Израилише группе мит бриллиантер шоу
Моя подруга, театральный режиссер Саша Синай, ведет детскую театральную студию в городе Герцлия. Учит детей различным театральным премудростям и ставит с ними спектакли. Эти спектакли время от времени приглашают на различные театральные фестивали (а детские театральные фестивали, как я узнала от той же Саши, дело в мире довольно распространненое). И вот недавно Сашу и её студию пригласили участвовать в международном фестивале детских театров в Германию. В город Линген.
Вывезти из Израиля группу детей - далеко не такое простое дело. Те, кто пробовал, утверждают, что это гораздо тяжелее, чем вывезти, допустим, небольшой склад наркотиков или коллекцию краденых картин великих мастеров. Моя подруга Саша вывозить наркотики или картины не пробовала, но, покатавшись по Европе с группой израильских детей, она уже и пробовать не будет. Ей хватило. Потому что израильские дети - это главное израильское достояние. А главное израильское достояние требуется охранять.
Как известно, у всего есть свои причины. Наши альтернативно-сионистские друзья из арабских стран очень любят похищать за границей израильских граждан, особенно тех, кто помоложе (они приятно похрустывают на зубах). То есть чаще всего эти похищения у наших альтернативных друзей не получаются - но, говорят, именно потому и не получаются, что наша служба и опасна, и трудна. Иногда, к сожалению, все-таки получаются. Поэтому если кто-то из израильтян (к примеру, Саша Синай) едет за границу и берёт с собой своего ребенка, то это её личное дело. Даже если этих своих детей у неё с собой одиннадцать - всё равно личное. Но вот если кто-то неизвестно за каким добром тащит за границу группу чужих детей - это шашки наголо и свистать всех наверх. Этим уже занимается не Саша Синай, а Служба Безопасности. Которая имеет одну, но праведную цель: чтобы вывезенные за границу израильские дети в том же составе вернулись обратно. Причем очень желательно - не по частям, не по почте и не в цинковых гробах.
Служба безопасности - очень примитивная организация. Когда перед ней стоит одна цель, она эту свою одну цель и преследует. При этом, с идеологической точки зрения, с ней сложно спорить: мысль о том, что взятые в Германию на фестиваль семеро детей могут возвратиться домой НЕ ВСЕ, действовала Саше на нервы ничуть не меньше, чем главе немецкого отделения Службы Безопасности. Но Саша ехала на фестиваль. За границу. В Европу. С детьми. Поэтому у неё были и свои, безусловно побочные, но все-таки цели: сыграть спектакль, показать детям фестиваль, дать им возможность получить удовольствие... О том, чтобы еще и получить удовольствие самой, Саша не думала: ей было понятно, что беря на себя такую ответственность перед родиной, как подвержение опасности похищения семерых юных израильтян, она заранее отказывается от всех возможных удовольствий. Потому что главным её удовольствием будет приземлиться по окончании фестиваля в израильском аэропорту.
Фестивальная группа театральной студии города Герцлии состояла из семерых детей в возрасте от одиннадцати до шестнадцати лет, мужественно усыновившей их на две недели Саши, осветителя Дуди и двух охранников, Эриxа и Рона. Эриx и Рон были чистокровными немцами, служащими в израильской Службе Безопасности немецкого города Лингена. Светловолосый широкоплечий Эриx мгновенно оказался предметом воздыхания юных израильских дев: он был хорош собой, невозмутим и молчалив, поскольку не говорил ни на одном иностранном языке. Рон неплохо говорил по-английски, что автоматически делало его главой делегации.
Впрочем, неотразимым Рона делал отнюдь не его английский. Саша показала мне фотографию, на которой были запечатлены два доблестных охранника на фоне какого-то дерева. На ней было отчетливо видно, что Эрих - карлик. Его светловолосая голова едва доходила Рону до груди. На мой вопрос, насколько хорошо карлик может охранять группу, Саша фыркнула и сообщила, что рост карликового Эриха - сто семьдесят два сантиметра.
- А Рона?
- А Рона - два метра. Ровно.
Девчонки прозвали Рона "Антенной". Рона было видно издалека в любой толпе, что делало его удобным объектом для назначения свиданий. "Встретимся у Антенны", говорила Саша детям, рассаживая их смотреть очередной спектакль. Местоположение израильской группы вообще можно было отследить за версту - возле любой двери, куда заходили смуглые красивые девочки, с невозмутимым видом стояла Антенна. Туалет - значит, туалет. Магазин игрушек - значит, магазин игрушек. Если помещение, где желали находиться израильтяне, было обширным, Эрих входил внутрь, Рон вставал снаружи. А если детей интересовал магазинчик с одним окном, по двум сторонам возле входа величественно вставали два атланта. Со спокойным видом, рацией и красиво оттопыренными карманами.
