"Что тут сказать, умел врать Гиляровский, царство ему небесное!". 155 лет величайшему репортёру,
ОДНОМУ ИЗ ЗАЧИНАТЕЛЕЙ "ЖЕЛТОЙ ПРЕССЫ".
"Считалось особым шиком, когда обеды готовил повар-француз Оливье, еще тогда прославившийся изобретенным им "Салатом Оливье", без которого обед не в обед и тайну которого не открывал. Как ни старались гурманы . не выходило: то, да не то". - В. А. Гиляровский. "Что тут сказать, умел врать Гиляровский, царство ему небесное! Потому что никакого такого француза повара Оливье, автора Оливье-салата, чью тайну он - повар - унес в могилу, - не было." - М. С. Генделев.
Кто тут более прав - Гиляровский и его последователи, утверждающие за "настоящий" салат от Люсьена Оливье и про вора, укравшего рецепт, Ивана Иванова, либо Генделев - не берусь судить. Но! Даже последователи Гиляровского признают, что главное в этом салате - соус, поскольку Люсьен Оливье неоднократно менял рецептуру, а соус Иван-то и спер. Может быть, это и вкусно, даже наверняка вкусно, но ныне известные рецептуры от Люсьена Оливье лично у меня вызывают шок и апатию - все эти жареные рябчики, откормленные можжевеловыми ягодами, паюсная черная икра, трюфеля, раковые шейки и т.д. и т.п. Полное ощущение, что просто набрали все, что подороже, и залили соусом. А рецепт трактовки Михаила Генделева мне пришелся раз и навсегда - на вкус это, ммм... Уважаю. Готовим.
Крепенькую моченую антоновку очистить от кожуры и сердцевины, крутые белки отделить от желтков, желтки отложить для соуса. Копченую индейку можно заменить на мясо хорошей копченой куриной голени. Телятину - на отварной язык. В качестве маринованного лука лично я покупаю т.наз. "жемчужный" маринованный лучок, где каждая луковичка размером со средний зубчик чеснока, потому - горсть, можете взять любой другой, тогда оценивайте размер, должно быть примерно в полтора раза больше, чем репчатого.
Соус по цитате от Генделева: "Перетереть в 250 г майонеза (обычного покупного) с лимоном и солью 4 крутых желтка, добавить 1 чайную ложку дижонской горчицы, немного черного перца, чайную ложку оливкового масла и 1 желток сырого яйца. Идеально перемешать." Лично я использую горчицу русскую и добавляю зубок чеснока - но это как кому. Все оставшиеся вкусности мелко искрошить, залить состав большей частью соуса, осторожно перемешать и запихнуть в морозилку на 10 минут. Затем достать, разложить на на листьях салата пирамидальными порциями, полить каждую остатками соуса и украсить одним-двумя анчоусами. Вместо анчоусов я беру тонкие длинные кусочки филе свежеразделанной сельди (обязательно!!! не готового филе в масле, а обычной селедки) пряного посола. Зачем оно вообще надо?! Люди, я вам поражаюсь... Ну представьте, садитесь вы за стол, на столе салатик, горячая закусь (строго по Булгакову) будет еще потом, а вот заветный запотевший графинчик уже здесь. Так вот ее самую, что из графинчика, по рюмашкам и этой селедочкой в соусе - да и закусать! Для аппетиту и началу разговора. А застолья в России - до-о-олгие!
Вареный картофель - 4 шт. крупных
Вареная морковь - 3 шт. средних
Лук репчатый - 1 шт. средняя
Луковички маринованные - горсть
Огурчик маринованный - 2 шт. средних
Яблоко моченое - 1 шт.
Зеленый горошек консервированный - 1 стакан
Отварная куриная грудка - 200 г
Копченая индейка (красное мясо) - 100 г
Отварная телятина - 100 г.
Яйцо отварное - 4 шт.
Майонез - 250 г
Оливковое масло, горчица, лимон, соль, перец, сырой желток, анчоусы
«Могила Оливье»
«Могила Оливье»
С Чеховым познакомился, вероятно, в 1883 году. Знакомство и переписка продолжались до конца жизни Чехова, но известны только шесть писем Чехова Гиляровскому. В Архиве А.П.Чехова (ГБЛ) имеется тридцать девять писем к нему Гиляровского 1884-1904 годов.
Гиляровский неоднократно писал о Чехове. См. "О Чехове" ("Русское слово", 1904, ЭЭ 186 и 188); "Заметки" ("Голос Москвы", 1910, Э 13, 17 января); "Веселые дни А.П.Чехова" ("Заря", 1914, Э 26); "Мои воспоминания" ("Голос Москвы", 1914, Э 151, 2 июля); глава "Антоша Чехонте" (в книге "Друзья и встречи", М. 1934).
Эта же глава с дополнениями, сделанными по рукописи В.А.Гиляровского, под названием "Жизнерадостные люди", напечатана в последних изданиях его книги "Москва и москвичи", М. 1955 и 1959.
Печатается по тексту последнего издания.
Стр. 105. ..."Пестрые рассказы"... - Первая книжка рассказов Чехова "Сказки Мельпомены" вышла в 1884 году. Первое издание сборника "Пестрые рассказы" - в 1886 году.
Заглавие было другое... - Первоначальное заглавие рассказа Чехова "Каштанка" - "В ученом обществе". Под этим названием напечатан в "Новом времени", 1887, 25 декабря. См. также прим. к стр. 111.
