Обь. Часть I. Приобье - Октябрьское
Обь редко балует красками и разноцветьем, ее красота скупа и сурова.
Беря начало в горах Алтая, она тянется почти на 4 000 вёрст, принимая в себя все реки Западной Сибири, включая таких гигантов, как запутавшийся хвостами в горах Монголии Иртыш, и убегающая от снежных вершин Приполярного Урала Северная Сосьва. На берегах Оби стоят: Бийск (самый исток), Барнаул, Новоалтайск, Камень-на-Оби, Новосибирск, Колпашево, Нижневартовск, Сургут, Нефтеюганск, Ханты-Мансийск (ХМ на Иртыше, но до устья там рукой подать), Мегион, Салехард, Лангепас, и несчетное количество поселков и сёл. В ней водятся 50 видов рыбы, половина из которых промысловая.
Левый берег Оби - затоны, соры, старицы, болота - сплошная пойма, и летом в разлив восточный берег стирается, сливается с горизонтом. Ширина Оби в это время может достигать 100 вёрст, а общая площадь всей реки - почти 3 000 000 квадратных километров. Вы только вдумайтесь в это число - оно сопоставимо с территорией Европы. Обь - самая крупная река России, хоть и не самая длинная.
Обь лениво и безразлично несёт свои жирные воды на север, меж скованных вечными льдами берегов Обской губы, и дальше - в студёное Карское море, в царство айсбергов и касаток. Я - случайная соринка на её огромных холодных ладонях. Она никогда меня не услышит, не увидит, не ощутит - я призрак здесь. Да, Обь, укрытая мрачным сибирским небом, редко балует красками, но в ней масштаб, простор и стихия. Я влюблён в эту реку безнадёжной болезненной любовью.
Наше путешествие профессиональное в плане работы. Тружусь я в структуре связи, по Оби у нас много участков с вышками, антеннами и прочим оборудованием, так что работы хватает. В данный момент нас четверо: я (IT-шник), два кабельщика и шеф (главный инженер). Плюс капитан катера и его помощник.
Мы выходим из Приобья по Алёшкинской протоке в сторону Октябрьского, это вверх по реке, на юг. Наш катер - КС 100 «Константин Антипин», компактное речное судно с тесной каютой на 2 лежачих места, оснащенное кразовским двигателем, который разгоняет судно до 24 км/ч, что для реки очень даже нормально.
Обь активно судоходна уже много веков. Еще до того, как сюда пришли русские, китайские и персидские купцы сплавлялись по Иртышу и Оби до самой тундры - в земли селькупов им ненцев, везли золотые и серебряные блюда, которые по всей реке аборигены охотно выменивали на пушнину и использовали в религиозных обрядах. Персидское золото до сих пор находят в могильных курганах. Шли из Искера Иртышом, потом Обью и казаки Ермака, воевать ватаги Кучумовских татар, и сочувствующих им остяцкие княжества. Обь - древнейшая транспортная магистраль, актуальность которой не умалилась и ныне.
Чайки высматривают у берегов малька, атакуют стремительно, падают в воду, как стрелы, и тут же взмывают. На людей внимания не обращают. А если заприметят удачливого рыбака, могут попытаться стащить улов. Если вы поклонник творчества Ричарда Баха, и думаете, что все чайки похожи на Джонатана Ливингстона, знайте: Бах врал - чайки симпатичные птицы с нагловатым, сварливым, если не сказать агрессивным характером.
Два часа пути и вот Октябрьское.
Посёлок Октябрьский - районный центр, но в силу своего географического положения, его административное влияние распространяется только на близлежащие сёла, сам же он зависим от Нягани целиком и полностью. За последние 15 лет Нягань превратился в полноценный город, что не удивительно, ведь в Нягань ведут авиа-, авто- и железная дороги, в то время, как в Октябрьский только водный путь (зимой еще зимник). В Октябрьском заметно движение, строят огромный детско-юношеский комплекс, почти восстановили Свято-Троицкий храм, но с масштабами строительства в Нягани это сравнить нельзя. Большая часть населения Октябрьского работает на рыбзаводе и в муниципальных структурах. Никакой другой работы тут нет.
