Некоторые факты прибалтийской толерантности.
Она была очень стара, ей отказывали память и соображение, но каждый раз первым вопросом при встрече было:
- Лейзер, Литва уже сгорела?
И я ей отвечал:
- Нет еще.
Она говорила:
- Что ж это такое? Куда Всевышний смотрит? Помолитесь, пожалуйста, Лейзер, чтоб я хоть за день до смерти увидела ее горящей.
Пепел и алмаз литовского еврейства
Авраам Шмулевич
Никто не сомневается в том, что Дэвид Суше великий и выдающийся актер. Пуаро от Агаты Кристи в исполнении Дэвида - это Пуаро. Кого-то другого в этой роли уже представить очень трудно. Даже такого великого актера как Питер Устинов.
Когда-то предки Дэвида из Российской Империи перебрались в Южную Африку, потом в Париж, а потом осели в Лондоне. В результате мир узнал великого актера Дэвида Суше.
Как это нынче модно в Британии, телеканал «Дискавери» целый фильм посвятил тому, как Дэвид свои корни искал. В конце концов поиски приdели его в нынешнюю Литву. Там он встретился с некой архивной дамой очень похожей одновременно и на лицо, и на зад Российской демократии Леру Новодворскую, которая обожает нынешнюю Литву, а нынешняя Литва обожает ее.
Дама показывала Дэвиду всякие бумажки и даже что-то очень уверенно лопотала по аглицки. Закадровый голос вполне определенно перевел ее спич о том, как дедушки и бабушки Дэвида пересекали Литовско-Российскую границу. Было это в 1908 году, и охраняли границу злобные русские пограничники, которые расстреливали из винтовок евреев пересекающих эту границу, чтобы они не стали частью цивилизованного общества. Конечно евреев, тех, кого не застрелили злобные русские пограничники, встречали добрые литовцы, и, рискуя жизнью, укрывали их от русского людоеда царя. Потом они тайно переправляли евреев в Польшу. Уже из Польши выжившие беженцы отправлялись в цивилизованный мир. Например, в Южную Африку. Как это сделал прадед Дэвида Суше.
Рассказ дамы с лицом и задом современной Российской демократии был столь убедителен, а лицо Дэвида столь задумчиво, что так и хотелось сеть в танк и давить, давить, давить … этих злобных русских. Особенно впечатлила часть речи о том, как злобные русские не простили литовцам их доброе отношение к евреям, и они в порядке мести оккупировали Литву.
Одно только смущало. Не было в 1908 году Литвы. Виленская губерния была. А Литвы не было. Вот Царство Польское в составе Империи было, а Литвы не было. И граница была только административная. И вообще слово Литва латышское. Да и проживали в Виленской губернии поляки, евреи и немного тех, кто ныне себя латышским словом называет. Впрочем и оккупация Литвы очень странная была. Нынешняя столица Вильнус никогда литовской не была. Нехороший, нецивилизованный Сталин договорился с хорошими цивилизованными Черчиллем и Рузвельтом о выселении поляков и передачи Вильнуса с огромным куском польской земли литовцам. Правда литовцы за это Сталину не сказали спасибо, даже наооборот.
В общем, возник червь сомнения в толерантности, как литовцев, так и иных прибалтов. Впрочем сомнения оказались оправданными. Если ознакомиться со свидетельствами фактов особой толерантности прибалтов.
Впрочем каждый может судить сам об этих фактах.
Пепел и алмаз литовского еврейства
Нас повсюду восторженно встречало население Литвы. Здешние жители видели в нас освободителей. Мы были шокированы тем, что перед нашим прибытием повсюду были разорены и разгромлены еврейские лавочки. Мы думали, что такое оказалось возможно только во время "хрустальной ночи" в Германии. Это нас возмутило, и мы осудили ярость толпы. Но у нас не было времени долго размышлять об этом. Наступление продолжалось беспрерывно.
Цитата из мемуаров командира 2-й роты 502-го танкового батальона Вермахта О.Кариуса "Тигры" в грязи"
Неполиткорректная беседа к 9 мая
Мой собеседник - Лейзер Броер, житель Кирьят Арбы, один из основателей возрожденного еврейского Хеврона, активист движения за строительство Иерусалимского Храма.
Авраам Шмулевич: Ты - представитель одной из немногих оставшихся в живых семей старых «литваков», евреев, живших в Литве на протяжении многих поколений. Что для тебя та война, и ты можешь сказать об отношении литовцев к евреям?
