Букет невесты
С давней любовью, Танечке и Сереже
Часть первая
- Под кроваткой Янкеле беленькая козочка, беленькая козочка с колокольчиком стоит…
Ленка зевает. У нее клонится голова и глаза закрыты, но она все еще не спит. Лиля вяжет, спицы не слушаются и выскальзывают из рук. Уже совсем темно.
- Козочка поедет на рынок, привезет тебе орехи, орехи и изюм…
- Зюу-у-ум… - отзывается Ленка, открывая глаза. - Зю-у-ум…
- Спи, Леночка, спи, - Лиля гладит влажный Ленкин лоб. Ленка часто и сильно потеет, ночью приходится переодевать. А спит она плохо, чуть ее тронешь - просыпается и скандалит. Попробуй, переодень незаметно во сне такую большую девочку.
- Под кроваткой Янкеле беленькая козочка, беленькая козочка несет тебе халвы…
- ..вы-ы-ы, - подвывает Ленка. Это она поёт. Когда Ленка поёт слишком громко, в стенку стучат соседи. Люди с хорошим слухом, они как будто ждут, пока Ленка закричит или просто что-нибудь громко скажет, и сразу приходят противными голосами: "А не отдать ли вам девочку в интернат?". Спасибо за "девочку". В первый раз пришли с фразой "кто вам разрешил держать дома опасного инвалида". Лиля тогда вызвала милицию, сразу. Чтобы милиция разбиралась, кто тут опасный инвалид.
- Беленькая козочка принесет тебе орехи, орехи и изюм…
- Зю-у-у-ум…
Ни под какую другую песню Ленка не соглашается засыпать. Она и под эту плохо засыпает, врач велел поить ее успокоительным на ночь, но Лиля не поит: еще чего, ребенку успокоительное давать. Ничего, помычит немножко и заснет. Под кроваткой Янкеле беленькая козочка, эту песенку Лиле бабушка пела на ночь. Бабушка пела ее на идиш, там были какие-то рифмы, но Лиля не знает идиш и плохо помнит песню. Её козочка просто ходит на базар и приносит оттуда все, что приходит в голову. Когда Ленка только родилась, бабушка была еще жива. Она пела маленькой Ленке про беленькую козочку. Сначала Лиля злилась - зачем ребенку песня на незнакомом языке? Потом привыкла. А потом и бабушка умерла.
- Под кроваткой Янкеле беленькая козочка, она пойдет на рынок и принесет тебе вареников…
- Вввыыы… - подпевает Ленка. Она уже почти спит. Лиля откладывает спицы.
- Козочка пойдет на рынок, она принесет тебе сладкий сон…
За стеной раздаются негромкие женские стоны: соседи спать легли. Сын у них учится заграницей, дочь замужем, никто им не мешает. Женский стон становится громче и выше. Лиля отходит от Ленки и начинает стелить свой диван. Ленке соседские стоны совсем не мешают, она от них ни разу не просыпалась. Соседка стонет очень ритмично, а Ленка любит ритмичные звуки. Например, ей нравится бить кулаком по столу.
- Под кроваткой Янкеле, - шепчет Лиля сама себе, раздеваясь, - беленькая козочка… Она пойдет на базар и принесет тебе орехов… орехов и халвы…
* * *
На набережной дул сильный ветер и у какой-то невесты сорвало длиннющую фату и унесло на воду. Соня её пожалела: бедная невеста, сколько времени, наверное, выбирала. У самой Сони не было никакой фаты. Она была в белой блузке и синей юбке, юбку мама перешила ей из своей еще для выпускного. "Ну точно на экзамен", - восхитился Санька, когда увидел, как она оделась. Схватил на руки и потащил вниз с четвертого этажа. Тащил и напевал: "На экзамен, на экзамен".
- Поставь меня, вот же псих! - отбивалась Соня. От смеха у нее не получалось четко выговаривать слова.
- Что-что? - возмущался Санька. - Оставь меня для всех? Для кого это "для всех»? Смотри, до ЗАГСа понесу, если вырываться не перестанешь!
- Надорвешься, - смеялась Соня, - ЗАГС далеко!
- Да чего там далекого, - отмахивался Санька, - я тебе сейчас под ближайшим кустом устрою… ЗАГС…
Они остановились перед выходом из подъезда и стали целоваться - до тех пор, пока в подъезд не вошла соседка, тетя Наташа. Увидела Соню в белой кофточке, Саньку в белой рубашке, расплылась с умилением:
- Ой, Сонечка! Расписываться идете?
- Идем, - веско согласился Санька. Поправил волосы и застегнул Соне верхнюю пуговицу на блузке.
