Надежда НИЗОВКИНА. Три бурятских сфинкса
https://burunen.ru/site/news?id=17514
Черты восточного самосознания в поэзии
Булата Аюшеева, Сергея Тумурова и Амарсаны Улзытуева
Надежда НИЗОВКИНА. Три бурятских сфинкса
27-04-2017
Передо мной лежат три сборника современного карманного формата - плоды раздумий трех видных русскоязычных бурятских поэтов, объединенных общей традицией. Но сперва о самих книгах, их внешних образах.
Сборник Булата Лубсановича Аюшеева «Легкий и деревянный кот» был издан в 2014 году. Он в зеленой обложке с мелко отсвечивающей бархатистой фактурой. Но читателю, во всяком случае, поначалу не до творения типографских мастеров - его внимание притягивает название. Деревянный кот? Начинаем присматриваться, и на зеленом бархате обнаруживается тонюсенький, как бы нацарапанный гвоздем на двери кот. Умышленно или невольно этот кот, несмотря на заявленную в названии легкость, обладает не кошачьей, а тигриной мордой. Восток… Рождается загадка: так что же там, за этой дверью, которую сторожит маленький тонконогий тигр? Не отсылка ли это к ностальгическим незапираемым дверям старого Улан-Удэ? Не память ли это о дереве, из которого произошла бумага, запечатлевшая стихи?
Сборник Сергея Николаевича Тумурова «С белым инеем» был издан в далеком 2008 году и был отнюдь не последним. Но оценивать его стоит как явление вневременное. Он показался мне очень близким по духу и целиком соответствующим задаче сравнительной оценки трех выдающихся бурятских авторов. Тем более что по своим тактильно-эстетическим свойствам томик притягивает: белая обложка посеребрена восточным орнаментом, прихотливым цветком, в изгибе которого мелькает силуэт дракона. Про эту обложку не скажешь, что она согревает ладонь теплотой, скорее она согревает… холодом, но бодрым, не мучительно-сонным, а морозно-пробуждающим. Это уже не деревянная дверь в авторский мир, а замерзшее окно, которое ждет смелого дыхания, чтобы впустить в комнату все краски мужественного снега.
И новый, 2016 года, сборник Амарсаны Дондоковича Улзытуева. Кажется, художники-оформители постарались сразу пояснить западному читателю, что перед ними книга Амарсаны, а не его не менее известного отца - Дондока Улзытуева. Они слишком разные внешне: хрупкий с виду советский интеллигент - отец и крепкий аутентичный кочевник - сын. Последнее мы и видим с обложки. На читателя смотрит… да что это за штамп! На читателя совсем не смотрит круглое лицо Амарсаны, зажмуренное от сверхчеловеческого напряжения голосовых связок. Поэт запечатлен в момент публичного выступления на Красной площади, он не читает, а рычит на хриплых, низких ультразвуках в манере горлового пения. Складки на его лице - не старческие морщины, а напряженные мышцы, собранные, как тридцать три защипа на верхушке бузы.
Сборник Улзытуева называется «Новые анафоры». С названия и стоит начать. Почему мною были выбраны именно эти три поэта: Аюшеев, Тумуров, Улзытуев? Первое, что их объединяет - системное отсутствие европейской конечной рифмы. Отторжение этой западной традиции наиболее резко выражено Амарсаной, как в тексте его деклараций, так и в самом названии, на котором нам еще предстоит остановиться.
Да, иной раз конечная рифма встречается и в этих книгах, но она, как правило, умышленно «запакована» внутрь строки:
душа созревшим семенем
над временем взошла…
С. Тумуров «Свет Бодхисаттвы»
Думается, что в этом «скрывании» рифмы даже там, где она появилась на свет, есть глубокий архаический смысл. Это сродни табу на прямое называние людей и зверей во избежание сглаза, гнева мифических сил. У разных народов распространены одни и те же традиции: называть ребенка уничижительным именем, не хвалить его красивым прозванием, а опасного животного, например медведя, называть намеренно возвышенными статусными эвфемизмами (такими как «Хозяин»). Так и стихи наших авторов, написанные на русском языке, но в аутентичной форме, свойственной Востоку, как бы прячут новорожденную рифму от сглаза стирания и ассимиляции, не позволяют Европе «колонизировать» свою национальную поэтическую традицию.
