К сорокалетию «Хроники текущих событий»
Сегодня мне позвонили из Италии, из организации «Руссиа кристиана», и попросили дать интервью газете «Аввенире». Из-за невозможности давать интервью по телефону я попросила прислать мне вопросы. Возможно, моим собратьям по ЖЖ этот внезапно написанный мною текст окажется интересным.
Как и по каким причинам родилась Хроника?
Хроника родилась не на пустом месте. Ее основой стал самиздат, в котором информационная составляющая в предшествующие годы (с середины 60х) начала занимать все большее место. Назову важнейшие ее линии, очертившиеся к этому времени.
Информация о политических процессах: книги Александра Гинзбурга о процессе Синявского и Даниэля, Вячеслава Черновола о политических процессах на Украине, Павла Литвинова о судах над Хаустовым и Буковским, Кушевым и Делоне (за демонстрацию в защиту политзаключенных).
Информация о лагерях: капитальным образом - книга Анатолия Марченко «Мои показания», которой предшествовали очерк Ларисы Богораз о ее поездке в лагерь и «Репортаж из заповедника имени Берии» Валентина Мороза.
Ряд документов о гонениях на христиан.
Замечу, что уже «Феникс-66» Юрия Галанскова не был, как первый «Феникс», литературным альманахом, но включал в себя и публицистику с сильным информационным элементом.
Наконец, форма информационного бюллетеня, хотя он и был посвящен лишь одной специфической теме, пришла к нам от крымских татар - с их самиздатом мы познакомились в первые месяцы 68го года.
После процесса Гинзбурга-Галанскова распространились тексты их последних слов и речей их адвокатов, а также большое число открытых писем в их защиту, многие подписанты подверглись внесудебным репрессиям.
Все эти сведения, частично отраженные в самиздатских текстах, частично передававшиеся изустно, никто не собирал, хотя все поговаривали, что да... конечно... надо бы... что-то этакое... (потому-то потом и появились разные особы, претендовавшие на то, что они-де «основали» Хронику). Но руки ни у кого не доходили. Одни были просто лодыри, другие - наоборот, слишком заняты. Лучше всех наверное это сделала бы Лариса Богораз, но она и так была занята сверх возможного, практически руководя помощью политзаключенным и их семьям, хотя никакого формального фонда помощи тогда еще не существовало, и занимаясь еще множеством разных дел (например, сбор анкет бывших политзаключенных 50-60х годов о положении в лагерях). А я как раз должна была скоро рожать и ушла в предродовой отпуск. То есть у меня появилось свободное время. Посоветовавшись с друзьями (Илья Габай, Павел Литвинов, Юлий Ким и Ирина Якир - разговор проходил дома у Иры и Юлика) и получив их благословение, так как к тому времени в нашем кругу уже оценили мои редакторские способности, я взялась за дело.
Как вы работали? (как вы получили новости и сведения, каковы были тираж и распространение...)
Над первым выпуском я работала почти в одиночку. Лишь немногие знали, что я что-то такое готовлю (я и сама еще не была уверена, что из этого выйдет), и доставляли мне информацию. Но у нас за время подписантской кампании очень расширился круг знакомых, в результате я до выхода первой Хроники побывала в Ленинграде, где как раз заканчивался процесс ВСХСОН, и вместе с ленинградскими друзьми встретилась с одним из членов ВСХСОН, выступавшим на суде свидетелем, а потом в Тарту - у недавно вышедшего из Владимирской тюрьмы Марта Никлуса, о котором мы узнали от Анатолия Марченко. А открывался первый выпуск отчетом о процессе Гинзбурга-Галанскова.
