Про "буржуазные" революции
Хотя начавшаяся во Франции 1789 года революция была далеко не первой в Европе, она имела существенное отличие от предыдущих подобных событий, поскольку впервые происходила под влиянием преимущественно светской культуры - Просвещения.
Существует заблуждение, якобы в ВФР особую роль играла буржуазия, между тем никакого фактического подтверждения этой идеи, за исключением умозрительных построений, не было предъявлено. Капиталистическим предпринимательством во Франции 18 века занимались выходцы из самых разных социальных групп. Например, 50% металлургических предприятий в стране принадлежали дворянству, более 9% церкви. Дворяне активно вкладывали деньги в развитие французской трансатлантической торговли, объём которой в 18 веке вырос в четыре раза и практически сравнялся с английским. Внедряли современные технологии в своих поместьях, в результате чего сельскохозяйственное производство увеличилось на 40%. Покупали государственные долговые обязательства, способствую развитию финансового рынка. С другой стороны, выходцы из простонародья, достигнув успеха и богатства, приобретали титулы, земли и должности, вливаясь в ряды второго сословия. Пестрота социального состава буржуазии мешала ей сформулировать и продемонстрировать единую позицию в условиях революции.
Таким же разнородным по происхождению и статусу был состав революционеров. В Генеральных штатах собранных в 1789 году 25% мест получили представители духовенства (такова была их квота), но выходцы из дворянства имели треть мест, то есть больше чем полагалось их сословию. Всё потому, что значительная часть депутатов от третьего сословия также были дворянами (например Мирабо). Не смотря на то, что совокупно выходцы из дворянства и духовенства составляли более половины депутатов, Учредительное собрание (в которое в итоге трансформировались Генеральные Штаты) демонтировало систему сословных привилегий, национализировало церковное имущество, полностью изменило административно-территориальное деление, ликвидировало торговлю государственными должностями и систему аристократических синекур, инициировало переход к конституционной монархии.
Но может быть в последующем буржуазия сыграла важную роль в событиях? Снова нет, в Национальном конвенте 1792 года из 749 депутатов 500 были юристами, лицами свободных профессий или чиновниками. Никакого преобладания так называемой буржуазии и близко не было.
Может быть проводимая революционерами политика как-то особо стимулировала развитие капитализма? Никоим образом. Превращение крестьянских держаний в собственность, отмена ряда повинностей и десятины увеличила доходы крестьян на 10-15% валового урожая. Раздел общинных земель и покупка национальных имуществ увеличили их обеспеченность землёй, то есть революция поддержала традиционалистское крестьянство. Увеличение доходов задерживало отток населения в города, тем самым препятствовало развитию рынка свободной рабочей силы. Маломощные крестьянские хозяйства не имели средств на внедрение современной агротехники, не обладали знаниями для поддержания севооборотов, в результате среднегодовая урожайность в 1815-1824 годах была ниже чем в период 1781-1790 гг., по пшенице на 28%, по ячменю на 24%, по ржи на 15%. Задержавшиеся в деревне крестьяне, по мере роста населения, снова стали страдать от бедности, по причине которой в середине 19 века 37% хозяйств пришлось освободить от уплаты налогов.
Вопреки стереотипам, не пропало и дворянство, эмигрировало лишь от 5 до 20% представителей второго сословия, большинство же адаптировалось к революции и сохранили имущество. В 1803 году главными плательщиками поземельного налога в большинстве департаментов по прежнему были дворяне сохранившие свои земли. Некоторые даже преуспели на службе революции, как Баррас.
Не было бума и в промышленности, к 1795 году производство по разным отраслям сократилось на 40-50%. Расстроена была финансовая система, подорвана морская торговля. С 1789 по 1812 год количество судов дальнего плавания во Франции сократилось в 10 раз. Атлантические порты пришли в запустение, население ранее бойко развивавшегося Бордо за 20 лет после революции сократилось вдвое. Объём французской внешней торговли вышел на дореволюционный уровень в 1825 году, а с английским снова сравнялся в 1980. Капитализм безусловно продолжал развиваться во Франции не смотря ни на что, но судя по всему не благодаря, а вопреки событиям 1789-1799 годов.
