ПОЧТИ РОССИЯ. ТОЛЬКО - С АБРИКОСАМИ.
По улицам донецких городков они рассыпаны густо.
Покуда сухо, смешиваются с черной пылью от терриконов, нависающих над поселением со всех сторон. И хрустят на зубах.
После дождя остаются лужи, а фрукты втаптываются в густую, порой просто непролазную грязь.
В общем, то ли абрикосов здесь - как грязи, то ли лакомиться душистыми плодами уже некому:вымирает городок.
Совершенно не питьевая вода по ржавым трубам за неделю моего там присутствия подавалась часов всего на несколько и только пару раз.
Свет вырубался без объявления причин трижды.
Гигантские свинокомплексы, недавно построенные по французской технологии, но, как здесь говорят, без должной утилизации отходов, разбросаны по окрестностям и покрывают всю местность густым смрадом. Добивая до самого центра Родинского и плодя стаи жирных, больно жалящих мух.
Свой "свинарник" и внутри городка. Еще зимой позапрошлого года, когда мама была жива, когда не было необходимости, как сейчас, прилетать на годовщину ее ухода с такой малообустроенной для старческого бытия земли, между церковкой, переоборудованной из рабочего общежития и местной управой копилось вот ТАКОЕ:
На жаре с Монбланами мусора, понятное дело, не выжил бы никто. Поэтому теперь здесь чуток почище. Однако, печать запустения и упадка сохраняется.
Центральным увеселительным заведением Родинского можно считать пару временных шатров с разливным пивом, называемым местными остряками "мочой Суркиса". По фамилии отечественного производителя.
В качестве добровольной официантки и уборщицы меж столиками бегает бомжиха Наташа. Но изъеденных язвами ногах вместо обуви - тряпки. Замотанные скотчем. Под мышкой название той улицы, на которой стоит когда-то родительская, а теперь уже чужая халупа. Наташа ее пропила.
Но Наташе страшно ощущать себя бездомной. Теперь Наташа носит улицу своего детства с собой.
- А правда, мама, что где-то моют тротуары с шампунем, подвозят к порогу твоего ухоженного особнячка парное молоко с горячими булочками, говорят "Гутен морген!" и улыбаются друг-другу?
- Это не наше Родинское, доча...
В день, когда я прилетел из Германии к младшему брату, скончалась очередная знакомая бомжихи Наташи. Не дожив и до 35-ти. От алкогольного цирроза печени. В Родинском умирают чуть ли не вдвое чаще, чем рождаются. На шахтерском кладбище все, как у постсоветских людей. В черном мраморе и на виду покоятся местные "авторитеты". На втором плане молчаливыми шеренгами выстроились однотипные надгробия с молодыми лицами.
Это погибшие шахтеры. Ведь донецкий уголь - самый кровавый в мире. Нигде больше, если не считать Китая, не отдается столько жизней за каждый миллион тонн, поднятых "на-гора".
Через пару месяцев после того, как брат мой Павел ушел на пенсию, вся его бригада сгорела в забое "Краснолиманской". Вся без остатка. Два Валентина с этого фото остались живы чудом. После других передряг.
Местному барду оторвало ногу до колена конвейерной цепью. Он успел доползти до телефонной трубки внутренней связи и вызвать помощь до того, как истек кровью. Теперь сочиняет песни, наслаждается своим любимым французским поэтом Ронсаром, ездит на велосипеде и мечтает стать таким же известным как Вилли Токарев.
Другой Валентин, атлет с идеальной фигурой, спец по японским единоборствам, оказался в самом эпицентре взрыва, лишился более половины кожного покрова, спалил дыхательные пути, был записан медиками в безнадежные, но не без героических усилий жены Марины не просто выжил, вернулся к самой активной жизни. Продолжает заниматься спортом, интересоваться литературой, радоваться музыкальным новинкам...
Боже, таким бы людям - да нормальную страну с равными для всех законами и не скурвившейся властью! Только вот...
