Поэзия. Филип Ларкин. Попытка перевода-1
Предыдущий поэтический пост
На самом деле, неудачная попытка. Не по силам я взвалил на себя задачу. Но отрицательный результат - тоже результат. Нехай будет.
Philip Larkin/Филип Ларкин
Aubade Предрассветное
I work all day, and get half-drunk at night. Весь день в трудах - и к ночи полупьян
Waking at four to soundless dark, I stare. Едва забылся, но перед рассветом,
In time the curtain-edges will grow light. Бесссонницей во мраке обуян
Till then I see what’s really always there: Не зная, я на свете том иль этом,
Unresting death, a whole day nearer now, Смотрю в окно на всполохи зари
Making all thought impossible but how И вижу смерть, всё ближе, всё вернее
And where and when I shall myself die. И думаю, что, как ты ни умри,
Arid interrogation: yet the dread Всё будет и скучнее, и страшнее,
Of dying, and being dead, Чем хочется представить.
Flashes afresh to hold and horrify. Вспышка. Дрожь.
Жить, умирать - одна большая ложь
И в смутном сне мне истина яснее
The mind blanks at the glare. Not in remorse Да только нет ни капли угрызенья
The good not done, the love not given, time Добра не сделал. Не вернул любви
Torn off unused - nor wretchedly because Истратил годы зря, без снисхожденья
An only life can take so long to climb К себе, к другим. Обратно не зови.
Clear of its wrong beginnings, and may never; Карабкался напрасно в пустоте
But at the total emptiness for ever, Провел всю жизнь в бесплодной суете
The sure extinction that we travel to Не думая о том, к чему приду я
And shall be lost in always. Not to be here, Теперь пропал.
Not to be anywhere, Бессильно негодую.
And soon; nothing more terrible, nothing more true. Опять прощаться. Умереть. Уснуть.
И тут не уклониться, не свернуть
This is a special way of being afraid Вот так бояться - надобно уметь
No trick dispels. Religion used to try, И не спасут ошметки старой веры
That vast, moth-eaten musical brocade Что из гордыни отрицает смерть,
Created to pretend we never die, Пугая выхлопами адской серы
And specious stuff that says No rational being Не будет ада.
Can fear a thing it will not feel, not seeing Просто пустота.
That this is what we fear - no sight, no sound, Весь ужас в том, что угасают чувства
No touch or taste or smell, nothing to think with, Нет ничего: ни Черта, ни Христа
Nothing to love or link with, Ни мысли, ни сомненья, ни искусства
The anaesthetic from which none come round. Ни запаха, ни звука, даже сна
В гробу анестезия не нужна
And so it stays just on the edge of vision, А жуть и муть висит на грани зренья
A small, unfocused blur, a standing chill Смурным пятном. И холодеет кровь
That slows each impulse down to indecision. Я сам довел себя до одуренья
Most things may never happen: this one will, Зачем-то жил и пил. В глаз, а не в бровь
And realisation of it rages out Бьёт этот сполох.
In furnace-fear when we are caught without Рваться бесполезно
People or drink. Courage is no good: Когда уже завис над самой бездной
It means not scaring others. Being brave Смерть - это просто медицинский факт
Lets no one off the grave. Придется предстоять и не храбриться
Death is no different whined at than withstood. Утерян с повседневностью контакт
Да вариантов нет, пора смириться
Slowly light strengthens, and the room takes shape. Но вот дополз рассвет и до меня
It stands plain as a wardrobe, what we know, Луч света не слепит, а отрезвляет.
Have always known, know that we can’t escape, Всё по местам сурово расставляет
Yet can’t accept. One side will have to go. Реальность наступающего дня.
Meanwhile telephones crouch, getting ready to ring И телефон прицелился звонить
In locked-up offices, and all the uncaring И грубо рвется сновиденья нить
Intricate rented world begins to rouse. Жестокий быт не может не прорваться
The sky is white as clay, with no sun. А солнца нет в небесной белизне
Work has to be done. И как тут не сорваться?
Postmen like doctors go from house to house. Да только надо на работу мне
Необходимы примечания.
Перевод вольный. Это принципиально, и не от того, что я был не в состоянии сохранить всю прихотливую образность оригинала, а потому, что это невозможно и не нужно.
Требовалось попробовать сохранить общую интонацию Ларкина - старого циника, который боится смерти, прекрасно понимает, что он неправильно живет, но не желает ни на йоту изменить свою жизнь.
Ну, и оставить реперные точки, постараться поточнее воспроизвести отдельные строки, причем не от случая к случаю, а регулярно.
Я попытался. Что называется, "влез в кожу действующего лица", как учил К.С. Станиславский, при переводе это тоже необходимо. Возможно, все-таки в какой-то мере подогнал материал под себя, так как между нами есть много общего в бытии и быте, но почти совсем ничего нет в мироощущении.
Да, мне кажется, что у поэта есть подспудная гамлетовская тема, на тему the undiscovered country, from whose bourn no traveller returns. Я решил чуть вытащить эту тему из-под спуда, из подтекста
Ну уж как получилось. Вот тут предыстория, и есть другой перевод, более точный словесно, но - как мне кажется - лишенный жесткости, пружинистости, присущей Филипу Ларкину
ЗЫ Да, концовку насчет почтальонов я опустил намеренно, не в почтальонах дело
ЗЗЫ И не путайте всполох и сполох, это два совершенно разных слова
Мой поэторий
На самом деле, неудачная попытка. Не по силам я взвалил на себя задачу. Но отрицательный результат - тоже результат. Нехай будет.