- А что же ты, деточка, без цветочков? - присмотрелась тетя Наташа. - Нехорошо без цветочков, Сонечка, примета плохая!
Соня на секунду растерялась. Они с Санькой как-то не подумали о цветах.
- Мы не верим в приметы, мы математики! - сообщил Санька, снова взвалил Соню на руки и строго обратился к ней: - А ты не вырывайся. Слышишь, что говорят - примета плохая!
- Я не верю в приметы! - у Сони уже слезы текли от смеха. - Я математик!
- Разве бывают женщины-математики? - удивился Санька. Они с Соней учились на одном факультете. - Никогда не встречал…
Когда они, наконец, вышли из подъезда, надо было уже бежать. К счастью, автобус подошел почти сразу. В автобусе было только одно свободное место, и на него уселся Саня, пристроив Соню к себе на колени.
- Санька, - Сонина щека стала теплой от солнца, бьющего в окно, - Сань, я цветочков хочу…
- Нарвем, - пообещал Санька, посылая обаятельную улыбку тонкогубой старушке, с неодобрением глядящей на голые Сонины ноги. - В лес поедем, и нарвем. Ландышей. Хочешь ландышей?
- Да нет же, Сань! - Соня тормошила его за воротник, оттягивая от переглядывания со старушкой. - Какие ландыши в июле? Я букет хочу! Букет невесты!
- Нарвем букетов невесты, - легко согласился Саня. - Только увидим клумбу с букетами невесты, и сразу же нарвем.
Он спрыгнул с автобусных ступенек, подхватил Соню. Донес до ЗАГСА и только там опустил на землю.
- Ненормальный, - бормотала Соня, отряхивая юбку. В автобусе к синей ткани прилип какой-то белый пух. - Сань, я вся грязная, смотри!
- Дома мы тебя разденем, - пообещал Санька. - И помоем. Будешь чистая.
И вдруг на них обрушился вопль.
- Рубинштейн! Рубинштейн!
По шоссе, не разбирая дороги, к Саньке мчался, раскинув руки, какой-то парень. Мчался, радостно голося и подпрыгивая на ходу.
- Рубинштейн, Сашка! Я еду мимо, смотрю - и правда ты! Ты сегодня что, тоже женишься, да?
- Женюсь, - подтвердил Санька, пожимая парню руку. - А почему "тоже"? Я вроде в первый раз женюсь.
- Так и я! - просиял парень, продолжая подпрыгивать. - У меня невеста знаешь, какая? Мы с ней расписались с утра!
- Поздравляю, - сказала Соня.
Парень всем корпусом обернулся к ней.
- Здравствуйте, вы меня извините, пожалуйста, что я так набросился, я просто его давно не видел и очень обрадовался. Надо же, думаю, Рубинштейн тоже женится, во дела. Я и не знал.
- Такие новости надо знать, - Санька подмигнул Соне. - Мы давно собирались.
Жениться они решили три месяца назад. Санька сказал: "Сонь, а чего это мы с тобой до сих пор не женаты?", и Соня тоже удивилась - правда, чего? Пошли в тот же день, подали заявление, назначили регистрацию. Потом, в автобусе, вспомнили, что Санька забыл родителям сообщить.
- Подождите! - еще раз подпрыгнул парень. - Подождите секундочку, я сейчас!
Он убежал также стремительно, как появился.
- Сань, это кто?
Саньку вечно находили какие-то люди и сообщали, что он - их лучший друг.
- Так это же Андрюха Вишневецкий! Ты не помнишь? Мы с ним статью писали в прошлом году, он у нас дома как-то был.
У них "дома", в съемной комнате размером с книжный шкаф, успело перебывать столько народу, что Соне было трудно запомнить всех. Но она старалась.
- Андрюха, - повторила она. - Вишневецкий. Я поняла.
Парень тем временем появился снова. В руке он держал роскошный белый букет.
- Вот! - Андрей поклонился, вручая Соне цветы. - Это вам. Поздравляю! И тебя, Сашка, ты молодец! Живи сто лет!
И Андрей Вишневецкий исчез, испарился, оставив после себя только шелково-белый букет в руках у Сони.
Букет показался Соне какой-то редкой игрушкой. Кроме живых цветов и шелковых листьев, в букете были жемчужинки, бусинки и, кажется, даже маленький колокольчик. Соня таких букетов не видела никогда.
- Санька… - она рассматривала букет. - Санька, это что???
- Букет невесты, - Саня небрежно махнул вслед Андрею, одновременно прощаясь с ним и объясняя происхождение букета. - Ты же просила? Ну вот. Владей. И пошли уже, пожалуйста, жениться, а то там все переженятся раньше нас.
- Санька, где он достал такое чудо?