Кстати, о Свято-Троицком храме. Октябрьский стоит на месте резиденции Кодского княжества (ханты), звавшееся в то время Кода. В 1600 году местная княгиня из рода Алачевых принимает крещение, получает имя Анастасия и просит березовских воевод построить в Коде православную церковь. Надо сказать, что в те времена ханты был народ хитрый, православие если и принимали, то только чтобы русские отвязались (а попы наши были очень навязчивы, иногда крещение язычникам так рьяно несли, что пермяки и зыряне аж из Перми великой и Урала на Обь драпали), а то и чтобы свою лояльность к новой власти выказать. На деле же, православия аборигены не понимали и не хотели, продолжая держаться языческих обрядов и наставлениям шаманов. На Оби тайные капища Обских угров существовали до конца XIX-го века. Но это отдельная тема.
В 1653-ем году в Кодском городке грамотой царя Алексея Михайловича учреждается Троицкий мужской монастырь - один из старейших в Сибири. За 100 лет главная церковь монастыря обветшала, и рядом с ней в 1731 году была заложена каменная пятиглавая церковь во имя Святой Троицы с колокольней и двумя приделами. Эта церковь имела необычную архитектуру. Если смотреть сверху, она имела вид креста, в концах лучей которого стояли колокольня и башни, плюс одна башенка тулилась к главному лучу ниже перекрестия. За последующее время много чего переделывалось, а во время советской власти, точнее к 1930-му году, монастырь уже был давно заброшен, разграблен и разгромлен. Но уцелела одна единственная башня. Сработанная из красного кирпича и склеена каким-то диким цементом, видимо замешанным на яйцах, эта башня без особых потерь дожила до наших дней, и я застал еще время (2003-ий год) когда в ней располагалась наша АТС. Затем АТС перенесли в новое здание, а Ханты-мансийская епархия выделила средства на восстановление храма. Так вот рабочие хотели башню снести, и не смогли. Так на её основе и стали возводить храм. На фотографии это левая башня, правая колокольня и соединяющее их центральное здание построены с нуля.
Нужно понимать, что почти 3 столетия назад, Кодский монастырь был оплотом русской культуры в этих тогда ещё диких местах. Монахи учили грамоте детей русских поселенцев и местных, кто соглашался. Русские садили репу, капусту, а в удачные теплые лета и рожь, давили из семян конопли масло, из стеблей мочалили веревки, катали свечи, строили крепкие срубы, разводили коней, коров, домашнюю птицу, копали руду и плавили металлы. Мало кто знает, что среди монахов Кодского монастыря были рудознавцы, которые нашли медную руду прямо под землёй монастырских строений. На протяжении многих лет монахи, как кроты, ковыряли холм, добывая руду, лили медь, выплавляли церковную утварь для собственных нужд, включая колокола, а излишки по-тихому сдавали купцам и местным. И даже начальству своему в Тобольскую епархию ни словом об этом не заикались, потому что знали - приедут и отберут. То есть теперь, под новой белоснежной Свято-Троицкой церковью возможно до сих пор еще в пыльном мраке ждут своих археологов древние штольни.
Для местных, живших в юртах, и промышлявших охотой и рыбалкой, деятельность русских была в диковинку, но новые технологии, в отличие от религии, они перенимали охотно. В первую очередь начали строить крепкие бревенчатые дома. К сожалению, вместе с культурой, русские привезли им и свои пороки. Победив татар, сделав Сибирь русской, у наших предков не было причин для агрессии к местным, мало того сохранились многочисленные указы как царя, так и воевод, где предписывается ласковое обращение с аборигенами. Но водка и незнакомые местным болезни, против которых у них не было иммунитета, косили их как залпы мушкетов. Не зря же в советское время спохватились и придумали программу сбережения малочисленных народов. Кстати, если бы не эта программа, Ханты-Мансийск никогда бы не стал жемчужиной Югры, деньги в него ведь начали вливать ещё во времена СССР.