Кто же был главным двигателем революции? Современные исследователи, анализируя биографии её лидеров, заметили, что объединяло их вовсе не сословное происхождение, социальный или экономический статус, а единство идейных установок - приверженность принципам Просвещения. Во второй половине 18 века Франция покрылась густой сетью разнообразных общественных объединений: естественно-научных, философских, агрономических кружков, провинциальных академий, общественных библиотек, масонских лож, литературных салонов. Только масонских лож к 1793 году насчитывалось 830 и к ним принадлежали до 100 тыс. человек. В отличие от традиционных для Старого порядка структур, новые ассоциации имели внесословный характер и демократическую организацию. В них участвовали дворяне и священники, чиновники и предприниматели, юристы и журналисты, университетские преподаватели и студенты. Организации из разных городов поддерживали связи друг с другом посредством переписки, сливаясь в единую социальную сеть. В этой среде сформировалась так называемая просвещённая элита - сообщество представителей всех сословий, объединённых приверженностью идеологии Просвещения. Именно она стала движущей силой преобразований, придав им такой размах и радикализм, при котором конечной целью перемен стало уже не реформирование Старого порядка, а его разрушение и замена Новым.
Разумеется просвещённая элита лишь воспользовалась застарелым кризисом государства, чтобы перехватить инициативу, и лишь возглавила фронтальную атаку всех социальных групп (дворянства, буржуазии, крестьянства и городских низов) против векового старого режима в целом: монархии, аристократии и церкви.
Короче говоря, конкретно-исторический анализ показывает, что попытки свести революцию к деятельности какого-то одного класса не выдерживают никакой критики, а сам концепт "буржуазной" революции более чем сомнителен.
После 1830 года эстафету у просвещённой элиты приняла европейская интеллигенция. Отрицая религию радикальные интеллигенты не нашли ничего лучшего, кроме как выдумать себе её светские версии. Для одних эту роль стал выполнять национализм, а для других в центре "культа" оказалась революция. Последние ожидали "второе пришествие" 1789 года, но на этот раз революционные задачи должны были стать шире, не только завоевание политических свобод, но и установление социальной справедливости и равенства.
Призывы к отмене частной собственности, прибылей, рынка и всей "эксплуататорской" системы (для обозначения которой в итоге стали использовать термин капитализм), а также мечты о новом обществе и новом человеке, подозрительно напоминали хилиазм. Однако, подобно тому, как религиозность не означает, будто человек неспособен, например, заниматься наукой и открывать новое в сферах, где догматы ему в этом не мешают. Так и приверженность культу революции, не обесценивает вклада левой мысли в развитие гуманитарного знания. Просто нужно отделять научные теории от иррациональной веры в "пролетарскую" революцию и новый мир, который она якобы должна построить.
Существует заблуждение, якобы в ВФР особую роль играла буржуазия, между тем никакого фактического подтверждения этой идеи, за исключением умозрительных построений, не было предъявлено. Капиталистическим предпринимательством во Франции 18 века занимались выходцы из самых разных социальных групп. Например, 50% металлургических предприятий в стране принадлежали дворянству, более 9% церкви. Дворяне активно вкладывали деньги в развитие французской трансатлантической торговли, объём которой в 18 веке вырос в четыре раза и практически сравнялся с английским. Внедряли современные технологии в своих поместьях, в результате чего сельскохозяйственное производство увеличилось на 40%. Покупали государственные долговые обязательства, способствую развитию финансового рынка. С другой стороны, выходцы из простонародья, достигнув успеха и богатства, приобретали титулы, земли и должности, вливаясь в ряды второго сословия. Пестрота социального состава буржуазии мешала ей сформулировать и продемонстрировать единую позицию в условиях революции.
Таким же разнородным по происхождению и статусу был состав революционеров. В Генеральных штатах собранных в 1789 году 25% мест получили представители духовенства (такова была их квота), но выходцы из дворянства имели треть мест, то есть больше чем полагалось их сословию. Всё потому, что значительная часть депутатов от третьего сословия также были дворянами (например Мирабо). Не смотря на то, что совокупно выходцы из дворянства и духовенства составляли более половины депутатов, Учредительное собрание (в которое в итоге трансформировались Генеральные Штаты) демонтировало систему сословных привилегий, национализировало церковное имущество, полностью изменило административно-территориальное деление, ликвидировало торговлю государственными должностями и систему аристократических синекур, инициировало переход к конституционной монархии.
Но может быть в последующем буржуазия сыграла важную роль в событиях? Снова нет, в Национальном конвенте 1792 года из 749 депутатов 500 были юристами, лицами свободных профессий или чиновниками. Никакого преобладания так называемой буржуазии и близко не было.