Philip Larkin/Филип Ларкин
Aubade Предрассветное
I work all day, and get half-drunk at night. Весь день в трудах - и к ночи полупьян
Waking at four to soundless dark, I stare. Едва забылся, но перед рассветом,
In time the curtain-edges will grow light. Бесссонницей во мраке обуян
Till then I see what’s really always there: Не зная, я на свете том иль этом,
Unresting death, a whole day nearer now, Смотрю в окно на всполохи зари
Making all thought impossible but how И вижу смерть, всё ближе, всё вернее
And where and when I shall myself die. И думаю, что, как ты ни умри,
Arid interrogation: yet the dread Всё будет и скучнее, и страшнее,
Of dying, and being dead, Чем хочется представить.
Flashes afresh to hold and horrify. Вспышка. Дрожь.
Жить, умирать - одна большая ложь
И в смутном сне мне истина яснее
The mind blanks at the glare. Not in remorse Да только нет ни капли угрызенья
The good not done, the love not given, time Добра не сделал. Не вернул любви
Torn off unused - nor wretchedly because Истратил годы зря, без снисхожденья
An only life can take so long to climb К себе, к другим. Обратно не зови.
Clear of its wrong beginnings, and may never; Карабкался напрасно в пустоте
But at the total emptiness for ever, Провел всю жизнь в бесплодной суете
The sure extinction that we travel to Не думая о том, к чему приду я
And shall be lost in always. Not to be here, Теперь пропал.
Not to be anywhere, Бессильно негодую.
And soon; nothing more terrible, nothing more true. Опять прощаться. Умереть. Уснуть.
И тут не уклониться, не свернуть
This is a special way of being afraid Вот так бояться - надобно уметь
No trick dispels. Religion used to try, И не спасут ошметки старой веры
That vast, moth-eaten musical brocade Что из гордыни отрицает смерть,
Created to pretend we never die, Пугая выхлопами адской серы
And specious stuff that says No rational being Не будет ада.
Can fear a thing it will not feel, not seeing Просто пустота.
That this is what we fear - no sight, no sound, Весь ужас в том, что угасают чувства
No touch or taste or smell, nothing to think with, Нет ничего: ни Черта, ни Христа
Nothing to love or link with, Ни мысли, ни сомненья, ни искусства
The anaesthetic from which none come round. Ни запаха, ни звука, даже сна
В гробу анестезия не нужна
And so it stays just on the edge of vision, А жуть и муть висит на грани зренья
A small, unfocused blur, a standing chill Смурным пятном. И холодеет кровь
That slows each impulse down to indecision. Я сам довел себя до одуренья
Most things may never happen: this one will, Зачем-то жил и пил. В глаз, а не в бровь
And realisation of it rages out Бьёт этот сполох.
In furnace-fear when we are caught without Рваться бесполезно
People or drink. Courage is no good: Когда уже завис над самой бездной
It means not scaring others. Being brave Смерть - это просто медицинский факт
Lets no one off the grave. Придется предстоять и не храбриться
Death is no different whined at than withstood. Утерян с повседневностью контакт
Да вариантов нет, пора смириться
Slowly light strengthens, and the room takes shape. Но вот дополз рассвет и до меня
It stands plain as a wardrobe, what we know, Луч света не слепит, а отрезвляет.
Have always known, know that we can’t escape, Всё по местам сурово расставляет
Yet can’t accept. One side will have to go. Реальность наступающего дня.
Meanwhile telephones crouch, getting ready to ring И телефон прицелился звонить
In locked-up offices, and all the uncaring И грубо рвется сновиденья нить
Intricate rented world begins to rouse. Жестокий быт не может не прорваться
The sky is white as clay, with no sun. А солнца нет в небесной белизне
Work has to be done. И как тут не сорваться?
Postmen like doctors go from house to house. Да только надо на работу мне
Необходимы примечания.
Перевод вольный. Это принципиально, и не от того, что я был не в состоянии сохранить всю прихотливую образность оригинала, а потому, что это невозможно и не нужно.
Требовалось попробовать сохранить общую интонацию Ларкина - старого циника, который боится смерти, прекрасно понимает, что он неправильно живет, но не желает ни на йоту изменить свою жизнь.
Ну, и оставить реперные точки, постараться поточнее воспроизвести отдельные строки, причем не от случая к случаю, а регулярно.
Я попытался. Что называется, "влез в кожу действующего лица", как учил К.С. Станиславский, при переводе это тоже необходимо. Возможно, все-таки в какой-то мере подогнал материал под себя, так как между нами есть много общего в бытии и быте, но почти совсем ничего нет в мироощущении.
Да, мне кажется, что у поэта есть подспудная гамлетовская тема, на тему the undiscovered country, from whose bourn no traveller returns. Я решил чуть вытащить эту тему из-под спуда, из подтекста
Ну уж как получилось. Вот тут предыстория, и есть другой перевод, более точный словесно, но - как мне кажется - лишенный жесткости, пружинистости, присущей Филипу Ларкину
ЗЫ Да, концовку насчет почтальонов я опустил намеренно, не в почтальонах дело
ЗЗЫ И не путайте всполох и сполох, это два совершенно разных слова
Мой поэторий