Три года за "польский концлагерь"
Летом прошлого года с очередной запретительной инициативой в вопросах истории выступило польское правительство. Законопроект предусматривал наказание до трех лет лишения свободы для тех, кто говорит о "польских концентрационных лагерях". По словам польских политиков, несознательные граждане называют так нацистские лагеря, находившиеся на территории страны в период Второй мировой войны, и тем наносят большой ущерб имиджу Польши. Конечно, в тюрьму будут сажать только тех, кто намеренно и злостно очерняет Речь Посполитую подобными словосочетаниями. Те, кто сделал это нечаянно, отделаются денежными штрафами.
Критики законопроекта, естественно, подозревали, что практика его применения окажется куда более широкой. Например, он будет использоваться для отрицания польского коллаборационизма в принципе. Как бы то ни было, перед нами снова встал вопрос о допустимости введения уголовной ответственности за "неправильную" позицию по поводу прошлого.
Логика действий государства, в принципе, понятна. Государственный исторический миф является весьма важным элементом государственной идентичности и легитимации существующей системы, и покушение на этот миф может рассматриваться как серьезная угроза. Кроме того, во многих случаях формирование альтернативного исторического мифа является инструментом откровенно антисистемных политических сил. Это с одной стороны. С другой - весьма легко перейти определенную грань, за которой начинается подавление свободы профессионального исторического исследования.
Возьмем для примера пресловутое "оправдание нацизма" или "отрицание Холокоста". Сам по себе запрет деятельности неонацистских партий и группировок мало у кого вызовет возражения. Очевидно, что существуют ангажированные "ревизионисты", которые своей версией истории сознательно льют воду на мельницу ультраправых. Логично было бы распространить запрет и на их творчество. Однако в этом случае правоприменительная практика может легко перейти границы разумного. Пострадать, в частности, могут исследователи, пытающиеся несколько скорректировать общепринятую картину прошлого либо показать привлекательные стороны режима, обеспечивавшие его популярность. К примеру, одного моего хорошего знакомого - автору научно-популярных книг о Третьем рейхе - сотрудники правоохранительных органов вежливо, но настойчиво попросили на пару лет завязать со своими научными исследованиями в данной области. Дескать, как ни повяжем очередного скинхеда - у него обязательно твои книги на полке.
Как и во множестве других вопросов, идеального варианта маршрута между Сциллой и Харибдой в данном случае не существует. И все же мне представляется, что выведение исторических (и даже псевдоисторических) исследований из сферы уголовного законодательства сопряжено с меньшими издержками, чем противоположный вариант действий.
Разумеется, я это утверждаю не потому, что мне очень нравятся историканы всех мастей, что я зачитываюсь Фоменко и балдею от Мулдашева. Более того, мои симпатии полностью на стороне тех, кто хотел бы, как минимум, публично выпороть целый ряд граждан (от Резуна до Павлищевой) на Красной площади. Но это на эмоциональном уровне. На рациональном я понимаю, что любое "запретить и не пущать" в данной сфере, вдохновленное изначально самыми благородными намерениями, имеет тенденцию перерастать в инструмент отнюдь не научных споров.
Как же бороться с всевозможными фальсификаторами истории? С помощью сильных научных исследований, авторитетных исторических школ, качественной и массовой научно-популярной литературы. Запреты не уменьшат число желающих читать про "построенные инопланетянами египетские пирамиды" и "десять тысяч лет истории Руси". Их пыл сможет остудить только ситуация, когда в любой компании (кроме секты единомышленников) на них будут смотреть как на идиотов.
Что же делать в случае, когда определенные исторические или псевдоисторические концепции (отрицание Холокоста) используются для пропаганды, к примеру, нацизма? Ответ тот же самый. Наказывать надо не в том случае, что кому-то показалось, что ты сказал что-то хорошее о Гитлере - а в том случае, если ты пропагандируешь гитлеризм сегодня. Запреты - это самый простой и в краткосрочной перспективе эффективный способ борьбы с историческими фальсификациями; но, к сожалению, его долгосрочные последствия ничего хорошего не сулят. Ни нам, историкам, ни обществу в целом.
Критики законопроекта, естественно, подозревали, что практика его применения окажется куда более широкой. Например, он будет использоваться для отрицания польского коллаборационизма в принципе. Как бы то ни было, перед нами снова встал вопрос о допустимости введения уголовной ответственности за "неправильную" позицию по поводу прошлого.
Логика действий государства, в принципе, понятна. Государственный исторический миф является весьма важным элементом государственной идентичности и легитимации существующей системы, и покушение на этот миф может рассматриваться как серьезная угроза. Кроме того, во многих случаях формирование альтернативного исторического мифа является инструментом откровенно антисистемных политических сил. Это с одной стороны. С другой - весьма легко перейти определенную грань, за которой начинается подавление свободы профессионального исторического исследования.
Возьмем для примера пресловутое "оправдание нацизма" или "отрицание Холокоста". Сам по себе запрет деятельности неонацистских партий и группировок мало у кого вызовет возражения. Очевидно, что существуют ангажированные "ревизионисты", которые своей версией истории сознательно льют воду на мельницу ультраправых. Логично было бы распространить запрет и на их творчество. Однако в этом случае правоприменительная практика может легко перейти границы разумного. Пострадать, в частности, могут исследователи, пытающиеся несколько скорректировать общепринятую картину прошлого либо показать привлекательные стороны режима, обеспечивавшие его популярность. К примеру, одного моего хорошего знакомого - автору научно-популярных книг о Третьем рейхе - сотрудники правоохранительных органов вежливо, но настойчиво попросили на пару лет завязать со своими научными исследованиями в данной области. Дескать, как ни повяжем очередного скинхеда - у него обязательно твои книги на полке.
Как и во множестве других вопросов, идеального варианта маршрута между Сциллой и Харибдой в данном случае не существует. И все же мне представляется, что выведение исторических (и даже псевдоисторических) исследований из сферы уголовного законодательства сопряжено с меньшими издержками, чем противоположный вариант действий.
Разумеется, я это утверждаю не потому, что мне очень нравятся историканы всех мастей, что я зачитываюсь Фоменко и балдею от Мулдашева. Более того, мои симпатии полностью на стороне тех, кто хотел бы, как минимум, публично выпороть целый ряд граждан (от Резуна до Павлищевой) на Красной площади. Но это на эмоциональном уровне. На рациональном я понимаю, что любое "запретить и не пущать" в данной сфере, вдохновленное изначально самыми благородными намерениями, имеет тенденцию перерастать в инструмент отнюдь не научных споров.
Как же бороться с всевозможными фальсификаторами истории? С помощью сильных научных исследований, авторитетных исторических школ, качественной и массовой научно-популярной литературы. Запреты не уменьшат число желающих читать про "построенные инопланетянами египетские пирамиды" и "десять тысяч лет истории Руси". Их пыл сможет остудить только ситуация, когда в любой компании (кроме секты единомышленников) на них будут смотреть как на идиотов.
Что же делать в случае, когда определенные исторические или псевдоисторические концепции (отрицание Холокоста) используются для пропаганды, к примеру, нацизма? Ответ тот же самый. Наказывать надо не в том случае, что кому-то показалось, что ты сказал что-то хорошее о Гитлере - а в том случае, если ты пропагандируешь гитлеризм сегодня. Запреты - это самый простой и в краткосрочной перспективе эффективный способ борьбы с историческими фальсификациями; но, к сожалению, его долгосрочные последствия ничего хорошего не сулят. Ни нам, историкам, ни обществу в целом.