Бывший Кодский городок, ныне Октябрьский, стоит на высоком берегу, крутоярью сбегающий к подножью Оби, по малой воде, отступившей от берега на десяток сажень.
Мы разгружаемся в Октябрьском, проводим запланированные работы и двигаем дальше - в Большой Атлым.
В каюте давим на четверых бутылку водки, закусываем походной закуской, запиваем горячим чаем. Я выбираюсь на свежий воздух.
У КС'ки за рубкой в ряд три больших люка, первые два для обслуживания двигателя, третий закрывает багажное отделение. Когда двигатель работает, все люки теплые, сидеть на них комфортно, если одежда надежно защищает спину и голову от ветра. Я сижу, глядя, как за кормой тело реки неохотно мнётся волной, оставляя затухающую синусоиду белоснежной пены, и мне кажется, что могу смотреть на это вечно.
Мы идём мимо Большого Камня. Последний ледник притащил в Сибирь много камней, некоторые просто громадны. В тайге они скрыты торфами, мхами, нанесённой почвой, но в долинах рек вода следит за их чистотой, омывает и выставляет напоказ. По той же причине в реках намного чаще, чем в тайге находят бивни мамонтов.
Вот и тут огромный шаровидный валун когда-то давно скатился по долине ручья и, выдохшись, замер у самой воды. Спустя много веков, там поселились люди, и своё поселение так и назвали - Большой Камень. Мы идёт далеко от берега, и камень едва видно, поэтому я не фотографирую. Ко мне подходит кабельщик, говорит:
- Мы летом на Большой Камень ходили. Работу сделали, и вечером встал вопрос: где пить? В блок-контейнере аппаратура гудит, на уши давит, на улице тучи комаров - сожрут вместе с водкой. Ну мы, короче, не долго думая, водку, закуску подмышку и на мачту. На самый верх залезли, там площадка, удобно, комаров нет, ветерок прохладный, но 25 метров, между прочим! Утром просыпаюсь в блок-контейнере. Что было, как спускались - ничего не помню!
Я смеюсь. В связи непьющих нет, а наши кабельщики в водке так вообще первые специалисты. Но дело своё знают, и во время работы не употребляют. Зато по окончанию с радостью накачиваются в дрова. Ну и я с ними, чего у ж там.
Час спустя по левую руку появляется Сотниково. Нежилое брошенное село, чьё название отсылает к походам Ермаковских казаков. Кто знает, может быть, они разбивали тут лагерь, а может и станицу поставили. Пылали костры, тюкали топоры, покачивались на волнах струги. Суровые бородатые мужики в казачьих папахах вгрызались в неподатливую сибирскую землю, завоёвывая право называть её своей - русской. Три сотни лет минуло, ничего не осталось от казачьей станицы, а от русского села Сотниково - пара скелетов сгнивших избушек. Только Обь все также, как и в старину, нализывает волнами-поцелуями гальку прибрежного шлейфа, да так же кружат над ней и горластые чайки.
Я всё еще любуюсь Обью. Справа тянется остров, по его хребту разбежались тонконогие берёзы. В бесстыжих рыжих ночнушках неопавшей листвы, они зябнут в лапах октярьского ветра, льнут друг к другу. Остров обрывается лезвием турецкой сабли и белокостной занозой втыкается в тело реки. Рассечённая волна там бурлит, шипит и буравится. Слева стадом мамонтов, покрытых шерстью пегой тайги, цугом плетутся исполинские холмы. А посредине - Обь, застывшая в вечном движении, мудрая и безумная, ласковая и безразличная.
Я смотрю на неё и понимаю, что моё путешествие уже удалось, хотя впереди у нас еще трое суток водных путей.
