за общий стол.
Молодая кровь между ними в хрустальной чаше.
Запад: Секс, наркотики, рок-н-ролл.
Восток: это не наше.
А в ногах у них жила нефти и море слез,
И собака из фильма Тарковского вдруг рычит.
Запад: теперь футбол,
там где был Христос.
Восток молчит.
Города - это мир парикмахерских и аптек.
А в степи только ветер и сверху звезда пасётся.
Запад: мужчина + женщина - прошлый век.
Восток смеётся.
Между ними в солдатской фляге запас воды.
И поэт непонятный страну называет Тройка.
Запад стар, но под маской выглядит молодым.
Восток на руке может
сделать стойку.
Ты закрыл глаза и считаешь до двадцати,
Вспоминаешь о детстве советском своём далёком.
Но ведь это война,
мой милый, как ни крути.
Хоть мы все за мир между западом и востоком.
6 марта 2022 года
***
А весна, как всегда начиналась легко и весело.
У иных было много слов, но они не весили.
Прилагательные актёры бросали мячики.
Подгоняли Христа под себя золотые мальчики.
Онанировали на войну пацифисты нервные.
И Христос их, сидящих в ФБ так любил наверное…
Но махал почему-то бичом, а не нежной веточкой.
«Я-мы-дьявол» они писали ему ответочку.
Я-мы-верили так в тебя наш удобный, бархатный,
А ты вдруг заявляешь: не мир я, но меч… собака ты!
А ещё ты цитируешь Бродского неталантливо
Про Тараса брехню… ах ты, сука, нетолерантная!
Ты любовь же! Любовь же ты, тварь! Где тычинки-пестики?
На проспекте Бандеры в борделе мы сняли крестики.
Иисус этот бедный в Донецке бандитском рос, поди?
Не комфортным он оказался, прости нас, Господи…
Так они говорят. И по-русски писать пытаются.
А весна их плевки вытирает и пробивается.
25 февраля 2022 года
Донецк
Я - Донецк.
На дне реки
терновый венец.
Один шахтер
Увидел во сне
Петра с ключами
От райской шахты.
И отошел
от житейской вахты.
Я - Донецк.
Город-вдовец.
Отец
с рваными лёгкими.
Я любуюсь вами,
Москвичами далекими,
Добрыми,
Прыткими,
Имеющими
повадки актеров...
Когда-то вы мне посылали открытки,
Поздравляли
Родственников-шахтёров...
Теперь приезжайте,
Потрогайте
щеки домов,
Посмотрите
на шахтеров-
Волхвов
с черным камнем
даров,
Покурите мной
на проспекте Артёма.
Но вот эти
серые ангелы
Со львовского аэродрома...
Они хотят есть донецкую пыль
на ужин?
Я им нужен
как нужна Румыния
Вашингтону...
Они хотят повесить мою икону
В европейском музее
для новых перформансов
Вверх ногами,
Чтобы делать из моей души
Оригами?
Пусть тогда своей смертью кормятся
Через кляксы
Французских комиксов
Эти мелкие бесы.
А,
Хотите секрет открою?
Старики мне
вчера передали,
Сорванную
с платья Одессы
звезду героя...
Я не принял.
Не надел на робу.
Пусть ожидает
Конца хворобы
В заводском сейфе.
Эй, Москва,
Давай
Сделаем с тобой
Селфи!
Новая жизнь
Пьёт весну
Из шахтёрской каски.
Третий год, я кажись,
На посту без Пасхи.
Я - Донецк.
И это начало,
а не конец.
Август 2014 - Февраль 2017
Ржев
Мы весной поднимаемся в полный рост,
Головами касаясь горячих звёзд.
И сражаемся снова с кромешной тьмой,
Чтобы птицы вернулись сквозь нас домой.
Чтобы солнце вставало в заветный час,
Чтоб вращалась, потомки, земля для вас.
Чтобы траву обдували ветров винты,
Чтоб из наших шинелей росли цветы.
Мы теперь - земляника на тех холмах,
Мы - косые дожди и ручьи во рвах.
Наших писем обрывки, как те скворцы.
Мы - медовые травы в следах пыльцы.
Нас, в болотах небес не один миллион.
И в кармане у каждого медальон.
Это зерна весны.
Это горя край.
Сорок пятый
настырный пасхальный май.
Вася, Паша,
Сережа, Егор, Рашид…
Средне-русский равнины пейзаж расшит
Нами в землю упавшими на бегу…
В небеса мы завернуты,
как в фольгу.
Только вот что: не плачьте теперь о нас!
Это мы поминаем вас в горький час!
Это вам разбираться, где мир, где меч!
Это вам теперь память о нас беречь!
Нам стоят обелиски, огни горят,
Пусть же каменных гладят ветра солдат.
Но важнее, ребята, на этот раз,
Чтобы не было стыдно и нам за вас.
Вам труднее, потомки, в засаде дней.