...напечатана "Степь"... - Повесть "Степь" напечатана в "Северном вестнике", 1888, кн. 3.
Стр. 108. ...мы с тобой... познакомились. - Чехов был на собрании Гимнастического общества 24 сентября 1883 года. В этот день, возможно, и состоялось его знакомство с Гиляровским.
Стр. 109. ...писал заметки об этом процессе... под псевдонимом "Рувер". - Судебный процесс по делу Рыкова, вызванный крахом банка в Скопине Московской губ., начался 22 ноября 1884 года. Чехов присутствовал на всех заседаниях и посылал корреспонденции ("Дело Рыкова и комп.") в "Петербургскую газету", где они печатались в ноябре и декабре 1884 года (ЭЭ 325-338, 340).
Стр. 110. ...приказчиком у галантерейщика Гаврилова... - П.Е.Чехов служил конторщиком в амбаре купца Гаврилова.
Стр. 111. ...послужило темой для "Каштанки". - Об истории сюжета "Каштанки" рассказывает В.Л.Дуров: "Каштанка" была молоденькая рыжая собачка, которой пришлось быть первой из дрессированных мною собак. До того, как она попала ко мне, ее хозяином был бедный столяр. Каштанка заблудилась, потеряла хозяина и попала ко мне на выучку.
Ее история послужила содержанием для знаменитого рассказа А.П.Чехова "Каштанка" (В.Л.Дуров. Мои звери, М. 1927, стр. 14). См. также В.Демченко. История "Каштанки" - "Таганрогская правда", 1956, Э 138, 10 июля.
Стр. 113. ...в театре Корша. - Пьеса "Иванов" вышла в литографированном издании московской театральной библиотеки E.H.Рассохиной в декабре 1887 года. В московском театре Корша премьера состоялась 19 ноября 1887 года.
Стр. 114. ..."Невинные речи". - Сборник юмористических рассказов Чехова "Невинные речи" вышел в издании журнала "Сверчок" в 1887 году.
Единственный экземпляр... я подарил жене. - Книга В.А.Гиляровского "Трущобные люди" печаталась в 1887 году; была сожжена по решению цензурного комитета. Впервые издана по сохранившемуся экземпляру Гослитиздатом в 1957 году.
Стр. 117. ...когда они жили на Большой Якиманке - с октября 1885 до августа 1886 года.
Стр. 118. В 80-х годах Антон Павлович купил... Мелихово... - Мелихово было приобретено в начале 1892 года.
Стр. 119. ...бывший тогда еще гимназистом... - М.П.Чехов в это время уже окончил университет.
«Гиляровский»
«Гиляровский»
Владимир Брониславович Муравьев, председатель общества "Старая Москва", вспоминает о Зарядье как местный житель - сам он родился и вырос неподалеку, на Солянке. В его представлении картина зарядского быта оказывается гораздо более отрадной.
- Самое большое мое впечатление от Зарядья - там было очень уютно.
Тихий провинциальный город в самом центре столицы, не тронутый перестройкой по социалистическому плану.
Самые высокие дома 4-5 этажей, очень крепкие, купеческие. Улицы не прямые, а с косиной. Росли деревья, хотя специальных посадок не было, трава среди булыжников. Гора вниз с улицы Разина тоже булыжная, и особенно хорошо там было весной, когда ручьи текли по камням, умывая все, и появлялась первая зелень.
Я там впервые оказался еще до войны. Но даже и после, когда началось постепенное расселение жителей, Зарядье не производило впечатления руин, заброшенности. Это были добротные дома и ломать их оказалось непросто. То, что писали Леонов и прочие о Зарядье, видимо, впечатления публицистов и революционная разоблачительная литература. Так же в советское время Гиляровский пугал Хитровкой. Он ведь сам признавал, что от него требовали что-нибудь такое страшное, разбойничье. А на самом деле уголовники там были в меньшинстве, в основном на Хитровке жили люди, которые приехали на заработки, это была биржа работников. И тетка у меня еще до революции там жила, все удивлялась Гиляровскому: "Не понимаю, у нас все было спокойно".
В Зарядье также жили нормально, как везде. И это была территория достаточно чистая, вернее - просто чистая, потому что весной всё смывало. Не существовало заборов, всё прохожее, я ведь туда часто захаживал - там был военкомат наш, милиция, где я паспорт получал. На остатки китайгородской стены, уже полуразрушенной, мы загорать ходили, солнце там было хорошее.
Эти места производили впечатление не городских улиц, а обжитого, общего двора, где люди знали друг друга.
Никогда не слышал, чтобы там улица с улицей дрались, как тогда было принято. Не то, что у нас на Солянке, где всё было строго поделено. Уже потом я определил на карте окрестностей Яузских ворот границы сфер нашего влияния, и они оказались приблизительно такие же, как и в XVII веке - слободы, сотни, полусотни. А в Зарядье я никогда про драки не слышал, это была глухая провинция. Там даже снимали один из эпизодов "Хождения по мукам" Алексея Толстого - вид сверху на эти крыши, получился хороший такой провинциальный город. А ведь это были уже пятидесятые...