- Кого? Невесту? Ну добыл себе где-то среди знакомых, должны же и остальные на ком-то жениться, если ты уже занята…
Белая блузка окончательно порвалась через четыре года, когда бережливая Соня в пятый раз перешивала кружевной воротничок. Синяя юбка куда-то делась, на свидетельство о браке Санька в день пятилетия свадьбы умудрился поставить винное пятно. А белый букет, с засушенными цветами и чуть пожелтевшим шелком, Соня хранила в папиросной бумаге в платяном шкафу. И через пятнадцать лет, отмахиваясь от Санькиных насмешек, упаковала в их небольшой багаж и привезла с собой в Израиль.
* * *
- Сонюша, я чуть не забыл. - В одной руке Саня держал бутерброд, а другой застегивал пуговицы на рубашке. - В пятницу у нас будут гости. Машка Сурикова привезет подругу, какую-то Лилю из Москвы.
- Надолго? - Соня только что вышла из душа и теперь причесывалась перед зеркалом, глядя на отражение мужа рядом с собой.
- Дня на два. Машка говорит, у этой Лили дочка больная, инвалид, из-за нее Лиля лет тридцать никуда не выезжала. И теперь Машка вытащила ее развеяться ненадолго. Они в выходные хотят по северу погулять.
- Ладно, - кивнула Соня, - погуляем. А на ночь я им в маленькой комнате постелю, в большой лягут дети.
- Они приедут? - обрадовался Саня. - Витька вроде говорил, на этой неделе не выйдет.
- Да? А я забыла. Ну, значит, на следующей. Будут Ханиталь в море купать.
Саня хмыкнул.
- Слыхали уже, как Ханиталь купается в море. Вся Хайфа слыхала.
Соня смахнула хлебные крошки с воротника его рубашки.
- Не надо, Сань, она боится. Она еще маленькая. Не все рождаются с жабрами, как ты.
- У меня нет жабр, - возразил Саня. - Я просто умею побороть свои страхи.
Саня откусил от бутерброда, оставил его на краю раковины и спустился вниз, на кухню. Соня подхватила бутерброд, тоже откусила от него и спустилась следом.
- Нет у тебя никаких страхов. И не было никогда.
* * *
Лиля долго не решалась ехать. Ее уговаривали все - и соседка, согласная за небольшие деньги неделю пожить вместе с Ленкой, и подруга Машка, уехавшая в Израиль десять лет назад и все эти годы славшая фотографии: вот, Лиля, Мертвое море, а вот - Стена плача в Иерусалиме, а вот Средиземное море и Тель-Авив, а вот Эйлат, там кораллы - приезжай ты хоть в декабре, упрямая Вишневецкая, искупаемся в море, ты когда-нибудь купалась в море в декабре? А в марте?
Лиля не купалась. Она и летом-то купалась в море последний раз лет семь назад. Ленке тогда выделили от какой-то благотворительной организации путевку в спецсанаторий, и Лиля поехала с ней.
Море Ленке нравилось. Она садилась у кромки воды, в шипящую белую пену, и брызгала водой себе на колени. Лиля лежала рядом - читала книги, чистила фрукты, перебирала ракушки. Иногда уходила поплавать. Плавала она хорошо, могла далеко заплыть, но не заплывала: боялась не услышать, если Ленка начнет кричать. Хотя Ленка никогда не кричала на море. Она вообще становилась гораздо спокойнее возле воды, настолько, что Лиля даже думала - бросить все к черту, уехать жить в этот маленький город, найти какую-нибудь работу, пусть Ленка купается с мая по октябрь. Но останавливала зима. В Москве у Лили были подруги, было кого, если что, попросить присмотреть за Ленкой, в Москве был Андрей. Была устойчивая работа, с которой вряд ли уволят, Лиля там тридцать лет. В Москве квартира - маленькая, но своя. Куда тут уедешь.
Они с Андреем в первые годы, до рождения Ленки, много путешествовали. Ходили на байдарках, спали в спальниках под елками, занимались любовью между скал. Потом дозанимались. Андрей сказал как-то в сердцах, незадолго до ухода - лучше бы у нас просто не было детей. Лиля не хотела бы жить без Ленки, но самой Ленке жилось слишком нелегко. Из-за этого Лиля временами чувствовала себя виноватой - получалось, она как бы заставляет Ленку быть.
Андрей ревновал - "что ты с ней возишься без конца". Лиля пыталась что-то ему объяснять, он не понимал, они ругались. Потом мирились, но Лиля продолжала проводить все время с Ленкой, Андрей опять закипал, и все начиналось сначала. Он любил Лилю и Лиля любила его, но семья у них вышла неудачная, не такая, как надо. И все из-за букета. Нельзя было отдавать тот букет.