("Это что, отмахнулась Саша от моих восторгов по поводу соответствующих фотографий, вот в Италии за нами повсюду ездили карабинеры....")
Оттопыренными карманами дело не ограничивалось. Пока дети в середине жаркого дня щебетали в выделенном им домике-гримерной, Рон и Эрих стояли, как и положено, у входа. Но когда Саша как-то выскочила в ближайшие кусты, чтобы выплеснуть туда заварочный чайник, она с интересом обнаружила в кустах трех высоких молодых людей в строгих костюмах и опять-таки с рацией. Молодые люди взглянули на неё без выражения. Саша извинилась, аккуратно зашторила кусты и смылась вместе с чайником.
Проблема была не в кустах. Проблема была в делегации Индонезии. Делегация Индонезии на всех приемах, выставках и встречах располагалась бок о бок с делегацией Израиля - они просто по алфавиту друг за другом идут. Делегация Индонезии почти целиком состояла из серьёзных длинноруких мальчиков, которых наповал пленили кокетливые израильские красотки. Юные индонезийцы аккуратно бродили по израильскому павильону и старательно учились произносить ивритские слова. Их главному актеру нравилась Ханита. А его другу - Ревиталь. Ханита и Ревиталь дежурили в израильском павильоне "Так играют наши дети", где были выставлены израильские игры (каждая страна-участница фестиваля привезла с собой такой павильон). Они обучали желающих играть в "три палочки" и в "пять камушков". Скажем прямо, "три палочки" и "пять камушков" - это не бридж. Играть в эти игры можно научиться и быстрей, нежели за три дня многочасовых тренировок. Но юные индонезийцы подошли к вопросу с темпераментом истинных азиатов. Они проводили в павильоне "Так играют наши дети" все свободное время и в результате навострились играть в израильские народные игры с таким искусством, что Ханита и Ревиталь могли отдыхать в тенечке. Вместо них желающих играть в "три палочки" обучала делегация Индонезии. Ханита пила сок и смеялась из-под пушистой челки. Ревиталь обмахивалась программкой фестиваля, задумчиво заплетая и расплетая косу. У входа в павильон стоял Рон и медленно каменел в несогласии с происходящим.
Проблема была не в Ханите и не в Ревиталь. Проблема была в том, что Индонезия - мусульманское государство. А израильским детям за границей очень не рекомендуется общаться с поддаными мусульманских государств. Не потому, что они плохие. А потому, что если будут похищать - то они.
Предупреждения о возможных похищениях израильтян хлынули волной с началом второй ливанской войны. Если бы Саша со своей группой ехала на день позже, её бы уже не выпустили ("и избавили бы этим от кучи проблем", бурчит она сквозь зубы, но я ей не верю). Потому что днем позже положение в Израиле стало совсем тревожным, и выезд организованных детских групп был временно прекращен, от греха подальше. Но театральная студия Герцлии успела уехать ровно накануне, поэтому Эрих и Рон медленно седели под градом все ужесточающихся инструкций Службы Безопасности. Через три дня после начала фестиваля поступили совсем уже конкретные предостережения - готовятся похищения израильтян в Европе, скорее всего - в Германии. А теперь нюанс.
Похитить израильтянина в Европе, в общем, несложно. Если только точно знать, что он - израильтянин. А то могут быть всякие неприятные накладки, можно нарваться на гражданина Соединенных Штатов, можно случайно принять смуглого ивритоговорящего голландца черт знает за кого, в общем, лучше не рисковать. То есть нужно отслеживать, что человек реально из Израиля прилетел и ему принадлежит. Это муторно и требует дополнительных сил. А тут - пожалуйста. По всему городу Лингену расклеены афиши: в такой-то день! такого-то числа! в таком-то зале! ИЗРАИЛЬТЯНЕ!!!
И портреты, портреты висят. Это чтобы не перепутали ни с кем. То есть приходите, дорогие похитители, берите кого хотите. А можно всех.
Эта ситуация, вкупе с нарастающим количеством предупреждений о возможных терористических актах, привела Службу Безопасности Германии в состояние полностью вставшего штыка. К охране израильского театра присоединился лично глава полицейского управления города Лингена. Израильский сотрудник службы безопасности, ответственный за группу и все дни и ночи фестиваля обрывавший Саше мобильный телефон, распорядился так:
- Во-первых, никаких контактов с мусульманским кем угодно. То есть ни с кем.
- Во-вторых, ходить только всем составом и с охранниками. Если кому-то надо куда-то одному - связаться со мной, получить разрешение и личную охрану. А лучше не ходить.
- В-третьих, каждый час звонить мне и докладывать обстановку.