Тут надо сказать, что 1968 год, год двадцатилетия Всеобщей декларации прав человека, ООН объявила Годом прав человека. Поэтому я назвала новорожденный информационный журнал «Год прав человека в Советском Союзе», а «Хроника текущих событий» была только подзаголовком. В начале 1969 года я изменила заглавие - «Год прав человека в Советском Союзе продолжается». Надо сказать, что заголовок носил и серьезный, и иронический характер. С одной стороны: вот как Советский Союз понимает права человека - нарушая их и подавляя; с другой - а вот как граждане отстаивают права человека. Потом так естественно сложилось, что заголовком осталась только «Хроника текущих событий».
После того как первый выпуск ушел в самиздат, со сбором информации стало легче. Люди, знавшие, что я выпускаю «Хронику», передавали мне то, что узнали. Люди из провинции и из других республик обращались к тем, чьи имена и адреса узнавали из передач западных радостанций, приезжали в Москву, рассказывали. Благодаря постоянным связям с семьями политзаключенных расщирялась информация о политических лагерях.
В Хронике появлялись новые постоянные рубрики. Так, в последнем номере 1968 года я сделала обзор самиздата за тот год. А потом «Новости самиздата» стали появляться в каждом выпуске.
Тиражировалась Хроника, как и всякий самиздат, самими читателями. Думаю, что в ранний ее период (когда она еще была не очень большой по объему) общий тираж составлял несколько сот, иногда, может быть, и до тысячи экземпляров. Позднее, когда она стала выходить реже, а объем отдельных выпусков разросся, тираж мог доходить разве что до двух-трех сотен. Но к этому надо прибавить, что на Хронику, приводя ее тексты, широко ссылались западные радиостанции, а радио «Свобода» передавало Хронику полностью.
Какова была реакция КГБ? Расскажите о психушке, куда вас посадили.
КГБ, конечно, стремилось так или иначе ликвидировать Хронику. И, кстати, очень рано узнало о том, что Хронику делаю я. Один из наших друзей, арестованных в Ленинграде в начале августа 68го, уже осенью дал на меня показания. Хронику регулярно отбирали на обысках, но поначалу, мне кажется, КГБ ее недооценило: систематическая борьба за закрытие Хроники началась лишь в 70х. У меня, конечно, составление Хроники было одним из пунктов обвинения на суде (июль 1970), который состоялся без моего участия (ибо судебно-психиатрическая экспертиза признала меня невменяемой).
Тут мы доходим до психиатрической тюрьмы, куда я попала и о которой рассказывать очень не люблю («черная дыра» в моей жизни), и позволю себе не ответить на ваш вопрос.
Зато хочу прибавить, что совершенно разумным оказалось решение выпускать Хронику безымянно, без указания имени редактора. Это позволило в течение 15 с лишним лет продолжать Хронику, меняя редакторов (кого сажали, кого выталкивали в эмиграцию), но не меняя сути.
Вообще, если бы в тот момент, когда, сидя за машинкой в чужой пустой квартире, я закончила первый выпуск, потом сделала к нему титульный лист - с вышеуказанным заголовком, подзаголовком и, главное, с текстом ст.19 Всеобщей декларации прав человека в качестве эпиграфа (и этот эпиграф сохранился до конца!), - если бы тогда мне кто-нибудь сказал, что Хроника проживет 15 с лишним лет, я была бы удивлена. Но если бы кто-нибудь мне сказал: «Она не проживет 15 лет», - я бы ответила: «А почему? Почему бы ей не прожить 15 лет?»
1968 г. был для Вас год личной ответственности (создание ХТС, демонстрация 25 августа...). В тот период на Западе происходили события другого знака (парижский Май, массовые демонстрации...): как со стороны вы оценивали западный 1968 год?
Мы, конечно, знали об этом очень мало, и то, что мы знали, нам очень нравилось - сейчас скажу: нравилось намного больше, чем заслуживало. Но события за границей, которые нас тогда всерьез волновали, - это были Пражская весна и мартовские студенческие волнения в Польше
ХТС была началом свободной информации в СССР. Какова сегодняшняя ситуация прессы в России? Есть ещё какое-то инакомыслие и как с ним относятся власти и люди?