Книги Гиляровского, что называется, зачитаны до дыр, а вот в биографии знаменитого московского репортера и поныне не все прояснено до конца. Причиной тому - во многом сам Владимир Алексеевич, при большевиках подправлявший свои анкеты. Отец его служил уездным письмоводителем по полицейскому ведомству; само собой, в 20-е годы о таких компрометирующих деталях лояльному Советам литератору вспоминать не хотелось, и он превратил родителя в помощника управляющего имением. Авторы советских жизнеописаний тоже - всяк на свой лад - лакировали биографию «короля репортеров», приписывая ему даже некие революционные геройства. Краевед и журналист Алексей Митрофанов взглянул на эту колоритнейшую личность без цензурных предвзятостей, но и без установки на «срывание масок». Получилась своего рода россыпь житейских историй, бытовых сценок, анекдотов и баек, лучше всяких академических монографий характеризующих Гиляровского. Даровитый покоритель столицы, знаток российской жизни от верха до низа, друг и приятель «всей Москвы», великодушный великан, силач и эксцентрик; прожженный газетчик, готовый запродать душу за эксклюзивный факт - таким предстает в этой книге автор «Москвы и москвичей» и «Моих скитаний».
Конечно, за героем книги водились кое-какие мелкие грешки (в общении не всегда бывал излишне деликатен, да и факты, бывало, подтасовывал в угоду эффектности репортажа). Но в целом его фигура излучает незаурядное обаяние. То ли и впрямь Владимир Алексеевич за всю жизнь никому всерьез не насолил, то ли Алексей Митрофанов из краеведческой солидарности попридержал негативные факты о своем герое - только получился Гиляровский в этой книжке прямо почти как Шаляпин на известной картине Кустодиева. Широкая, удалая русская натура, кровь с молоком. Из народа, да с талантом. Душевный, хлебосольный. Крепок телом, духом самобытен… В книжке помимо прочих историко-бытовых вкусностей приведены умилительные истории о свернутых в узел кочергах, о дружбе с босяками-хитрованцами, о дерзких противоправительственных эпиграммах и даже о редактировании Гиляровским революционных прокламаций. Отделить легенды от фактов, когда речь идет о такой «былинной» личности, непросто.
Много интересного рассказывает книга и о специфике работы дореволюционного репортера. Начинал Гиляровский в эпоху, когда ни телефоном, ни автомобилями еще не пахло. Газетчиков в буквальном смысле кормили ноги… и житейская сноровка. Наш герой имел целый корпус платных осведомителей в самых разных слоях общества - от властных структур до уголовного мира. Он одним из первых в русской журналистике стал широко (и без лишней щепетильности) пользоваться инсайдерской информацией. По-видимому, Гиляровский «обладал недюжинными экстрасенсорными способностями», предполагает Митрофанов, отсюда и необычайное чутье на горячую новость. Умел Владимир Алексеевич работать и со свидетелями. Наверное, из него мог бы получиться хороший сыщик. Недаром, замечает биограф, ходили слухи об особых связях Гиляровского с полицией. Но это лишь слухи.
А вот своих особых отношений с московскими огнеборцами «король репортеров» не скрывал. Для него всегда было забронировано место на облучке пожарного экипажа, мчащегося гасить пламя. В деревянной Москве 1880-х годов успеть к тушению пожара и запечатлеть сие в красочно-драматичном репортаже считалось у газетчиков вершиной профессионализма. Гиляровский почти всегда успевал. Пожары он любил и частенько сам бросался тушить огонь, удивляя коллег-журналистов своей бесшабашностью. «Меня знали все брандмейстеры и пожарные, и я лазил по крышам, работал с топорниками, а затем уже, изучив на практике пожарное дело, помогал и брандмайору. Помню - во время страшного пожара в Зарядье я спас от гибели обер-полицмейстера Козлова, чуть не рухнувшего в подгорелый потолок…» - писал он в 20-е годы.
И в нынешней, каменной Москве репортеру-«пироману» Гиляровскому нашлась бы работа «по профилю»
«Обложка книги Алексея Митрофанова»
«Могила Гиляровского»
«Гиляровский на Кавказе»
«Гиляровский»
«Гиляровский»
«Гиляровский»
«Гиляровский»
«Гиляровский»
«Гиляровский»
«Гиляровский»
«Гиляровский»
«Вологда, церковь, где крестили Гиляровского»
«Кулаковкой» назывался не один дом, а ряд домов в огромном владении Кулакова (потомственный почетный гражданин, в Москве НЕ ЖИЛ) между Хитровской площадью и Свиньинским переулком. Лицевой дом, выходивший узким концом на площадь, звали «Утюгом». Мрачнейший за ним ряд трехэтажных зловонных корпусов звался «Сухой овраг», а все вместе - «Свиной дом». Он принадлежал известному коллекционеру Свиньину. По нему и переулок назвали. Отсюда и кличка обитателей: «утюги» и «волки Сухого оврага».
(НЕ КОЛЛЕКЦИОНЕР, сын - декабрист, сестры - известные поэтессы того времени, похоронены в Симоновом монастыре)
В 1839 году умер Свиньин, и его обширная усадьба и барские палаты перешли к купцам Расторгуевым, владевшим ими вплоть до Октябрьской революции.
(Ошибся Владмир Алексеевич - Свиньин умер в 1836, дальнейшая судьба усадьбы - ниже. Чайные магнаты Расторгуевы владели Домом с атлантами и усадьбой)
Дом генерала Хитрова приобрел Воспитательный дом для квартир своих чиновников (для воспитанников в продолжении благотворительности, и был в собственности всего-навсего год) и перепродал его уже во второй половине прошлого столетия инженеру Ромейко, а пустырь, все еще населенный бродягами, был куплен городом для рынка. Дом требовал дорогого ремонта. Его окружение не вызывало охотников снимать квартиры в таком опасном месте, и Ромейко пустил его под ночлежки: и выгодно, и без всяких расходов.
