Разговор об Айги
Геннадий Айги - один из самых спорных на мой взгляд русских поэтов 20-го века. Несмотря на это, его стиль я бы назвал академическим авангардом. Это название для Айги я придумал на концерте Губайдулиной, которая написала несколько произведений по его стихам. Меня тогда осенило - Айги можно легко поставить в один ряд с Губайдулиной, Шнитке, Кейджом и др. Авангард, который, несмотря на свою непризнанность у широкой публики и непроверенность всепожирающим временем, заочно признан знатоками классикой. Но почему музыка? Почему Айги не ставится в один ряд, скажем, с Целаном? с Хлебниковым?
В Айги мне всегда видится некая черта - способность километрами импровизировать в одном заданном стиле. Иногда создается ощущение, что слова вообще как единицы языка имеют достаточно малое значение для него. Слова - звуки, цвета. Смысл как функция слова, кажется, начинает мало его интересовать. Смысл находится там, где нормальный человек его не ищет - в графике, фонетике... Именно это меня подталкивает его сравнение с авангардными композиторами.
«Уже в первую минуту нашего знакомства Коллерич сообщил мне, что через несколько дней он вместе с Петером Хандке и Михаэлем Крюгером как член жюри едет вручать в Риме премию Петрарки Геннадию Айги, есть такая немецкая премия, носящая имя великого итальянца, вручаемая европейским поэтам. «Как вы относитесь к нашему решению?» - спросил он. Мне бы ответить: «Очень хорошо, что наконец-то эту премию получил русскоязычный поэт, к тому же поэт, пишущий свободным стихом, которого в СССР долгое время не очень жаловали. Это, мол, очень важно». Мог бы даже добавить, что Айги мне не очень близок, что эзотерикой в поэзии я не увлекаюсь, но что, мол, у каждого своя стезя». Или даже мог сказать: «Мне этот поэт чужд, я люблю другого рода поэзию...» И Коллерич бы это принял. В искусстве мнения коллег бывают полярны, единого мнения быть не может. Ему ли этого не знать как издателю одного из важнейших немецких журналов! И мы бы перешли к другим темам, например к стихам самого Коллерича.
Но я ответил: «Хотя здесь, в Европе, известность Айги как русского поэта больше, чем у Иосифа Бродского, в России он человек мало известный, хотя уже десять лет широко печатается, никто его не запрещает, это все в прошлом. Но оценка его творчества на родине даже в среде его собратьев-авангардистов вовсе не такая высокая, как здесь, у вас».
Но даже эта первая часть моего ответа не произвела на Коллерича особого впечатления.
Ну что ж, мол, такое тоже бывает. Нет пророка в своем отечестве. А мы вот, немцы и австрийцы, его оценили.
Я продолжал: «Что же касается моего личного мнения, то оно у меня пока еще до конца не сформировалось. Я с интересом читал в 70-е годы некоторые стихи Айги, в них были неожиданные метафоры, поражавшие своей смелостью, но общее содержание стиха мне уловить удавалось редко, более же поздние стихи я вообще не понимаю. Сколько ни читаю, не понимаю. А ведь читатель я неординарный, всю жизнь перевожу сложнейших поэтов. Если я не понимаю, то каково же читателю, не имеющему моего опыта. Правда, сказал я, переводов Айги на немецкий я не читал».
Коллерич снял с полки книгу и протянул ее мне. В это время ему позвонили по телефону. Он извинился, что ему надо минут на двадцать удалиться для встречи с родителями учеников, и предложил мне остаться в его кабинете, почитать лауреата. По лицу его было видно, что мнением моим он озабочен.
За время его отсутствия мне удалось внимательно прочесть несколько текстов. Немецкий язык в силу своего философского опыта делал в текстах Айги отвлеченные понятия более определенными. Вообще делал стих строже, упаковывал его в более четкую форму. Но от этого содержание его не становилось более понятным. Когда Коллерич вернулся, я сказал ему, что чтение немецких текстов мне ничего не прояснило.
Австрийский поэт молчал.
И тогда я совершил непоправимое. Я предложил Коллеричу объяснить мне один из конкретных текстов. Коллерич медленно прочел его и после продолжительной паузы сказал: «Тут есть посыл, понятно, к кому обращается поэт, об остальном надо думать...»
«Ну тогда вот этот текст, он короче», - не отставал я.
Коллерич нехотя и как-то нервно вновь взял в руки книгу, начал читать, но вдруг оборвал чтение, сказал, что в этих условиях не способен сконцентрироваться, и предложил встретиться в другой раз и договорить.
«Жаль, что до главного мы и не дошли, - сказал я на прощание. - Нам с вами есть что обсуждать, кроме стихов Айги».
«Да-да, конечно, я вам позвоню»
Никакого телефонного звонка я, конечно, не дождался».
Вальдемар Вебер «Что западный читатель ждет от русской литературы»
( Вебер + Пригов - мой пост со ссылками)
Мнения разные и вполне справедливо будет не согласиться ни со мной, ни с Вебером. Представляю два произведения в чтении Игоря Васильева (Кужака) и Татьяны Грауз
i_vltava, стихи которой, несмотря на протесты Игоря Болычева, мне с самого начала напоминали некую перекличку с Айги (кстати, из-за стихов Грауз я вернулся к чтению Айги, которого давно оставил из-за неблизкости мне).
МЕСТО: ПИВНОЙ БАР
А. В.
ты пьющий - значит: спящий! -
в себе - как в матерьяле сна:
в горячности своей: ты - спящий сном в т о р ы м:
(а их - мы знаем - три
последний будет - т р е т и й):
ты спящий сном - пока что: избранным! -
как он глубок! он даже там - где место есть: без памяти! -
и - как он длится!
как слоист и темен! -
о этот ветр! - от мира укрывающий:
на время - как заброшенных детей
1965
You can watch this video on www.livejournal.com
К "КНИГЕ ДОЛГОГО ПРОЩАНИЯ"
Это братья мои ходят сквозь солнечный свет
и "Господи" говорят стены и поля поют
и дубы теплы - будто в них вещество благодарности
слышно как речь
да только вода уже рядом не имеет волн
и без свойства общения - травы
братья проходят мелькая по ведомству неотменимых
и мне в эту цепь не вскочить
3-4 мая 2002
Денисова Горка, лес
You can watch this video on www.livejournal.com