Не совсем началом - напомню о том, что я сказала, отвечая на первый вопрос. Более того - можно вспомнить и попытки создания постоянных информационных журналов в 1956-1957 гг., скажем, бюллетеня, который выпускал в Ленинграде Револьт Пименов, вскоре арестованный вместе с группой молодежи. Были до Хроники и опыты журнальной публицистики - например, кроме вышеназванного «Феникса-66», еще более ранний «Колокол» в Ленинграде. Но действительно такого самиздатского информационного удара прежде не было.
По примеру Хроники стали выходить «Украинский вестник», «Хроника Литовской католической Церкви». На опыт Хроники опирались редакторы документов Хельсинкских групп, Рабочей группы против использования психиатрии в политических целях и многие другие. Хроника же, оставаясь и по тематике, и по размаху всеобщим журналом, говорившим обо всей стране, сохраняла свое уникальное положение.
А что сейчас? Все мы знаем, что со свободой печати в России плохо. Плохо - в сравнении с 90ми годами, когда свобода печати была полной. Мы знаем, что сейчас журналист в России может и погибнуть - от пули или яда «неизвестных преступников». Мы знаем, что власть полностью подчинила себе телевидение, почти полностью радио и, за немногими исключениями, бумажную прессу. Мы знаем и другое: что общество с удовольствем глотает выходящие огромными тиражами глянцевые журналы, а «марши несогласных», демонстрации, пикеты собирают горстку людей. И все-таки пока это больше походит на какую-нибудь латиноамериканскую или африканскую диктатуру, чем на наши советские времена (о ленинско-сталинских я уж и не говорю). Одна из причин - а может быть, просто главная причина этого - существование интернета.
В прошлом году, когда мы вместе с Буковским представляли наши книги в Москве, он вздохнул: «Эх, нам бы тогда интернет - советская власть рухнула бы намного раньше...»
Почему вы остались в Париже?
Я уехала из СССР с сыновьями, которым было тогда семь с половиной и 14 лет. Они выросли во Франции, их жизнь - там, а я от сыновей и от своих французских внуков, конечно, никуда не уеду.
Как и по каким причинам родилась Хроника?
Хроника родилась не на пустом месте. Ее основой стал самиздат, в котором информационная составляющая в предшествующие годы (с середины 60х) начала занимать все большее место. Назову важнейшие ее линии, очертившиеся к этому времени.
Информация о политических процессах: книги Александра Гинзбурга о процессе Синявского и Даниэля, Вячеслава Черновола о политических процессах на Украине, Павла Литвинова о судах над Хаустовым и Буковским, Кушевым и Делоне (за демонстрацию в защиту политзаключенных).
Информация о лагерях: капитальным образом - книга Анатолия Марченко «Мои показания», которой предшествовали очерк Ларисы Богораз о ее поездке в лагерь и «Репортаж из заповедника имени Берии» Валентина Мороза.
Ряд документов о гонениях на христиан.
Замечу, что уже «Феникс-66» Юрия Галанскова не был, как первый «Феникс», литературным альманахом, но включал в себя и публицистику с сильным информационным элементом.
Наконец, форма информационного бюллетеня, хотя он и был посвящен лишь одной специфической теме, пришла к нам от крымских татар - с их самиздатом мы познакомились в первые месяцы 68го года.
После процесса Гинзбурга-Галанскова распространились тексты их последних слов и речей их адвокатов, а также большое число открытых писем в их защиту, многие подписанты подверглись внесудебным репрессиям.
