Близкое мне с детства. Высказывание как способ понимания
Абрахам Пайс сидел в Принстоне рядом с Бором на коллоквиуме по изомерам. Некто делал доклад, который все сильнее не нравился Бору: настолько, что он даже шепнул Пайсу в ухо: «Все неправильно!» И уже стал подниматься, чтоб возразить. Но вдруг беспомощно опустился обратно в кресло и обратил к Пайсу растерянное лицо: «А что такое изомер?» Пайс предваряет этот эпизод замечанием, что «сила Бора заключалась в поражающей интуиции и проникновенности мысли, а вовсе не в тотальной учености».
Когда получал Нобелевскую премию, свои заготовленные листочки просто забыл в гостинице. А в 1940-ом году на встрече с молодыми физиками в Берлине сказал: «Знаете ли, я ведь дилетант. Когда другие начинают непомерно усложнять аппарат теории, я перестаю понимать что бы то ни было… С грехом пополам я умею разве что думать».
И странное у него было свойство. Мог надолго замолчать посреди разговора с выражением, - это Джеймс Франк вспоминал, и не только он, - совершеннейшей и безнадежной апатии на пустом лице. «Глаза его становились бессмысленными, фигура обмякшей, безвольно повисали руки, он делался до такой степени неузнаваемым, что вы бы не рискнули даже сказать, будто где-то встречали этого человека прежде… Но вдруг он весь озарялся изнутри. Вы видели, как вспыхивает в нем искра, и потом он произносил: «Так, теперь я это понимаю…» Эйнштейн называл это «загипнотизированностью изнутри».
Мысль в этом безмолвии уходит в бездонную свою глубину, она будто шарит нарождающимся, еще смутно только проклевывающимся словом где-то в слепой тишине, раздираясь в кровь в неотступной своей одержимости, в обжигающей изнутри глухоте и предчувствии понимания, чтобы вдруг наконец вынырнуть оттуда наружу, к нам, облаченной в единственные точные слова. Это всегда уже новая - новорожденная - мысль.Он сам, обладавший редким даром вчувствования в процесс мысли и способностью бесстрастно анализировать собственную, так определял свой способ мышления: «Мой метод работы заключается в том, что я стараюсь высказать то, чего я, в сущности, высказать еще не могу, ибо просто не понимаю этого».
http://spkurdyumov.ru/art/v-bezdne-istina-gnezditsya/
Когда получал Нобелевскую премию, свои заготовленные листочки просто забыл в гостинице. А в 1940-ом году на встрече с молодыми физиками в Берлине сказал: «Знаете ли, я ведь дилетант. Когда другие начинают непомерно усложнять аппарат теории, я перестаю понимать что бы то ни было… С грехом пополам я умею разве что думать».
И странное у него было свойство. Мог надолго замолчать посреди разговора с выражением, - это Джеймс Франк вспоминал, и не только он, - совершеннейшей и безнадежной апатии на пустом лице. «Глаза его становились бессмысленными, фигура обмякшей, безвольно повисали руки, он делался до такой степени неузнаваемым, что вы бы не рискнули даже сказать, будто где-то встречали этого человека прежде… Но вдруг он весь озарялся изнутри. Вы видели, как вспыхивает в нем искра, и потом он произносил: «Так, теперь я это понимаю…» Эйнштейн называл это «загипнотизированностью изнутри».
Мысль в этом безмолвии уходит в бездонную свою глубину, она будто шарит нарождающимся, еще смутно только проклевывающимся словом где-то в слепой тишине, раздираясь в кровь в неотступной своей одержимости, в обжигающей изнутри глухоте и предчувствии понимания, чтобы вдруг наконец вынырнуть оттуда наружу, к нам, облаченной в единственные точные слова. Это всегда уже новая - новорожденная - мысль.Он сам, обладавший редким даром вчувствования в процесс мысли и способностью бесстрастно анализировать собственную, так определял свой способ мышления: «Мой метод работы заключается в том, что я стараюсь высказать то, чего я, в сущности, высказать еще не могу, ибо просто не понимаю этого».
http://spkurdyumov.ru/art/v-bezdne-istina-gnezditsya/