- В-четвертых, при обнаружении малейшего подозрительного объекта...
Сашины попытки объяснить, что у неё напротив входа в павильон - индонезийская делегация, плодов не принесли. "Я сказал "ни с кем", значит - ни с кем". Девчонкам категорически запретили входить к индонезийцам, но тех отлучить от так полюбившихся им "трех палочек" не удалось даже силой. Поэтому Саша взяла грех на душу, нарушила заповедь службы безопасности, но лично стояла над молодыми людьми, пытавшимися объясняться в симпатии Ханите и Ревиталь, и строго следила, чтобы попытки объясниться не перешли в похищение. А ведь в группе были не только Ханита и Ревиталь. В группе была еще и Соня Бар-Лави.
Соню Бар-Лави можно смело назвать красавицей даже по израильским меркам, хотя у нас тут народ сильно избалован карими очами, гладкой кожей, густыми копнами кудрей и тонким станом в сочетании с явной грудью в пятнадцать лет. А белобрысый и поздно созревающий европейский молодняк был Соней просто убит и съеден. Целиком. Не проходило пяти минут, чтобы кто-нибудь не подходил познакомиться, попросить телефон или просто постоять рядом. Соня играла одну из главных ролей в Сашином спектакле, поэтому даже Рону с его ростом было довольно трудно скрыть Соню от глаз всех тех, кто предположительно мог захотеть её похитить. Судя по количеству подходивших к Соне молодых людей, похитить её не отказался бы весь город Линген.
Сначала Соня подкатывалась к Саше с просьбой отпустить её на свидание с мальчиком из Франции. Мальчик из Франции, к Сашиному счастью, не состоялся просто потому, что, как выяснилось, не знал ни слова ни на одном из известных Соне языков. Потом возник звезда из Индонезии, и Соня робко поделилась с Сашей идеей сходить с ним в кафе-мороженое. Слушай, оставь меня в покое, взмолилась Саша. Я и так не сплю ночей из-за того, что эти ваши мусульманские ухажеры тусуются возле нашего входа. Если я только заикнусь в Службе Безопасности о том, что ты хочешь куда-то с одним из них уйти, меня тут же отправят домой, как психически неполноценную. Отстань. Вернемся в Израиль - гуляй там хоть со всей Индонезией.
Соня не стала сетовать на техническую невозможность погулять в Израиле со всей Индонезией и тут же получила приглашение от мальчика из США. Мальчика из США звали Джон Смит. Он был длинен, весел, лоялен и говорил на прекрасном английском языке. Соня воспряла. Саша мысленно поблагодарила Сониных родителей за столь удачно вызревшее чадо и позвонила в Службу Безопасности. Служба Безопасности совещалась два с половиной часа. На свидание Соню отпустили.
Свидание проходило так.
Летний Линген, жаркий в середине дня. Кафе-мороженое. За центральным столиком, лицом друг к другу, сидят Соня Бар-Лави и Джон Смит, радостно крутящий головой. За соседним столиком, прикрываясь газеткой, устроились режиссер Саша Синай и её осветитель Дуди, которых Служба Безопасности обязала отправиться непосредственно на место свидания красавицы-израильтянки с Джоном Смитом, дабы присутствовать, если что. У входа в кафе стоит двухметровый Рон в темных очках. Возле стеклянного окна примостился Эрих с рацией. Вдоль дороги припаркован джип, из которого слышится отрывистая речь. С другой стороны здания дежурит глава полицейского управления Лингена. У него тоже рация, по которой он каждые пятнадцать минут связывается с главой полицейского управления Нижней Саксонии, который в этот момент находится в полицейском управлении Лингена и лично руководит операцией.
А через дорогу, в кустах, стоял еще один джип, потому что там сидела вся остальная израильская группа. Им было интересно, как Соня и Джон Смит будут уединяться в своем кафе.
Свидание получилось довольно коротким. Соня видела всех участников дивертисмента и очень нервничала. Джон Смит не видел никого и остался страшно впечатлен красавицей-израильтянкой, такой суровой и так непохожей на его общительных подруг.
* * *
Конечно, помимо суровых израильтянок, на фестивале было очень много разного народа. Не только мальчики находили, на кого полюбоваться. Любвеобильные сердца израильских дев, не смущаясь своей отданностью охраннику Эриху, по очереди пленялись то гортанным кубинцем, то бровастым эквадорцем, то бледным финном. С этим финном была отдельная песня.