Все эти сведения, частично отраженные в самиздатских текстах, частично передававшиеся изустно, никто не собирал, хотя все поговаривали, что да... конечно... надо бы... что-то этакое... (потому-то потом и появились разные особы, претендовавшие на то, что они-де «основали» Хронику). Но руки ни у кого не доходили. Одни были просто лодыри, другие - наоборот, слишком заняты. Лучше всех наверное это сделала бы Лариса Богораз, но она и так была занята сверх возможного, практически руководя помощью политзаключенным и их семьям, хотя никакого формального фонда помощи тогда еще не существовало, и занимаясь еще множеством разных дел (например, сбор анкет бывших политзаключенных 50-60х годов о положении в лагерях). А я как раз должна была скоро рожать и ушла в предродовой отпуск. То есть у меня появилось свободное время. Посоветовавшись с друзьями (Илья Габай, Павел Литвинов, Юлий Ким и Ирина Якир - разговор проходил дома у Иры и Юлика) и получив их благословение, так как к тому времени в нашем кругу уже оценили мои редакторские способности, я взялась за дело.
Как вы работали? (как вы получили новости и сведения, каковы были тираж и распространение...)
Над первым выпуском я работала почти в одиночку. Лишь немногие знали, что я что-то такое готовлю (я и сама еще не была уверена, что из этого выйдет), и доставляли мне информацию. Но у нас за время подписантской кампании очень расширился круг знакомых, в результате я до выхода первой Хроники побывала в Ленинграде, где как раз заканчивался процесс ВСХСОН, и вместе с ленинградскими друзьми встретилась с одним из членов ВСХСОН, выступавшим на суде свидетелем, а потом в Тарту - у недавно вышедшего из Владимирской тюрьмы Марта Никлуса, о котором мы узнали от Анатолия Марченко. А открывался первый выпуск отчетом о процессе Гинзбурга-Галанскова.
Тут надо сказать, что 1968 год, год двадцатилетия Всеобщей декларации прав человека, ООН объявила Годом прав человека. Поэтому я назвала новорожденный информационный журнал «Год прав человека в Советском Союзе», а «Хроника текущих событий» была только подзаголовком. В начале 1969 года я изменила заглавие - «Год прав человека в Советском Союзе продолжается». Надо сказать, что заголовок носил и серьезный, и иронический характер. С одной стороны: вот как Советский Союз понимает права человека - нарушая их и подавляя; с другой - а вот как граждане отстаивают права человека. Потом так естественно сложилось, что заголовком осталась только «Хроника текущих событий».
После того как первый выпуск ушел в самиздат, со сбором информации стало легче. Люди, знавшие, что я выпускаю «Хронику», передавали мне то, что узнали. Люди из провинции и из других республик обращались к тем, чьи имена и адреса узнавали из передач западных радостанций, приезжали в Москву, рассказывали. Благодаря постоянным связям с семьями политзаключенных расщирялась информация о политических лагерях.
В Хронике появлялись новые постоянные рубрики. Так, в последнем номере 1968 года я сделала обзор самиздата за тот год. А потом «Новости самиздата» стали появляться в каждом выпуске.
Тиражировалась Хроника, как и всякий самиздат, самими читателями. Думаю, что в ранний ее период (когда она еще была не очень большой по объему) общий тираж составлял несколько сот, иногда, может быть, и до тысячи экземпляров. Позднее, когда она стала выходить реже, а объем отдельных выпусков разросся, тираж мог доходить разве что до двух-трех сотен. Но к этому надо прибавить, что на Хронику, приводя ее тексты, широко ссылались западные радиостанции, а радио «Свобода» передавало Хронику полностью.
Какова была реакция КГБ? Расскажите о психушке, куда вас посадили.
КГБ, конечно, стремилось так или иначе ликвидировать Хронику. И, кстати, очень рано узнало о том, что Хронику делаю я. Один из наших друзей, арестованных в Ленинграде в начале августа 68го, уже осенью дал на меня показания. Хронику регулярно отбирали на обысках, но поначалу, мне кажется, КГБ ее недооценило: систематическая борьба за закрытие Хроники началась лишь в 70х. У меня, конечно, составление Хроники было одним из пунктов обвинения на суде (июль 1970), который состоялся без моего участия (ибо судебно-психиатрическая экспертиза признала меня невменяемой).