Продолжение следует..
Беря начало в горах Алтая, она тянется почти на 4 000 вёрст, принимая в себя все реки Западной Сибири, включая таких гигантов, как запутавшийся хвостами в горах Монголии Иртыш, и убегающая от снежных вершин Приполярного Урала Северная Сосьва. На берегах Оби стоят: Бийск (самый исток), Барнаул, Новоалтайск, Камень-на-Оби, Новосибирск, Колпашево, Нижневартовск, Сургут, Нефтеюганск, Ханты-Мансийск (ХМ на Иртыше, но до устья там рукой подать), Мегион, Салехард, Лангепас, и несчетное количество поселков и сёл. В ней водятся 50 видов рыбы, половина из которых промысловая.
Левый берег Оби - затоны, соры, старицы, болота - сплошная пойма, и летом в разлив восточный берег стирается, сливается с горизонтом. Ширина Оби в это время может достигать 100 вёрст, а общая площадь всей реки - почти 3 000 000 квадратных километров. Вы только вдумайтесь в это число - оно сопоставимо с территорией Европы. Обь - самая крупная река России, хоть и не самая длинная.
Обь лениво и безразлично несёт свои жирные воды на север, меж скованных вечными льдами берегов Обской губы, и дальше - в студёное Карское море, в царство айсбергов и касаток. Я - случайная соринка на её огромных холодных ладонях. Она никогда меня не услышит, не увидит, не ощутит - я призрак здесь. Да, Обь, укрытая мрачным сибирским небом, редко балует красками, но в ней масштаб, простор и стихия. Я влюблён в эту реку безнадёжной болезненной любовью.
Наше путешествие профессиональное в плане работы. Тружусь я в структуре связи, по Оби у нас много участков с вышками, антеннами и прочим оборудованием, так что работы хватает. В данный момент нас четверо: я (IT-шник), два кабельщика и шеф (главный инженер). Плюс капитан катера и его помощник.
Мы выходим из Приобья по Алёшкинской протоке в сторону Октябрьского, это вверх по реке, на юг. Наш катер - КС 100 «Константин Антипин», компактное речное судно с тесной каютой на 2 лежачих места, оснащенное кразовским двигателем, который разгоняет судно до 24 км/ч, что для реки очень даже нормально.
Обь активно судоходна уже много веков. Еще до того, как сюда пришли русские, китайские и персидские купцы сплавлялись по Иртышу и Оби до самой тундры - в земли селькупов им ненцев, везли золотые и серебряные блюда, которые по всей реке аборигены охотно выменивали на пушнину и использовали в религиозных обрядах. Персидское золото до сих пор находят в могильных курганах. Шли из Искера Иртышом, потом Обью и казаки Ермака, воевать ватаги Кучумовских татар, и сочувствующих им остяцкие княжества. Обь - древнейшая транспортная магистраль, актуальность которой не умалилась и ныне.
Чайки высматривают у берегов малька, атакуют стремительно, падают в воду, как стрелы, и тут же взмывают. На людей внимания не обращают. А если заприметят удачливого рыбака, могут попытаться стащить улов. Если вы поклонник творчества Ричарда Баха, и думаете, что все чайки похожи на Джонатана Ливингстона, знайте: Бах врал - чайки симпатичные птицы с нагловатым, сварливым, если не сказать агрессивным характером.
Два часа пути и вот Октябрьское.
Посёлок Октябрьский - районный центр, но в силу своего географического положения, его административное влияние распространяется только на близлежащие сёла, сам же он зависим от Нягани целиком и полностью. За последние 15 лет Нягань превратился в полноценный город, что не удивительно, ведь в Нягань ведут авиа-, авто- и железная дороги, в то время, как в Октябрьский только водный путь (зимой еще зимник). В Октябрьском заметно движение, строят огромный детско-юношеский комплекс, почти восстановили Свято-Троицкий храм, но с масштабами строительства в Нягани это сравнить нельзя. Большая часть населения Октябрьского работает на рыбзаводе и в муниципальных структурах. Никакой другой работы тут нет.
