Почитав дискуссии у Корнева
...Конечно, вопрос о "советском-антисоветском" вторичен: речь идет именно об отношении к русским. Это два типа сознания: националистический - и... и какой-то другой.
Для националиста - его народ (т.е. в нашем случае русские) стоит в центре ценностного космоса. Именно русские - точка отсчета, то, что действительно важно. Государства, границы, политические системы, вожди и тираны приходят и уходят - народ стоит вечно. Ему не нужны оправдания - это в нем все остальное должно искать себе оправданий.
Для "второго типа" - в центре стоит что-то другое (и часто - что-нибудь очень мелкое, например, Сталин или Путин), а народ оценивается по его отношению к этому "другому". Понятно, что позиция народа, тем более, в большой степени гипотетически достраиваемая, не всегда будет совпадать с позицией говорящего - а значит, рано или поздно народ неизбежно окажется "дурным", "испорченным", а то и "вообще уже не русским".
Для националиста его народ, даже в самых тяжелых жизненных обстоятельствах, остается коллективным субъектом - сообществом разумных существ, которые имеют свои интересы и в меру своих сил их отстаивают. И националист видит свою задачу в том, чтобы уловить эти общие интересы, сформулировать их, отшлифовать, выстроить в систему - и устремиться к ним, как стрела устремляется в цель.
Он, конечно, может видеть у своего народа в его текущем состоянии некие недостатки, и даже серьезные - но количественные, а не качественные. Его народ может быть слабым, неумелым, усталым, испуганным, отчаявшимся, нуждающимся в поддержке и защите - но не может быть "порченым".
Для "второго типа" его народ - всегда объект. Материал для постройки тех или иных политических конструкций. Причем материал всегда негодный по существу. Не просто слабый, неумелый, чего-то не знающий или не понимающий - а "испорченный", неверно направленный. Скопище неприятных людей с отвратительными ценностями, из которых надо - разумеется, для их же конечного блага, да-да-да - огнем выжигать и мечом выбивать... то "мелкобуржуазные инстинкты", то "авторитарные симпатии", то "мракобесие", то "совковость" - разницы, в сущности, нет. Фантомы, на которые направлена агрессия, здесь вторичны и взаимозаменяемы - агрессия первична.
Националист стремится к созданию национального демократического государства. Разными могут быть формы и названия - но интенция всегда такова: построить для русских новый дом, просторный и уютный, в котором мы сможем жить так, как считаем нужным, и быть там хозяевами.
А "второй тип" стремится переделать самих русских - чтобы они стали такими, как ему нравится.
В пределе - это декларируемая цель широпаевцев: "отменить русских" (которые, мол, чересчур многочисленны и потому неизбежно страдают имперским сознанием) как таковых и слепить из них 10-15 народов поменьше. Более стеснительные граждане используют здесь словесные подмены - например, переименовывают русских в "совков", и дальше уже без стеснения предаются мечтам о том, какими собаками следует этих "совков" травить и какие абажуры из них шить.
"Второй тип" - это то, что Огюст Кошен называл идеологией "малого народа". Она живуча и обладает большой гибкостью, позволяющей мимикрировать подо что угодно: ведь любые "политические идеи" для нее - лишь средство.
В начале XX века она, видимо, наиболее ярко воплотилась в большевизме - и принесла русским неисчислимые бедствия. А в конце XX века приняла облик либерализма и демократии - казалось бы, вещей совершенно противоположных! Но дух и риторика были те же; да и по части неисчислимых бедствий тоже особой разницы не замечалось.
Почему бы этому оборотню, способному надевать любую шкуру, теперь не притвориться национализмом? Быть может, в этом он даже видит какой-то вызов для себя. Говорят, для злых духов нет больше удовольствия, чем соблазнить праведника - заморочить ему голову, извратить его понятия о добре и зле и как-нибудь незаметно подтолкнуть именно к тому пороку, который ему был наиболее ненавистен. Так, чтобы, уже вовсю сражаясь на стороне врага, человек оставался уверен, что воюет за своих - и понял свою ошибку, лишь когда станет уже поздно.