(Неправда - НЕ ДОМ ХИТРОВО, А СВИНЬИНА, А Ромейко вообще в Москве не жил, в Бирюлево была его усадьба, он имел дом на Мясницкой, торговал фарфором и хрусталем - дом, где теперь Библиоглобус, также принадлежал ему, умер в Пятигорске, похоронен в Троице-Сергиевой Лавре) и только после этого дом перешел Кулакову, купцу и меценату, который ЖИЛ в Константиново, был председателем комитета Александровского православного братства)
Вот дом Орлова - квартиры нищих-профессионалов и место ночлега новичков, еще пока ищущих поденной работы… Вот рядом огромные дома Румянцева, в которых было два трактира - «Пересыльный» и «Сибирь», а далее, в доме Степанова, трактир «Каторга», когда-то принадлежавший знаменитому укрывателю беглых и разбойников Марку Афанасьеву, а потом перешедший к его приказчику Кулакову, нажившему состояние на насиженном своим старым хозяином месте.
(Беда! Орловская лечебница - уважаемое и почитаемое заведение. Про КУЛАКОВА см. выше. СТЕПАНОВ Платон Викторович (1798-1872) - действительный статский советник, Архангельский гражданский губернатор, участник русско-турецкой войны. Кавалер ордена Святого Георгия 4-го класса, Св. Анны 2-й степени, Св. Владимира 4-й степени с бантом, обладатель серебряной медали 1828 г., золотой шпаги с надписью «За храбрость», Польский знак отличия за военные достоинства 3-й степени и Знак отличия беспорочной службы за 15 лет - без комментариев!!!! Дочь его - Елизавета Платоновна Ярошенко - необыкновенная образованнейшая женщина, жили с супругом не в Москве, большей частью в Италии, где скончались)
Рядом с ним дом Буниных - тоже теперь сверкает окнами… На площади не толпятся тысячи оборванцев, не сидят на корчагах торговки, грязные и пропахшие тухлой селедкой и разлагающейся бульонкой и требухой. Идет чинно народ, играют дети… А еще совсем недавно круглые сутки площадь мельтешилась толпами оборванцев. Под вечер метались и галдели пьяные со своими «марухами». Не видя ничего перед собой, шатались нанюхавшиеся «марафету» кокаинисты обоих полов и всех возрастов. Среди них были рожденные и выращенные здесь же подростки-девочки и полуголые «огольцы» - их кавалеры.
«Огольцы» появлялись на базарах, толпой набрасывались на торговок и, опрокинув лоток с товаром, а то и разбив палатку, расхватывали товар и исчезали врассыпную.
(Без комментариев!!!!! Напомним только: в 1871 году, в годы, описываемые Гиляровском, в этом доме родился великий русский композитор, родной дядя Митрополита Сурожского Антония (Блума)), Александр Николаевич Скрябин, крещен в Храме Трех святителей на Кулишках. Оставшись с младенчества сиротою, он воспитывался Бабушкой и тётушкой, сестрой отца, который в это время посольствовал в Иране. В это время дом принадлежал потомственной почетной гражданке, вдове Председателя московского биржевого комитета Клавдия Афанасьевича Кирьякова, одного из братьев Московских 1-й гильдии купцов Кадашевской слободы, с 1820 г. Потомственных почетных граждан, покровителей церкви Николая Чудотворца, что в Подкопаях. Поручик Бунин женится на их дочери, брак их был недолгим, по причине его кончины)
В надворном флигеле дома Ярошенко квартира № 27 называлась «писучей» и считалась самой аристократической и скромной на всей Хитровке. В восьмидесятых годах здесь жили даже «князь с княгиней», слепой старик с беззубой старухой женой, которой он диктовал, иногда по-французски, письма к благодетелям, своим старым знакомым, и получал иногда довольно крупные подачки, на которые подкармливал голодных переписчиков. Они звали его «ваше сиятельство?» и относились к нему с уважением. Его фамилия была Львов, по документам он значился просто дворянином, никакого княжеского звания не имел; в князья его произвели переписчики, а затем уж и остальная Хитровка. Он и жена - запойные пьяницы, но когда были трезвые, держали себя очень важно и на вид были весьма представительны, хотя на «князе» было старое тряпье, а на «княгине» - бурнус, зачиненный разноцветными заплатами.
(Слышал звон, называется… Князь Львов, стольник царицы Прасковьи Федоровны, а затем его вдова, вырастившая одна дочь и выдавшая ее замуж за князя Одоевского (о чём можно прочитать в НН ранее), жили век назад от описываемых событий). В 80-х годах 19 века принадлежал как раз исключительно П.В.Степанову см. выше, после смерти которого в 1872, вероятно переданный Елизаветой Платоновной Ярошенко городу в качестве дара, или не переданной, но тем более по такому назначению явно не использованной)
В доме Румянцева была, например, квартира «странников». Здоровеннейшие, опухшие от пьянства детины с косматыми бородами; сальные волосы по плечам лежат, ни гребня, ни мыла они никогда не видывали. Это монахи небывалых монастырей, пилигримы, которые век свой ходят от Хитровки до церковной паперти или до замоскворецких купчих и обратно.