С первой секунды Саша поняла, что он ей кого-то напоминает. Финна звали Миикка Миикулайнен. Золотисто-белый, высокий, губастый. Финн и финн, почему бы и нет. Но Сашу мучала его откровенная на кого-то похожесть. Поскольку знакомых финнов у Саши не было, она решила списать на генетическую память и не озадачиваться. В финна Миикку были влюблены все её девчонки, а также все остальные девчонки фестиваля. Если Соня Бар-Лави пользовалась оглушительным успехом среди фестивальных мальчиков, то Миикка Миикулайнен потряс всех девочек. Было в нем что-то... что-то... И тут Саша опять принималась вспоминать, кого же он ей напоминает, и опять не могла вспомнить. Финская группа привезла постановку андерсеновской "Русалочки". Миикка играл приинца.
Пока он с величественным видом ходил по сцене и говорил по-фински, Саша честно фотографировала его со всех сторон - ради своих девиц. Они мрачно сидели рядком и наблюдали, как главная актриса финской труппы, белоголовая дылда по имени Мэнди, прикладывается к Мииккиной груди, изображая к нему любовь. Они были уверены, что изобразили бы её гораздо лучше. В какой-то момент корабль принца по сценарию утонул, Русалочка-Мэнди нырнула в глубину и выудила оттуда скульптуру - изображение принца. По известной сказке и по сценарию ей надлежало любоваться прекрасным лицом любимого, изваянного в мраморе. Русалочка любовалась.
Вместе с ней прекрасным лицом её любимого любовалась Саша Синай. Причем с гораздо большим пылом, нежели это делала сама Русалочка. Запасливые финны не стали тратиться и ваять скульптуру специально для спектакля. Они явно откопали принца в подвалах финского Министерства Культуры - и тут-то Саша поняла, на кого так походил губастый финский мальчик. Русалочка напевала что-то протяжное по-фински и нежно обнимала беломраморный бюст Александра Сергеевича Пушкина.
* * *
Израильтянки решили взять у Русалочки реванш. В один из дней в большом павильоне устроили открытый урок жонглирования. Приехал жонглер и учил всех желающих подбрасывать пестрые мячики, ни одного не роняя. К нему потянулись любознательные индонезийцы, открытые американцы, аккуратные японки, весёлые жители Кубы... Пришли и израильские крали. Народ учился жонглировать с переменным успехом, кто-то ронял мячики, кто-то подкидывал и ловил. Израильский спектакль к этому моменту еще не играли, поэтому никто не знал, что в основе спектакля лежит цирковое представление. И уж точно никто не знал, что ровно за год до этого момента Саша Синай собрала весь свой несовершеннолетний коллектив и сообщила им:
- Будем учиться жонглировать. Все. А кто не научится жонглировать - тот... Тот научится жонглировать.
И целый год сашины ученики каждое занятие начинали и заканчивали с подбрасывания этих самых пестрых мячиков. Российское упрямство Саши наложилось на ловкость и гибкость уроженцев Леванта, и в результате на момент фестиваля вся группа могла свободно подбрасывать и ловить довольно большое количество мячей. Через два дня в этом удостоверились те, кто пришел на её спектакль. Но это через два дня.
На сцену, где паслись добровольцы, вышла Ханита. "Это совсем просто", - сказал ей ведущий открытого урока и подал три мяча, - "вот смотри". Мячи завертелись в пестрой карусели. Ханита кивнула, протянула руку и послушно завертела мячи ровно так, как показали. "Ой", - засмеялась она, "это и правда просто!". Ведущий удивился. "Девчонки", крикнула Ханита своим в первые ряды, "это несложно, идите сюда!". Поднялись Ревиталь и Соня. Послушно взяли по три мячика. Поглядели на Ханиту и синхронно завертели мячами ровно в такт. "Слушайте, у вас в Израиле все так умеют?" - удивился ведущий. "Ну да, нас в армии этому учат" - не моргнув глазом, заявила Ханита. "Мы гранатами жонглируем. Каждый день".
* * *
О них писали местные газеты, их фотографировали на плакаты, их охраняли всем полицейским управлением, их так и не похитили, они наобщались с детьми со всего мира, наездились по Лингену и окрестностям, набегались под командой Рона "быстро, туда!" и "быстро, сюда!", и были готовы провести так хоть еще три фестиваля подряд. Саша не была уверена, что и она к этому готова, зато ей очень понравилась статья , вышедшая в областной газете на немецком языке. В статье Саша не поняла ни слова, но ей хватило заголовка. Заголовок гласил: "Израилише группе мит бриллиантер шоу". Соня Бар-Лави была убеждена, что речь в статье шла о том, как она ходила на свидание в кафе. Ханита и Ревиталь считали, что изюминкой фестваля стало их жонглирование. Саша скромно надеялась, что журналист имел в виду её спектакль. И только безымянный сотрудник Службы Безопасности, сорвавший голос в переговорах с упрямой Сашей, доведший Рона и Эриха до нервного срыва, надоевший полиции города Лингена до белой горячки и приучивший детей выбегать с вещами из зала любого размера за три секунды, точно знал, в чем заключалось бриллиантер шоу израильской группы. Оно заключалось в том, что все эти смуглые, шумные, весёлые, беспечные, глупые дети живыми вернулись домой.
