Дневник наблюдений
Я люблю холода. И каждые новые холода заново об этом вспоминаю. Летом я помню об этом теоретически, потому что летом моя любовь к холодам - это, скорее, нелюбовь к жаре и усталое "когда же это кончится". "Это" у нас не кончается практически никогда, нам завидуют жители северных стран. А для меня жара - постоянное требование, непрестанная слежка. Жаре от тебя все время чего-то надо, солнце встало - и всё, ты уже на работе. Неважно, лежишь ты при этом в постели или делаешь утреннюю зарядку на сеновале (покажите мне в Израиле сеновал). Солнце у нас девять месяцев в году встает в шесть утра, и, что бы ни говорили те, у кого оно девять месяцев в году почти не встает, наш вариант налагает некоторую ответственность. Оно уже встало, а ты еще валяешься. Оно уже жарит, а ты еще сопишь. Оно уже да, а ты еще нет, и неважно, что оно и ты - в общем, разные величины, важно то, что оно должно и ты тоже должен. Мы как-то ездили встречать восход на Мертвое море. Оказалось, что солнце, чье восхождение на небо ты наблюдал с утра, целый день воспринимается тобой кем-то вроде приятеля. Или прохожего, с которым довелось вместе пережить что-нибудь эмоциональное, и теперь вас, в сущности незнакомых, связывает некоторая абстрактная близость. Я целый день понимающе подмигивала светилу. Ты, мол, там ага? Ну и я тут ага. А классно было с утра, скажи?
Но каждый день встречать восход у меня в принципе не выходит. Я сова и даже тот восход встречала потому, что спать не легла, а не потому, что рано встала. А для сов ежедневное солнце - не знакомец, а конвой. С конвоем не дружат. Девять месяцев в году солнце как штык стоит над головой и напоминает, что надо жить. Я люблю жить, но, когда прямо в макушку светит солнце, любовь не имеет значения: "надо" сильнее любви. Вытянулся, отдал пионерский салют, пошел, побежал. Страна жаркая, люди быстрые, все кипит. Я тоже киплю. А потом задувает пахнущий травами ветер, налетают пушистые облака, прекращается прогревание крыш горячим светом и я физически чувствую: отпустило. Отпустило, отстало, дало передышку, можно жить. Города затихают с дождями, улицы становятся менее страстными (даже страсть иногда утомляет) и на на три коротких месяца отступает натёршая ноги горячая суета.
Строго говоря, в Израиле есть всего два времени года: лето и нелето. Нелето короткое и отличается от лета тем, что хоть чем-то от него отличается. По погоде наше нелето похоже то на суровый питерский август, то на удачный московский октябрь. Но мы делаем вид, что у нас ТОЖЕ есть сезоны, а полторы недели между летом и нелетом гордо называем "осенью". Осень - это когда купаться еще можно, но уже не хочется, дождя скорее всего не будет, но теоретически он мог бы и пойти, праздники кончились, до новых еще далеко и "возьми куртку, вечером похолодает" - уже не шутка.
Свежесть и влажность, свобода воздуха, расслабившегося, наконец, после сжатой пружины жары. Запах цитрусовых корок от моих желтеющих мандариновым соком рук, запах крема для мягкости кожи (сыро), запах хлеба, живущий вокруг хлебозавода и теплой ладонью ласкающий обветренное лицо, запах дождя, земли, холодов, покоя. Свобода, свобода, нас отпустили, шуршат листья, нестройно валясь на землю. Большая часть деревьев не осыпается на зиму - новые листья растут быстрее, чем изнашиваются старые. Но осенью даже деревьям удается слегка распустить корсеты. Южная природа ко многому обязывает и их: нужно успеть отрастить все, что нужно, за короткий сезон дождей, а потом торжественно засохнуть, честно подставив солнцу молитвенно-жесткие сучья. Тем, кто цветет, нужно цвести, тем, кто зеленеет, нужно зеленеть, нужно, нужно, нужно, беги, время, беги. Лето - постоянное напоминание о времени: все пройдет, все сгорит. А осень - это перерыв. Может, все и сгорит, но не сегодня.
Некоторое время назад я потеряла паспорт. Сложно сказать, где именно я его потеряла, мне до сих пор кажется, что он где-то дома, а то, что я никак не могу его найти - проблема исключительно моей ненаходчивости, а никак не его отсутствия. Было это довольно давно, я привыкла говорить "пару лет назад", но, если честно, я так говорю уже лет пять. Собственную личность в Израиле можно по закону подтверждать как внутренним паспортом (теудат-зеутом), так и внешним, с которым ездят заграницу (дарконом). Вот с таким дарконом я уже "пару лет" и живу. Это немного удивляет, к примеру, служащих поликлиники или работников банка, но закон есть закон: проблем обычно не возникает. До последних выборов теудат-зеут был ультимативно необходим для того, чтобы проголосовать, но недавно и это изменили, теперь с дарконом голосовать тоже можно. В общем, мне неплохо. Все, кто в курсе ситуации, время от времени спрашивают меня, когда я собираюсь пойти и сделать новый паспорт, я честно говорю "пойду, пойду", и в целом не тороплюсь. Не то что даже не тороплюсь, просто руки не доходят. Будет время - обязательно пойду.
Стою сегодня в очереди на почту, передо мной получает посылку изящный старичок.
