ЗЕМЛЯ И ВОЛЯ В ГУЛЯЙ-ПОЛЕ
Здесь, изуродованная "редактурой", моя статья о батьке Махно.
Все-таки, периодическое возникновение отдельных конфликтных (в философском понимании конфликта, как движущей силы истории) Личностей среди в целом тихого, мирного и законопослушного человечества не может объясняться одной лишь теорией вероятностей, - то есть, по сути, быть случайным. Должна быть в этом какая-то логика, и логика эта наверняка находится в привязке к общей логике мироздания.
И дело здесь не в том, какой знак - “плюс” или “минус” - поставила История в своем “списке личного состава” этих деятелей напротив той или иной фамилии (у большинства, пожалуй, должен стоять вопросительный знак), и даже не в конкретных результатах их деятельности. Лично для меня это как раз тот случай, когда “процесс важнее результата”, интересно само явление - почему они появляются, есть ли в этом появлении какая-то историческая закономерность, что является их движущей силой, “мотором”, делающим их не такими, как все?
Возможно, солнечная активность (теория, бывшая чрезвычайно популярной лет двадцать назад, согласно которой, аккурат раз в двенадцать лет светило начинает шалить - и его шалости отзываются на Земле революциями, войнами и всяческими прочими непотребствами) столь избирательно действует на человечество, или гумилевская теория пассионарности актуальна не только в планетарном, но и в индивидуальном масштабе...
Впрочем, бог с ней, с теорией, сегодня она, кажется, уже основательно забыта - да и поделом. Но ключевое слово, тем не менее, прозвучало, и слово это - пассионарность. То есть, страстность. Страсть - вот одно из главных отличий всех этих людей от прочего, ничем не примечательного человечества. Страсть - это высшая форма любви и ненависти. Это когда теряется чувство самосохранения, когда для достижения цели готов пожертвовать чем угодно, даже жизнью...
Правильный овал лица, тонкие, сжатые губы, высокий лоб и огромные глаза, от которых даже на фотографии хочется отвести взгляд. Глаза фанатика, пожирающие вас, словно удав косулю - целиком и сразу. Если бы не это “зеркало души”, лицо Нестора Махно можно было бы считать вполне невзрачным лицом простолюдина - в украинских селах таких, наверное, много.
Начало биографии. Младший сын в бедной крестьянской семье, ранняя смерть отца, сезонная работа батраком с восьми лет. В шестнадцать - чернорабочий на заводе. Первый опыт политического подполья - группа анархо-коммунистов, носившая и другое - “гордое” - название: “Союз вольных хлеборобов”, в контексте того времени, когда как раз входили в моду марксистские кружки, выглядит до некоторой степени экзотикой. Но это незначительное отклонение от той дорожки, по которой тогда шло чуть ли не большинство молодежи. Так что, пока можно считать, что всё как у всех. Впрочем, изучению и распространению теории анархизма, равно как и коммунизма, вольные хлеборобы предпочитали практику и “работу в массах”, выражавшуюся в банальных грабежах и экспроприациях.
Из обвинительного акта екатеринославского военно-полевого суда:
"5 сентября 1906 в Гуляй-Поле группа в составе трех человек, вооруженных револьверами, вымазав сажей лица, осуществила нападение на дом купца Плещинера.
10 октября новое нападение, в Гуляй-Поле, на другого купца, Брука, в составе четырех человек, с бумажными масками на лицах, которые потребовали, угрожая револьверами и бомбами, 500 рублей в пользу “голодающих”.
Немного позже, третье нападение на богатого местного заводчика, Кернера, осуществленное четырьмя человеками, тогда как трое других стояли на чеку.
В августе 1907, в ближнем селе Гайчур, четвертое нападение, еще раз на купца, Гуревича, сделанное четырьмя налетчиками в солнцезащитных очках.
19 октября 1907 нападение на почтовую карету; убиты жандарм и служащий.
В 1908 три других нападения, все на купцов".
Свой первый срок Махно получил в двадцать лет - за убийство он был приговорен к смертной казни, которую заменили двадцатилетней каторгой. В бутырке он прошел свои университеты, прочитав, как он писал в воспоминаниях, "всех русских писателей, начиная с Сумарокова и кончая Львом Шестовым". Уже здесь, сидевшая пока в глубоких тайниках его души, страсть проявляет первые признаки брожения. Он становится “головной болью” тюремного начальства и надзирателей, бунтуя против тюремных порядков сам и “заводя” других. Большую часть своего срока Махно провел в карцере и в кандалах.
В 17-м его освободила февральская революция. Он возвращается на родину, в Гуляй-Поле - и тут оказывается чрезвычайно востребованным. Свой, из крестьян - но грамотный и идейно подкованный. По-мужицки хитрый - но справедливый. Знающий, в чем “правда” - и призывающий добиваться её “топором” (или - пулеметами). И, к тому же - отсидевший “за революцию”. Став председателем гуляйпольского крестьянского союза, Махно проявляет большие организаторские способности. Он устанавливает рабочий контроль на предприятиях, разоружает местную буржуазию и на отнятых землях создает крестьянские коммуны, причем, приглашает работать в них и самих бывших хозяев. Сам председатель так же работал в коммуне два раза в неделю. Чиновнику временного правительства, прибывшему в район для наведения порядка и восстановления законности, Махно дал двадцать минут чтобы покинуть “его владения”...
Именно в это время разворачивается во всю ширь его страстная натура. Он всегда “против”, всегда за радикальные меры, за “дело” против “слова”, всегда готов идти до конца. В декабре 17-го на губернском съезде Советов, протестуя против ареста меньшевиков и эсеров, призвал делегатов для их освобождения взорвать тюрьму. Выступил против выборов в Учредительное собрание, считая, что “не партии будут служить народу, а народ - партиям”. Призвал к “смерти” Центральной Рады и борьбе с ней...
