Три встречи с ВАЦЛАВОМ ГАВЕЛОМ
Первая встреча была в Париже, кажется, в феврале 1990 года. Гавел впервые за много лет выехал за границу. Не помню, то ли обновленный чехословацкий парламент только что выбрал его президентом, то ли это предстояло на днях - во всяком случае его принимали не на самом высшем уровне, а в министерстве культуры. И нас - меня и Файнберга - пригласили.
Я пришла, неся в охапке копии своих материалов из «Русской мысли» (потом я довезла ему еще в августе, но об августе речь впереди), и попыталась заговорить с ним по-чешски, смешалась, сказала: «Когда я пытаюсь говорить по-чешски, я просто начинаю коверкать польские слова...» - он засмеялся, сказал: «Можно и по-польски». И верно: он ведь много лет участвовал во встречах на польско-чехословацкой границе и был одним из покровителей «Польско-чехословацкой солидарности».
Я, конечно, всё о Гавеле до тех пор знала. Причем очень давно. От друзей, до конца 68-го года работавших в Праге, Кирилла и Иры Хенкиных, мне еще в Москве достался сборник его ранних пьес. В Париже от чешских друзей, Павла и Иваны Тигридов, я получала все его новые, уже тамиздатские пьесы. И его эссе, конечно. Перевела отрывки из «Силы бессильных», озаглавив их «Зеленщик и пролетарий». Переводила его выступления, например речь при вручении премии Эразма (сам Гавел на вручении, понятное дело, не присутствовал). Писала о его новых пьесах. Ну и, разумеется, как постоянный восточноевропейский обозреватель «Русской мысли» постоянно следила за его судьбой - как и за судьбой других политзэков. Была в Авиньоне, на знаменитом театральном фестивале, где целый вечер шли одноактные пьесы многих всемирно известных драматургов (включая Беккета), посвященные Гавелу. Для меня он (и потом, когда стал президентом, и когда уже не был президентом) оставался прежде всего совершенно замечательным писателем. И драматургом-новатором, которому мало найдешь равным. И эссеистом, учившим совершенно новому мышлению.
Второй раз мы встретились в августе 1990-го. Хотя формально мы (Константин Бабицкий, вдова Вадима Делоне Ирина Белогородская, Лариса Богораз, Павел Литвинов, Виктор Файнберг и я с сыном Осей, а также Елена Георгиевна Боннэр) приехали по приглашению Александра Дубчека, но Гавел был при всех наших встречах, пресс-конференциях и т.п. и для всех нас, конечно, был главным любимым человеком. О нашем там пребывании я написала большую статью в «Русской мысли» (в сокращенном виде приведена в «НЛО» №84).
И, наконец, в третий раз мы поехали в Прагу (Ирина Белогородская и я) уже прямо по приглашению Гавела. 28 октября отмечалось 75-летие независимости Чехословакии. День Независимости остается государственным праздником Чехии, но в той годовщине был привкус горечи. Меньше чем за год до этого произошел мирный распад федерации, Гавел был уже президентом Чехии...
Когда-то в одном интервью я говорила, что вообще не люблю политиков - за исключением Рейгана и Гавела. Ну так они и не политики, добавила я, один - киноактер, другой - драматург. Думаю, что Гавел, прошедший в театре путь от рабочего сцены до драматурга, понимал зрелищную природу политики и... не поддавался ей. Он на политической сцене не играл, не притворялся. И не боялся быть непопулярным, идти против течения.
Я всегда помню его первые президентские шаги. Он сразу обратился к чехословацким эмигрантам, предлагая всем, кто пожелает, вернуться на родину. Ни один президент, ни одно правительство восстановивших свою свободу стран бывшего социалистического лагеря такого шага не сделало. Но другой его поступок - насколько помню, первых дней после избрания его президентом - был рискованным и вызвал в Чехословакии разные отклики, часто недоброжелательные. Вацлав Гавел от имени Чехословакии попросил прощения у насильственно выселенных после войны судетских немцев. Чехи знают (и мы знаем), что «защита» судетских немцев была тем предлогом, под которым Третий Рейх сначала отнял у Чехословакии западные территории, а потом и оккупировал ее. Судетских немцев выселяли по решению держав-победительниц, но о том, как проводили эту операцию власти, напомню, еще некоммунистической Чехословакии, с середины 70-х годов шла дискуссия в чешском сам- и тамиздате. Вацлав Гавел поставил в этой дискуссии увесистую точку.
Мне не кажется случайным, что предсмертные (как оказалось) слова Вацлава Гавела были обращены к гражданам России. Я не согласна только с одним местом в его выступлении: когда он призывает оппозицию создать теневое правительство. Подозреваю, что он был о российской оппозиции лучшего мнения, чем она того заслуживает. Зато сегодняшнее гражданское - подчеркиваю, не политическое, а гражданское - сопротивление как будто прямо выросло из мыслей Гавела. 10 декабря на площадях по всей России можно было видеть ту самую «силу бессильных».