(Румянцевым принадлежал дом нынешнего Метростроя с 1845 по 1913, еще раньше - век назад 1770 - Певческое подворье Крутицкого Митрополита, потом семьи Хитрово аж до 1829 года, потом с 29 по 1845 - вдова 1 гильдии купца Немчинова. По описаниям Гиляровского - это не тот дом)
"Считалось особым шиком, когда обеды готовил повар-француз Оливье, еще тогда прославившийся изобретенным им "Салатом Оливье", без которого обед не в обед и тайну которого не открывал. Как ни старались гурманы . не выходило: то, да не то". - В. А. Гиляровский. "Что тут сказать, умел врать Гиляровский, царство ему небесное! Потому что никакого такого француза повара Оливье, автора Оливье-салата, чью тайну он - повар - унес в могилу, - не было." - М. С. Генделев.
Кто тут более прав - Гиляровский и его последователи, утверждающие за "настоящий" салат от Люсьена Оливье и про вора, укравшего рецепт, Ивана Иванова, либо Генделев - не берусь судить. Но! Даже последователи Гиляровского признают, что главное в этом салате - соус, поскольку Люсьен Оливье неоднократно менял рецептуру, а соус Иван-то и спер. Может быть, это и вкусно, даже наверняка вкусно, но ныне известные рецептуры от Люсьена Оливье лично у меня вызывают шок и апатию - все эти жареные рябчики, откормленные можжевеловыми ягодами, паюсная черная икра, трюфеля, раковые шейки и т.д. и т.п. Полное ощущение, что просто набрали все, что подороже, и залили соусом. А рецепт трактовки Михаила Генделева мне пришелся раз и навсегда - на вкус это, ммм... Уважаю. Готовим.
Крепенькую моченую антоновку очистить от кожуры и сердцевины, крутые белки отделить от желтков, желтки отложить для соуса. Копченую индейку можно заменить на мясо хорошей копченой куриной голени. Телятину - на отварной язык. В качестве маринованного лука лично я покупаю т.наз. "жемчужный" маринованный лучок, где каждая луковичка размером со средний зубчик чеснока, потому - горсть, можете взять любой другой, тогда оценивайте размер, должно быть примерно в полтора раза больше, чем репчатого.
Соус по цитате от Генделева: "Перетереть в 250 г майонеза (обычного покупного) с лимоном и солью 4 крутых желтка, добавить 1 чайную ложку дижонской горчицы, немного черного перца, чайную ложку оливкового масла и 1 желток сырого яйца. Идеально перемешать." Лично я использую горчицу русскую и добавляю зубок чеснока - но это как кому. Все оставшиеся вкусности мелко искрошить, залить состав большей частью соуса, осторожно перемешать и запихнуть в морозилку на 10 минут. Затем достать, разложить на на листьях салата пирамидальными порциями, полить каждую остатками соуса и украсить одним-двумя анчоусами. Вместо анчоусов я беру тонкие длинные кусочки филе свежеразделанной сельди (обязательно!!! не готового филе в масле, а обычной селедки) пряного посола. Зачем оно вообще надо?! Люди, я вам поражаюсь... Ну представьте, садитесь вы за стол, на столе салатик, горячая закусь (строго по Булгакову) будет еще потом, а вот заветный запотевший графинчик уже здесь. Так вот ее самую, что из графинчика, по рюмашкам и этой селедочкой в соусе - да и закусать! Для аппетиту и началу разговора. А застолья в России - до-о-олгие!
Вареный картофель - 4 шт. крупных
Вареная морковь - 3 шт. средних
Лук репчатый - 1 шт. средняя
Луковички маринованные - горсть
Огурчик маринованный - 2 шт. средних
Яблоко моченое - 1 шт.
Зеленый горошек консервированный - 1 стакан
Отварная куриная грудка - 200 г
Копченая индейка (красное мясо) - 100 г
Отварная телятина - 100 г.
Яйцо отварное - 4 шт.
Майонез - 250 г
Оливковое масло, горчица, лимон, соль, перец, сырой желток, анчоусы
«Могила Оливье»
«Могила Оливье»
С Чеховым познакомился, вероятно, в 1883 году. Знакомство и переписка продолжались до конца жизни Чехова, но известны только шесть писем Чехова Гиляровскому. В Архиве А.П.Чехова (ГБЛ) имеется тридцать девять писем к нему Гиляровского 1884-1904 годов.
Гиляровский неоднократно писал о Чехове. См. "О Чехове" ("Русское слово", 1904, ЭЭ 186 и 188); "Заметки" ("Голос Москвы", 1910, Э 13, 17 января); "Веселые дни А.П.Чехова" ("Заря", 1914, Э 26); "Мои воспоминания" ("Голос Москвы", 1914, Э 151, 2 июля); глава "Антоша Чехонте" (в книге "Друзья и встречи", М. 1934).
Эта же глава с дополнениями, сделанными по рукописи В.А.Гиляровского, под названием "Жизнерадостные люди", напечатана в последних изданиях его книги "Москва и москвичи", М. 1955 и 1959.
Печатается по тексту последнего издания.
Стр. 105. ..."Пестрые рассказы"... - Первая книжка рассказов Чехова "Сказки Мельпомены" вышла в 1884 году. Первое издание сборника "Пестрые рассказы" - в 1886 году.
Заглавие было другое... - Первоначальное заглавие рассказа Чехова "Каштанка" - "В ученом обществе". Под этим названием напечатан в "Новом времени", 1887, 25 декабря. См. также прим. к стр. 111.
...напечатана "Степь"... - Повесть "Степь" напечатана в "Северном вестнике", 1888, кн. 3.