Лейзер Броер: Я родился в Каунасе в 1948 г. и в 1972 г. уехал оттуда в Израиль. Мы - коренные "литваки", литовские евреи, оба моих деда были религиозными, из Шауляя и Подбродья, но сам я из светской семьи.
Есть фильм польского режиссера Анжея Вайды "Пепел и алмаз". Когда он вышел на советские экраны, в 1959-м или 1960-м году, это было большим событием, мы с отцом смотрели его в кинотеатре, который находился в бывшем старом еврейском районе Каунаса - Слободка.
Польские подпольщики Армии Крайовой должны убить новоназначенного губернатора - коммуниста Щуку. А его сын Марек, воспитанный теткой-аристократкой, - тоже боец Армии Крайовой. И вот Марек попадает в польское Министерство государственной безопасности, его ведут на допрос, а он - польский юноша, борец за свободу. Один из эмгэбистов спрашивает: "Сколько тебе лет?". Юноша отвечает: "Сто". Тот размахивается, бьет его по лицу, подпольщик падает, встает. Снова тот же вопрос. "Сто один", - отвечает подпольщик. Когда он впервые упал, отец громко засмеялся и сказал: "Еще бей, еще!".
Отец моего отца всю жизнь прожил в Слободке и был ломовым извозчиком. Он прошел всю русско-японскую войну, был георгиевским кавалером. Время от времени он напивался, тогда брал оглоблю и выходил на улицу бить морду гоям. Они бежали в полицию, дед шел домой, надевал свой мундир со всеми крестами и наградами, брал недопитую бутылку водки и сам шел в участок. При виде его пристав вставал по стойке смирно, отдавал ему честь, они допивали эту водку, и он шел домой отсыпаться. Впрочем, такое случалось не часто, скажем, раз в месяц. Обычно он приходил после работы домой, ел и садился учить Талмуд.
После революции Литва стала независимой. Отец мой пошел работать на завод в 14 лет. Когда ему было 15, хозяин решил снизить зарплату. Отец написал листовки и пошел их раздавать. Его схватила полиция - служба безопасности независимой Литвы. Когда литовские гэбэшники увидели его, они засмеялись - "жидюкас" (жиденок), - обмотали ему голову мокрым полотенцем и сунули в горящую печь. Из печи он вылез уже человеком с идеологией. Это была коммунистическая идеология борьбы за социальную справедливость. Он состоял в нелегальной компартии Литвы до 1929 года, когда в Палестине разразились организованные англичанами арабские погромы. Советский Коминтерн выступил тогда на стороне арабов, и партия поручила ему организовать митинг в поддержку классовой борьбы арабского пролетариата против сионистов. Отец отказался и вышел из компартии. И считал себя в дальнейшем беспартийным анархистом.
То, что происходило с Литвой дальше, - известно. Между уходом советских войск и приходом немцев прошло несколько дней. Когда Советы ушли, литовцы первым делом вошли в еврейский квартал Каунаса - Слободку. Сейчас они рассказывают, что их ненависть к евреям была спровоцирована участием евреев в компартии, в сталинских репрессиях и т.д. Мне они могут не рассказывать эти сказки. В Слободке их интересовало лишь два места - еврейский сиротский дом и знаменитая ешива (религиозная духовная академия) "Слободка".
Детдомовских детей они просто заперли в помещении и сожгли живьем. А ешиботников (учащихся ешивы) собрали в большом гараже. Тогда машины чистили сжатым воздухом. Они вставляли в рот еврею этот шланг, включали воздух, и кишки вылетали через задницу.
Толпы литовцев - женщины, дети, словом, весь город - дружно аплодировали. Так, одного за другим, они убили всех учащихся ешивы - кроме тех, кто смог спрятаться.
На следующий день в гетто Слободка организовалась первая подпольная группа сопротивления, в которую входил мой отец. Там были все, представители всех движений и партий - сионисты-социалисты, сионисты-ревизионисты Жаботинского, религиозные сионисты, анархисты, хасиды, миснагеды и просто евреи. Они решили, что реальную помощь в борьбе с немцами им может оказать только Сталин. Поэтому главенствующая роль в движении должна принадлежать коммунистам, и все это подполье будет считаться коммунистическим. Отца моего снова приняли в компартию "невзирая на идеологические разногласия". И подполье стало действовать.
Первым, кого они убили, был еврей - глава полиции юденрата (юденрат - назначенный немцами орган управления гетто). До войны он был убежденным сионистом-ревизионистом (так именовались сторонники Зеева Жаботинского), а потом одним из первых побежал служить немцам. С ним предварительно поговорили, но он сказал: "Ребята, мне плевать на вас и на остальных, я хочу жить, и сделаю для этого все". С ним пытались говорить еще раз, после чего застрелили.
