Смысл фильма "Антихрист" или Легенда о Великом Ницшеанце
По просьбе К.Т.К. - ей и посвящается
Миф о сдвинутости, расщеплённости сознания, латентном сумасшествии и притрахнутости пыльным мешком Ларса фон Триера родился отнюдь не после выхода в свет «Антихриста». О чем-то таком начали говорить ещё с незапамятных «Идиотов», а потом всё более и более убеждались в этом, смотря «Догвилль». Напротив же, рассмотреть «Антихриста» как структурированное и продуманное до мелочей пространство, где правит режиссёрское мировосприятие, отважились немногие.
Безусловно, темой фильма является сумасшествие, но подводить её к триеровскому помешательству мы, всё же не станем, хотя нас так и подмывает указать на факт страдания режиссёра от подобной хвори.
Действие картины разворачивается в «романном» содержании, с прологом, эпилогом и тремя частями. Хоть этот термин мало применим для кино, но он позволяет не рассматривать фильм как притчу, а стало быть, нам не надо вычерчивать мораль или излишне заботиться об аллегорическом содержании, хотя и отметать его тоже не стоит.
Если темой фильма является сумасшествие главной героини по причине потери сына, то проблемой «Антихриста» является вопрос о природе зла - ни больше, ни меньше. Конечно, через всю картину сквозит и мотив психоанализа и ко всему прочему образная символика, но движение действию задаёт, всё же, конфликт между двумя полюсами мышления: позитивистского, берущего начало от психоанализа или лучше сказать, попыток психоанализа мужа (Дефо) и, собственно, объекта этого анализа - бессознательного его жены (Генсбур). Тут Триер как бы «прокатил» нас всех с мистикой - включил и мотив ведьм и говорящих животных, и даже аналог Лысой Горы, но не превратил картину в торжество демонических сил, ибо просто намекнул, где они находятся…
Кто не читает прологи, тот не истинный философ, ведь в них даётся контекст. Триеровский контекст - это почти порнографический экстаз корреляций мужа и жены в душе, под арию Генделя в чёрно-белом цвете. Замедленная съёмка не даёт упустить зрителю момент, когда сын выйдет из детской, увидит в каком блаженстве барахтаются его родители, а потом, отрешившись от реальности, ангелом полетит вниз с какого-то там этажа.
Действие пролога показано в его развитии, тут нам не упустить ни трёх солдатиков с именами: Боль, Горе, Отчаяние, ни того, как ребёнок смахивает их со своего пути к окну. Мы, кажется, говорили про аллегории?
Экстаз прекращается и начинаются страдания матери по погибшему сыну. Сначала это Боль от утраты, потом Горе посттравматического существования, потом Отчаяние, переходящее в безумие. Для героини они станут кругами ада, а для её мужа - загадкой. Простой вопрос: что требовалось от мужа в такой ситуации? - Сострадание? По логике вещей да, но Триер читал Ницше и знает, что «сострадание вообще противоречит закону развития, который есть закон подбора. Оно поддерживает то, что должно погибнуть, оно встаёт на защиту в пользу обездоленных и осуждённых жизнью; поддерживая в жизни неудачное всякого рода, оно делает саму жизнь мрачною и возбуждающею сомнение» (Ницше, «Антихристианин»). Да и вообще, надо «не прицепляться к состраданию, хотя бы оно и относилось к высшим людям, исключительные мучения и беспомощность которых мы увидели случайно». (Ницше, «По ту сторону добра и зла»)
Мы не знаем, кто по профессии герой Дефо, но методы лечения у него явно позитивистские. «Клин клином вышибают», - говорит он и становится похожим на Юнга, который проникает в леса подсознательного своей пациентки и находит там причину всех неврозов. Но такой подход в лечении не устраивает Триера, как не устраивает он и Ницше: «Чисто воображаемые причины («Бог», «душа», «свободная воля»), чисто воображаемые действия («грех», «искупление»), воображаемая наука о природе (антропоцентрическая; полное отсутствие понятия о естественных причинах); воображаемая психология (явное непонимание самого себя, толкование приятных или неприятных всем общих чувств) - это мир чистых фикций». И дальше: «Только после того, как понятие «природа» было противопоставлено понятию «Бог», слово «природный», «естественный» должно было сделаться синонимом «недостойный» - корень всего этого мира фикций лежит в ненависти к естественному (действительность!)». (Ницше, «Антихристианин»)
«Природа - церковь сатаны», - резюмирует Она, после очередного припадка сумасшествия. «Не является ли сама церковь - в последнем идеале католическим сумасшедшим домом? - И сама земля вообще не сумасшедший ли дом?», - вопрошает Ницше. А между тем, природа в «Антихристе» (фильме) - это выражение состояния психики героини. В сеансе она сама рассказывает, как идёт по мосту к дому, через место, где и обитает её страх. Внутреннее состояние дано Триером интроспективно. Бессознательное в психике вокруг, это и есть лес, его проявления - звери (трое нищих), даже дом можно рассматривать по-фрейдистски (дом-это тело). Героиня называет это странное место Эдемом, райским садом, а свой внутренний страх располагает в лесу (лес окружает Ад). «Где дерево познания, там всегда рай», - точно замечает Ницше («По ту сторону добра и зла»). А, стало быть, и наоборот. Поэтому дуб, растущий у дома - это и есть древо познания (если бы Триер посадил бы там яблоню, он был бы не Триером). Кто знает, может и жёлуди, таким потоком сыплющиеся сверху - это те гностические плоды, которые дала цивилизация. А между тем, этот гностический мотив появляется не единожды.