Признаюсь, что изначально я не разделяю яростного неприятия конечной рифмы, поскольку считаю, что любая строгая форма идет современной поэзии только на пользу. Будь то конечная рифма, начальная рифма (анафора) - даже их обеих вместе взятых, запаковывающих стихотворение в кольчугу строгости, бывает недостаточно, и тогда пригождаются сонеты, венки сонетов…
Свой скептицизм объясню тем, что нынешние российские поэты, на мой взгляд, излишне презирают любую форму, призывающую их к творческой ответственности. Стало модным утверждение о том, что любая форма выхолащивает смысл, уничтожает свободное повествование, заставляя автора играть в рамках заданного кубика-рубика. Такие идеи, будучи высказываемыми категорично и по велению моды, кажутся мне явно чрезмерными, умаляющими саму суть поэтической речи, размывающими критерии отличий ее от прозы. Поэт должен трудиться, а уже в награду рифмы сами приводят на помощь автору ему самому неведомые смыслы и сюжеты.
Однако бурятские авторы - русскоязычные, но не совсем российские, потому их мотивация совершенно другая, не «модная», и она как раз вызывает у меня полное сочувствие и одобрение. С точки зрения героев настоящего очерка, конечная рифма, будучи символом европоцентризма, подчиняет себе Восток, колонизирует этническое фольклорное и литературное наследие. Иными словами, конечная рифма символизирует насилие, тупик, невозможность идти собственным путем - не автору, а его нации. В определенной мере с этим нельзя не согласиться. Но об этом речь пойдет впереди…
...
Журнал можно приобрести по адресу ул. Каландаришвили 23, к. 16. Телефон для справок 21 50 52.
(Продолжение в номере).
Черты восточного самосознания в поэзии
Булата Аюшеева, Сергея Тумурова и Амарсаны Улзытуева
Надежда НИЗОВКИНА. Три бурятских сфинкса
27-04-2017
Передо мной лежат три сборника современного карманного формата - плоды раздумий трех видных русскоязычных бурятских поэтов, объединенных общей традицией. Но сперва о самих книгах, их внешних образах.
Сборник Булата Лубсановича Аюшеева «Легкий и деревянный кот» был издан в 2014 году. Он в зеленой обложке с мелко отсвечивающей бархатистой фактурой. Но читателю, во всяком случае, поначалу не до творения типографских мастеров - его внимание притягивает название. Деревянный кот? Начинаем присматриваться, и на зеленом бархате обнаруживается тонюсенький, как бы нацарапанный гвоздем на двери кот. Умышленно или невольно этот кот, несмотря на заявленную в названии легкость, обладает не кошачьей, а тигриной мордой. Восток… Рождается загадка: так что же там, за этой дверью, которую сторожит маленький тонконогий тигр? Не отсылка ли это к ностальгическим незапираемым дверям старого Улан-Удэ? Не память ли это о дереве, из которого произошла бумага, запечатлевшая стихи?
Сборник Сергея Николаевича Тумурова «С белым инеем» был издан в далеком 2008 году и был отнюдь не последним. Но оценивать его стоит как явление вневременное. Он показался мне очень близким по духу и целиком соответствующим задаче сравнительной оценки трех выдающихся бурятских авторов. Тем более что по своим тактильно-эстетическим свойствам томик притягивает: белая обложка посеребрена восточным орнаментом, прихотливым цветком, в изгибе которого мелькает силуэт дракона. Про эту обложку не скажешь, что она согревает ладонь теплотой, скорее она согревает… холодом, но бодрым, не мучительно-сонным, а морозно-пробуждающим. Это уже не деревянная дверь в авторский мир, а замерзшее окно, которое ждет смелого дыхания, чтобы впустить в комнату все краски мужественного снега.