Тут мы доходим до психиатрической тюрьмы, куда я попала и о которой рассказывать очень не люблю («черная дыра» в моей жизни), и позволю себе не ответить на ваш вопрос.
Зато хочу прибавить, что совершенно разумным оказалось решение выпускать Хронику безымянно, без указания имени редактора. Это позволило в течение 15 с лишним лет продолжать Хронику, меняя редакторов (кого сажали, кого выталкивали в эмиграцию), но не меняя сути.
Вообще, если бы в тот момент, когда, сидя за машинкой в чужой пустой квартире, я закончила первый выпуск, потом сделала к нему титульный лист - с вышеуказанным заголовком, подзаголовком и, главное, с текстом ст.19 Всеобщей декларации прав человека в качестве эпиграфа (и этот эпиграф сохранился до конца!), - если бы тогда мне кто-нибудь сказал, что Хроника проживет 15 с лишним лет, я была бы удивлена. Но если бы кто-нибудь мне сказал: «Она не проживет 15 лет», - я бы ответила: «А почему? Почему бы ей не прожить 15 лет?»
1968 г. был для Вас год личной ответственности (создание ХТС, демонстрация 25 августа...). В тот период на Западе происходили события другого знака (парижский Май, массовые демонстрации...): как со стороны вы оценивали западный 1968 год?
Мы, конечно, знали об этом очень мало, и то, что мы знали, нам очень нравилось - сейчас скажу: нравилось намного больше, чем заслуживало. Но события за границей, которые нас тогда всерьез волновали, - это были Пражская весна и мартовские студенческие волнения в Польше
ХТС была началом свободной информации в СССР. Какова сегодняшняя ситуация прессы в России? Есть ещё какое-то инакомыслие и как с ним относятся власти и люди?
Не совсем началом - напомню о том, что я сказала, отвечая на первый вопрос. Более того - можно вспомнить и попытки создания постоянных информационных журналов в 1956-1957 гг., скажем, бюллетеня, который выпускал в Ленинграде Револьт Пименов, вскоре арестованный вместе с группой молодежи. Были до Хроники и опыты журнальной публицистики - например, кроме вышеназванного «Феникса-66», еще более ранний «Колокол» в Ленинграде. Но действительно такого самиздатского информационного удара прежде не было.
По примеру Хроники стали выходить «Украинский вестник», «Хроника Литовской католической Церкви». На опыт Хроники опирались редакторы документов Хельсинкских групп, Рабочей группы против использования психиатрии в политических целях и многие другие. Хроника же, оставаясь и по тематике, и по размаху всеобщим журналом, говорившим обо всей стране, сохраняла свое уникальное положение.
А что сейчас? Все мы знаем, что со свободой печати в России плохо. Плохо - в сравнении с 90ми годами, когда свобода печати была полной. Мы знаем, что сейчас журналист в России может и погибнуть - от пули или яда «неизвестных преступников». Мы знаем, что власть полностью подчинила себе телевидение, почти полностью радио и, за немногими исключениями, бумажную прессу. Мы знаем и другое: что общество с удовольствем глотает выходящие огромными тиражами глянцевые журналы, а «марши несогласных», демонстрации, пикеты собирают горстку людей. И все-таки пока это больше походит на какую-нибудь латиноамериканскую или африканскую диктатуру, чем на наши советские времена (о ленинско-сталинских я уж и не говорю). Одна из причин - а может быть, просто главная причина этого - существование интернета.
В прошлом году, когда мы вместе с Буковским представляли наши книги в Москве, он вздохнул: «Эх, нам бы тогда интернет - советская власть рухнула бы намного раньше...»
Почему вы остались в Париже?
Я уехала из СССР с сыновьями, которым было тогда семь с половиной и 14 лет. Они выросли во Франции, их жизнь - там, а я от сыновей и от своих французских внуков, конечно, никуда не уеду.