Вывезти из Израиля группу детей - далеко не такое простое дело. Те, кто пробовал, утверждают, что это гораздо тяжелее, чем вывезти, допустим, небольшой склад наркотиков или коллекцию краденых картин великих мастеров. Моя подруга Саша вывозить наркотики или картины не пробовала, но, покатавшись по Европе с группой израильских детей, она уже и пробовать не будет. Ей хватило. Потому что израильские дети - это главное израильское достояние. А главное израильское достояние требуется охранять.
Как известно, у всего есть свои причины. Наши альтернативно-сионистские друзья из арабских стран очень любят похищать за границей израильских граждан, особенно тех, кто помоложе (они приятно похрустывают на зубах). То есть чаще всего эти похищения у наших альтернативных друзей не получаются - но, говорят, именно потому и не получаются, что наша служба и опасна, и трудна. Иногда, к сожалению, все-таки получаются. Поэтому если кто-то из израильтян (к примеру, Саша Синай) едет за границу и берёт с собой своего ребенка, то это её личное дело. Даже если этих своих детей у неё с собой одиннадцать - всё равно личное. Но вот если кто-то неизвестно за каким добром тащит за границу группу чужих детей - это шашки наголо и свистать всех наверх. Этим уже занимается не Саша Синай, а Служба Безопасности. Которая имеет одну, но праведную цель: чтобы вывезенные за границу израильские дети в том же составе вернулись обратно. Причем очень желательно - не по частям, не по почте и не в цинковых гробах.
Служба безопасности - очень примитивная организация. Когда перед ней стоит одна цель, она эту свою одну цель и преследует. При этом, с идеологической точки зрения, с ней сложно спорить: мысль о том, что взятые в Германию на фестиваль семеро детей могут возвратиться домой НЕ ВСЕ, действовала Саше на нервы ничуть не меньше, чем главе немецкого отделения Службы Безопасности. Но Саша ехала на фестиваль. За границу. В Европу. С детьми. Поэтому у неё были и свои, безусловно побочные, но все-таки цели: сыграть спектакль, показать детям фестиваль, дать им возможность получить удовольствие... О том, чтобы еще и получить удовольствие самой, Саша не думала: ей было понятно, что беря на себя такую ответственность перед родиной, как подвержение опасности похищения семерых юных израильтян, она заранее отказывается от всех возможных удовольствий. Потому что главным её удовольствием будет приземлиться по окончании фестиваля в израильском аэропорту.
Фестивальная группа театральной студии города Герцлии состояла из семерых детей в возрасте от одиннадцати до шестнадцати лет, мужественно усыновившей их на две недели Саши, осветителя Дуди и двух охранников, Эриxа и Рона. Эриx и Рон были чистокровными немцами, служащими в израильской Службе Безопасности немецкого города Лингена. Светловолосый широкоплечий Эриx мгновенно оказался предметом воздыхания юных израильских дев: он был хорош собой, невозмутим и молчалив, поскольку не говорил ни на одном иностранном языке. Рон неплохо говорил по-английски, что автоматически делало его главой делегации.
Впрочем, неотразимым Рона делал отнюдь не его английский. Саша показала мне фотографию, на которой были запечатлены два доблестных охранника на фоне какого-то дерева. На ней было отчетливо видно, что Эрих - карлик. Его светловолосая голова едва доходила Рону до груди. На мой вопрос, насколько хорошо карлик может охранять группу, Саша фыркнула и сообщила, что рост карликового Эриха - сто семьдесят два сантиметра.
- А Рона?
- А Рона - два метра. Ровно.
Девчонки прозвали Рона "Антенной". Рона было видно издалека в любой толпе, что делало его удобным объектом для назначения свиданий. "Встретимся у Антенны", говорила Саша детям, рассаживая их смотреть очередной спектакль. Местоположение израильской группы вообще можно было отследить за версту - возле любой двери, куда заходили смуглые красивые девочки, с невозмутимым видом стояла Антенна. Туалет - значит, туалет. Магазин игрушек - значит, магазин игрушек. Если помещение, где желали находиться израильтяне, было обширным, Эрих входил внутрь, Рон вставал снаружи. А если детей интересовал магазинчик с одним окном, по двум сторонам возле входа величественно вставали два атланта. Со спокойным видом, рацией и красиво оттопыренными карманами.
("Это что, отмахнулась Саша от моих восторгов по поводу соответствующих фотографий, вот в Италии за нами повсюду ездили карабинеры....")