Кстати, о Свято-Троицком храме. Октябрьский стоит на месте резиденции Кодского княжества (ханты), звавшееся в то время Кода. В 1600 году местная княгиня из рода Алачевых принимает крещение, получает имя Анастасия и просит березовских воевод построить в Коде православную церковь. Надо сказать, что в те времена ханты был народ хитрый, православие если и принимали, то только чтобы русские отвязались (а попы наши были очень навязчивы, иногда крещение язычникам так рьяно несли, что пермяки и зыряне аж из Перми великой и Урала на Обь драпали), а то и чтобы свою лояльность к новой власти выказать. На деле же, православия аборигены не понимали и не хотели, продолжая держаться языческих обрядов и наставлениям шаманов. На Оби тайные капища Обских угров существовали до конца XIX-го века. Но это отдельная тема.
В 1653-ем году в Кодском городке грамотой царя Алексея Михайловича учреждается Троицкий мужской монастырь - один из старейших в Сибири. За 100 лет главная церковь монастыря обветшала, и рядом с ней в 1731 году была заложена каменная пятиглавая церковь во имя Святой Троицы с колокольней и двумя приделами. Эта церковь имела необычную архитектуру. Если смотреть сверху, она имела вид креста, в концах лучей которого стояли колокольня и башни, плюс одна башенка тулилась к главному лучу ниже перекрестия. За последующее время много чего переделывалось, а во время советской власти, точнее к 1930-му году, монастырь уже был давно заброшен, разграблен и разгромлен. Но уцелела одна единственная башня. Сработанная из красного кирпича и склеена каким-то диким цементом, видимо замешанным на яйцах, эта башня без особых потерь дожила до наших дней, и я застал еще время (2003-ий год) когда в ней располагалась наша АТС. Затем АТС перенесли в новое здание, а Ханты-мансийская епархия выделила средства на восстановление храма. Так вот рабочие хотели башню снести, и не смогли. Так на её основе и стали возводить храм. На фотографии это левая башня, правая колокольня и соединяющее их центральное здание построены с нуля.
Нужно понимать, что почти 3 столетия назад, Кодский монастырь был оплотом русской культуры в этих тогда ещё диких местах. Монахи учили грамоте детей русских поселенцев и местных, кто соглашался. Русские садили репу, капусту, а в удачные теплые лета и рожь, давили из семян конопли масло, из стеблей мочалили веревки, катали свечи, строили крепкие срубы, разводили коней, коров, домашнюю птицу, копали руду и плавили металлы. Мало кто знает, что среди монахов Кодского монастыря были рудознавцы, которые нашли медную руду прямо под землёй монастырских строений. На протяжении многих лет монахи, как кроты, ковыряли холм, добывая руду, лили медь, выплавляли церковную утварь для собственных нужд, включая колокола, а излишки по-тихому сдавали купцам и местным. И даже начальству своему в Тобольскую епархию ни словом об этом не заикались, потому что знали - приедут и отберут. То есть теперь, под новой белоснежной Свято-Троицкой церковью возможно до сих пор еще в пыльном мраке ждут своих археологов древние штольни.
Для местных, живших в юртах, и промышлявших охотой и рыбалкой, деятельность русских была в диковинку, но новые технологии, в отличие от религии, они перенимали охотно. В первую очередь начали строить крепкие бревенчатые дома. К сожалению, вместе с культурой, русские привезли им и свои пороки. Победив татар, сделав Сибирь русской, у наших предков не было причин для агрессии к местным, мало того сохранились многочисленные указы как царя, так и воевод, где предписывается ласковое обращение с аборигенами. Но водка и незнакомые местным болезни, против которых у них не было иммунитета, косили их как залпы мушкетов. Не зря же в советское время спохватились и придумали программу сбережения малочисленных народов. Кстати, если бы не эта программа, Ханты-Мансийск никогда бы не стал жемчужиной Югры, деньги в него ведь начали вливать ещё во времена СССР.