Ему повезло со временем, как, впрочем, и времени с ним - они словно были созданы друг для друга. Истории требуются “глашатаи, трибуны, главари” именно в её переломные моменты, в другое время они могут остаться невостребованными и неизвестными. Махно не единственный романтик нашей революции, пришедший “дать волю” простому народу и устроить жизнь по справедливости хотя бы в одной, отдельно взятой волости. Но он единственный, кому это действительно удалось, хотя бы на короткое время. Как точно заметил один из его биографов, - махновщина - самое что ни на есть искреннее и полное воплощение идеи народовластия. “Махновщина была поистине хрестоматийной попыткой “до основания” разрушить старый мир, а затем своею собственной рукой воздвигнуть новый”.
В одном из писем к Луначарскому Короленко писал о нем: “Вообще эта фигура колоритная и до известной степени замечательная. Махно - это средний вывод украинского народа (а может быть, и шире)... Вам он помог при взятии Донецкого бассейна... При последнем занятии Полтавы махновцы опять помогали вам. А затем Советская власть объявила его вне закона. Но он над этим смеется, и этот смех напоминает истинно мефистофельскую гримасу на лице нашей революции”.
Махно - страстный романтик революции в её “чистом” виде, буквально воспринявший лозунг “земля - крестьянам, фабрики - рабочим”, взявшийся воплотить - и воплотивший - его в жизнь. Помыслы его были чистыми, намерения - благими, но кто ж тогда знал, куда на самом деле ведет эта дорога?.. У революции своя, страшная, логика, которой нет дела до благих намерений. В неё идут с оружием в руках искать правду, каждый - свою, сражаться за правду, убивать за правду. А она с “мефистофельской гримасой на лице” переплавляет все эти правды в одну адскую смесь...
В Махно сконцентрировались вековые мечты крестьянства о земле и воле. Ни временное правительство, ни большевики не дали и не могли дать ему их, и только Махно популярно объяснил, что надо брать землю самим, здесь и сейчас, не дожидаясь никаких учредительных собраний и законов. Он - не популист, умело играющий на настроениях народа для достижения собственных целей, Махно сам свято верил в эти цели и осуществлял их буквально “огнем и мечом”. Он был единственным “теоретиком”, которому удалось, пусть отчасти и на короткое время, осуществить на практике пролетарский лозунг “всё отнять - и поделить!”. Вот почему Махно - действительно народный герой, может быть, самый народный из всех в нашей истории.
Неоднократно заключая союзы с красными, батько продолжал резко выступать против “большевистской диктатуры”, репрессий, продотрядов. В апреле 1919-го, будучи в должности красного комбрига, он председательствует на “3-м съезде Советов махновского района”, принимающего резко антибольшевистскую резолюцию:
“Протестуем против реакционных приемов большевистской власти, проводимых комиссарами и агентами чрезвычаек, расстреливающими рабочих, крестьян и повстанцев под всякими предлогами, что подтверждается имеющимися у нас данными.
Мы требуем немедленного удаления всех назначаемых лиц на всевозможные военные и гражданские ответственные посты: протестуем против всякой системы назначейства, так как их действия носят характер полной измены социальной революции. Мы требуем проведения правильного и свободного выборного начала.
Мы требуем социализации земли, фабрик, заводов.
Мы требуем полной свободы слова, печати, собраний всем политическим левым течениям, т. е. партиям и группам, и неприкосновенности личности работников партий левых революционных организаций и вообще трудового народа.
Долой комиссародержавие. Долой чрезвычайки - современные охранки. Долой борьбу партий и политических групп за власть. Долой однобокие большевистские Советы. Да здравствуют свободно избранные Советы трудящихся, крестьян и рабочих!”.
Однако, идиллии народовластия с выборами, коммунами и демократическим междусобойчиком вскоре пришел конец - в полном соответствии с историческими законами, она превратилась в свою противоположность. Когда пытаешься проследить развитие событий в занятом махновцами в конце декабря 1918-го Екатеринославе, невольно вспоминается известный анекдот про автомат Калашникова. Уже давно в Советах были запрещены все газеты, кроме большевистских, а в это время в “махновской области” спокойно выходят кроме них издания эсеров - правых и левых. Однако, к лету 19-го года даже этой “левосторонней” демократии приходит конец - эсеры не оправдали надежд “истинно-народной” власти...
Кстати, махновцы очень не любили само слово “власть”, властью себя не считали, предпочитая называться “исполнителями воли народа”. Впрочем, волю народа тогда исполняли все партии, каждая лишь по-своему её интерпретируя.
Махно бился отчаянно и до конца. Летом 1921-го, теснимый со всех сторон, многократно раненный и передвигавшийся уже только на тачанке - пуля вынесла ему кости щиколотки - он продолжал свою партизанскую, “народную” войну. В августе, когда от его армии осталось меньше ста человек, он перешел с ними румынскую границу и сдался местным властям. За месяц до этого батько выступил перед своими единомышленниками на прощальном митинге движения: “Коммунизм, к которому мы стремились, предполагает свободу личности, равенство, самоуправление, инициативу, творчество, изобилие... Мы свои идеалы выразили в декларациях. Мы имели возможность и пытались строить общество на ненасильственных анархических принципах, но большевики не дали нам это сделать. Они борьбу идеи превратили в борьбу людей”.
Увы, сказка длилась недолго. Дорожка борьбы “за народное счастье” оказалась кривой и ведущей совсем в другую сторону. Сегодня мы уже знаем, что это закон истории. Махно этого знать не мог - он был в числе первых, кто торил эту дорожку...
Мой сайт