В отличие от подполья варшавского гетто, подполье каунасского гетто считало, что никого нельзя привлекать к борьбе насильно. Большую часть населения гетто составляли женщины, старики, дети. И если кто-то надеется спастись, просто сидя тихо и уповая на милость Б-га, таких людей нельзя подвергать риску вооруженного восстания. Пусть делают, что хотят. Спастись, однако, не удалось почти никому. Практически все оставшиеся были зверски убиты немцами и литовцами. В 1939 г. еврейское население Ковно составляло 40 тыс. человек, то есть примерно 25% от общего числа жителей города. Всего же в годы Катастрофы в Литве было уничтожено 95-96% довоенного еврейского населения республики. Столько евреев не было уничтожено ни в одной из оккупированных республик бывшего СССР, а также ни в одном из европейских государств.
Итак, в отличие от некоторых других гетто, в Каунасе решили, что те, кто хочет сражаться, должны уйти в лес и воевать с немцами в качестве партизан.
Первой ушла на разведку группа из пяти человек. Путь из гетто в лес проходил через литовскую деревню. Литовцы сейчас любят рассказывать о мирных сельских жителях, что подвергались репрессиям и со стороны немцев, и со стороны партизан, а потом были высланы. На самом деле сельское литовское население не просто сотрудничало с немцами. Немецкое командование раздавало литовцам оружие, и из них формировались территориальные отряды СД.
Первая группа евреев, вышедших из гетто, ничего не знала о СД, наткнулась на этих "мирных сельских жителей", которые неожиданно напали на них. Командира группы - он был ешиботником из Слободки - живьем закопали в землю. Остальных передали немцам, и те отправили их в лагерь уничтожения "Девятый форт". Тогда подполье поняло, что небольшими группами действовать нельзя. Следующим из гетто ушел на прорыв отряд в 50 человек, в котором был и мой отец.
Они захватили это село - это была единственная дорога на волю - и всех мужчин, кто не был убит во время боя, расстреляли, остальное население собрали в сарае, облили бензином и подожгли.
Больше выходу евреев из гетто никто не препятствовал.
Прожив в лесу некоторое время, они образовали еврейский партизанский отряд. А поскольку командование осуществляла советская армия, то этот отряд влился в большой русский партизанский отряд.
Авраам Шмулевич: И как складывались отношения?
Лейзер Броер: С "ваньками" ведь как - сначала они пытаются на тебя наехать, но если получают сдачи, то начинают уважать. У одного еврея в отряде была шуба, которую он снял с убитого немецкого офицера. Шуба в лесу - большая ценность, и один из командиров сказал: "Отдай мне ее или продай, обменяй". Еврей ответил: "Сам убей немца и сними с него".
Вскоре группа, куда входил этот еврей, отправилась на задание. Первым делом партизаны пошли не к немцам, а к девочкам в ближайшую деревню. Девочки эти были патриотками - немцам они не давали, только партизанам. Они уже ждали, поставили на стол водку, закуску, сало, а еврея этот командир поставил на часах. Он не выдержал и сунулся в избу в разгар веселья:
- Ребята, имейте совесть!
- Ты нарушил приказ, оставил пост, - и они его застрелили, шубу этот командир забрал себе.
А вернувшись, сказали:
- Расстрелян за трусость.
Тогда несколько евреев отправились в эту деревню, к тем самым девочкам, положили на стол шмайсер и сказали:
- Милые девушки, расскажите, как было дело. А если вы что-то забудете, гляньте на стол.
Те рассказали все без утайки.
Вернувшись в отряд, евреи попросились на задание вместе с группой русских, что убили того бойца, и перестреляли их всех. Вернулись и доложили:
- Пали смертью героев в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками!
Все поняли, что произошло. После этого их зауважали, и больше наездов на евреев не было.
Немецкая армия была хорошей армией, но воевать в лесу они не умели. Что такое дерево, что такое овраг и как с ними обращаться - они не знали. Однако потом у них появились гуцулы с Карпат, и те уже были серьезными противниками. Однажды гуцулы чуть не обнаружили партизанскую базу, но разведчиков все же уничтожили на подходах к ней. Но вскоре для партизан наступили плохие времена. Немцы сформировали команду "охотников" - отряд из профессиональных охотников, лесников, егерей. Там были, кроме немцев, и русские, украинцы, поляки.