Для националиста - его народ (т.е. в нашем случае русские) стоит в центре ценностного космоса. Именно русские - точка отсчета, то, что действительно важно. Государства, границы, политические системы, вожди и тираны приходят и уходят - народ стоит вечно. Ему не нужны оправдания - это в нем все остальное должно искать себе оправданий.
Для "второго типа" - в центре стоит что-то другое (и часто - что-нибудь очень мелкое, например, Сталин или Путин), а народ оценивается по его отношению к этому "другому". Понятно, что позиция народа, тем более, в большой степени гипотетически достраиваемая, не всегда будет совпадать с позицией говорящего - а значит, рано или поздно народ неизбежно окажется "дурным", "испорченным", а то и "вообще уже не русским".
Для националиста его народ, даже в самых тяжелых жизненных обстоятельствах, остается коллективным субъектом - сообществом разумных существ, которые имеют свои интересы и в меру своих сил их отстаивают. И националист видит свою задачу в том, чтобы уловить эти общие интересы, сформулировать их, отшлифовать, выстроить в систему - и устремиться к ним, как стрела устремляется в цель.
Он, конечно, может видеть у своего народа в его текущем состоянии некие недостатки, и даже серьезные - но количественные, а не качественные. Его народ может быть слабым, неумелым, усталым, испуганным, отчаявшимся, нуждающимся в поддержке и защите - но не может быть "порченым".
Для "второго типа" его народ - всегда объект. Материал для постройки тех или иных политических конструкций. Причем материал всегда негодный по существу. Не просто слабый, неумелый, чего-то не знающий или не понимающий - а "испорченный", неверно направленный. Скопище неприятных людей с отвратительными ценностями, из которых надо - разумеется, для их же конечного блага, да-да-да - огнем выжигать и мечом выбивать... то "мелкобуржуазные инстинкты", то "авторитарные симпатии", то "мракобесие", то "совковость" - разницы, в сущности, нет. Фантомы, на которые направлена агрессия, здесь вторичны и взаимозаменяемы - агрессия первична.
Националист стремится к созданию национального демократического государства. Разными могут быть формы и названия - но интенция всегда такова: построить для русских новый дом, просторный и уютный, в котором мы сможем жить так, как считаем нужным, и быть там хозяевами.
А "второй тип" стремится переделать самих русских - чтобы они стали такими, как ему нравится.
В пределе - это декларируемая цель широпаевцев: "отменить русских" (которые, мол, чересчур многочисленны и потому неизбежно страдают имперским сознанием) как таковых и слепить из них 10-15 народов поменьше. Более стеснительные граждане используют здесь словесные подмены - например, переименовывают русских в "совков", и дальше уже без стеснения предаются мечтам о том, какими собаками следует этих "совков" травить и какие абажуры из них шить.
"Второй тип" - это то, что Огюст Кошен называл идеологией "малого народа". Она живуча и обладает большой гибкостью, позволяющей мимикрировать подо что угодно: ведь любые "политические идеи" для нее - лишь средство.
В начале XX века она, видимо, наиболее ярко воплотилась в большевизме - и принесла русским неисчислимые бедствия. А в конце XX века приняла облик либерализма и демократии - казалось бы, вещей совершенно противоположных! Но дух и риторика были те же; да и по части неисчислимых бедствий тоже особой разницы не замечалось.
Почему бы этому оборотню, способному надевать любую шкуру, теперь не притвориться национализмом? Быть может, в этом он даже видит какой-то вызов для себя. Говорят, для злых духов нет больше удовольствия, чем соблазнить праведника - заморочить ему голову, извратить его понятия о добре и зле и как-нибудь незаметно подтолкнуть именно к тому пороку, который ему был наиболее ненавистен. Так, чтобы, уже вовсю сражаясь на стороне врага, человек оставался уверен, что воюет за своих - и понял свою ошибку, лишь когда станет уже поздно.