Бывший Кодский городок, ныне Октябрьский, стоит на высоком берегу, крутоярью сбегающий к подножью Оби, по малой воде, отступившей от берега на десяток сажень.
Мы разгружаемся в Октябрьском, проводим запланированные работы и двигаем дальше - в Большой Атлым.
В каюте давим на четверых бутылку водки, закусываем походной закуской, запиваем горячим чаем. Я выбираюсь на свежий воздух.
У КС'ки за рубкой в ряд три больших люка, первые два для обслуживания двигателя, третий закрывает багажное отделение. Когда двигатель работает, все люки теплые, сидеть на них комфортно, если одежда надежно защищает спину и голову от ветра. Я сижу, глядя, как за кормой тело реки неохотно мнётся волной, оставляя затухающую синусоиду белоснежной пены, и мне кажется, что могу смотреть на это вечно.
Мы идём мимо Большого Камня. Последний ледник притащил в Сибирь много камней, некоторые просто громадны. В тайге они скрыты торфами, мхами, нанесённой почвой, но в долинах рек вода следит за их чистотой, омывает и выставляет напоказ. По той же причине в реках намного чаще, чем в тайге находят бивни мамонтов.
Вот и тут огромный шаровидный валун когда-то давно скатился по долине ручья и, выдохшись, замер у самой воды. Спустя много веков, там поселились люди, и своё поселение так и назвали - Большой Камень. Мы идёт далеко от берега, и камень едва видно, поэтому я не фотографирую. Ко мне подходит кабельщик, говорит:
- Мы летом на Большой Камень ходили. Работу сделали, и вечером встал вопрос: где пить? В блок-контейнере аппаратура гудит, на уши давит, на улице тучи комаров - сожрут вместе с водкой. Ну мы, короче, не долго думая, водку, закуску подмышку и на мачту. На самый верх залезли, там площадка, удобно, комаров нет, ветерок прохладный, но 25 метров, между прочим! Утром просыпаюсь в блок-контейнере. Что было, как спускались - ничего не помню!
Я смеюсь. В связи непьющих нет, а наши кабельщики в водке так вообще первые специалисты. Но дело своё знают, и во время работы не употребляют. Зато по окончанию с радостью накачиваются в дрова. Ну и я с ними, чего у ж там.
Час спустя по левую руку появляется Сотниково. Нежилое брошенное село, чьё название отсылает к походам Ермаковских казаков. Кто знает, может быть, они разбивали тут лагерь, а может и станицу поставили. Пылали костры, тюкали топоры, покачивались на волнах струги. Суровые бородатые мужики в казачьих папахах вгрызались в неподатливую сибирскую землю, завоёвывая право называть её своей - русской. Три сотни лет минуло, ничего не осталось от казачьей станицы, а от русского села Сотниково - пара скелетов сгнивших избушек. Только Обь все также, как и в старину, нализывает волнами-поцелуями гальку прибрежного шлейфа, да так же кружат над ней и горластые чайки.
Я всё еще любуюсь Обью. Справа тянется остров, по его хребту разбежались тонконогие берёзы. В бесстыжих рыжих ночнушках неопавшей листвы, они зябнут в лапах октярьского ветра, льнут друг к другу. Остров обрывается лезвием турецкой сабли и белокостной занозой втыкается в тело реки. Рассечённая волна там бурлит, шипит и буравится. Слева стадом мамонтов, покрытых шерстью пегой тайги, цугом плетутся исполинские холмы. А посредине - Обь, застывшая в вечном движении, мудрая и безумная, ласковая и безразличная.
Я смотрю на неё и понимаю, что моё путешествие уже удалось, хотя впереди у нас еще трое суток водных путей.
Продолжение следует..