Люди и судьбы: история Ярослава Домбровского, генерала Парижской коммуны...
...выполняя просьбу xgrbml. В общем, эта история была реально очень популярна в советское время, и мне казалось, что люди моего возраста и старше должны ее знать - но сейчас, наверное, она уже совершенно забыта.
Ярослав Домбровский родился в городе Житомире. Его отец, мелкий шляхтич, служил мелким чиновником в канцелярии Волынского губернатора. Уделом детей из таких обедневших дворянских семейств в то время чаще всего были кадетские корпуса, в девятилетнем возрасте ребенка отвезли в кадетский корпус в Брест-Литовске (где и произошла та описанная история с Николаем I). Военное образование получил и брат Ярослава, Теофиль - впоследствии также участник Парижской коммуны. После окончания корпуса в Бресте он еще некоторое время учился в Дворянском корпусе в Петербурге, а затем, получив первый офицерский чин, был отправлен в действующую армию на Кавказ.
Еще через пару лет способный юноша решил продолжить военное образование и выдержал сложный экзамен на поступление в тогдашнее лучшее высшее военно-учебное заведение в империи - Николаевскую академию Генерального штаба. Николаевская академия по тем временам давала действительно выдающееся образование, не только в России, но и в Европе. Первоначально она была основана на базе еще ранее существовавшего Училища колонновожатых, который руководил Николай Николаевич Муравьев, выдающийся просветитель и общественный деятель своего времени, отец основателей первых декабристских обществ Александра и Михаила Муравьевых. Из стен училища колонновожатых вышло около двадцати будущих декабристов.
(Михаил Муравьев, впрочем, впоследствии стал, как известно, Муравьевым-"вешателем", в том числе по его личному приказу в Литве были казнены несколько выпускников Академии Генерального штаба за участие в Январском восстании, в том числе Сераковский и Звеждовский - вот такие бывают интересные пересечения в истории)
Поступить в Николаевскую академию было трудно, учиться еще труднее. Однако в эпоху александровской "оттепели" Академия генштаба парадоксальным образом внезапно стала рассадником либеральных и даже радикальных идей. Здесь читали лекции выдающиеся педагоги, здесь в кулуарах бурно обсуждались перспективы готовящихся в России реформ. Среди слушателей было в том числе много офицеров польского происхождения. В конце 1850-х годов вокруг одного из слушателей академии - бывшего политссыльного Зыгмунта Сераковского - сложился полулегальный кружок, в который входили не только слушатели академии, но и приходящие офицеры, студенты, поляки и русские. Кружок организовывал так называемые "литературные вечера", на которых обсуждалась не только литература и был связан с редакцией журнала "Современник" (Чернышевского) и с редакцией польской либеральной газеты "Слово" (под редакцией Ю.Огрызко). Все это были приметы широкого и довольно пестрого, плохо структурированного на тот момент движения шестидесятников. Впоследствии в значительной степени на базе этого военно-интеллигентского кружка начали формироваться более централизованные нелегальные организации - так называемая первая "Земля и воля" и "Комитет русских офицеров". Домбровский стал одним из наиболее активных участников и руководителей этого круга.
Через некоторое время он, выпустившись из Академии генштаба, добился назначения адъютантом в Варшаву, где в это время активно разворачивалось манифестационное движение и где партия "красных" начала подготовку восстания. Примкнув к красным, Домбровский быстро вошел в состав Центрального национального комитета партии и активно включился в конспиративную работу в Царстве Польском. Из-за очень маленького роста он имел конспиративное прозвище "Локоток". Этот маленький офицер (в чине капитана на тот момент) развил за несколько месяцев крайне бурную активность.
