18.12.10. Quo vadis?
«В предрассветных сумерках два странника шли по Аппиевой дороге к равнине Кампании. Одним из них был Назарий, другим - Апостол Петр, который покидал Рим и гонимых единоверцев…
Внезапно он бросился на колени, простирая руки, и из уст его вырвался возглас:
- Христос! Христос!
И он приник головою к земле, будто целовал чьи-то ноги. Наступило долгое молчание, потом в тишине послышался прерываемый рыданьями голос старика:
- Quo vadis, Domine? (Куда идешь, Господи? (лат.))
Не услышал Назарий ответа, но до ушей Петра донесся грустный, ласковый голос:
- Раз ты оставляешь народ мой, Я иду в Рим, на новое распятие.
Апостол лежал на земле, лицом в пыли, недвижим и нем. Назарий испугался, что он в обмороке или умер, но вот наконец Петр встал, дрожащими руками поднял страннический посох и, ни слова не говоря, повернул к семи холмам города. Видя это, юноша повторил как эхо:
- Quo vadis, Domine?
- В Рим, - тихо отвечал Апостол…»
Сёньня раніцай мяне не пакідалі думкі пра «Плошчу», як да яе ўсё-ж ставіцца, і што ўсё-ж зь ёй рабіць мне? Бо толькі «неабыякавым маладзёнам» можа падавацца, што выбар «не сьці на плошчу» лягчэйшы за выбар «ісьці на плошчу». У малітве падзаснуў…
- Куды ідзеш, Войша?
- Ад плошчы, мой Пане, а Ты?
- А Я, значыцца, іду да плошчы…
Я іду заўтра на Плошчу. Вырашана. Ня ў целе, канешне-ж. Не таму, што мне гэна трэба, а таму, што я на службе, а шмат каму з хрысьцянаў прыперла туды перціся, не пакідаючы мне іншага выйсьця, як толькі ’сьці, дзе і яны. Падобна як «хуткая дапамога» на футбольным матчы стаіць «на ўсялякі выпадак», а міліцыя - «чтобы чего ни случилось». Я чагосьці ня ведаю, што будзе на Плошчы, што ведама Нябёсам. Адно ведаю, што мушу туды ’сьці на’т без колішняга энтузіазма й «бесцельно». Прынамсі буду «леґіянэрыць», «апосталіць» і багаслаўляць - гораду і сьвету - і насіць гарачую гарбату як «неабыякавым маладзёнам», гэнак і зьмерзлым «неабыякавым міліцыянтам» - каб не такія ўсі злыя былі… :) Bóg zapłać…
«Окруженный солдатами, Петр смотрел на него, как царственный властелин смотрел бы на свою вотчину, и говорил ему: «Ты искуплен, ты мой!» И никто - не только среди копавших яму солдат, но даже среди верующих - не догадывался, что средь них стоит истинный владыка этого города и что императоры уйдут, что волны варваров схлынут, что минуют века, а этот старец будет здесь царствовать вечно. Солнце еще ниже опустилось к Остии, стало большим, багровым. Вся западная половина неба воссияла ослепительным светом. Солдаты подошли к Петру, чтобы раздеть его. Однако он, шепча молитву, вдруг распрямился и поднял высоко правую руку. Палачи остановились, точно оробев перед ним, верующие, затаив дыхание, тоже ждали, что он что-то скажет, - и наступила полная тишина. А он, стоя на возвышении, вытянутою рукой начал творить крестное знамение, благословляя в смертный свой час:
- Urbi et orbi! (Городу и миру! (лат.))»