Им удалось обнаружить партизанскую базу. Отряд с трудом оторвался от преследования и уходил непрерывно трое суток. Бодрствовала только первая и последняя шеренга, те, кто шли в середине, спали на ходу.
Много чего еще было в той войне...
Но отец мой выжил.
Когда мне было 16 лет, отец подарил мне часы. Это было в начале 60-х годов, часы тогда были ценной вещью. Он вручил мне часы и сказал:
- Эти часы я снял с немецкого офицера, которого задушил собственными руками.
Ближайшими друзьями отца, благословенна его память, до самого нашего отъезда были бывшие партизаны, его соратники.
Как только это стало возможным, мы уехали в Израиль. Массово выпускать евреев из Советского Союза стали в начале 70-х, после "самолетного дела". Хотя некоторым удавалось выехать и ранее.
Одни из них - семья моего друга Лейбки. Мы сидели за одной партой и очень дружили. Ровно раз в неделю, в субботу, он приносил справку от врача, что у него болит рука и писать ему нельзя. А также он имел справку, что ввиду чувствительной кожи на голове он должен быть постоянно в тюбетейке. В Израиль его семья приехала в 60-е годы.
Вот как они смогли уехать.
Его отец Песах во Вторую мировую войну служил в литовской дивизии Красной Армии. Литовской она только называлась, а приказы отдавались на идиш. Однажды ему пришлось вытащить с поля боя раненого. Когда тот очнулся, оказалось, что он - литовец, а настоящих литовцев, служивших в литовской дивизии, было немного - большинство там составляли евреи. Спасенный был очень благодарен ему и сказал:
"Если тебе, Песах, что-нибудь понадобится, найди меня. Я все для тебя сделаю".
Он начал подавать просьбы о выезде уже в 60-е годы, но получал отказ за отказом. При очередном отказе его взгляд пробежал по стене ОВИРА и... он увидел портрет спасенного им литовца.
- Кто это? - спросил он.
- Вы что, не знаете, - удивилась чиновница, - это же Первый секретарь коммунистической партии Литвы товарищ Снечкус.
Следующим утром он уже был в приемной у Снечкуса. Офицер КГБ, стоящий на страже, услышав, к кому он, спросил:
- Ты что, с ума сошел?
- А вы скажите по вертушке, что Песах Шохенас, который вытащил его из-под огня, хочет его видеть.
Встретившись, они обнялись.
- Ты помнишь, - спросил его Песах, - что ты мне обещал?
- Конечно же, - ответил Снечкус.
- Так вот, - сказал ему Песах, - я хочу уехать в Израиль.
- Нет проблем. Месяц на сборы хватит?
И через месяц он с семьей уехал.
Авраам Шмулевич: Ты, как коренной житель Прибалтики, можешь сказать, чем отличаются литовцы от эстонцев и латышей?
Лейзер Броер: В отношении к евреям во время войны они мало чем отличались, а вообще это совершенно разные народы. Литовцы относятся к латышам и эстонцам с презрением, считая их бывшими рабами. Это так и есть - они были крепостными немецких баронов. Литовцы же создали мощное государство, границы которого проходили одно время около Москвы - под Можайском. В литовском школьном учебнике рассказано, как великий князь Витаутас собирал дань с Москвы, и когда он выходил из Кремля, вытащил свой меч и ударил по кремлевским воротам, дабы след литовского меча навечно остался в Московии.
Великий литовский писатель, выразитель национального духа - Адам Мицкевич. Писал он, правда, по-польски, поэтому поляки считают его своим национальным писателем.
Авраам Шмулевич: Самое забавное, что Мицкевич был чистокровным евреем и помнил о своем еврейском происхождении. Родители его были франкистами, сторонниками Якова Франка, лжемессии, последователя другого лжемессии - Шаббатая Цви. Франкисты, во главе с самим Франком, приняли католицизм, крестным отцом Якова Франка был сам польский король, а рядовые франкисты получили дворянские звания. Франкизм был мистическим учением, и он оказал большое влияние на воззрения Мицкевича. Жена его тоже была из франкистов.
Лейзер Броер: У Мицкевича есть поэма "Гражина", в которой хорошо выражен литовский дух. Главный герой ее - литовский князь Литуврас, брат короля Виталтаса, который живет в своем замке.
К нему приходит управляющий замком и говорит, что в окрестностях замечены вооруженные люди, нужно послать к королю за войском. Брат короля отвечает: "Не нужно ничего, приходи ко мне вечером, как стемнеет".