Вскоре он представил в ЦНК проект военного восстания, основанного на быстром организованном захвате Варшавском цитадели и крепости Модлин. Домбровский опирался на свое образование, полученное в Академии - однако сейчас сложно сказать, насколько такой план действительно мог бы быть реальным или скорее авантюристичным (естественно, советская историография считала, что чем радикальнее - тем лучше; но учитывая, что все Январское восстание в значительной степени представляется неподготовленной авантюрой...). Если бы план Домбровского был принят, то вспышка восстания случилась бы примерно на полгода раньше, в августе 1862 года. Однако Центральный комитет, в котором на тот момент взяли верх "умеренные элементы" (в числе их уже известный нам будущий предатель-идеалист Оскар Авейде) выступили против плана немедленного восстания. В ответ на это Домбровский и его друг из Комитета русских офицеров, Андрей Потебня, организовали покушение на генерала Лидерса - наместника в ЦП. Стрелявший в Лидерса (который выжил) Потебня скрылся и перешел на нелегальное положение. Через несколько дней после этого неудачного покушения Домбровский был арестован. Хотя следователям не удалось доказать его связь с покушением и вообще инкриминировать ему какую-либо серьезную конспиративную деятельность, его все-таки держали в знаменитом Х павильоне Цитадели.
Ярослав Домбровский (1836 Житомир - 1871 Париж)
В Варшавском тюрьме Домбровский провел около двух лет. За это время, прямо в тюремной камере, он успел жениться :)) Его невеста, Пелагия Згличинская, сирота, приходилось ему дальней родственницей. Девушка участвовала в варшавской конспирации и была связной партии красных. Домбровский с ней познакомился еще до ареста на почве конспиративной деятельности. В тюрьму девица носила передачи - и тайком записки с политическими новостями. Чтобы добиться разрешения на официальный брак, им пришлось подавать особое прошение наместнику Царства Польского, которое в тот момент в связи с восстанием находилось на военном положении. Венчание состоялось прямо в тюрьме.
Еще через полгода Домбровский (хотя особых данных о его деятельности собрать так и не удалось) был приговорен к расстрелу, милостиво замененному 15-ю годами каторжных работ. Заключенного вывезли в пересыльную тюрьму в Москве, откуда его должны были пешим этапом отправить в Сибирь. Еще до этого его жена Пелагия Домбровская, как "неудобный для спокойствия края элемент", была выслана административным порядком в Нижегородскую губернию. И тут внезапно в пересыльную тюрьму пришло предписание срочно задержать политического преступника Домбровского и предать его новому военному суду в связи с вновь открывшимися показаниями Оскара Авейде! Злополучный Авейде заговорил и рассказал все, что ему было известно о роли Домбровского в подготовке восстания. Вероятно, Домбровского бы в итоге все-таки расстреляли, но... предписание пришло в Москву с опозданием ровно на один день: накануне Домбровский бежал из пересыльной тюрьмы. Маленького роста, белокурый, изящный, он заранее сбрил усы и бороду, выменял у какой-то пришедшей в тюрьму торговки женское платье и, смешавшись с другими женщинами, под видом деревенской бабы благополучно вышел за ограду.
Сам Домбровский, не желая никого компрометировать, впоследствии утверждал, что побег был им организован полностью самостоятельно. Арестованный впоследствии по процессу Каракозова Болеслав Шостакович тоже утверждал, что с Домбровским ранее знаком не был, увидел его на скамейке на улице совершенно случайно и совершенно случайно оказал помощь. По-видимому, это все-таки было совершенно не так. Домбровскому достали поддельный паспорт на имя священника Матилова (сделанный из паспорта арестованного ранее московского землевольца Николая Шатилова), а затем поменяли его на паспорт отставного полковника фон Рихтера, желающего подать прошение о выезде за границу для лечения. Рассказывают, что когда Домбровский с паспортом Рихтера пришел в канцелярию Московского генерал-губернатора, чтобы получить разрешение на выезд за границу, с ним произошел неприятный случай: в канцелярии оказался знакомый по Академии генерального штаба, который узнал бывшего сокурсника. Узнал - но промолчал! Еще ранее другой приятель Домбровского, русский анархист Владимир Озеров выехал в Нижегородскую губернию и там прямо под носом полиции выкрал из ссылки жену Домбровского. Он поехал под видом богомольца, едущего в Саровскую пустынь, заранее договорился с Пелагией об условных сигналах и, проезжая по дороге, подвез одинокую "богомолку".