- Ой, - слышу смех девочки-приемщицы, - у вас совсем новый теудат-зеут...
Вытягиваю шею. Теудат-зеут у старика - года создания государства Израиль. Израильский паспорт первого официального образца. Желтая бумага гармошкой, черно-белая фотография совсем молодого человека с лихими турецкими усами.
- Вам надо его поменять, - говорит приемщица. - Он уже сто лет как устарел!
- Поменяю, поменяю, - кивает старик. - Будет время - обязательно поменяю. - И протягивает в окошко квитанцию. - Мне посылку, пожалуйста.
Он поправляет немолодую шляпу, забирает посылку и выходит с почты, представленный удостоверением личности сорок восьмого года выдачи. У него легкая походка и нет времени поменять теудат-зеут. Осень.
Но каждый день встречать восход у меня в принципе не выходит. Я сова и даже тот восход встречала потому, что спать не легла, а не потому, что рано встала. А для сов ежедневное солнце - не знакомец, а конвой. С конвоем не дружат. Девять месяцев в году солнце как штык стоит над головой и напоминает, что надо жить. Я люблю жить, но, когда прямо в макушку светит солнце, любовь не имеет значения: "надо" сильнее любви. Вытянулся, отдал пионерский салют, пошел, побежал. Страна жаркая, люди быстрые, все кипит. Я тоже киплю. А потом задувает пахнущий травами ветер, налетают пушистые облака, прекращается прогревание крыш горячим светом и я физически чувствую: отпустило. Отпустило, отстало, дало передышку, можно жить. Города затихают с дождями, улицы становятся менее страстными (даже страсть иногда утомляет) и на на три коротких месяца отступает натёршая ноги горячая суета.
Строго говоря, в Израиле есть всего два времени года: лето и нелето. Нелето короткое и отличается от лета тем, что хоть чем-то от него отличается. По погоде наше нелето похоже то на суровый питерский август, то на удачный московский октябрь. Но мы делаем вид, что у нас ТОЖЕ есть сезоны, а полторы недели между летом и нелетом гордо называем "осенью". Осень - это когда купаться еще можно, но уже не хочется, дождя скорее всего не будет, но теоретически он мог бы и пойти, праздники кончились, до новых еще далеко и "возьми куртку, вечером похолодает" - уже не шутка.
Свежесть и влажность, свобода воздуха, расслабившегося, наконец, после сжатой пружины жары. Запах цитрусовых корок от моих желтеющих мандариновым соком рук, запах крема для мягкости кожи (сыро), запах хлеба, живущий вокруг хлебозавода и теплой ладонью ласкающий обветренное лицо, запах дождя, земли, холодов, покоя. Свобода, свобода, нас отпустили, шуршат листья, нестройно валясь на землю. Большая часть деревьев не осыпается на зиму - новые листья растут быстрее, чем изнашиваются старые. Но осенью даже деревьям удается слегка распустить корсеты. Южная природа ко многому обязывает и их: нужно успеть отрастить все, что нужно, за короткий сезон дождей, а потом торжественно засохнуть, честно подставив солнцу молитвенно-жесткие сучья. Тем, кто цветет, нужно цвести, тем, кто зеленеет, нужно зеленеть, нужно, нужно, нужно, беги, время, беги. Лето - постоянное напоминание о времени: все пройдет, все сгорит. А осень - это перерыв. Может, все и сгорит, но не сегодня.
Некоторое время назад я потеряла паспорт. Сложно сказать, где именно я его потеряла, мне до сих пор кажется, что он где-то дома, а то, что я никак не могу его найти - проблема исключительно моей ненаходчивости, а никак не его отсутствия. Было это довольно давно, я привыкла говорить "пару лет назад", но, если честно, я так говорю уже лет пять. Собственную личность в Израиле можно по закону подтверждать как внутренним паспортом (теудат-зеутом), так и внешним, с которым ездят заграницу (дарконом). Вот с таким дарконом я уже "пару лет" и живу. Это немного удивляет, к примеру, служащих поликлиники или работников банка, но закон есть закон: проблем обычно не возникает. До последних выборов теудат-зеут был ультимативно необходим для того, чтобы проголосовать, но недавно и это изменили, теперь с дарконом голосовать тоже можно. В общем, мне неплохо. Все, кто в курсе ситуации, время от времени спрашивают меня, когда я собираюсь пойти и сделать новый паспорт, я честно говорю "пойду, пойду", и в целом не тороплюсь. Не то что даже не тороплюсь, просто руки не доходят. Будет время - обязательно пойду.
Стою сегодня в очереди на почту, передо мной получает посылку изящный старичок.
- Ой, - слышу смех девочки-приемщицы, - у вас совсем новый теудат-зеут...
Вытягиваю шею. Теудат-зеут у старика - года создания государства Израиль. Израильский паспорт первого официального образца. Желтая бумага гармошкой, черно-белая фотография совсем молодого человека с лихими турецкими усами.
- Вам надо его поменять, - говорит приемщица. - Он уже сто лет как устарел!
- Поменяю, поменяю, - кивает старик. - Будет время - обязательно поменяю. - И протягивает в окошко квитанцию. - Мне посылку, пожалуйста.
Он поправляет немолодую шляпу, забирает посылку и выходит с почты, представленный удостоверением личности сорок восьмого года выдачи. У него легкая походка и нет времени поменять теудат-зеут. Осень.