Оттопыренными карманами дело не ограничивалось. Пока дети в середине жаркого дня щебетали в выделенном им домике-гримерной, Рон и Эрих стояли, как и положено, у входа. Но когда Саша как-то выскочила в ближайшие кусты, чтобы выплеснуть туда заварочный чайник, она с интересом обнаружила в кустах трех высоких молодых людей в строгих костюмах и опять-таки с рацией. Молодые люди взглянули на неё без выражения. Саша извинилась, аккуратно зашторила кусты и смылась вместе с чайником.
Проблема была не в кустах. Проблема была в делегации Индонезии. Делегация Индонезии на всех приемах, выставках и встречах располагалась бок о бок с делегацией Израиля - они просто по алфавиту друг за другом идут. Делегация Индонезии почти целиком состояла из серьёзных длинноруких мальчиков, которых наповал пленили кокетливые израильские красотки. Юные индонезийцы аккуратно бродили по израильскому павильону и старательно учились произносить ивритские слова. Их главному актеру нравилась Ханита. А его другу - Ревиталь. Ханита и Ревиталь дежурили в израильском павильоне "Так играют наши дети", где были выставлены израильские игры (каждая страна-участница фестиваля привезла с собой такой павильон). Они обучали желающих играть в "три палочки" и в "пять камушков". Скажем прямо, "три палочки" и "пять камушков" - это не бридж. Играть в эти игры можно научиться и быстрей, нежели за три дня многочасовых тренировок. Но юные индонезийцы подошли к вопросу с темпераментом истинных азиатов. Они проводили в павильоне "Так играют наши дети" все свободное время и в результате навострились играть в израильские народные игры с таким искусством, что Ханита и Ревиталь могли отдыхать в тенечке. Вместо них желающих играть в "три палочки" обучала делегация Индонезии. Ханита пила сок и смеялась из-под пушистой челки. Ревиталь обмахивалась программкой фестиваля, задумчиво заплетая и расплетая косу. У входа в павильон стоял Рон и медленно каменел в несогласии с происходящим.
Проблема была не в Ханите и не в Ревиталь. Проблема была в том, что Индонезия - мусульманское государство. А израильским детям за границей очень не рекомендуется общаться с поддаными мусульманских государств. Не потому, что они плохие. А потому, что если будут похищать - то они.
Предупреждения о возможных похищениях израильтян хлынули волной с началом второй ливанской войны. Если бы Саша со своей группой ехала на день позже, её бы уже не выпустили ("и избавили бы этим от кучи проблем", бурчит она сквозь зубы, но я ей не верю). Потому что днем позже положение в Израиле стало совсем тревожным, и выезд организованных детских групп был временно прекращен, от греха подальше. Но театральная студия Герцлии успела уехать ровно накануне, поэтому Эрих и Рон медленно седели под градом все ужесточающихся инструкций Службы Безопасности. Через три дня после начала фестиваля поступили совсем уже конкретные предостережения - готовятся похищения израильтян в Европе, скорее всего - в Германии. А теперь нюанс.
Похитить израильтянина в Европе, в общем, несложно. Если только точно знать, что он - израильтянин. А то могут быть всякие неприятные накладки, можно нарваться на гражданина Соединенных Штатов, можно случайно принять смуглого ивритоговорящего голландца черт знает за кого, в общем, лучше не рисковать. То есть нужно отслеживать, что человек реально из Израиля прилетел и ему принадлежит. Это муторно и требует дополнительных сил. А тут - пожалуйста. По всему городу Лингену расклеены афиши: в такой-то день! такого-то числа! в таком-то зале! ИЗРАИЛЬТЯНЕ!!!
И портреты, портреты висят. Это чтобы не перепутали ни с кем. То есть приходите, дорогие похитители, берите кого хотите. А можно всех.
Эта ситуация, вкупе с нарастающим количеством предупреждений о возможных терористических актах, привела Службу Безопасности Германии в состояние полностью вставшего штыка. К охране израильского театра присоединился лично глава полицейского управления города Лингена. Израильский сотрудник службы безопасности, ответственный за группу и все дни и ночи фестиваля обрывавший Саше мобильный телефон, распорядился так:
- Во-первых, никаких контактов с мусульманским кем угодно. То есть ни с кем.
- Во-вторых, ходить только всем составом и с охранниками. Если кому-то надо куда-то одному - связаться со мной, получить разрешение и личную охрану. А лучше не ходить.
- В-третьих, каждый час звонить мне и докладывать обстановку.
- В-четвертых, при обнаружении малейшего подозрительного объекта...