Пелагия Згличинская, в первом браке Домбровская, во втором - Озерова
Несколько недель спустя супруги Домбровские благополучно сели на корабль, идущий из Петербурга в Стокгольм, а еще некоторое время спустя обосновались в Париже. Домбровский, устроившийся на работу чертежником, примкнул к левым кругам польской эмиграции. По-видимому, он был человеком довольно эклектичных убеждений - ему импонировали идеи Бланки, Прудона и Бакунина. В последние годы существования II Империи во Франции он за свой радикализм подвергался несколько раз провокациям и преследованиям французской полиции. Когда началась франко-прусская война, Домбровского, как квалифицированного образованного военного специалиста возмутила бездарность французского командования. Он начал бомбардировать письмами французское Военное министерство, предлагая различные пути выхода из военного кризиса и предлагая себя в роли организатора партизанской войны в тылу пруссаков с помощью летучих кавалерийских отрядов польских эмигрантов. Наконец ему ответили, что в его советах не нуждаются и вообще, что его, как иностранца, "все это не касается". На волне общественного подъема в Париже Домбровский начал выступать в различных радикальных клубах, где быстро завоевал популярность. Ему удалось добиться того, что в Лионе собрание жителей города приняло решение создать добровольческий франко-польский легион для партизанской борьбы, во главе его пригласили встать Домбровского. Однако ему не удалось выбраться из осажденного Парижа и при попытке пересечь линию аванпостов он был арестован. Вмешательство знаменитого Гарибальди, который также в тот момент был занят вербовкой партизан-волонтеров для французской армии, спасло Домбровского из тюрьмы. Гарибальди потребовал отправить к нему Домбровского на воздушном шаре. Однако дальше события развивались очень быстро и пробраться в Лион Домбровскому так и не удалось.
Через несколько дней после провозглашения Парижской коммуны Домбровский явился к новому правительству и предложил свои услуги военного специалиста. Последовала бурная дискуссия в более-менее шовинистическом ключе на тему о том, "можем ли мы доверить каким-то жалким иностранцам командование нашей революционной армией?" В итоге Домбровскому доверили командование одним из легионов Национальной гвардии, а затем сделали его комендантом Парижского укрепленного района и присвоили ему генеральский чин. Предпринятое им успешное наступление в районе Нейи сделало его необычайно популярным. Солдаты, по-видимому, действительно любили маленького польского генерала. О невероятной храбрости Домбровского, который появлялся всюду и осматривал укрепления прямо под пулями, ходили легенды. На какое-то время слухи о том, "а нужны ли нам эти иностранцы", в Коммуне утихли. В течение последующих недель фактически Домбровский выполнял обязанности главнокомандующего всеми вооруженными силами Коммуны, хотя формально его назначение на этот пост так и не было утверждено. Около полутора месяцев ему удавалось сдерживать многократно превосходящие силы версальцев, с другой стороны, как профессиональный военный он сильнее всего ощущал на себе многие проблемы Коммуны - бардак, многовластие, несогласованность действий различных ведомств (там был страшный бардак - Коммуна издавала одни приказы, назначенный военный делегат - другие, Центральный комитет Национальной гвардии третьи, образованный при Коммуне Комитет Общественного спасения - четвертые и так далее).
В Версале тоже оценили Домбровского - его считали одним из немногих "стоящих" военных специалистов в Коммуне и поэтому предприняли большие усилия, чтобы устранить способного военачальника. К нему пытались подослать тайных убийц. Его несколько раз пытались подкупить. Одна из попыток была предпринята с помощью бывшего друга Домбровского - польского эмигранта Бронислава Воловского. Консервативная часть польской эмиграции, деятели отеля Лямбер во главе с Владиславом Чарторыйским (сыном покойного князя Адама Чарторыйского) не одобряла участие польской красной левицы в Парижской коммуне (Домбровский был далеко не единственным польским эмигрантом, примкнувшим к Коммуне) и писала Версальским властям верноподданные письма, старательно отмежевываясь от тех, кто "может скомпрометировать польскую эмиграцию в глазах законных французских властей". Воловскому было дано поручение передать Домбровскому пропуск на беспрепятственный выезд из города и он должен был уговорить старого друга уехать, "чтобы сохранить себя для нашего национального дела". Домбровский отказался в резкой форме. Через некоторое время к нему был подослан версальский шпион, некто Вейссе, который от имени Версальского правительства предложил Домбровскому большие деньги и гарантии безопасности за то, что тот откроет версальцам ворота Парижа. Домбровский решил воспользоваться предложением шпиона для того, чтобы завлечь версальцев в ловушку. Он приехал на заседание в Комитет общественного спасения, честно рассказал о предложении Вейссе и предложил собрать большую группу войск, которая притаится в засаде, впустив часть версальцев в Париж, быстро окружит их и перебьет. Его предложение было принято, но собрать достаточное для такой вылазки количество войск не удалось. Однако, как говорится, "ложечки нашлись - но осадочек остался". Спустя несколько дней версальцы действительно вошли в Париж, причем вошли в результате мелкого предательства без боя, в оставленные без охраны ворота. Узнавший об этом Домбровский немедленно сообщил в Комитет общественного спасения и потребовал подкреплений, гарантируя, что сумеет выбить версальцев.