Наша битва с врагами была честней.
Мы закрасили кровью колосья ржи,
А на вас проливаются реки лжи.
Мы умели в атаке и песни петь,
Вас как рыбу теперь заманили в сеть.
И у нас на троих был один кисет,
Вам же «умники» в спины смеются вслед.
Нам в советской шинели являлся Бог,
Наши братские кладбища - как упрек.
Вас почти что отрезали от корней!
Вам труднее, наши правнуки, вам трудней!
Мы носили за пазухой красный флаг,
Был у нас Талалихин,
Чуйков,
Ковпак!
И таких миллион еще сыновей!
Вам труднее, прекрасные, вам трудней!
Произносим молитву мы нараспев:
«Пусть приедет последний из нас во Ржев,
Чтоб вспорхнули с полей журавли, трубя,
Чтоб, столетний, увидел он сам себя!
Молодым, неженатым, глядящем вверх,
В сорок третьем оставшимся здесь навек,
Чем-то красным закрашенный как снегирь,
Написавшем невесте письмо в Сибирь.
Не кричите про Родину и любовь.
Сорок пятый когда-нибудь будет вновь.
С головы своей снимет планета шлем.
Вот и все.
Дальше сами.
Спасибо всем.
Ежи-скинхеды
Заглушив у пня мопеды,
Собрались ежи-скинхеды.
Друг у друга сбрив иголки,
Стали злыми, будто волки,
И решили меж собой
Дать енотам смертный бой!
Мол, у них не там полоски
И хвосты чрезмерно броски!
Хорохорились ежи:
«Мы идём! Енот, дрожи!»
Их слова звучали колко,
А меж тем два серых волка
Шли домой из гаражей
И заметили ежей…
Были ёжики побриты,
Злость во взглядах,
В лапках - биты,
Но волкам их грозный вид
Лишь удвоил аппетит!
…………………………
И остались от скинхедов
Два прута и пара кедов…
Тут бы думать о морали
И вручать волкам медали,
Обращаться к ним на «вы»
С уваженьем, но увы…
Излупив ежей у ёлки,
За енотов взялись волки,
Затащили тех в кусты,
Оторвали всем хвосты…
Перепало и кроту,
За его же доброту…
В раж войдя, поднявши холки,
Всех в лесу побили волки…
Каковы у них повадки,
Таковы у нас порядки…
Ондатра в театре
В одном столичном популярном театре
Пришёл успех к заслуженной ондатре -
Она снялась в масштабном сериале,
Купила джип, и ей квартиру дали…
Естественно, как на голову снег
Упал успех ондатры на коллег.
И так всех мучит собственная гадость,
А тут ещё свербит чужая радость…
«Вот повезло бездарной водной крысе», -
Шипели змейки, спрятавшись в кулисе.
«За что, скажите?!» - вторили в гримёрке
Нетрезвые, прокуренные норки…
Хомяк-любовник с трагиком-сурком,
Закушав вермут плавленым сырком,
В костюмы добрых гномов нарядились,
Но в сторону актрисы матерились…
Хорёк кривился: «Крыса молодец -
Поди, ночами ходит к ней песец…»
И даже выдра (лучшая подруга,
И главного художника супруга,
Имевшая выдрёнка от зав труппой)
Произнесла: «Свезло девице глупой».
Ондатре в суп подкладывали мыло,
Её гримёрша тряпкою лупила,
Бухгалтер театра, скаредный манул,
Её на двадцать евро обманул.
Завлит-марал всё выговор марал
И рассуждал про совесть и мораль,
Ёж-костюмер засунул в хвост иглу,
Слон-режиссёр чихвостил за игру.
Она сопротивлялась две недели,
Но всё равно актрису нашу съели…
Увы, заметил верно, реформатор:
«Театр начинается с ондатр,
Висящих в виде шапок над крюком,
Покуда зритель бродит с номерком».
Театр денег
Рубли-билетёры протёрли очки,
На вахте червонцы хрустят, старички,
У зеркала возле курилки
Захрюкали свиньи-копилки.
Фойе заполняет шуршанье купюр.
Вот вексель, одетый во всё от кутюр,
Вот ваучер, он мазохист-театрал
И сам на контроле себя надорвал.
Вот в корочке ксива-подделка,
Талон голубого оттенка
И критик один - лотерейный билет,
Который всегда устремлён в туалет.
В глазах от количества цифр рябит,
Партер до отказа деньгами набит.
А доллар и евро без скромности ложной,
Из ложи нацелив бинокль дорожный,
На сцену глядят и с ухмылками ждут
Спектакля, который им люди дадут.
Звучит увертюра. Усталые люди
На сцене лежат, как монеты на блюде.
Встают. Чистят зубы. Трясутся в метро.
В ларьках покупают табак и ситро.
Летят в самолётах. В больницах лежат.