Стр. 108. ...мы с тобой... познакомились. - Чехов был на собрании Гимнастического общества 24 сентября 1883 года. В этот день, возможно, и состоялось его знакомство с Гиляровским.
Стр. 109. ...писал заметки об этом процессе... под псевдонимом "Рувер". - Судебный процесс по делу Рыкова, вызванный крахом банка в Скопине Московской губ., начался 22 ноября 1884 года. Чехов присутствовал на всех заседаниях и посылал корреспонденции ("Дело Рыкова и комп.") в "Петербургскую газету", где они печатались в ноябре и декабре 1884 года (ЭЭ 325-338, 340).
Стр. 110. ...приказчиком у галантерейщика Гаврилова... - П.Е.Чехов служил конторщиком в амбаре купца Гаврилова.
Стр. 111. ...послужило темой для "Каштанки". - Об истории сюжета "Каштанки" рассказывает В.Л.Дуров: "Каштанка" была молоденькая рыжая собачка, которой пришлось быть первой из дрессированных мною собак. До того, как она попала ко мне, ее хозяином был бедный столяр. Каштанка заблудилась, потеряла хозяина и попала ко мне на выучку.
Ее история послужила содержанием для знаменитого рассказа А.П.Чехова "Каштанка" (В.Л.Дуров. Мои звери, М. 1927, стр. 14). См. также В.Демченко. История "Каштанки" - "Таганрогская правда", 1956, Э 138, 10 июля.
Стр. 113. ...в театре Корша. - Пьеса "Иванов" вышла в литографированном издании московской театральной библиотеки E.H.Рассохиной в декабре 1887 года. В московском театре Корша премьера состоялась 19 ноября 1887 года.
Стр. 114. ..."Невинные речи". - Сборник юмористических рассказов Чехова "Невинные речи" вышел в издании журнала "Сверчок" в 1887 году.
Единственный экземпляр... я подарил жене. - Книга В.А.Гиляровского "Трущобные люди" печаталась в 1887 году; была сожжена по решению цензурного комитета. Впервые издана по сохранившемуся экземпляру Гослитиздатом в 1957 году.
Стр. 117. ...когда они жили на Большой Якиманке - с октября 1885 до августа 1886 года.
Стр. 118. В 80-х годах Антон Павлович купил... Мелихово... - Мелихово было приобретено в начале 1892 года.
Стр. 119. ...бывший тогда еще гимназистом... - М.П.Чехов в это время уже окончил университет.
«Гиляровский»
«Гиляровский»
Владимир Брониславович Муравьев, председатель общества "Старая Москва", вспоминает о Зарядье как местный житель - сам он родился и вырос неподалеку, на Солянке. В его представлении картина зарядского быта оказывается гораздо более отрадной.
- Самое большое мое впечатление от Зарядья - там было очень уютно.
Тихий провинциальный город в самом центре столицы, не тронутый перестройкой по социалистическому плану.
Самые высокие дома 4-5 этажей, очень крепкие, купеческие. Улицы не прямые, а с косиной. Росли деревья, хотя специальных посадок не было, трава среди булыжников. Гора вниз с улицы Разина тоже булыжная, и особенно хорошо там было весной, когда ручьи текли по камням, умывая все, и появлялась первая зелень.
Я там впервые оказался еще до войны. Но даже и после, когда началось постепенное расселение жителей, Зарядье не производило впечатления руин, заброшенности. Это были добротные дома и ломать их оказалось непросто. То, что писали Леонов и прочие о Зарядье, видимо, впечатления публицистов и революционная разоблачительная литература. Так же в советское время Гиляровский пугал Хитровкой. Он ведь сам признавал, что от него требовали что-нибудь такое страшное, разбойничье. А на самом деле уголовники там были в меньшинстве, в основном на Хитровке жили люди, которые приехали на заработки, это была биржа работников. И тетка у меня еще до революции там жила, все удивлялась Гиляровскому: "Не понимаю, у нас все было спокойно".
В Зарядье также жили нормально, как везде. И это была территория достаточно чистая, вернее - просто чистая, потому что весной всё смывало. Не существовало заборов, всё прохожее, я ведь туда часто захаживал - там был военкомат наш, милиция, где я паспорт получал. На остатки китайгородской стены, уже полуразрушенной, мы загорать ходили, солнце там было хорошее.
Эти места производили впечатление не городских улиц, а обжитого, общего двора, где люди знали друг друга.
Никогда не слышал, чтобы там улица с улицей дрались, как тогда было принято. Не то, что у нас на Солянке, где всё было строго поделено. Уже потом я определил на карте окрестностей Яузских ворот границы сфер нашего влияния, и они оказались приблизительно такие же, как и в XVII веке - слободы, сотни, полусотни. А в Зарядье я никогда про драки не слышал, это была глухая провинция. Там даже снимали один из эпизодов "Хождения по мукам" Алексея Толстого - вид сверху на эти крыши, получился хороший такой провинциальный город. А ведь это были уже пятидесятые...