Может быть проводимая революционерами политика как-то особо стимулировала развитие капитализма? Никоим образом. Превращение крестьянских держаний в собственность, отмена ряда повинностей и десятины увеличила доходы крестьян на 10-15% валового урожая. Раздел общинных земель и покупка национальных имуществ увеличили их обеспеченность землёй, то есть революция поддержала традиционалистское крестьянство. Увеличение доходов задерживало отток населения в города, тем самым препятствовало развитию рынка свободной рабочей силы. Маломощные крестьянские хозяйства не имели средств на внедрение современной агротехники, не обладали знаниями для поддержания севооборотов, в результате среднегодовая урожайность в 1815-1824 годах была ниже чем в период 1781-1790 гг., по пшенице на 28%, по ячменю на 24%, по ржи на 15%. Задержавшиеся в деревне крестьяне, по мере роста населения, снова стали страдать от бедности, по причине которой в середине 19 века 37% хозяйств пришлось освободить от уплаты налогов.
Вопреки стереотипам, не пропало и дворянство, эмигрировало лишь от 5 до 20% представителей второго сословия, большинство же адаптировалось к революции и сохранили имущество. В 1803 году главными плательщиками поземельного налога в большинстве департаментов по прежнему были дворяне сохранившие свои земли. Некоторые даже преуспели на службе революции, как Баррас.
Не было бума и в промышленности, к 1795 году производство по разным отраслям сократилось на 40-50%. Расстроена была финансовая система, подорвана морская торговля. С 1789 по 1812 год количество судов дальнего плавания во Франции сократилось в 10 раз. Атлантические порты пришли в запустение, население ранее бойко развивавшегося Бордо за 20 лет после революции сократилось вдвое. Объём французской внешней торговли вышел на дореволюционный уровень в 1825 году, а с английским снова сравнялся в 1980. Капитализм безусловно продолжал развиваться во Франции не смотря ни на что, но судя по всему не благодаря, а вопреки событиям 1789-1799 годов.
Кто же был главным двигателем революции? Современные исследователи, анализируя биографии её лидеров, заметили, что объединяло их вовсе не сословное происхождение, социальный или экономический статус, а единство идейных установок - приверженность принципам Просвещения. Во второй половине 18 века Франция покрылась густой сетью разнообразных общественных объединений: естественно-научных, философских, агрономических кружков, провинциальных академий, общественных библиотек, масонских лож, литературных салонов. Только масонских лож к 1793 году насчитывалось 830 и к ним принадлежали до 100 тыс. человек. В отличие от традиционных для Старого порядка структур, новые ассоциации имели внесословный характер и демократическую организацию. В них участвовали дворяне и священники, чиновники и предприниматели, юристы и журналисты, университетские преподаватели и студенты. Организации из разных городов поддерживали связи друг с другом посредством переписки, сливаясь в единую социальную сеть. В этой среде сформировалась так называемая просвещённая элита - сообщество представителей всех сословий, объединённых приверженностью идеологии Просвещения. Именно она стала движущей силой преобразований, придав им такой размах и радикализм, при котором конечной целью перемен стало уже не реформирование Старого порядка, а его разрушение и замена Новым.
Разумеется просвещённая элита лишь воспользовалась застарелым кризисом государства, чтобы перехватить инициативу, и лишь возглавила фронтальную атаку всех социальных групп (дворянства, буржуазии, крестьянства и городских низов) против векового старого режима в целом: монархии, аристократии и церкви.
Короче говоря, конкретно-исторический анализ показывает, что попытки свести революцию к деятельности какого-то одного класса не выдерживают никакой критики, а сам концепт "буржуазной" революции более чем сомнителен.
После 1830 года эстафету у просвещённой элиты приняла европейская интеллигенция. Отрицая религию радикальные интеллигенты не нашли ничего лучшего, кроме как выдумать себе её светские версии. Для одних эту роль стал выполнять национализм, а для других в центре "культа" оказалась революция. Последние ожидали "второе пришествие" 1789 года, но на этот раз революционные задачи должны были стать шире, не только завоевание политических свобод, но и установление социальной справедливости и равенства.
Призывы к отмене частной собственности, прибылей, рынка и всей "эксплуататорской" системы (для обозначения которой в итоге стали использовать термин капитализм), а также мечты о новом обществе и новом человеке, подозрительно напоминали хилиазм. Однако, подобно тому, как религиозность не означает, будто человек неспособен, например, заниматься наукой и открывать новое в сферах, где догматы ему в этом не мешают. Так и приверженность культу революции, не обесценивает вклада левой мысли в развитие гуманитарного знания. Просто нужно отделять научные теории от иррациональной веры в "пролетарскую" революцию и новый мир, который она якобы должна построить.