- Здесь наше Родинское, сынок!
Покуда сухо, смешиваются с черной пылью от терриконов, нависающих над поселением со всех сторон. И хрустят на зубах.
После дождя остаются лужи, а фрукты втаптываются в густую, порой просто непролазную грязь.
В общем, то ли абрикосов здесь - как грязи, то ли лакомиться душистыми плодами уже некому:вымирает городок.
Совершенно не питьевая вода по ржавым трубам за неделю моего там присутствия подавалась часов всего на несколько и только пару раз.
Свет вырубался без объявления причин трижды.
Гигантские свинокомплексы, недавно построенные по французской технологии, но, как здесь говорят, без должной утилизации отходов, разбросаны по окрестностям и покрывают всю местность густым смрадом. Добивая до самого центра Родинского и плодя стаи жирных, больно жалящих мух.
Свой "свинарник" и внутри городка. Еще зимой позапрошлого года, когда мама была жива, когда не было необходимости, как сейчас, прилетать на годовщину ее ухода с такой малообустроенной для старческого бытия земли, между церковкой, переоборудованной из рабочего общежития и местной управой копилось вот ТАКОЕ:
На жаре с Монбланами мусора, понятное дело, не выжил бы никто. Поэтому теперь здесь чуток почище. Однако, печать запустения и упадка сохраняется.
Центральным увеселительным заведением Родинского можно считать пару временных шатров с разливным пивом, называемым местными остряками "мочой Суркиса". По фамилии отечественного производителя.
В качестве добровольной официантки и уборщицы меж столиками бегает бомжиха Наташа. Но изъеденных язвами ногах вместо обуви - тряпки. Замотанные скотчем. Под мышкой название той улицы, на которой стоит когда-то родительская, а теперь уже чужая халупа. Наташа ее пропила.
Но Наташе страшно ощущать себя бездомной. Теперь Наташа носит улицу своего детства с собой.
- А правда, мама, что где-то моют тротуары с шампунем, подвозят к порогу твоего ухоженного особнячка парное молоко с горячими булочками, говорят "Гутен морген!" и улыбаются друг-другу?
- Это не наше Родинское, доча...
В день, когда я прилетел из Германии к младшему брату, скончалась очередная знакомая бомжихи Наташи. Не дожив и до 35-ти. От алкогольного цирроза печени. В Родинском умирают чуть ли не вдвое чаще, чем рождаются. На шахтерском кладбище все, как у постсоветских людей. В черном мраморе и на виду покоятся местные "авторитеты". На втором плане молчаливыми шеренгами выстроились однотипные надгробия с молодыми лицами.
Это погибшие шахтеры. Ведь донецкий уголь - самый кровавый в мире. Нигде больше, если не считать Китая, не отдается столько жизней за каждый миллион тонн, поднятых "на-гора".
Через пару месяцев после того, как брат мой Павел ушел на пенсию, вся его бригада сгорела в забое "Краснолиманской". Вся без остатка. Два Валентина с этого фото остались живы чудом. После других передряг.
Местному барду оторвало ногу до колена конвейерной цепью. Он успел доползти до телефонной трубки внутренней связи и вызвать помощь до того, как истек кровью. Теперь сочиняет песни, наслаждается своим любимым французским поэтом Ронсаром, ездит на велосипеде и мечтает стать таким же известным как Вилли Токарев.
Другой Валентин, атлет с идеальной фигурой, спец по японским единоборствам, оказался в самом эпицентре взрыва, лишился более половины кожного покрова, спалил дыхательные пути, был записан медиками в безнадежные, но не без героических усилий жены Марины не просто выжил, вернулся к самой активной жизни. Продолжает заниматься спортом, интересоваться литературой, радоваться музыкальным новинкам...
Боже, таким бы людям - да нормальную страну с равными для всех законами и не скурвившейся властью! Только вот...
- Здесь наше Родинское, сынок!