Целуются в загсах, в окопах дрожат,
Рожают детей и друзей предают,
Дерутся, смеются, танцуют, поют.
Бессмертья желают и тонут в грехах,
Друг другу в любви признаются в стихах,
Мечтают о выгодной денежной смете,
Мешающей радостно думать о смерти,
И в зеркале сцены, описанном Данте,
Играют спектакли по мере таланта.
А деньги на это глазеют из зала.
Им кажется - трагики тратятся мало,
Герои не любят, растут травести,
У комиков комкать репризы в чести.
Короче, претензий к актёрам хватает,
От этого деньги безжалостно тают,
Ходя за актёрами, как за детьми.
Жестокие игры у денег с людьми.
ЖЖЖ ЖЖЖ
Мальчик со звездочки запрещает ругаться матом
Мне и другим богоизбранным октябрятам.
Мы идём из школы и слышим ветров сопрано,
По пути причащаясь Волгою из-под крана.
На фабричной крыше мы произносим клятву.
Штирлиц в окне напротив заехал к Плятту.
Улицу Горького ночь превратила в Сохо.
Всем обьявили, что звездочка - это плохо.
Всем объявили, что чудо не за горами!
Главное, чтобы были под номерами
И президентский крест, и поэтий крестик.
Только не попадает тычинка в пестик.
Мальчик со звездочки!
Как нам держать присягу?
Душу оформить в КАСКО или ОСАГО?
Преданные кубинцы, сидят на роме.
Любят Россию, как мачеху в детском доме.
Вместо кино пока что идёт реклама.
Быть на шприце у счастья прикольно, мама.
Нам освятили комнату с банкоматом.
Девочка с мальчиком любят друг дружку матом.
ЖЖЖ
Над нами осень руки занесла.
Нас весь октябрь красным заносило.
И на террасе пахло керосином.
Прощались птицы первого числа.
Казалось, журавли зовут врачей,
И в небесах размешивают соду.
Так по реке плывёт виолончель,
Чтобы готовить к остановке воду.
И встав на изготовку у реки,
Где враз проходит оторопь мирская,
Мы отпускаем птиц, как нам грехи
Священник отрешенно отпускает.
Мы были летним воском, а теперь
Грибницей свечек встали у иконы,
А в трёх шагах непостижимый зверь
Смиренные обгладывает клёны.
Прислушайся к последним голосам
Полустрекоз прозрачных над рекою,
И не поверишь собственным глазам,
Которым открывается другое.
За изгородь выходим и за грань.
Здесь небо разливается по блюдцам.
- Да, что там? Что?
- На цыпочки привстань,
Чтоб осени, как лошади коснуться.
ЖЖЖ
С днём рождения,
Сергей Есенин!
Свобода купается в Сене
Радужным какаду.
Россия - это Есенин
В двадцать четвёртом году.
У одних гульба,
У других пальба.
Глухо воет
Газовая труба.
И увозят бандиты
милых
На китайских
кобылах.
Перитонитом в боку
Стихов железные
шарики.
В Москве тепло,
как в Баку,
Намыльте петлю
Москва-реки.
Лепит Пригожина
Церетели,
большого,
как вышка ЛЭП!
Черный человек
в Англетере
Проституткам
читает рэп:
«Пугачеву хотелось
в кнЯзи.
У Пугачевой связи.
Несмотря на все
безобразия,
Я люблю этот город
вязевый…»
А закат,
как из носа юшка.
Вышли русские на район.
«Я жива! - отвечает
старушка.
Слёзы капают на айфон.
Ветер дунет и
клён качнется,
Небо высыплет
звёзд орду.
И все только начнётся
В двадцать пятом году.
ЖЖЖ
Священник отец Октябрь
Сегодня встречается с паствой:
«Северный ветер,
здравствуй!
Клёну, что был на посту,
Отпускаю теперь листву!
А тебе, вот, речка,
От меня на палец колечко!
Обручаю тебя со льдом,
Ибо это теперь твой дом!
Мимо аспида и василиска,
Мимо счастья и мимо горя,
Отнеси с именами записки
К самому синему морю!
Записки о нашей столице,
Дымящейся, Бога ради,
Об Волге отроковице,
О болящем
Санкт-Ленинграде,
Хранящем блокадный молитвослов.
О курском посёлке,
Где звёзд упавших осколки
Посекли людей и коров.
О яблоках Евы в ведерках
на пыльной трассе,
О Донбассе,
еще о Донбассе,
Опять о Донбассе…
О здравье того, кто
держит в руках поводья!
С днем рожденья, Володя.»
И ветер поёт.
Он всю осень в себя вмещает.
И плещется в речке йод,
И о.Октябрь
их причащает...
А я впервые вставляю
второе стекло
в оконце.
У меня именины.
Дровами
кормлю
камин.
И смотрю,
как на всё
снисходительно
смотрит Солнце.
Аминь.
Здесь еще
много его стиховИ здесь тоже Мой поэторий