Однако его донесение по какой-то причине опоздало на несколько часов. Когда сам Домбровский явился на заседание, ему не поверили и начали его обвинять в измене. Чтобы не сеять панику в городе, Коммуна первоначально отказалась сообщать о вторжении версальцев. Вновь поползли слухи. Оскорбленный несправедливыми подозрениями, раздосадованный проигранным делом, Домбровский, по-видимому (как считают многие свидетели, видевшие его в эти последние два дня) решил искать смерти. В условиях начавшейся военной дезорганизации, когда никто уже не слушал никаких приказов, он собрал отряд лично преданных ему людей и появлялся, не скрываясь, на баррикадах на самых опасных участках. Через день, 23 мая, он был смертельно ранен на баррикаде на улице Мирра и спустя несколько часов скончался в страшных мучениях в госпитале. Его успели торжественно похоронить, пока город был еще не до конца охвачен хаосом, и один из членов Коммуны, журналист Верморель, произнес над телом прочувствованную речь, желая очистить имя Домбровского от подозрений в измене. Спустя два дня сам Верморель тоже был убит на баррикадах.
Мемориальная доска Ярославу Домбровскому в Житомире, установлена в 1985 году - сохранилась, к счастью, по сей день
...Домбровский был похоронен на кладбище Пер-Лашез, однако могила его не сохранилась. Вдова Домбровского за несколько дней до вступления версальцев в Париж успела выехать с детьми в Лондон. Несколько лет спустя она вышла замуж за того самого Владимира Озерова (он тоже выехал в эмиграцию вскоре после Домбровских), который некогда вывез ее из ссылки. В эмиграции Озеров примкнул к Бакунину. Через несколько лет после смерти Бакунина Озеровы, уставшие от эмиграции, по амнистии решили вернуться в Российскую империю. Они поселились в нижегородской губернии и в течение долгих лет служили там земскими учителями. В семье было всего шестеро детей - трое детей Домбровских, дочь Озерова от его первого брака и двое их совместных детей. Пелагия умерла в 1915 году, успев написать мемуары, которые впоследствии были опубликованы под фамилией Домбровская на польском языке. Мария Озерова вышла замуж за старшего сына Домбровских. Почти все дети и внуки этой семьи оказались связанными с партией эсеров и почти все погибли в годы советской власти - одни в годы Гражданской войны, другие - в годы Большого террора.
Именем Ярослава Домбровского была названа XIII Интербригада (состоящая в основном из польских граждан - поляков и польских евреев) в годы Гражданской войны в Испании. Судьбы членов этой Интербригады складывались впоследствии тоже очень противоречиво и временами очень трагично.
В сегодняшней Польше крайне неоднозначное отношение к "красной левице" и памяти о ней. С одной стороны, "красные" с несомненностью боролись за независимость страны и на протяжении нескольких десятилетий были едва ли не наиболее активными участниками этой борьбы. С другой стороны - все, что красное и левое, ассоциируется в Польше сегодня с ненавистным советским социализмом и с советской пропагандой. Это, конечно, чертовски несправедливо, но психологически понятно. Гораздо лучше относятся к памяти польских радикалов, участвовавших в многочисленных французских революциях, во Франции. Франция в целом не склонна отрицать и вычеркивать свое революционное прошлое, отсюда и другая расстановка акцентов.