Вечером он объявил своему управляющему: "Это отряд немецких тевтонских рыцарей, сто дюжин, которых я, сам князь, нанял. Мой брат засиделся на троне. Нужно его убить. Но сил у нас, сам знаешь, недостаточно. Немцы - хорошие бойцы. С этим отрядом мы одолеем дружину короля".
Управляющий воскликнул:
- Я поражен твоей низостью и вероломством. Как мог ты решиться на такое? Убить короля - твоего брата??!! Это прекрасная идея. Ведь он сам убил своего отца и брата, захватив престол. Ты вполне достоин быть королем. Но как ты мог пригласить немцев? Как ты мог вмешать чужаков в наши литовские дела? Такие вещи делать нельзя!"
Управляющий направился к жене князя - Гражине. Эта высокая сильная женщина ездила на лошади, любила охоту, владела мечом. Управляющий рассказал ей о планах ее мужа. Та, вся в негодовании, идет к князю:
- Как смел ты вмешивать немцев в наши литовские дела?! Бог не простит такой низости!
Идея убить брата ей как раз понравилась.
Ночью управляющего будит вооруженный стражник:
- Князь зовет тебя, надевай доспехи.
Он выходит и видит, что вся дружина построена, впереди на коне стоит князь. Они скачут в ночь, чтобы внезапно напасть на немцев, изгнать чужаков. Завязывается бой, и тут управляющий видит, что князь не в форме, удары его не столь сильны, нет боевого напора. Это видят и немцы, они начинают теснить литовцев. Им удается убить князя. Тут появляется еще один рыцарь, он врезается в гущу схватки, мощными ударами разит направо и налево и убивает тевтонского комтура. Когда битва закончилась и немцы были разбиты, выяснилось, что новый рыцарь - это и есть сам князь. Он услышал шум боя и поспешил к месту схватки. Но вывела литовцев на бой Гражина, она надела доспехи мужа, выдала себя за князя, сражалась и погибла в его доспехах. Литуврас приказывает сложить погребальный костер, туда кладут тело Гражины, а затем и сам князь восходит на костер, вонзает в себя меч и сгорает вместе со своей женой, в пламени искупает свою вину.
Другие народы Прибалтики сдались немцам и приняли религию своих господ - сначала католицизм а потом, вслед за немецкими баронами, протестантизм, подчинились ордену. А литовцы разбили немцев под Грюнвальдом, до этого разбили и монголо-татар.
Когда в Эстонии был открыт памятник ветеранам СС, латыши прислали на открытие своих представителей, литовцы - нет Во время войны латыши дали три дивизии СС, эстонцы - одну дивизии, а литовцы - один батальон Импулявичюса. Его послали в Белоруссию на подавление партизанского движения. Через короткое время немецкий командир отослал литовцев назад со словами: "Я просил солдат, а не диких зверей". Кстати, после войны этот Антанас Импулявичюс получил убежище в США как борец за свободу.
То есть литовцы всегда играют свою игру. Думаю, это вскоре проявится в раскладе сил и среди прибалтийских государств, и шире - во всей Восточной и Центральной Европе.
Авраам Шмулевич: Как ты считаешь, забыты ли уже "раны войны"?
Лейзер Броер: Родители моего друга Лейба (о котором я говорил выше) умерли в Израиле, в Кфар Хабаде (хотя сами они не были хасидами-хабадниками), сначала отец, потом мать. Между прочим, в их семье существовал рассказ о родственнике со стороны матери, каком-то каунасском цадике (праведнике). Мать пережила Катастрофу в Каунасе, смогла выжить при ликвидации гетто благодаря этому цадику. Он тоже находился в гетто и всегда говорил ей, где спрятаться... И ей удалось спастись, хотя вокруг прятавшихся евреев ловили и убивали. А когда его самого отправляли в концлагерь, он успел указать ей место, где спрятаться до конца войны.
Я наведывался к ней вплоть до ее смерти. Она была очень стара, ей отказывали память и соображение, но каждый раз первым вопросом при встрече было:
- Лейзер, Литва уже сгорела?
И я ей отвечал:
- Нет еще.
Она говорила:
- Что ж это такое? Куда Всевышний смотрит? Помолитесь, пожалуйста, Лейзер, чтоб я хоть за день до смерти увидела ее горящей.
Но мои молитвы, очевидно, были отвергнуты. И больше всего среди нынешней волны алии меня удивляют латышско-литовско-эстонские патриоты-евреи.
Авраам Шмулевич
АПН