И новый, 2016 года, сборник Амарсаны Дондоковича Улзытуева. Кажется, художники-оформители постарались сразу пояснить западному читателю, что перед ними книга Амарсаны, а не его не менее известного отца - Дондока Улзытуева. Они слишком разные внешне: хрупкий с виду советский интеллигент - отец и крепкий аутентичный кочевник - сын. Последнее мы и видим с обложки. На читателя смотрит… да что это за штамп! На читателя совсем не смотрит круглое лицо Амарсаны, зажмуренное от сверхчеловеческого напряжения голосовых связок. Поэт запечатлен в момент публичного выступления на Красной площади, он не читает, а рычит на хриплых, низких ультразвуках в манере горлового пения. Складки на его лице - не старческие морщины, а напряженные мышцы, собранные, как тридцать три защипа на верхушке бузы.
Сборник Улзытуева называется «Новые анафоры». С названия и стоит начать. Почему мною были выбраны именно эти три поэта: Аюшеев, Тумуров, Улзытуев? Первое, что их объединяет - системное отсутствие европейской конечной рифмы. Отторжение этой западной традиции наиболее резко выражено Амарсаной, как в тексте его деклараций, так и в самом названии, на котором нам еще предстоит остановиться.
Да, иной раз конечная рифма встречается и в этих книгах, но она, как правило, умышленно «запакована» внутрь строки:
душа созревшим семенем
над временем взошла…
С. Тумуров «Свет Бодхисаттвы»
Думается, что в этом «скрывании» рифмы даже там, где она появилась на свет, есть глубокий архаический смысл. Это сродни табу на прямое называние людей и зверей во избежание сглаза, гнева мифических сил. У разных народов распространены одни и те же традиции: называть ребенка уничижительным именем, не хвалить его красивым прозванием, а опасного животного, например медведя, называть намеренно возвышенными статусными эвфемизмами (такими как «Хозяин»). Так и стихи наших авторов, написанные на русском языке, но в аутентичной форме, свойственной Востоку, как бы прячут новорожденную рифму от сглаза стирания и ассимиляции, не позволяют Европе «колонизировать» свою национальную поэтическую традицию.
Признаюсь, что изначально я не разделяю яростного неприятия конечной рифмы, поскольку считаю, что любая строгая форма идет современной поэзии только на пользу. Будь то конечная рифма, начальная рифма (анафора) - даже их обеих вместе взятых, запаковывающих стихотворение в кольчугу строгости, бывает недостаточно, и тогда пригождаются сонеты, венки сонетов…
Свой скептицизм объясню тем, что нынешние российские поэты, на мой взгляд, излишне презирают любую форму, призывающую их к творческой ответственности. Стало модным утверждение о том, что любая форма выхолащивает смысл, уничтожает свободное повествование, заставляя автора играть в рамках заданного кубика-рубика. Такие идеи, будучи высказываемыми категорично и по велению моды, кажутся мне явно чрезмерными, умаляющими саму суть поэтической речи, размывающими критерии отличий ее от прозы. Поэт должен трудиться, а уже в награду рифмы сами приводят на помощь автору ему самому неведомые смыслы и сюжеты.
Однако бурятские авторы - русскоязычные, но не совсем российские, потому их мотивация совершенно другая, не «модная», и она как раз вызывает у меня полное сочувствие и одобрение. С точки зрения героев настоящего очерка, конечная рифма, будучи символом европоцентризма, подчиняет себе Восток, колонизирует этническое фольклорное и литературное наследие. Иными словами, конечная рифма символизирует насилие, тупик, невозможность идти собственным путем - не автору, а его нации. В определенной мере с этим нельзя не согласиться. Но об этом речь пойдет впереди…
...
Журнал можно приобрести по адресу ул. Каландаришвили 23, к. 16. Телефон для справок 21 50 52.
(Продолжение в номере).