Ярослав Домбровский родился в городе Житомире. Его отец, мелкий шляхтич, служил мелким чиновником в канцелярии Волынского губернатора. Уделом детей из таких обедневших дворянских семейств в то время чаще всего были кадетские корпуса, в девятилетнем возрасте ребенка отвезли в кадетский корпус в Брест-Литовске (где и произошла та описанная история с Николаем I). Военное образование получил и брат Ярослава, Теофиль - впоследствии также участник Парижской коммуны. После окончания корпуса в Бресте он еще некоторое время учился в Дворянском корпусе в Петербурге, а затем, получив первый офицерский чин, был отправлен в действующую армию на Кавказ.
Еще через пару лет способный юноша решил продолжить военное образование и выдержал сложный экзамен на поступление в тогдашнее лучшее высшее военно-учебное заведение в империи - Николаевскую академию Генерального штаба. Николаевская академия по тем временам давала действительно выдающееся образование, не только в России, но и в Европе. Первоначально она была основана на базе еще ранее существовавшего Училища колонновожатых, который руководил Николай Николаевич Муравьев, выдающийся просветитель и общественный деятель своего времени, отец основателей первых декабристских обществ Александра и Михаила Муравьевых. Из стен училища колонновожатых вышло около двадцати будущих декабристов.
(Михаил Муравьев, впрочем, впоследствии стал, как известно, Муравьевым-"вешателем", в том числе по его личному приказу в Литве были казнены несколько выпускников Академии Генерального штаба за участие в Январском восстании, в том числе Сераковский и Звеждовский - вот такие бывают интересные пересечения в истории)
Поступить в Николаевскую академию было трудно, учиться еще труднее. Однако в эпоху александровской "оттепели" Академия генштаба парадоксальным образом внезапно стала рассадником либеральных и даже радикальных идей. Здесь читали лекции выдающиеся педагоги, здесь в кулуарах бурно обсуждались перспективы готовящихся в России реформ. Среди слушателей было в том числе много офицеров польского происхождения. В конце 1850-х годов вокруг одного из слушателей академии - бывшего политссыльного Зыгмунта Сераковского - сложился полулегальный кружок, в который входили не только слушатели академии, но и приходящие офицеры, студенты, поляки и русские. Кружок организовывал так называемые "литературные вечера", на которых обсуждалась не только литература и был связан с редакцией журнала "Современник" (Чернышевского) и с редакцией польской либеральной газеты "Слово" (под редакцией Ю.Огрызко). Все это были приметы широкого и довольно пестрого, плохо структурированного на тот момент движения шестидесятников. Впоследствии в значительной степени на базе этого военно-интеллигентского кружка начали формироваться более централизованные нелегальные организации - так называемая первая "Земля и воля" и "Комитет русских офицеров". Домбровский стал одним из наиболее активных участников и руководителей этого круга.
Через некоторое время он, выпустившись из Академии генштаба, добился назначения адъютантом в Варшаву, где в это время активно разворачивалось манифестационное движение и где партия "красных" начала подготовку восстания. Примкнув к красным, Домбровский быстро вошел в состав Центрального национального комитета партии и активно включился в конспиративную работу в Царстве Польском. Из-за очень маленького роста он имел конспиративное прозвище "Локоток". Этот маленький офицер (в чине капитана на тот момент) развил за несколько месяцев крайне бурную активность.
Вскоре он представил в ЦНК проект военного восстания, основанного на быстром организованном захвате Варшавском цитадели и крепости Модлин. Домбровский опирался на свое образование, полученное в Академии - однако сейчас сложно сказать, насколько такой план действительно мог бы быть реальным или скорее авантюристичным (естественно, советская историография считала, что чем радикальнее - тем лучше; но учитывая, что все Январское восстание в значительной степени представляется неподготовленной авантюрой...). Если бы план Домбровского был принят, то вспышка восстания случилась бы примерно на полгода раньше, в августе 1862 года. Однако Центральный комитет, в котором на тот момент взяли верх "умеренные элементы" (в числе их уже известный нам будущий предатель-идеалист Оскар Авейде) выступили против плана немедленного восстания. В ответ на это Домбровский и его друг из Комитета русских офицеров, Андрей Потебня, организовали покушение на генерала Лидерса - наместника в ЦП. Стрелявший в Лидерса (который выжил) Потебня скрылся и перешел на нелегальное положение. Через несколько дней после этого неудачного покушения Домбровский был арестован. Хотя следователям не удалось доказать его связь с покушением и вообще инкриминировать ему какую-либо серьезную конспиративную деятельность, его все-таки держали в знаменитом Х павильоне Цитадели.