Сашины попытки объяснить, что у неё напротив входа в павильон - индонезийская делегация, плодов не принесли. "Я сказал "ни с кем", значит - ни с кем". Девчонкам категорически запретили входить к индонезийцам, но тех отлучить от так полюбившихся им "трех палочек" не удалось даже силой. Поэтому Саша взяла грех на душу, нарушила заповедь службы безопасности, но лично стояла над молодыми людьми, пытавшимися объясняться в симпатии Ханите и Ревиталь, и строго следила, чтобы попытки объясниться не перешли в похищение. А ведь в группе были не только Ханита и Ревиталь. В группе была еще и Соня Бар-Лави.
Соню Бар-Лави можно смело назвать красавицей даже по израильским меркам, хотя у нас тут народ сильно избалован карими очами, гладкой кожей, густыми копнами кудрей и тонким станом в сочетании с явной грудью в пятнадцать лет. А белобрысый и поздно созревающий европейский молодняк был Соней просто убит и съеден. Целиком. Не проходило пяти минут, чтобы кто-нибудь не подходил познакомиться, попросить телефон или просто постоять рядом. Соня играла одну из главных ролей в Сашином спектакле, поэтому даже Рону с его ростом было довольно трудно скрыть Соню от глаз всех тех, кто предположительно мог захотеть её похитить. Судя по количеству подходивших к Соне молодых людей, похитить её не отказался бы весь город Линген.
Сначала Соня подкатывалась к Саше с просьбой отпустить её на свидание с мальчиком из Франции. Мальчик из Франции, к Сашиному счастью, не состоялся просто потому, что, как выяснилось, не знал ни слова ни на одном из известных Соне языков. Потом возник звезда из Индонезии, и Соня робко поделилась с Сашей идеей сходить с ним в кафе-мороженое. Слушай, оставь меня в покое, взмолилась Саша. Я и так не сплю ночей из-за того, что эти ваши мусульманские ухажеры тусуются возле нашего входа. Если я только заикнусь в Службе Безопасности о том, что ты хочешь куда-то с одним из них уйти, меня тут же отправят домой, как психически неполноценную. Отстань. Вернемся в Израиль - гуляй там хоть со всей Индонезией.
Соня не стала сетовать на техническую невозможность погулять в Израиле со всей Индонезией и тут же получила приглашение от мальчика из США. Мальчика из США звали Джон Смит. Он был длинен, весел, лоялен и говорил на прекрасном английском языке. Соня воспряла. Саша мысленно поблагодарила Сониных родителей за столь удачно вызревшее чадо и позвонила в Службу Безопасности. Служба Безопасности совещалась два с половиной часа. На свидание Соню отпустили.
Свидание проходило так.
Летний Линген, жаркий в середине дня. Кафе-мороженое. За центральным столиком, лицом друг к другу, сидят Соня Бар-Лави и Джон Смит, радостно крутящий головой. За соседним столиком, прикрываясь газеткой, устроились режиссер Саша Синай и её осветитель Дуди, которых Служба Безопасности обязала отправиться непосредственно на место свидания красавицы-израильтянки с Джоном Смитом, дабы присутствовать, если что. У входа в кафе стоит двухметровый Рон в темных очках. Возле стеклянного окна примостился Эрих с рацией. Вдоль дороги припаркован джип, из которого слышится отрывистая речь. С другой стороны здания дежурит глава полицейского управления Лингена. У него тоже рация, по которой он каждые пятнадцать минут связывается с главой полицейского управления Нижней Саксонии, который в этот момент находится в полицейском управлении Лингена и лично руководит операцией.
А через дорогу, в кустах, стоял еще один джип, потому что там сидела вся остальная израильская группа. Им было интересно, как Соня и Джон Смит будут уединяться в своем кафе.
Свидание получилось довольно коротким. Соня видела всех участников дивертисмента и очень нервничала. Джон Смит не видел никого и остался страшно впечатлен красавицей-израильтянкой, такой суровой и так непохожей на его общительных подруг.
* * *
Конечно, помимо суровых израильтянок, на фестивале было очень много разного народа. Не только мальчики находили, на кого полюбоваться. Любвеобильные сердца израильских дев, не смущаясь своей отданностью охраннику Эриху, по очереди пленялись то гортанным кубинцем, то бровастым эквадорцем, то бледным финном. С этим финном была отдельная песня.
С первой секунды Саша поняла, что он ей кого-то напоминает. Финна звали Миикка Миикулайнен. Золотисто-белый, высокий, губастый. Финн и финн, почему бы и нет. Но Сашу мучала его откровенная на кого-то похожесть. Поскольку знакомых финнов у Саши не было, она решила списать на генетическую память и не озадачиваться. В финна Миикку были влюблены все её девчонки, а также все остальные девчонки фестиваля. Если Соня Бар-Лави пользовалась оглушительным успехом среди фестивальных мальчиков, то Миикка Миикулайнен потряс всех девочек. Было в нем что-то... что-то... И тут Саша опять принималась вспоминать, кого же он ей напоминает, и опять не могла вспомнить. Финская группа привезла постановку андерсеновской "Русалочки". Миикка играл приинца.