Книги Гиляровского, что называется, зачитаны до дыр, а вот в биографии знаменитого московского репортера и поныне не все прояснено до конца. Причиной тому - во многом сам Владимир Алексеевич, при большевиках подправлявший свои анкеты. Отец его служил уездным письмоводителем по полицейскому ведомству; само собой, в 20-е годы о таких компрометирующих деталях лояльному Советам литератору вспоминать не хотелось, и он превратил родителя в помощника управляющего имением. Авторы советских жизнеописаний тоже - всяк на свой лад - лакировали биографию «короля репортеров», приписывая ему даже некие революционные геройства. Краевед и журналист Алексей Митрофанов взглянул на эту колоритнейшую личность без цензурных предвзятостей, но и без установки на «срывание масок». Получилась своего рода россыпь житейских историй, бытовых сценок, анекдотов и баек, лучше всяких академических монографий характеризующих Гиляровского. Даровитый покоритель столицы, знаток российской жизни от верха до низа, друг и приятель «всей Москвы», великодушный великан, силач и эксцентрик; прожженный газетчик, готовый запродать душу за эксклюзивный факт - таким предстает в этой книге автор «Москвы и москвичей» и «Моих скитаний».
Конечно, за героем книги водились кое-какие мелкие грешки (в общении не всегда бывал излишне деликатен, да и факты, бывало, подтасовывал в угоду эффектности репортажа). Но в целом его фигура излучает незаурядное обаяние. То ли и впрямь Владимир Алексеевич за всю жизнь никому всерьез не насолил, то ли Алексей Митрофанов из краеведческой солидарности попридержал негативные факты о своем герое - только получился Гиляровский в этой книжке прямо почти как Шаляпин на известной картине Кустодиева. Широкая, удалая русская натура, кровь с молоком. Из народа, да с талантом. Душевный, хлебосольный. Крепок телом, духом самобытен… В книжке помимо прочих историко-бытовых вкусностей приведены умилительные истории о свернутых в узел кочергах, о дружбе с босяками-хитрованцами, о дерзких противоправительственных эпиграммах и даже о редактировании Гиляровским революционных прокламаций. Отделить легенды от фактов, когда речь идет о такой «былинной» личности, непросто.
Много интересного рассказывает книга и о специфике работы дореволюционного репортера. Начинал Гиляровский в эпоху, когда ни телефоном, ни автомобилями еще не пахло. Газетчиков в буквальном смысле кормили ноги… и житейская сноровка. Наш герой имел целый корпус платных осведомителей в самых разных слоях общества - от властных структур до уголовного мира. Он одним из первых в русской журналистике стал широко (и без лишней щепетильности) пользоваться инсайдерской информацией. По-видимому, Гиляровский «обладал недюжинными экстрасенсорными способностями», предполагает Митрофанов, отсюда и необычайное чутье на горячую новость. Умел Владимир Алексеевич работать и со свидетелями. Наверное, из него мог бы получиться хороший сыщик. Недаром, замечает биограф, ходили слухи об особых связях Гиляровского с полицией. Но это лишь слухи.
А вот своих особых отношений с московскими огнеборцами «король репортеров» не скрывал. Для него всегда было забронировано место на облучке пожарного экипажа, мчащегося гасить пламя. В деревянной Москве 1880-х годов успеть к тушению пожара и запечатлеть сие в красочно-драматичном репортаже считалось у газетчиков вершиной профессионализма. Гиляровский почти всегда успевал. Пожары он любил и частенько сам бросался тушить огонь, удивляя коллег-журналистов своей бесшабашностью. «Меня знали все брандмейстеры и пожарные, и я лазил по крышам, работал с топорниками, а затем уже, изучив на практике пожарное дело, помогал и брандмайору. Помню - во время страшного пожара в Зарядье я спас от гибели обер-полицмейстера Козлова, чуть не рухнувшего в подгорелый потолок…» - писал он в 20-е годы.
И в нынешней, каменной Москве репортеру-«пироману» Гиляровскому нашлась бы работа «по профилю»
«Обложка книги Алексея Митрофанова»
«Могила Гиляровского»
«Гиляровский на Кавказе»
«Гиляровский»
«Гиляровский»
«Гиляровский»
«Гиляровский»
«Гиляровский»
«Гиляровский»
«Гиляровский»
«Гиляровский»
«Вологда, церковь, где крестили Гиляровского»
«Кулаковкой» назывался не один дом, а ряд домов в огромном владении Кулакова (потомственный почетный гражданин, в Москве НЕ ЖИЛ) между Хитровской площадью и Свиньинским переулком. Лицевой дом, выходивший узким концом на площадь, звали «Утюгом». Мрачнейший за ним ряд трехэтажных зловонных корпусов звался «Сухой овраг», а все вместе - «Свиной дом». Он принадлежал известному коллекционеру Свиньину. По нему и переулок назвали. Отсюда и кличка обитателей: «утюги» и «волки Сухого оврага».
(НЕ КОЛЛЕКЦИОНЕР, сын - декабрист, сестры - известные поэтессы того времени, похоронены в Симоновом монастыре)
В 1839 году умер Свиньин, и его обширная усадьба и барские палаты перешли к купцам Расторгуевым, владевшим ими вплоть до Октябрьской революции.
(Ошибся Владмир Алексеевич - Свиньин умер в 1836, дальнейшая судьба усадьбы - ниже. Чайные магнаты Расторгуевы владели Домом с атлантами и усадьбой)
Дом генерала Хитрова приобрел Воспитательный дом для квартир своих чиновников (для воспитанников в продолжении благотворительности, и был в собственности всего-навсего год) и перепродал его уже во второй половине прошлого столетия инженеру Ромейко, а пустырь, все еще населенный бродягами, был куплен городом для рынка. Дом требовал дорогого ремонта. Его окружение не вызывало охотников снимать квартиры в таком опасном месте, и Ромейко пустил его под ночлежки: и выгодно, и без всяких расходов.