Ярослав Домбровский (1836 Житомир - 1871 Париж)
В Варшавском тюрьме Домбровский провел около двух лет. За это время, прямо в тюремной камере, он успел жениться :)) Его невеста, Пелагия Згличинская, сирота, приходилось ему дальней родственницей. Девушка участвовала в варшавской конспирации и была связной партии красных. Домбровский с ней познакомился еще до ареста на почве конспиративной деятельности. В тюрьму девица носила передачи - и тайком записки с политическими новостями. Чтобы добиться разрешения на официальный брак, им пришлось подавать особое прошение наместнику Царства Польского, которое в тот момент в связи с восстанием находилось на военном положении. Венчание состоялось прямо в тюрьме.
Еще через полгода Домбровский (хотя особых данных о его деятельности собрать так и не удалось) был приговорен к расстрелу, милостиво замененному 15-ю годами каторжных работ. Заключенного вывезли в пересыльную тюрьму в Москве, откуда его должны были пешим этапом отправить в Сибирь. Еще до этого его жена Пелагия Домбровская, как "неудобный для спокойствия края элемент", была выслана административным порядком в Нижегородскую губернию. И тут внезапно в пересыльную тюрьму пришло предписание срочно задержать политического преступника Домбровского и предать его новому военному суду в связи с вновь открывшимися показаниями Оскара Авейде! Злополучный Авейде заговорил и рассказал все, что ему было известно о роли Домбровского в подготовке восстания. Вероятно, Домбровского бы в итоге все-таки расстреляли, но... предписание пришло в Москву с опозданием ровно на один день: накануне Домбровский бежал из пересыльной тюрьмы. Маленького роста, белокурый, изящный, он заранее сбрил усы и бороду, выменял у какой-то пришедшей в тюрьму торговки женское платье и, смешавшись с другими женщинами, под видом деревенской бабы благополучно вышел за ограду.
Сам Домбровский, не желая никого компрометировать, впоследствии утверждал, что побег был им организован полностью самостоятельно. Арестованный впоследствии по процессу Каракозова Болеслав Шостакович тоже утверждал, что с Домбровским ранее знаком не был, увидел его на скамейке на улице совершенно случайно и совершенно случайно оказал помощь. По-видимому, это все-таки было совершенно не так. Домбровскому достали поддельный паспорт на имя священника Матилова (сделанный из паспорта арестованного ранее московского землевольца Николая Шатилова), а затем поменяли его на паспорт отставного полковника фон Рихтера, желающего подать прошение о выезде за границу для лечения. Рассказывают, что когда Домбровский с паспортом Рихтера пришел в канцелярию Московского генерал-губернатора, чтобы получить разрешение на выезд за границу, с ним произошел неприятный случай: в канцелярии оказался знакомый по Академии генерального штаба, который узнал бывшего сокурсника. Узнал - но промолчал! Еще ранее другой приятель Домбровского, русский анархист Владимир Озеров выехал в Нижегородскую губернию и там прямо под носом полиции выкрал из ссылки жену Домбровского. Он поехал под видом богомольца, едущего в Саровскую пустынь, заранее договорился с Пелагией об условных сигналах и, проезжая по дороге, подвез одинокую "богомолку".