Муж «познаёт» жену, в свою очередь, ребёнок познаёт об этом процессе и его дальнейшем путём становится уже путь к окну. Герой Дефо вскоре познаёт о необычных наклонностях жены, её интересах - на чердаке он находит её записи. Наконец, Она сама познаёт себя, как существо, рождённое …впрочем, мы забегаем вперёд. Вскоре выявляется и ещё одна странность жены - она всё время путала ботинки сына и даже слегка деформировала его стопу, повязывая правый ботинок на левой ноге и наоборот. Символисты увидят тут, прежде всего, причину самоубийства сына (он уже не знает, где хорошо, где плохо), все остальные - невозможность героини выбрать между злом и добром, правом и левом. Она этого не знает, да и вообще, «человек не может знать сам собою, что есть добро и что зло, поэтому научил его Бог своей воле…» (Ницше, «По ту сторону добра и зла»).
Во Вселенной Триера свою волю навязывает не Бог, а дьявол, который не существует «как вещь в себе», но обитает в женском лоне в принципе. Она - это частный случай, осознание этого приходит к ней в глубокой депрессии, а, согласно психиатрам, лучший способ излечить её - найти покой на природе - терпит крах, так как для неё нет природы, да и вообще ни для кого нет. Ницшеанский механистический мир был всего лишь отражением нашего мира аффектов, даже его более примитивной формой. Вот и природа, как мы уже поняли, отражение аффективности сознания, где главная травма всплывает под видом мёртвых птенцов, падающих на раздирание муравьям, детёнышей косуль, противных, мёртворождённых. Плюс ко всему ретроспективно примешиваются былые воспоминания. Где-то тут и происходит окончательное расщепление психики героини, аффектационность достигает своего пика и проявляется в виде кризиса, вопроса о своей дьявольской природе.
Его же Триер и задаёт зрителям, причём сам же и отвечает. Я бы мог прочитать лекцию на тему понимания зла ницшеанцами, но ограничусь лишь словами о членовредительстве. Конечно, не стоило воспринимать слова «отсечь грехи свои» дословно и бить мужу в regio inguinalis, да и отрезать себе clitoris ржавыми ножницами тоже не следовало (В мщении женщина более варвар, чем мужчина (Ницше, «Человеческое, слишком человеческое»)
Итак, план по вырезанию Самости провален (ведь дело-то в психике), а пресловутые «трое нищих» уже на пороге. Я бы не стал заниматься поисками значения символов лисы, ворона и косули; без мистической линии они - олицетворения трёх психических проявлений (боли, скорби, отчаяния). Но, кажется, косули шагнули в кадр прямо с картины Кранаха «Адам и Ева», коими в такой мере представлялись нам два героя этой антихристианской саги.
Можно ли отнести к антихристианству страсть Героини к совокуплению, вопрос спорный, в особенности в фильме, режиссёр которого так настаивает на дьявольском сотворении мира. Его любимый Ницше таких точек зрения не высказывал, а к любым природным позывам относился с виталистическим добродушием; на его-то счёт мы и спишем разного рода сексуальные посулы.
Последнее, что может шокировать нас в фильме, так это его посвящение Андрею Тарковскому. Я видел, с каким рвением пытались прочесать его фильмы с целью найти точки соприкосновения. Кажется, нашли даже сходства «Антихриста» с «Ивановым детством». Было бы странно, если бы, желая посвятить свой фильм, скажем, Феллини, вы набивали бы его ссылками на каждое из его произведений. Да и вообще, дань объекту поклонения воздаётся с модальностью «вот если б не вы…». Но Триер не таков, думаю, он полемизирует с Тарковским.
И полемизирует с его последним фильмом «Жертвоприношением», который, кстати, сначала назывался «Ведьма». Там центром картины явился господин Александр, который и есть жертва по собственному желанию. Его конфликт тоже внутренний, он состоит в решении задачи: будет ли принята его жертва, если он проведёт ночь с ведьмой? Так решается вопрос о том, разразиться ли всеобщая война или нет. Триер, как видно, подошёл к проблеме с другой точки зрения. Хоть герой Дефо таким образом «жертвует» собой каждую ночь, он ничего не добивается, так как он позитивист, коего ницшеанцы сожрали бы заживо. Да, Триер шагнул и дальше Тарковского и дальше Ницше - он Сверхчеловек! А хаос правит миром.