(Неправда - НЕ ДОМ ХИТРОВО, А СВИНЬИНА, А Ромейко вообще в Москве не жил, в Бирюлево была его усадьба, он имел дом на Мясницкой, торговал фарфором и хрусталем - дом, где теперь Библиоглобус, также принадлежал ему, умер в Пятигорске, похоронен в Троице-Сергиевой Лавре) и только после этого дом перешел Кулакову, купцу и меценату, который ЖИЛ в Константиново, был председателем комитета Александровского православного братства)
Вот дом Орлова - квартиры нищих-профессионалов и место ночлега новичков, еще пока ищущих поденной работы… Вот рядом огромные дома Румянцева, в которых было два трактира - «Пересыльный» и «Сибирь», а далее, в доме Степанова, трактир «Каторга», когда-то принадлежавший знаменитому укрывателю беглых и разбойников Марку Афанасьеву, а потом перешедший к его приказчику Кулакову, нажившему состояние на насиженном своим старым хозяином месте.
(Беда! Орловская лечебница - уважаемое и почитаемое заведение. Про КУЛАКОВА см. выше. СТЕПАНОВ Платон Викторович (1798-1872) - действительный статский советник, Архангельский гражданский губернатор, участник русско-турецкой войны. Кавалер ордена Святого Георгия 4-го класса, Св. Анны 2-й степени, Св. Владимира 4-й степени с бантом, обладатель серебряной медали 1828 г., золотой шпаги с надписью «За храбрость», Польский знак отличия за военные достоинства 3-й степени и Знак отличия беспорочной службы за 15 лет - без комментариев!!!! Дочь его - Елизавета Платоновна Ярошенко - необыкновенная образованнейшая женщина, жили с супругом не в Москве, большей частью в Италии, где скончались)
Рядом с ним дом Буниных - тоже теперь сверкает окнами… На площади не толпятся тысячи оборванцев, не сидят на корчагах торговки, грязные и пропахшие тухлой селедкой и разлагающейся бульонкой и требухой. Идет чинно народ, играют дети… А еще совсем недавно круглые сутки площадь мельтешилась толпами оборванцев. Под вечер метались и галдели пьяные со своими «марухами». Не видя ничего перед собой, шатались нанюхавшиеся «марафету» кокаинисты обоих полов и всех возрастов. Среди них были рожденные и выращенные здесь же подростки-девочки и полуголые «огольцы» - их кавалеры.
«Огольцы» появлялись на базарах, толпой набрасывались на торговок и, опрокинув лоток с товаром, а то и разбив палатку, расхватывали товар и исчезали врассыпную.
(Без комментариев!!!!! Напомним только: в 1871 году, в годы, описываемые Гиляровском, в этом доме родился великий русский композитор, родной дядя Митрополита Сурожского Антония (Блума)), Александр Николаевич Скрябин, крещен в Храме Трех святителей на Кулишках. Оставшись с младенчества сиротою, он воспитывался Бабушкой и тётушкой, сестрой отца, который в это время посольствовал в Иране. В это время дом принадлежал потомственной почетной гражданке, вдове Председателя московского биржевого комитета Клавдия Афанасьевича Кирьякова, одного из братьев Московских 1-й гильдии купцов Кадашевской слободы, с 1820 г. Потомственных почетных граждан, покровителей церкви Николая Чудотворца, что в Подкопаях. Поручик Бунин женится на их дочери, брак их был недолгим, по причине его кончины)
В надворном флигеле дома Ярошенко квартира № 27 называлась «писучей» и считалась самой аристократической и скромной на всей Хитровке. В восьмидесятых годах здесь жили даже «князь с княгиней», слепой старик с беззубой старухой женой, которой он диктовал, иногда по-французски, письма к благодетелям, своим старым знакомым, и получал иногда довольно крупные подачки, на которые подкармливал голодных переписчиков. Они звали его «ваше сиятельство?» и относились к нему с уважением. Его фамилия была Львов, по документам он значился просто дворянином, никакого княжеского звания не имел; в князья его произвели переписчики, а затем уж и остальная Хитровка. Он и жена - запойные пьяницы, но когда были трезвые, держали себя очень важно и на вид были весьма представительны, хотя на «князе» было старое тряпье, а на «княгине» - бурнус, зачиненный разноцветными заплатами.
(Слышал звон, называется… Князь Львов, стольник царицы Прасковьи Федоровны, а затем его вдова, вырастившая одна дочь и выдавшая ее замуж за князя Одоевского (о чём можно прочитать в НН ранее), жили век назад от описываемых событий). В 80-х годах 19 века принадлежал как раз исключительно П.В.Степанову см. выше, после смерти которого в 1872, вероятно переданный Елизаветой Платоновной Ярошенко городу в качестве дара, или не переданной, но тем более по такому назначению явно не использованной)
В доме Румянцева была, например, квартира «странников». Здоровеннейшие, опухшие от пьянства детины с косматыми бородами; сальные волосы по плечам лежат, ни гребня, ни мыла они никогда не видывали. Это монахи небывалых монастырей, пилигримы, которые век свой ходят от Хитровки до церковной паперти или до замоскворецких купчих и обратно.
(Румянцевым принадлежал дом нынешнего Метростроя с 1845 по 1913, еще раньше - век назад 1770 - Певческое подворье Крутицкого Митрополита, потом семьи Хитрово аж до 1829 года, потом с 29 по 1845 - вдова 1 гильдии купца Немчинова. По описаниям Гиляровского - это не тот дом)