Пелагия Згличинская, в первом браке Домбровская, во втором - Озерова
Несколько недель спустя супруги Домбровские благополучно сели на корабль, идущий из Петербурга в Стокгольм, а еще некоторое время спустя обосновались в Париже. Домбровский, устроившийся на работу чертежником, примкнул к левым кругам польской эмиграции. По-видимому, он был человеком довольно эклектичных убеждений - ему импонировали идеи Бланки, Прудона и Бакунина. В последние годы существования II Империи во Франции он за свой радикализм подвергался несколько раз провокациям и преследованиям французской полиции. Когда началась франко-прусская война, Домбровского, как квалифицированного образованного военного специалиста возмутила бездарность французского командования. Он начал бомбардировать письмами французское Военное министерство, предлагая различные пути выхода из военного кризиса и предлагая себя в роли организатора партизанской войны в тылу пруссаков с помощью летучих кавалерийских отрядов польских эмигрантов. Наконец ему ответили, что в его советах не нуждаются и вообще, что его, как иностранца, "все это не касается". На волне общественного подъема в Париже Домбровский начал выступать в различных радикальных клубах, где быстро завоевал популярность. Ему удалось добиться того, что в Лионе собрание жителей города приняло решение создать добровольческий франко-польский легион для партизанской борьбы, во главе его пригласили встать Домбровского. Однако ему не удалось выбраться из осажденного Парижа и при попытке пересечь линию аванпостов он был арестован. Вмешательство знаменитого Гарибальди, который также в тот момент был занят вербовкой партизан-волонтеров для французской армии, спасло Домбровского из тюрьмы. Гарибальди потребовал отправить к нему Домбровского на воздушном шаре. Однако дальше события развивались очень быстро и пробраться в Лион Домбровскому так и не удалось.
Через несколько дней после провозглашения Парижской коммуны Домбровский явился к новому правительству и предложил свои услуги военного специалиста. Последовала бурная дискуссия в более-менее шовинистическом ключе на тему о том, "можем ли мы доверить каким-то жалким иностранцам командование нашей революционной армией?" В итоге Домбровскому доверили командование одним из легионов Национальной гвардии, а затем сделали его комендантом Парижского укрепленного района и присвоили ему генеральский чин. Предпринятое им успешное наступление в районе Нейи сделало его необычайно популярным. Солдаты, по-видимому, действительно любили маленького польского генерала. О невероятной храбрости Домбровского, который появлялся всюду и осматривал укрепления прямо под пулями, ходили легенды. На какое-то время слухи о том, "а нужны ли нам эти иностранцы", в Коммуне утихли. В течение последующих недель фактически Домбровский выполнял обязанности главнокомандующего всеми вооруженными силами Коммуны, хотя формально его назначение на этот пост так и не было утверждено. Около полутора месяцев ему удавалось сдерживать многократно превосходящие силы версальцев, с другой стороны, как профессиональный военный он сильнее всего ощущал на себе многие проблемы Коммуны - бардак, многовластие, несогласованность действий различных ведомств (там был страшный бардак - Коммуна издавала одни приказы, назначенный военный делегат - другие, Центральный комитет Национальной гвардии третьи, образованный при Коммуне Комитет Общественного спасения - четвертые и так далее).
В Версале тоже оценили Домбровского - его считали одним из немногих "стоящих" военных специалистов в Коммуне и поэтому предприняли большие усилия, чтобы устранить способного военачальника. К нему пытались подослать тайных убийц. Его несколько раз пытались подкупить. Одна из попыток была предпринята с помощью бывшего друга Домбровского - польского эмигранта Бронислава Воловского. Консервативная часть польской эмиграции, деятели отеля Лямбер во главе с Владиславом Чарторыйским (сыном покойного князя Адама Чарторыйского) не одобряла участие польской красной левицы в Парижской коммуне (Домбровский был далеко не единственным польским эмигрантом, примкнувшим к Коммуне) и писала Версальским властям верноподданные письма, старательно отмежевываясь от тех, кто "может скомпрометировать польскую эмиграцию в глазах законных французских властей". Воловскому было дано поручение передать Домбровскому пропуск на беспрепятственный выезд из города и он должен был уговорить старого друга уехать, "чтобы сохранить себя для нашего национального дела". Домбровский отказался в резкой форме. Через некоторое время к нему был подослан версальский шпион, некто Вейссе, который от имени Версальского правительства предложил Домбровскому большие деньги и гарантии безопасности за то, что тот откроет версальцам ворота Парижа. Домбровский решил воспользоваться предложением шпиона для того, чтобы завлечь версальцев в ловушку. Он приехал на заседание в Комитет общественного спасения, честно рассказал о предложении Вейссе и предложил собрать большую группу войск, которая притаится в засаде, впустив часть версальцев в Париж, быстро окружит их и перебьет. Его предложение было принято, но собрать достаточное для такой вылазки количество войск не удалось. Однако, как говорится, "ложечки нашлись - но осадочек остался". Спустя несколько дней версальцы действительно вошли в Париж, причем вошли в результате мелкого предательства без боя, в оставленные без охраны ворота. Узнавший об этом Домбровский немедленно сообщил в Комитет общественного спасения и потребовал подкреплений, гарантируя, что сумеет выбить версальцев.