Андрей тогда увидел кого-то возле ЗАГСА, не того, где они только что расписались, другого, по пути. Остановил машину, выскочил чуть ли не на ходу, убежал куда-то, а потом вдруг прибежал обратно и потребовал:
- Лилька, дай цветы!
Лиля дала. Андрей умчался вместе с букетом, а через две минуты вернулся уже без него.
- Лилечка, ты не представляешь, кого я встретил! Сашку Рубинштейна, нашу институтскую звезду! Он абсолютный гений, мы с ним как-то статью писали - он все сечет, совершенно все! И тоже сегодня женится. Только у него невеста совсем невзрачная, не то, что ты.
Андрей с удовольствием оглядел Лилину фигуру в красивом платье, которое Лиля вдвоем с подругой-портнихой сшили из дефицитного шелка, купленного по знакомству в магазине "Новый дом".
- Ты у меня красавица. А у Сашки невеста - вылитая птичка. Воробей. Тоже, кажется, с нашего факультета, только помладше. Лохматая, в юбочке синей, чуть ли не в школьной форме. И без цветов. Я сразу понял - надо им букет подарить! Гений женится на коллеге, и даже без букета. Нехорошо.
Букет для Лили сделала бабушка. Бабушка все умела - и вязать, и вышивать, и шелковые цветы крутить, и букеты делать. Она тогда уже не выходила из дома и почти не вставала. Но сумела расшить свадебное Лилино платье цветами по шелковому подолу, и цветы для букета накрутила из того же дорогущего шелка. А живых цветов Андрей нарвал ночью с клумбы республиканской библиотеки. Он ходил "на дело" уже под утро, расчетливо одевшись в черный свитер, а Лиля с подругой-портнихой дошивали в бабушкиной комнате платье и обмирали от страха. Андрей вернулся, счастливый и возбужденный, с охапкой белых, остро пахнущих цветов. Бабушке сказали с утра, что цветы удалось купить на рынке, за пять минут до закрытия, потому недорого. Она вплела живые бутоны к шелковым лепесткам, добавила бусин и ленточек из своего запаса - и букет был готов. Ни у кого на свете не было такого букета.
А теперь и у Лили не было. Букет был у незнакомой невесты гения Саши Рубинштейна, которая выходила замуж в школьной форме.
- Андрюша, милый… Но я… Но эти люди…
Ни в коем случае нельзя было расплакаться. Слезы на свадьбе - очень плохая примета. Даже хуже, чем потерять букет.
- Лилька, да ты чего? - Андрей рассмеялся. - Тебе что, букета жалко? Да не жалей ты, вот еще, ерунда! Мы же уже расписались! Зачем тебе после свадьбы букет? А у Сашкиной девочки хоть что-то приличное будет. Не расстраивайся, я тебе еще сто таких букетов куплю. Вот увидишь.
Через неделю он притащил, действительно, какие-то цветы, но это было уже не то. Всё дальнейшеее было не то. Когда Ленке было пять, она говорила всего два слова: "адай" (отдай) и "абери" ("забери"). "Отдай" - про все, что ей нравилось. "Забери" - про все, что ей не нравилось. Не нравилось ей гораздо больше. Вопль "абери!!!" постоянно раздавался в их комнате - до тех пор, пока Андрей, действительно, не забрал свои вещи и не ушел. Сказал - не может больше тратить жизнь на существо, которое никогда не станет человеком.
Ничего он не понимает. Ленка абсолютно человек. Приходит, кладет голову Лиле на плечо и мычит: "маммм, маммм". Если Лилю кто-то при ней обидит (или Ленке покажется, что обидят) - набросится с кулаками. Один раз Лилю из автобуса чуть в милицию не забрали - какая-то женщина наступила ей на ногу, Лиля вскрикнула, и Ленка двумя ногами стала топтать этой женщине туфли. А весу там дай боже, большая девочка уже. Женщина еле ушла, весь автобус орал на Лилю, а Ленка выла, не понимая, что она сделала не так. Лиля вывела ее из автобуса и купила в киоске на остановке два мороженых, ванильное и в шоколаде. Дала съесть оба, а потом, липкую от мороженого, повела на трамвай. Ленка очень любила трамваи, ее веселил трамвайный звонок и красные вагоны, она радостно карабкалась внутрь и ехала, гордая, глядя в окно и повторяя : "Катают! Катают!".
В тот раз она была возбуждена и вопила своё "Катают!" так громко, что услышал вагоновожатый. Лиля испугалась, что он их высадит на ближайшей остановке, но вагоновожатый покосился на Ленку, хмыкнул и специально для нее дал длинный переливчатый звонок.
Часть вторая