Пока он с величественным видом ходил по сцене и говорил по-фински, Саша честно фотографировала его со всех сторон - ради своих девиц. Они мрачно сидели рядком и наблюдали, как главная актриса финской труппы, белоголовая дылда по имени Мэнди, прикладывается к Мииккиной груди, изображая к нему любовь. Они были уверены, что изобразили бы её гораздо лучше. В какой-то момент корабль принца по сценарию утонул, Русалочка-Мэнди нырнула в глубину и выудила оттуда скульптуру - изображение принца. По известной сказке и по сценарию ей надлежало любоваться прекрасным лицом любимого, изваянного в мраморе. Русалочка любовалась.
Вместе с ней прекрасным лицом её любимого любовалась Саша Синай. Причем с гораздо большим пылом, нежели это делала сама Русалочка. Запасливые финны не стали тратиться и ваять скульптуру специально для спектакля. Они явно откопали принца в подвалах финского Министерства Культуры - и тут-то Саша поняла, на кого так походил губастый финский мальчик. Русалочка напевала что-то протяжное по-фински и нежно обнимала беломраморный бюст Александра Сергеевича Пушкина.
* * *
Израильтянки решили взять у Русалочки реванш. В один из дней в большом павильоне устроили открытый урок жонглирования. Приехал жонглер и учил всех желающих подбрасывать пестрые мячики, ни одного не роняя. К нему потянулись любознательные индонезийцы, открытые американцы, аккуратные японки, весёлые жители Кубы... Пришли и израильские крали. Народ учился жонглировать с переменным успехом, кто-то ронял мячики, кто-то подкидывал и ловил. Израильский спектакль к этому моменту еще не играли, поэтому никто не знал, что в основе спектакля лежит цирковое представление. И уж точно никто не знал, что ровно за год до этого момента Саша Синай собрала весь свой несовершеннолетний коллектив и сообщила им:
- Будем учиться жонглировать. Все. А кто не научится жонглировать - тот... Тот научится жонглировать.
И целый год сашины ученики каждое занятие начинали и заканчивали с подбрасывания этих самых пестрых мячиков. Российское упрямство Саши наложилось на ловкость и гибкость уроженцев Леванта, и в результате на момент фестиваля вся группа могла свободно подбрасывать и ловить довольно большое количество мячей. Через два дня в этом удостоверились те, кто пришел на её спектакль. Но это через два дня.
На сцену, где паслись добровольцы, вышла Ханита. "Это совсем просто", - сказал ей ведущий открытого урока и подал три мяча, - "вот смотри". Мячи завертелись в пестрой карусели. Ханита кивнула, протянула руку и послушно завертела мячи ровно так, как показали. "Ой", - засмеялась она, "это и правда просто!". Ведущий удивился. "Девчонки", крикнула Ханита своим в первые ряды, "это несложно, идите сюда!". Поднялись Ревиталь и Соня. Послушно взяли по три мячика. Поглядели на Ханиту и синхронно завертели мячами ровно в такт. "Слушайте, у вас в Израиле все так умеют?" - удивился ведущий. "Ну да, нас в армии этому учат" - не моргнув глазом, заявила Ханита. "Мы гранатами жонглируем. Каждый день".
* * *
О них писали местные газеты, их фотографировали на плакаты, их охраняли всем полицейским управлением, их так и не похитили, они наобщались с детьми со всего мира, наездились по Лингену и окрестностям, набегались под командой Рона "быстро, туда!" и "быстро, сюда!", и были готовы провести так хоть еще три фестиваля подряд. Саша не была уверена, что и она к этому готова, зато ей очень понравилась статья , вышедшая в областной газете на немецком языке. В статье Саша не поняла ни слова, но ей хватило заголовка. Заголовок гласил: "Израилише группе мит бриллиантер шоу". Соня Бар-Лави была убеждена, что речь в статье шла о том, как она ходила на свидание в кафе. Ханита и Ревиталь считали, что изюминкой фестваля стало их жонглирование. Саша скромно надеялась, что журналист имел в виду её спектакль. И только безымянный сотрудник Службы Безопасности, сорвавший голос в переговорах с упрямой Сашей, доведший Рона и Эриха до нервного срыва, надоевший полиции города Лингена до белой горячки и приучивший детей выбегать с вещами из зала любого размера за три секунды, точно знал, в чем заключалось бриллиантер шоу израильской группы. Оно заключалось в том, что все эти смуглые, шумные, весёлые, беспечные, глупые дети живыми вернулись домой.