Однако его донесение по какой-то причине опоздало на несколько часов. Когда сам Домбровский явился на заседание, ему не поверили и начали его обвинять в измене. Чтобы не сеять панику в городе, Коммуна первоначально отказалась сообщать о вторжении версальцев. Вновь поползли слухи. Оскорбленный несправедливыми подозрениями, раздосадованный проигранным делом, Домбровский, по-видимому (как считают многие свидетели, видевшие его в эти последние два дня) решил искать смерти. В условиях начавшейся военной дезорганизации, когда никто уже не слушал никаких приказов, он собрал отряд лично преданных ему людей и появлялся, не скрываясь, на баррикадах на самых опасных участках. Через день, 23 мая, он был смертельно ранен на баррикаде на улице Мирра и спустя несколько часов скончался в страшных мучениях в госпитале. Его успели торжественно похоронить, пока город был еще не до конца охвачен хаосом, и один из членов Коммуны, журналист Верморель, произнес над телом прочувствованную речь, желая очистить имя Домбровского от подозрений в измене. Спустя два дня сам Верморель тоже был убит на баррикадах.
Мемориальная доска Ярославу Домбровскому в Житомире, установлена в 1985 году - сохранилась, к счастью, по сей день
...Домбровский был похоронен на кладбище Пер-Лашез, однако могила его не сохранилась. Вдова Домбровского за несколько дней до вступления версальцев в Париж успела выехать с детьми в Лондон. Несколько лет спустя она вышла замуж за того самого Владимира Озерова (он тоже выехал в эмиграцию вскоре после Домбровских), который некогда вывез ее из ссылки. В эмиграции Озеров примкнул к Бакунину. Через несколько лет после смерти Бакунина Озеровы, уставшие от эмиграции, по амнистии решили вернуться в Российскую империю. Они поселились в нижегородской губернии и в течение долгих лет служили там земскими учителями. В семье было всего шестеро детей - трое детей Домбровских, дочь Озерова от его первого брака и двое их совместных детей. Пелагия умерла в 1915 году, успев написать мемуары, которые впоследствии были опубликованы под фамилией Домбровская на польском языке. Мария Озерова вышла замуж за старшего сына Домбровских. Почти все дети и внуки этой семьи оказались связанными с партией эсеров и почти все погибли в годы советской власти - одни в годы Гражданской войны, другие - в годы Большого террора.
Именем Ярослава Домбровского была названа XIII Интербригада (состоящая в основном из польских граждан - поляков и польских евреев) в годы Гражданской войны в Испании. Судьбы членов этой Интербригады складывались впоследствии тоже очень противоречиво и временами очень трагично.
В сегодняшней Польше крайне неоднозначное отношение к "красной левице" и памяти о ней. С одной стороны, "красные" с несомненностью боролись за независимость страны и на протяжении нескольких десятилетий были едва ли не наиболее активными участниками этой борьбы. С другой стороны - все, что красное и левое, ассоциируется в Польше сегодня с ненавистным советским социализмом и с советской пропагандой. Это, конечно, чертовски несправедливо, но психологически понятно. Гораздо лучше относятся к памяти польских радикалов, участвовавших в многочисленных французских революциях, во Франции. Франция в целом не склонна отрицать и вычеркивать свое революционное прошлое, отсюда и другая расстановка акцентов.